Литания терракотового поля

      Чем на самом деле являлась «Психиатрическая лечебница Маунт-Мэссив»? Исходя из протоколов врачебных выписок вместо больницы для душевнобольных здесь находился испытательный полигон корпорации Меркофф. Состояние ни одного пациента на реабилитации не напоминало пациентов в Балтиморской больнице, и Уилл решил, что применяемые методы терапии, парочку из которых он успел испытать на себе, не являются терапевтическими, скорее наоборот. Доказательство тому: воскресшие в его голове призраки давно похороненных, во всех смыслах, людей.       После того, как Ганнибал сдался ФБР, Уилл поставили на учёт у психиатра. Галлюцинации и чувство вины едва ли рассеялись спустя год интенсивной терапии. Здоровье физическое, ментальное и психическое почти приблизилось к норме ценой профессионального потенциала. Возник психологический барьер для его превосходной эмпатии, не позволявший погружаться в человека слишком глубоко и, тем самым, проникаться его мыслями, идеями, чувствами и злом.       Но снова перед глазами Уилла Эбигейл. Снова он слышит тяжёлое дыхание дикого зверя. Снова его тело погружено в зловонную необъятную тьму.       Снова его рука крепко сжата пальцами убийцы-каннибала.       Уилл сам виноват, что решил попрощаться со старым знакомым лично. Все события в Маунт-Мэссив — лишь случайное стечение обстоятельств, однако профайлер не мог отделаться от мысли, что даже если бы он приехал в лечебницу другим днем, Ганнибал бы вырвался наружу при одном лишь дуновении ветра, подцепившем запах его пациента.       А что двигало Уиллом? Может быть, Уилл перестал понимать не только преступников, но и собственную природу и желания?       Сложно искать в окружающем оптимизм, когда твое бедро пульсирует рваными сосудами, а стены и пол разят запахом гнили. Ганнибал всю дорогу молчал, изредка прерывая тишину вопросами о самочувствии или одним лишь «Уилл», когда тело профайлера начинало заваливаться в сторону. Они оказались в подземном коридоре, соединявшем мужское и женское отделения. Внутренняя отделка была свежей, обстановка и интерьер здесь напоминали административное здание Маунт-Мэссив и свидетельствовали о том, что встроенные помещения были предназначены исключительно для персонала. Мягкие однотонные обои на первом этаже местами были изрезаны и забрызганы кровью; неоднократно Уилл замечал размазанные по стене отпечатки рук и тут же достраивал волочащуюся к выходу фигуру истекающего кровью доктора. Ганнибал обводил стены абсолютно незаинтересованным и скучающим взглядом, но, почувствовав заходящееся дыхание Уилла, стал торопливо подталкивать его к узкому коридору с затхлым запахом у лестничного спуска.       — Опять вниз?       Ганнибал отрицательно помотал головой. Внизу не было окон, нельзя было определить время суток и обстановку на улице. У Уилла были часы, но он не верил тому, что они показывают. Секундная стрелка двоилась в глазах и билась в судорогах на шестерке, задерживая ход часов. Лампочка записи диктофона не работала, и Уилл даже не мог проверить, в каком состоянии находятся его аудиозаписи. Без исправных часов и окон, выходящих на улицу, рассвет казался запредельно далёким.       На их пути лежали перевёрнутые шкафы и стулья, пол был застелен серым покровом из использованной бумаги, уголки которой трепыхались от лёгкого сквозняка из дверных щелей соседних кабинетов. Жёлтая лампа навязчиво мерцала, и Уиллу стоило большого труда запомнить каждый метр, где ему придется сквозь боль задирать ногу и переступать через опрокинутую мебель. Ганнибал вёл его и подтягивал за руку, служа опорой при прохождении некоторых препятствий. В один момент слабая фанерная стенка шкафа промялась под весом Уилла, и тот чуть не повалился на бок, но бывший психиатр успел поймать его под руку. Профайлер рефлекторно ухватился за его плечи и рубашку, пропитанную потом и кровью. В нос ударил резкий запах тела Ганнибала.       — Господи, — тяжело выдохнул Уилл, пытаясь не выдавать то, как хлынула прохладная влага сквозь поры тела.       