Идет себе XXI век

Леголас уже не был уверен в том, неприятности у него или же, наоборот, везение: от Лайди ответа не было, зато в новостях показали такое, что глава фирмы «Лихолесье» чуть было с кресла не сверзился: - И, наконец, курьезные случаи, - вещал диктор. – Ровно в тринадцать ноль-ноль на трассе был обнаружен лось, на спине которого сидели два всадника. По словам зоозащитников, оседлать столь мало поддающееся дрессировке животное могут только эльфы-нандор, но цвет волос всадников говорит об обратном – только среди синдар замечен столь красивый оттенок светлых волос. Увы, очевидцы не успели рассмотреть лица и даже не поняли, какого пола всадники… Леголас понял только одно: всадники мчались к Москве. Папа! Но с ним-то кто?! Эльф вскочил и заметался по кабинету: - Гэлион! Гэлион!!! Ты это слышал?!! Крик вышел такой, что, помимо Гэлиона, прилетела еще и Лия, вместе они даже чуть не вышибли в спешке двери. Как выяснилось, новости видели все, а глава юридического отдела даже довольно-таки непочтительно высказалась в адрес его величества, на что Гэлион вежливо напомнил, что у Трандуила Ороферовича давно уже кончилась виза, следовательно, об официальном транспорте не может быть и речи. Вопрос встал о том, когда именно соизволит прибыть Трандуил Ороферович, поскольку Леголас Трандуилович будет рад вернуть папе бразды правления, но все ли в порядке с делами фирмы? Лия с Гэлионом принялись нещадно гонять бухгалтерию – ленивее их только охрана, - затем шустро засели за отчеты, и через пару часов вздохнули спокойно, ибо все сошлось. Остался только кофебрейк, и, с чистой совестью, можно домой идти, ибо близок конец рабочего дня. Неожиданно дружеский разговор прервался деликатным стуком в дверь; после Лиеного «Войдите!» оная открылась, впустив Трандуила и неизвестную, редкостной красоты эльфийку, чьи черты вызвали у человеческой женщины непонятное чувство дежа вю, а Гэлион при виде нее радостно вскочил. Леголас поднялся более спокойно: - Ada, ты не представишь нас? - Познакомься, ion nin, это твоя nana… Хорошо, что годы над эльфами не властны, ибо только мгновенная реакция Гэлиона спасла Леголаса от синяков и шишек, потому что прекрасный эльда беззвучно лишился чувств, в результате чего рухнул как подкошенный на руки бывшего дворецкого. Оценив обстановку, Лия замахала папкой над не подающим признаков жизни ненаглядным названным братиком, честя при этом папашу во все корки: - Ты чего, пень трухлявый, наделал? Он и так на стрессе сидит! - Как? – опешил Трандуил. - Да любовь его нарисовалась, но не дает… - покосившись на мамку, Лия уточнила. – Вообще никакой надежды не дает, так не помер бы… куда?! Любимую жену (в статусе эльфийки сомнений не было) успел поймать сам Трандуил, но Иванова четко поняла, что хватила лишку. Так, и что теперь со всем этим моральным разгромом делать? От мыслей отвлек Торин, зашедший в кабинет как к себе домой: - Мифрильная моя, ты где? Домой же пора, а ты все в офисе… Мимо папки протиснулись двойняшки и загалдели: - Мама! Мама! А кто этот дядя? Какая красивая тетя! Дядь Леголас, ты чего?! Бах! – ловить Трандуила было уже, увы, некому, хорошо хоть супругу успел в креслице примостить. - Дурдоом, - протянула Лия. - Слабонервны остроухие все-таки, - констатировал ее благоверный. В этот же день Лайди получила послание и, узнав герб Лихолесья, сцепила зубы: ее тянуло одновременно и открыть письмо, и швырнуть его в камин не распечатывая, потому что столько веков прошло, а он… потянуло снова зареветь от мужской тупости. «Ох, дубина моя любимая!» - всхлипнула она про себя и решительно сломала печать. Из конверта выпала засушенная роза и носитель информации в перламутровом корпусе, такие сейчас называют флешками. Потрясающий контраст классики с современностью просто поражал, поэтому девушка отложила розу и накопитель в сторону, взяв