Весенняя бабочка

В большом доме было шумно. Но шум это был не радостный, каким должен быть. Шум этот злой; он состоит из звона разбивающейся посуды, детского плача и мольбы прекратить. Девочка — она ещё ребенок, но давно выросла, чтобы защищать младших — стояла между отцом и своей сестрой, не давая первому больше бить вторую. Из ее носа течет струйка крови, которую она уже несколько раз размазывала по лицу, совершенно не обращая внимания на алую жидкость, которая должна быть внутри, а не снаружи. На бледной щеке покрасневший отпечаток мужской ладони; отец пару раз ударил ее, чтобы она ушла, но она осталась стоять на месте, потому что сестра важнее собственной сохранности. В другом конце гостиной за этим всем наблюдает брат. Именно он молил отца о прекращении наказания. Его внешность была полностью идентична сестринской: короткие прямые черные волосы, бирюзовые глаза, бледная кожа. Только вот у старшей карие глаза; бирюзовые — у сестры-близняшки, которая стояла перед отцом и глотала слезы, потому что они сейчас могут сделать только хуже. — Уйди с дороги, Томоки, — строго произносит отец, сжимая ладони в кулаки. — Она сама виновата, что получает наказание. Правила придуманы не просто так. Их необходимо соблюдать. Чем раньше она это поймёт, тем лучше. — Ей всего пять! Отец, хватит, — Томоки продолжала защищать младшую, оставаясь стоять на месте. — Ее возраст ничего не значит. Глядя на нее Те#*#% берет дурной пример. — Хару просто ребенок, как и я. Мы дети. Отец, пожалуйста, хватит, — взмолилась Томоки, уже готовясь к очередному удару по лицу. Но удара не последовало. — Она Хару#%. Запомни это, иначе последует наказание, и ты это знаешь, — мужчина выпрямился, развернулся и ушел в свой кабинет. Хару и Томоки смотрели ему в след, с облегчением вздыхая. Они обе получили много, но Хару все же досталось больше, потому что старшая не успела вовремя прийти на помощь. Теперь им обоим придется оправдываться перед другими за свои травмы, чтобы никто не догадался о домашнем насилии. Томоки взяла Хару на руки и понесла ее в комнату, чтобы обработать раны. Мальчик засеменил за ними, чтобы случайно не попасть под горячую руку отца. Он задавался вопросом, где их мама, но не решался спросить, потому что Томоки опять соврет. Ложь ненадолго спасала от реальности, хоть реальность потом и била в несколько раз больнее по не окрепшей детской психике. Больше всех доставалось младшим. Они всем пошли в отца, что натолкнуло его на мысль, что именно между ними от разделит свою компанию. На старшую ему плевать, ей он дал полную свободу выбора своего пути по жизни. Томоки не была против, если бы близнецы тоже жили обычной жизнью пятилетних детей. Но их ругали за все подряд, относились, как ко взрослым, и растили практически без любви. Мать предпочла сдаться и сидеть в небольшой библиотеке в доме за книгой, пока ее детей избивает их же отец. Конечно, иногда она проявляла заботу к детям, но было это очень редко, да и с такой холодностью она это делала, что Томоки давно поняла, что на помощь матери надеяться не стоит. Эта женщина приняла ужасное решение, но никто не мог ее осудить, ведь ее буквально заставили выйти замуж и родить детей для единственного сына семьи Кочо. Если бы только ее родители не обанкротились, и им не пришлось бы продавать остатки своего бизнеса семье одной из крупнейших компаний в стране, может все было бы намного лучше. На свет хотя бы не появились эти несчастные дети, которых не любит их же мать. Томоки осторожно вытирает с лица Хару кровь, прикладывает холодный компресс к щеке и заклеивает порезы пластырями с машинками. Хару морщится от боли, но не плачет. Ей просто нельзя. Как и ее брату. Ведь им предстоит стать владельцами отцовской компании. — Томо onee-chan, я могу помочь? — спрашивает Те%*#*. Томоки только улыбается и взъерошивает черные волосы брата. — Можешь принести ещё пластырей? Они в моей комнате в верхнем ящике тумбочки, — Томоки ещё совсем маленькая, но ведет себя как взрослая, потому что только на нее могут надеятся ее сестра и брат. Она будет заменять им маму, создавая видимость, будто у них все хорошо. Хару тихо шипит, когда чувствует мокрую холодную тряпку на своей руке. Когда Томоки убирает ее от раны, боль немного утихает. Если быть точнее, ее просто перекрывает более сильная боль — несколько огромных синяков на щеке, бедре и руках ныли сильнее всех других ран. На правой руке боль от синяка накладывалась на боль от пореза, так что Хару не могла даже с точностью определить, что болит сильнее. Она устала. Ей всего пять лет, а она уже устала от жизни. Нет, она не думает, что ее родители изменятся, если с ней случится что-то серьезное; брат, который слаб здоровьем и болеет чуть ли не каждый месяц, тому подтверждение — мать, конечно, лечит его, но без особой любви, отец же просто жалуется, что у него родился такой непутевый сын, который может даже не дожить до совершеннолетия. Поэтому он переключился на Хару, чтобы хотя бы кто-то из его детей был достоит получить в наследство компанию. Он не спрашивал ее, хочет она этого или нет, просто поставил перед фактом свою пятилетнюю дочь, что ей достанется огромное наследство только в том случае, если она будет следовать установленным правилам. Хару не могла отказаться, потому что отец поставил ее перед фактом. Когда Томоки закончила обрабатывать раны сестры и заклеила их все пластырями и бинтами, она принялась за свои. В этот раз брат рвался помогать сильнее, поэтому практически он обрабатывал раны старшей, стараясь быть полезным. Это его главная мечта — быть нужным. Выйти из тени Хару, но не для того, чтобы начать получать за свои ошибки больше, а чтобы его заметили и поняли, что он не вечно болеющая бездарность, а ребенок, достойный любви. Со стороны его рвение все объясняли добротой и состраданием. Они правы, потому что никто не может ожидать чего-то другого от пятилетнего ребенка. А он хочет похвалы. Томоки просто пытается не развалиться в свои девять лет. Она должна быть сильной, чтобы младшие не переживали. Пока брат перебинтовывает ее ногу, она смотрит на Хару. Та лежит на кровати, отвернувшись к стене, и обнимает себя руками, чуть подрагивая от страха. В свои пять лет Томоки бегала к родителям, если ей было страшно; Хару же предпочитает справляться сама справляться со страхом, болью и ужасом, потому что знает, что никто ей не поможет. Томо кладет руку на бок сестры, отчего та заметно вздрагивает, но потом успокаивается, ощущая тепло и слабую поддержку. Они все вместе легли на кровать под одеяло и быстро заснули. Сегодняшний день принес слишком много боли каждому из них. Томоки надеется на то, что завтрашний день будет лучше. Хару*% хочет, чтобы отец не придирался к ней завтра. Те*##%#* желает, чтобы завтра к его сестрам не цеплялся отец, а сам он был полезен хоть кому-то.