Он с хрипом спустился на пол и только тогда отпустил мужчину. На некогда белой рубашке теперь не хватало пуговицы, вместо неё — взбугрившаяся щель с просветом блестящей от пота груди. Ганнибал будто и не обращал внимания на свой внешний вид, уже давно не соответствующий собственным требованиям. Темные глаза с покорным терпением следили за тем, как сквозь влажный блеск загораются щеки Уилла. Тяжёлая рука до сих пор обнимала его за ребристую грудь, и профайлер посчитал это единственной причиной затруднившегося дыхания.       В попытках абстрагироваться от ситуации, он вернул былую рассудительность и трезвость. Взгляд его уже долго смотрел на открытый и перевёрнутый вверх дном кабинет, из которого доносилось тихое гудение. Уилл отстранился от Ганнибала и самостоятельно зашагал до дверного косяка, с тяжестью переваливая на него свой вес.       — Здесь есть телефон!       Ганнибал стоял за его спиной, но профайлер мог поклясться, что внезапное открытие и инициатива профайлера не слишком ему понравились, но и препятствовать он не собирался. Свет здесь не горел, из разбитых окон струился холодный и влажный воздух, ворошивший листы бумаги. Пока Уилл дохрамывал до офисных столов, бывший психиатр отыскал среди завалов стационарный телефон со сброшенной трубкой. Он работал, и это пробудило в Уилле облегчение. К сожалению, ему не были известны номера местных служб, но он запомнил номер своей гостиницы. Ганнибал не вмешивался и не останавливал своего напарника, лишь молча следил за тем, как тот выборочно нажимает пластмассовые кнопки и слушает их синтетический отклик.        «Данный вид связи недоступен. Пожалуйста, обратитесь в справочную службу Вашей сети».       Уилл с недоверием взглянул на динамик в трубке так, будто тот пытался его обмануть. Не дожидаясь повторения, он стал набирать номер экстренной службы.       «Данный вид связи недоступен. Пожалуйста...»       — Они могли оборвать провода базовой станции, Уилл, — сухо произнес Ганнибал с долей пренебрежительности, будто с самого начала догадывался о бесполезности телефонной связи.       Уилл обессиленно положил трубку на место. Повисшая в кабинете тишина прерывалась завывающим на улице ветром и шелестом смолкающего дождя. Редкие холодные лучи света проникали в темноту и ложились бликами на белые листы бумаги, соскальзывающие на пол. Уилл на время забыл о пылающем от боли бедре. Он поднял глаза к Ганнибалу, но не смог разобрать очертания его лица в темноте, поэтому надрывисто спросил:       — Кто «они»?       Бывший психиатр не отвечал. Вариантов было немного, но Уилл догадался, о ком именно идёт речь. Всё вставало на свои места.

***

      В притуплённом от боли и темноты коридоров сознании Уилл двигался словно наобум, совершенно не ощущая, как его практически тащит за собой Ганнибал. Его мысли превратились в белый шум, воля исчезла и оставила лишь ноющую оболочку, полную мелких пульсаций, судорог и тошноты. Уилл хотел бы отключить свою голову насовсем, но в одном из туннелей его привлекли пляшущие по стенам огни бесшумной сирены. Закрытая решеткой рыжая лампа тревожно испускала ярко-оранжевые лучи на темные лужи, обмякшие тела и высохшие черты Ганнибала. Уилл вперился в это лицо так, словно под руку его вёл сам Агнец Божий. В свету — его мягкий и сдержанный профиль, небрежно прилипшие ко лбу влажные с проседью волосы, бархатная кожа с маслянистым отблеском. Как только лампа отворачивалась вбок, Уилл видел лишь одно — черную фигуру с горящими адским пламенем глазами.       В голове прояснилось и мышцы наполнились силой. Рот сочился сладкой слюной, а холодный пот резко хлынул через поры. Легкий сквозняк поцеловал его мокрое лицо, и Уилл жадно поглотил уличный воздух, стискивая пальцы на плече Ганнибала и зубы, увы, между собой.       Обнаружив в себе силы, он стал плестись позади, не спуская глаз с широкой спины перед ним. Белая рубашка покрылась солеными пятнами, просвечивающими алые следы пробуждающихся кровоподтеков. Сладкий с пригорчью запах пота тянулся за Ганнибалом резким шлейфом, и Уилл плелся за ним вслепую, ощущая на кончиках пальцев, как его ногти собирают влажные катышки кожи, цепляют ссадины и выпускают горячую кровь на мягкую плоть. Запах крови окружал их всюду, и Уилл ощущал свои безумства как нечто реальное. Наконец он прозрел. Он понял, чего ему хочется в этом месте.       