Наше новое "вместе"

Сон был для Мафую сродни пытки столько, сколько она себя помнила. Уже в четыре года у неё была собственная кровать. Мама Асахины была убеждена в том, что чем раньше её дорогая дочь станет самостоятельной, тем легче ей будет в будущем. Её четырехлетняя дочь, однако, уже тогда имела сильные сомнения на этот счет. Но не то чтобы её мнение как-то повлияло на решение её родителей переселить Мафую в отдельную комнату. Каждую ночь, пытаясь уснуть в кромешной тьме своей новообретенной комнаты, в проезжающих мимо окон машинах, в тенях расскачивающихся деревьев, в завывании ветра ей мерещились жуткие монстры, рвавшиеся похитить маленькую девочку и утащить к себе в логово. Как и любой ребёнок, встретившись с ночными кошмарами, Мафую попыталась найти поддержку и помощь в лице своих родителей. И хоть знание о том, каким бурным может быть воображением маленького ребёнка, было ни для кого не ново, мама Асахины не спешила отрекаться от собственных убеждений и уже на вторую ночь дверь в комнату родителей была заперта на щеколду, оставляя Мафую наедине с собой и своими эмоциями. Теперь, когда ужас, разливавшийся волнами по телу, становился невыносимым для девочки, она накрывалась одеялом с головой, обнимала себя за коленки и тихо плакала, надеясь, что страшные монстры скоро оставят её в покое. После этого она засыпала, обессиленная пережитым страхом и своими слезами. Стоило Мафую подрасти, как её перестали пугать звуки с улицы и свет от фар машин. Чудовищам больше не нужно было прятаться в тёмных углах её комнаты, чтобы вселить в неё страх. Теперь они были уродливыми защитниками её хрупкой и медленно разваливающейся реальности. Пробравшись в голову и сердце они подавляли эмоции, грозящиеся разрушить тот прекрасный фасад, что так упорно был построен родителями девочки за долгие годы, позволяя Мафую и дальше жить в медленно гнившем доме, украшенным новомодной мебелью и грамотой «Лучшая ученица года» прибитой к стене. Изо дня в день, когда стрелка часов приближалась к цифре 3 и не торопясь продолжала бежать дальше, Мафую неизменно лежала на своей кровати, уже давно потеряв всякую надежду на полноценный сон. Уставившись в прострации на белоснежный потолок, она проводила долгие минуты, терзаясь вопросами, пытаясь понять себя и те отголоски того необъяснимого, что порой неожиданно появлялось в её груди, словно маленький огонёк в кромешной тьме, который так же неожиданно гас, задуваемый сквозным ветром, не имея шанса разгореться в бушующее пламя. Однако как бы она не пыталась ухватиться за небольшой источник тепла, тот всё продолжал ускользать от неё, стекая по рукам горячими каплями и растворяясь во мгле. Заснуть у Мафую получалось лишь тогда, когда потребность собственного тела во сне брала вверх над мрачными мыслями, вымещая их из её головы. Впрочем, многие вещи остались прежними даже спустя года. Желания Мафую до сих пор не имели веса в глазах её родителей. А потому произошедшее в тот день можно было назвать закономерным и даже вполне ожидаемым. Фасад треснул и под отвалившимися кусками показалась антипатичная истина собственной натуры. Все произошло слишком быстро, Асахина сама не успела понять в какой момент она перестала притворяться перед матерью; когда именно ее речь начала содержать столько желчи, столько злости, скрытой так глубоко в душе, что девушка даже не подозревала о её существовании? В гостиной повисла тишина наполненная обоюдным удивлением, через секунду оборванная гневной тирадой разъяренной женщины. Слова матери о том сколь неблагодарна была её дочь, как эгоистична она была в своём стремлении быть собой, о количестве сил, времени и денег в нее вложенных, словно капли керосина прокладывали дорожку к тому маленькому огоньку, что уже готов был вспыхнуть, озаряя все вокруг ярким пламенем, сжигая покрытый плесенью дом. Маленькой девочке внутри Асахины было страшно видеть ругающуюся маму, она хотела извиниться и слёзно умолять ту больше не сердиться на неё. Мафую продолжала кричать, высказывая все наболевшее, что слишком долго гноилось внутри неё. Она не будет молчать, не пойдёт на попятную. Не в этот раз. Достигнув апогея своей ярости, мать девушки, продолжая выкрикивать оскорбления, не пожелала больше видеть родную дочь в своем доме, сказав ей собирать вещи и убираться вон. Мафую, не говоря больше ни слова, второпях собрала все необходимые вещи в чемодан и уже через пол часа захлопнула дверь места, что когда-то, много лет назад, возможно и было ей домом, оставляя свою мать наедине с её эмоциями и тишиной опустевшей квартиры. Асахине ясно дали понять, что такой, как она, не было места в этой семье. Ее собственная мать не смогла выдержать зрелища, открывшегося под снятой впервые за долгое время маской. Лицо Мафую было слишком покорёженным, чтобы вновь стать идеальным хотя бы раз. Её рукам больше не хватало сил, чтобы надеть на себя личину безотказности, послушания и доброты. От доселе невиданных чувств, лавиной накрывших девушку, а чуть позже и от последнего разговора со своей матерью, у Мафую остались только рваные раны, кровоточащие и глухо отдававшиеся