пергамент. Аккуратный почерк Леголаса она сразу распознала, и, естественно, письмо было на синдарине. «Я лишь хочу просить у тебя прощения за свою прежнюю слепоту – мне следовало быть мудрее, потому что самый первый взгляд на тебя уже открыл мне, что мы не расстанемся с тобой никогда, но, увы, мой язык был бессилен передать мои чувства. Я закрываю глаза и вижу тот самый вечер, когда ты и Радагаст пришли в Лихолесье; стоя рядом с отцом, я смотрел только на тебя, поэтому могу вспомнить каждую складочку твоего светло-серого, как туман, платья, мягкий блеск фибулы твоего похожего на звездную ночь плаща – я подумал тогда, что сама Элберет появилась в Средиземье. Вспоминая твой свет, твои волшебные локоны, твои небесные глаза, твои белоснежные руки, и спрашиваю себя: а возможно ли быть более прекрасной? Разумеется, нет, и нет никого совершеннее тебя, даже майа звездной королевы не столь великолепны, как моя единственная любовь. Понимаю, ты в праве не поверить мне, но только одно сейчас в моем сердце – желание рассказать тебе о том, почему я столь долго молчал. Злые языки могли донести до тебя, что отец отказал мне в просьбе о нашей свадьбе потому, что не знал о твоем деде, лорде Эктелионе, но на самом деле я просто боялся сказать тебе о любви, ведь ты так умна, красива и добра, а я… да кто я такой? Я самый обычный лесной принц, каких в прежние эпохи было так много, что я ничем не выделился бы среди них, а для тебя даже самое лучшее все равно недостаточно. Прости, если можешь, мое столь долгое молчание. Более я не смогу сказать ничего, пусть за меня все скажет музыка» Разумеется, подписи не было, потому что в ней не было нужды. Лайди вставила флешку в разъем любимой магнитолы – крошечной, всего с ладонь, но очень звонкой, - затем опустила голову на руки. Через несколько аккордов она уже лила слезы ручьем. Отрыдавшись, Лайди взяла надушенную бумагу и перьевую ручку, затем принялась выводить руны старого языка родного ее матери края Аэроссион: «Я тоже намерена сказать тебе все в песне, но поймешь ли ты? Раньше приходилось многое объяснять простыми словами, не стану ломать традицию и сейчас. Начало было так давно, Что уж не вспомнить мне. Тот мир наш без следа исчез, И, пусть мы поселились здесь, Нам не забыть зеленый лес, Красот оставленных не счесть, Но будущее есть. Здесь будущее есть. Пойми, нам не дано Все забыть. Мне поверить Словам твоим было бы смешно. Пойми, хочу сказать, Что любить можем вечно – Этого не отнять. Начало истинной любви Ты не заметил, нет. Ты думал вечно не о том, Хотя внутри пылал огнем, Но ныне в мире мы живем Где воцарился свет Которым ты согрет. Нам новое дано, Но в грядущее верить Все еще мне смешно. Сейчас я лишь скажу, Что решает за нас судьба, Я же не спешу. Если за долгие годы ныне приросла твоя мудрость, ты поймешь; если же ты так и остался вечным мальчишкой, папиным сыночком и эльфенком-принцем… что ж, даже Неллас была бы тут бессильна. Не думаю, что я хочу отомстить, мне лишь нужно убедиться, что ты вырос. Я все еще не твоя» Лайди сложила бумагу и заклеила конверт. Подарок, не открывая, отправился в пакет, который курьеру надлежало доставить в фирму «Лихолесье», ведь просить секретаршу Любу не стоит, лучше пусть все сделает посторонний человек. Вернуть же розу и песню было выше ее сил: цветок оказался в небольшой рамочке, из которой пришлось убрать фотографию с премьеры любимого мюзикла про Призрака, а флешка экзотическим кулоном повисла на затейливо крученой цепочке на ее шее. Любовь иной раз должна быть жестокой, чтобы потом не оставалось недомолвок. Прав был столь любимый девушкой Игорь Корнелюк: «Осенним днем, давно друг друга простя, сто лет спустя…», ну а по-другому бывает редко. Когда-нибудь она поддастся своей любви и ответит на его чувства. Но не теперь. Еще не время, пусть сначала загладит свою вину.