Ганнибал подозревал, что с Уиллом что-то не так: профайлеру было не скрыть тяжёлое дыхание неопытного хищника. Он желал жертву и уже пускал на нее слюни, смягчая жёсткую плоть, но Ганнибал не был глупой ланью. Они оба выжидали некий сигнал. И он появился, стоило им отыскать нужную дверь.       Прачечная находилась в конце коридора по соседству со служебным туалетом. Ключ с тела Джо подошёл идеально. Просторная и прохладная комната с застоявшимся запахом канализации и слабыми нотками стирального порошка служила одновременно прачечной и душевой. Лёгкий полумрак пронизывали лучи уличных фонарей, просвечивающих сквозь решетку окон и бросавших клетчатый узор на холодный серый пол. Приглядевшись, Уилл с трудом разглядел странные темные пятна на полу и ванной, и в этот момент его взгляд перекрыло крепкое тело Ганнибала.       — Раны нужно промыть. Проверь душевые, — скомандовал Ганнибал, разгоняя ботинком лужи застоявшейся крови, будто прятал чьи-то улики. Уилл послушно повиновался, но его затуманенный взгляд не лишался волчьей одержимости.       Прохлорированная ржавая прачечная с застоявшейся водой и лужами крови — «оплот» местной санитарии. Уилла это не впечатляло. Он был уверен, что его ресурс для эмоций иссяк, и темные, практически чёрные следы крови на полу, стенах, одежде Ганнибала и его собственной — просто формальность, связанная с присутствием в этом месте. Он догадывался, чем были вызваны внезапные перемены. Вера и страх переломились совсем недавно: когда его попытки связаться с остальным миром оказались отрезаны. Теперь у него появилась новая цель: убить, и, если повезет, остаться в живых. Может быть, поискать ключи от машины, в том числе, и убраться отсюда? Во всяком случае, на помощь надеяться более нет смысла.       Ганнибал выкрутил на максимум вентиль с горячей водой у двух ванн и направил лейку одной из них на пол. Слабые капли ледяной воды медленно превращались в сильный горячий ливень, буйно смывающий багряные лужи. Полупрозрачные дорожки каруселью кружились возле слива, забитого чем угодно, кроме волос: пациенты имели идеально гладкую кожу, только новички могли похвастаться растительностью на теле. Ганнибал был редким исключением, ведь больница ещё не получила окончательные права на вмешательства в здоровье пациента.       Комната заполнилась теплым паром, оседающим на коже мелкой испариной. Наконец пол стал относительно чистым — остались лишь пятна, въевшиеся в старую плитку. Ганнибал разворошил высокие стопки хрустящих от дешёвого гипоаллергенного порошка полотенец и белья. По запаху удостоверившись, что они действительно не ношенные, он выгрузил парочку на крышу стиральной машинки и наклонился над соседней. Стоило только открыть дверцу, как зловонный запах вывалился наружу вместе с небрежно отрубленными кровавыми конечностями: руки, кисти, стопы, пальцы. Уилл обернулся на хлипкий звук и замер, наблюдая за тем, как Ганнибал сворачивает части тел неизвестных в чистое полотенце, мгновенно расцветающее лепестками красных пятен. Уилл сглотнул поднимающийся ком тошноты. Всё-таки, какая-то чувствительность к происходящему у него сохранилась.       — Полагаю, кто-то перепутал стиральную машину с холодильником?       Ганнибал поднял на него свой взгляд с лёгкой улыбкой.       — Находятся и те, кто не жалует мясо с кровью.       — Что, внезапно просыпается гуманность?       Ганнибал будто бы прочитал его мысли. Уилл двигался слишком медленно и неохотно, обводя стеклянным взглядом скромные и ржавые душевые. Комната наполнилась горячим паром, потому как бывший психиатр обрабатывал пол кипятком.       — Как закончим, пойдем в храмовую пристройку.       Уилл крепко стиснул зубы, все его нутро сжалось от злости.       — Опять ты заладил об этом? Я не настолько набожен, чтобы быть толерантным к молебну психов.       Ганнибала эти слова будто застали врасплох, хотя выражение его лица оставалось все таким же непроницаемым и спокойным, что и обычно. Замешательство читалось по странному блику в глазах и лёгкому наклону головы.       — Тебе не стоит спешить со своими суждениями, Уилл.       Индикатор на инстинкте самосохранения Грэма мгновенно потух, тем самым насытив его интонацию тонной иронии и ядовитой желчи.       — Правда? Думаешь, я тороплюсь? — профайлер обвёл взглядом помещение, чьи преступления ещё не успели стечь в канализацию. С каждой секундой он всё больше напоминал ощетинившегося и оскаленного пса. — А по-моему я только медленно и мучительно оттягиваю поездку на тот свет, Ганнибал. Хотя, может быть, не я, а ты?       — Ты устал и тебе тяжело, — монотонно ответил мужчина, убирая лейку в медленно заполняющуюся водой ванну. — Никто не просит тебя и дальше быть жертвой этих событий, но тебе стоит поверить мне. Это верный маршрут.       — Для очередной твоей экскурсии? К чёрту, — выплюнул Уилл, косым взглядом разыскивая хоть что-то на полу и в углах комнаты.       Даже недалёкий бы догадался, что царит в голове профайлера, и Ганнибал не стал испытывать судьбу. Широкими шагами он направился по мокрой плитке к Уиллу, что тот принял с великодушной радостью, а точнее — ударом с плеча в грудь. Хватило одного мгновения, чтобы они сцепились в странной и неразборчивой драке, где ослабленный Уилл с энтузиазмом и волей, которую не проявлял за всё время пребывания в этом треклятом месте, заносил кулак над Ганнибалом, но встречал или его ладони и предплечья, или вхолостую разгонял пары тёплого воздуха. Наконец, Уилл решился на отчаянную попытку опрокинуть бывшего психиатра, схватился за его талию и потащил его к ванной по скользкому полу, но раненое бедро лишало его сил и вынуждало жалко стонать в белую рубашку, пока Ганнибал с холодной жестокостью вырывал влажные кудри с его головы. Уилл ослаблено разжал тиски, когда во вспухшую бедренную мышцу проникло что-то инородное. Ганнибал оттянул его от себя за волосы и посмотрел в измученное и бледное лицо, глаза которого до сих пор, сквозь веки усталости, горели ненавистью и жадностью. Через секунду они исчезли в прозрачной воде, будоража её поверхность беспокойными волнами вздымающихся пузырей.       Уилл не мог пошевелиться и лишь черпал острые капли воды в глотку, заполняя голову и тело болезненным шумом. Он не чувствовал руки, но ощущал, с какой силой Ганнибал вдавил его ноги в ванную. Как только ему стали невыносимы эти страдания, его лицо внезапно обдал воздух, а изо рта и носа брызгами полетел град капель. Мутная пелена на глазах не давала увидеть ничего, кроме серого края ржавой ванны и решетчатых окон. Оказавшаяся на свободе голова вновь наполнилась ненавистью.       — Отпусти, ублю...       Ганнибал снова погрузил его голову в горячую воду, и теперь все невысказанные недовольства пузырями всплывали на поверхность. Уилл в конвульсиях стучал по ванне левой рукой, так как правая его не слушалась, и меньше чем через минуту его тело прошибла сильная дрожь. Возможно, Уилл согласился и на такой исход. Умереть глупо, но непокорно. От рук человека, от которого ожидал больше всего. Его тело еще сопротивлялось горячей воде, заливающейся в тело в рефлекторных вдохах, но мысли практически исчезли.       В следующем своём воспоминании он снова выплёвывал воду, снова её иглы раздирали его глотку и кололи нос, и ровно за этим омерзительным чувством следовало тёплое давление. Его грудь разрывалась от боли, которую выгоняли уверенными пружинистыми толчками. Он снова заливался жидкостью из собственного рта, и сквозь этот водянистый слой его губы снова отрезали от свежего воздуха.       Ганнибал, так холодно доводивший его до смерти, ударил его по щекам и прижимал язык к нижним деснам чуть холодными пальцами, при каждом новом порыве стремительно вытаскивая их наружу, чтобы перевернуть Уилла на бок. Голова была забита тяжелым туманом, но когда колючая боль осела, а откашливать было нечего, профайлер просто замер. Его грудь до сих пор вздымалась с дрожью, будто боялась спровоцировать новый позыв, но постепенно дыхание становилось ровнее. Тяжелая рука бывшего психиатра до сих пор покоилась на полуоголенной груди Грэма, позволяя последнему не сомневаться, что он здесь не один. Уилл, чей взгляд потерял живость, попытался произнести пару слов, но горло стянуло спазмом и вынудило его болезненно прокашляться.       — Лучше бы убил меня, — в скрипящем полушепоте произнес он.       