болью где-то глубоко внутри. И всё же, оставив позади себя догорающее пепелище, она впервые за многие годы почувствовала себя по-настоящему свободной, вдохнув морозный воздух полной грудью. В тот момент у Мафую не оставалось иного выбора, кроме как написать единственным людям, в присутствии которых ей не было нужды прибегать к притворству. К их сожалению, Мизуки и Эна не могли принять девушку в свои дома, но с радостью готовы были оказать любую возможную помощь. Тем, кто мог без проблем приютить девушку на неопределённый срок, оказалась юная композиторша их группы. Та была нисколько не против неожиданной сожительницы в лице Мафую и с радостью помогла ей обустроиться в своей комнате, предварительно убрав все упаковки от лапши быстрого приготовления и прочий мусор. Не желая занимать комнаты отца или погибшей матери, Канаде предложила спать вместе, аргументируя тем, что это им было не впервой. Однако это был первый раз за всю сознательную жизнь Мафую, когда она заснула, не терзая себя собственными мыслями и страхами. Проснулась Асахина в объятиях белокурой девушки, с её ногой, закинутой поверх собственных и носом, утыкающимся ей в спину. Удивление после пробуждения сменилось лёгким смущением. Но секунды шли, и Мафую, слыша мерное и согревающее дыхание Канаде, вновь заснула, наслаждаясь душевным покоем. Она не могла объяснить, почему, но когда она засыпала вместе с Ёйсаки, её объятия как крепкий щит защищали Мафую от нескончаемых мыслей в голове, ровно как и от монстров, которым было не добраться теперь до девочки, в защите коих она больше не нуждалась. С тех пор сон перестал быть для Мафую ежедневным испытанием на прочность. Вместо этого он стал её новым источником удовольствия и приятного времяпровождения. Канаде, в свою очередь, стала в разы чаще использовать свою кровать и спать на ней каждую ночь. Бывали дни, когда та сильно увлекалась написанием песен и уже по привычке забывала о еде и сне, однако теперь Мафую следила за тем, чтобы разнообразие её диеты выходило за рамки разных вкусов лапши быстрого приготовления, и чтобы та спала раз в сутки хотя бы по несколько часов. Впрочем, такой метод сна не очень помог с тем, чтобы сделать режим Канаде хоть сколько-то "нормальным", а потому их совместный сон чаще всего приходился на дневное время суток. К сожалению, не каждая их "ночь" проходила столь безмятежно. Впервые за долгие годы Мафую стали сниться кошмары. Болезненные эпизоды из прошлого, старые страхи и беспокойства всё чаще настигали её тогда, когда она не могла защититься от них за спиной у Канаде. В такие ночи Канаде всегда сразу же просыпалась, чувствуя, что с Асахиной что-то не то. Видя, как обычно безэмоциональное лицо девушки менялось под натиском кошмаров, Ёйсаки осторожно будила ту, прижимая к себе и крепко обнимая. Проснувшись от неприятного сна, Мафую утыкалась носом в шею Канаде, медленно вдыхая её запах и постепенно приходя в себя, успокаиваясь. Ткань мягкой кофты под руками, щекочущие лицо шелковистые волосы, запахи лапши быстрого приготовления и шампуня стали для Мафую новой реальностью, незапятнанной чужими ожиданиями и надеждами. Теперь, вместо гниющей темницы пахнущей сыростью, домом Асахины стала просторная квартира и девушка с белоснежными волосами. Обратив все былое в пепел и разрушив прежний устой жизни, с этого момента она могла обрести счастье вместе с близким ей человеком, построив все заново. После месяца совместной жизни, Мафую узнала одну любопытную особенность Канаде. У той были очень мягкие ляжки, спать на которых было невероятно удобно и приятно. Обнаружила она это абсолютно случайно в тот день, когда сидя рядом с Канаде за рабочим столом, она, смотря, как в умелых руках той появляется новая песня, почувствовала себя очень сонной и медленно, но верно стала принимать горизонтальное положение, грозясь вовсе свалиться на пол. Белокурая девушка, увидев заметное отклонение Мафую относительно стула, аккуратно взяла ту за голову и уложила к себе на колени, дабы та могла спокойно поспать. До этого момента Асахина никогда не думала, что сон может приносить такое удовольствие. Ближайшие пару дней сон на любых других поверхностях она заслуженно признавала неполноценным, предпочитая ему сон на коленях у девушки. Для них это стало сродни ежедневной рутины. Когда Канаде вновь садилась работать над своими песнями, Мафую не упускала возможности и ложилась головой на её коленки, безмятежно засыпая. А девушка, которая во время своей работы порой выпускала из памяти потребности своего организма, никогда не забывала отвлечься на то, чтобы прикоснуться к пурпурным волосам, расчесать пряди своими пальцами и аккуратно заправить их владелице за ухо, дабы те не щекотали той нос, тревожа чужой сон. В те дни, когда Мафую просыпалась раньше Ёйсаки, она продолжала лежать рядом с ней, оберегая ее сон. Она не знала, почему, но каждый раз, смотря в такие моменты на белокурую девушку, в её груди разливалось уютное тепло, заполнявшее её лёгкие. Канаде, спящая чутким сном, всегда вскоре просыпалась и заставала Асахину тепло ей улыбающейся, хоть та этого и не осознавала.