***

— Хару, помоги с домашкой. Я пропустил эти темы, а завтра контрольная. Я не хочу опять еле перейти порог… — Те%#**# протягивал сестре свою тетрадь по математике. В его ярко-бирюзовых глазах читалась мольба. Но он был проигнорирован сестрой. Поняв, что Хару его не слушает, он сел на ее кровать и продолжил наблюдать, как она делает свое домашнее задание, — Хару! Те же знаешь, что папа меня наругает. Ты ведь у него в любимчиках… Хару скривилась от этого слова. Он был неправ. Пару лет назад, когда близнецы пошли в школу, отец решил, что будет наказывать Хару за ошибки в своем кабинете без свидетелей. Из-за этого для брата создалось впечатление, будто в доме все наладилось. Только вот мать стала пить алкоголь, Томоки почти все время проводит с друзьями вне дома, а Хару прячется от всех в своей комнате, лишь бы ее никто не трогал. Парень закрыл тетрадку и стал просто наблюдать за сестрой. Его взгляд остановился на черных повязках, которые с недавнего времени начала носить Хару. Если не ими, то руки полностью были закрыты рукавами одежды. Причин на это было много, но он не знал ни одной, потому что Хару никому не доверяет. Даже своему близнецу. Хару убрала свою тетрадь в ящик стола и протянула руку к Те%#*#. Тот с улыбкой отдал ей свою и стал ждать, когда сестра напишет ему решение примеров. Через десять минут он забрал свою тетрадь с готовым домашним заданием и обнял Хару в знак благодарности. — Ты лучшая сестра в мире! — та никак не отреагировала на его слова. Только ее лицо стало более спокойным. Это хороший знак. — Вали уже. Больше я помогать тебе не буду, — Хару говорит так каждый раз, но каждый раз помогает брату, ведь она хоть немного, но старше его. Она в ответе за его жизнь, за этот яркий блеск в его глазах, который он умудрился сохранить и которому так завидовала Хару. Свой блеск она давно потеряла вместе с выплаканными слезами.