Уилл медленно поднимался из положения лежа не без чужой помощи, и в голове стало медленно проясняться. Ганнибал сидел сбоку от него и придерживал за плечи, позволяя медленно адаптироваться к вертикальному положению.       — А ты бы убил меня, Уилл?       Его педантичный и ровный голос вызывал внутри профайлера лишь чувство обиды.       — Будь у меня силы.       — Будь у тебя достаточно сил, ты бы не стал этого делать, — заверил его Ганнибал и стал медленно, успокаивающе водить по его спине ладонью.       Этот жест примитивной и родительской нежности воспринимался нутром Уилла в штыки, он тут же постарался оттянуть руку Ганнибала, но выглядело это скорее как ответное скользящее прикосновение. От стыда за свое положение на лицо мужчины стала медленно возвращаться краска, и он чуть сильнее сжал предплечье бывшего психиатра, пытаясь перебороть собственные чувства.       — Тогда... — его груди вновь не хватало воздуха, словно заполнилось еще более тягучей и жгучей жидкостью, чем вода. — ...Почему этого не сделал ты?       Вместо каких-либо многозначительных слов, витиеватых предложений и фраз, Уилл ощутил теплое дыхание, качнувшее его влажные волосы. Мокрая рубашка слилась с телом и передавала прикосновение так, словно была второй кожей. Он оказался в крепких объятиях и был свидетелем того, как ровное дыхание Ганнибала своевременно учащается, а затем вновь убаюкивает его своей монотонностью. Уилл нерешительно, словно перешагивал ступеньки, поднял свой взгляд на выдающийся подбородок, покатые скулы и светлые ресницы.       Ощутив чужое дыхание на своих щеках, Ганнибал открыл глаза и позволил им встретиться с чувственной, раненой голубизной радужек профайлера. Уилл ощутил, как голова его заполняется еще большим шумом, а нервы стянулись сильнее мышечных волокон, но среди множества беспокоящих его мыслей он решил остановиться на самой дурной и, ему не хотелось этого признавать, самой древней и первородной. Уилл закрыл глаза и едва поцеловал Ганнибала в губы.       Их крохотное соприкосновение практически не ощущалось кожей тактильно, скорее это был обмен томными выдохами. Уилл боялся открывать глаза, боясь, что внезапно оголившаяся слабость сыграет против него больнее, чем с сотнями жертв за дверью прачечной. Он терпеливо ждал своей участи в темноте, ориентируясь только наощупь. И когда его разгоряченной щеки коснулась ладонь Ганнибала, Уилл оледенел, растаяв лишь в момент, когда его губы мягко сжались на чужих.       Все, что до этого отравляло разум Уилла, провоцировало тошноту и отторжение, теперь лишь распаляло его чувствительность. Он поддавался любым прикосновениям Ганнибала: скользил по его ладоням щекой, когда те норовили погладить; кусал набухшие губы, когда те отстранялись; пододвигал колено, когда Ганнибал водил по нему пальцами. Как лишенный любви юноша, он покорно, а местами жадно, впивался в свой источник тепла и жался к нему теснее, подаваясь моменту столько, сколько ему этого позволяла совесть.       Ганнибал не был лишён тех же качеств, но движения его были методичны и неторопливы, хотя в каждом его прикосновении чувствовалось напряжение и страх не сдержаться. Бывший психиатр дарил Грэму короткие поцелуи, каждый раз проверяя, следит ли тот за процессом, но Уилл не позволял ему отстраниться надолго, и последним стал внезапный жест: профайлер прошелся по зубам Ганнибала своим языком и, опомнившись, замер.       Уиллу ударила в голову кровь и боль, а тело взмыло в воздух и вскоре неудобно погрузилось в горячую воду. Профайлер испуганно распахнул глаза и ухватился за стенки ванны, а прямо над ним нависал Ганнибал, снимающий с себя перепачканную рубашку и запрокидывающий раненное бедро профайлера на бортик. Уилл тут же отвел взгляд в сторону и был пойман требовательным поцелуем.       — Посмотри на меня, Уилл, — Ганнибал принуждал повиноваться ему тяжелым давлением на плечо, погружая профайлера под воду.       Внезапный страх вынудил Уилла поднять взгляд и встретиться с жадным и взбудораженным взглядом хищника. Он почувствовал себя на месте маленького грызуна в острых когтях сапсана.       Под стягивающую кожу рубашку скользнули шероховатые пальцы. Уилл готов был поклясться, что ему пересчитывают ребра, вместе с тем проверяя, не пострадало ли хоть одно из них. Вскоре оставшиеся пуговицы вынырнули из тугих петель и освободили бледную грудь от оков влажной ткани. Профайлер следил за Ганнибалом исподлобья, пока тот, как заворожённый, осматривал его полуобнажённое тело. Бурые пятна на рёбрах болезненно пульсировали от горячей воды и прикосновений, но Уилл терпел это, стиснув зубы, пока чужой палец не надавил на ушиб, вызвав шипение под собой.       — Черт, — выругался себе под нос Уилл. — Сколько ещё будешь надо мной издеваться?       — Ты издевался надо мной ещё хуже, Уилл, — влажная и распаленная ладонь прошлась по колючей щетине профайлера, а приближающееся лицо Ганнибала обрело невероятно волнующую и мягкую улыбку. — Твоя первая жестокость заключалась в том, что ты посадил меня в клетку, где нет ничего, кроме собственных мыслей.       — Собственные мысли всегда занимали тебя больше чего-либо другого, — Уилл ворчливо отвернулся, избегая зрительного контакта, но Ганнибал вернул его лицо обратно, сокращая дистанцию между ними.       — Ты прекрасно знал об этом, в чем и кроется вторая твоя жестокость, так как даже мои мысли были заточены в рамку из мыслей лишь об одном.       Сладкая речь не пронзила сердце Уилла насквозь, но позволила поддаться моменту и тихо хмыкнуть в воду, после чего сомкнуть руки за спиной Ганнибала и поцеловать его губы. Только это сейчас доставляло удовольствие, за это он цеплялся больше всего. Гладкая кожа слоилась грязью и солью, собиравшейся под ногтями, а красные следы на плечах и рёбрах Ганнибала вернули Уилла к мысли, как совсем недавно он хотел поставить свою жизнь на расправу со своим... с кем?       Боль не давала расслабиться окончательно. Их скользящие, страстные, требовательные и жадные прикосновения друг к другу возвращали чувства контроля и обладания над собственным осязанием, которое способно реагировать не только на грубость, но и на чужую нежность. Между ними образовалась негласная связь, как дикие псы они зализывали друг другу раны, но не переходили черту излишней вульгарности. Уилл чувствовал, как пульсирует возбуждение, как мягким напряжением разливается кровь внизу живота, однако любое лишнее движение тут же выбивало его из колеи и заставляло вздрагивать, порождая новый дискомфорт. Ганнибал целовал его шею и грудь, погруженные в воду, и в этот момент Уилл чувствовал себя на месте эмбриона в материнской утробе: объятый теплом и предчувствием, что скоро ледяной ужас вновь будет пробирать его до костей. Уилл сжал пальцы на скользких седых волосах и запрокинул свою голову на борт ванны, позволяя теплым и мягким прикосновениям ненадолго отвлечь его сознание. Лёгкая дымка от обморока не рассеялась в голове окончательно, что позволило Уиллу достичь если не оргазма, то долгожданной эйфории.       Лоснящееся от воды лицо Ганнибала приблизилось к уставшим голубым глазам. Насколько одичавшими и грубым казался ему этот человек совсем недавно, но теперь его взгляд вновь находил утонченные и превосходные черты, от которых невозможно было отвести взгляда. Выразительные губы с сияющими на них каплями воды прошептали:       — Ты пойдешь со мной, Уилл?       Профайлеру не хотелось вырываться из мимолётной неги и возвращать себе право обладания своим телом, будто так окончательно лишит его хотя бы какой-то надежды на счастье. Ганнибал нетерпеливо поднял его ладонь из воды и прижал к своим губам, требуя как можно скорее дать ответ. Уилл смиренно набрал воздух в лёгкие и на выдохе произнес:       — Да.       Их тела плотно сомкнулись в воде, и влажная распухшая кожа обрела такую нежную и ранимую текстуру, будто любое неосторожное прикосновение могло оставить на ней неизлечимые увечья. Уилл прижался щекой к мягким и серебристым от уличного света волосам с запахом хлорки и постарался очистить свои мысли от страха, недоверия и ненависти.       Горло ещё першило от жгучей воды, бедро немного от боли, комната смердила кровью и Чесапикский Потрошитель, десять минут назад топивший его в этой самой ванне, теперь прижимался к груди, как младенец. Уилл оказался в новом капкане, но теперь с молитвой об очищении, прощении и перерождении.       За окном успокоился дождь. Вдалеке завёлся чужой электродвигатель.