Одна на вечность

      - Вы не подскажете, где находится гроб хозяина?       Этот вопрос поставил Уолтера в тупик, да так, что даже не начинённая порохом гильза выпала из его рук. Верный дворецкий семьи Хеллсинг поднял глаза цвета стали на бывшую сотрудницу полиции, вопросительно изогнув бровь. Юное девичье лицо, обрамлённое пшеничными волосами, залилось лёгкой краской. Оно и понятно: впервые девушке приходилось стоять в одних ночных шортах и футболке перед пристальным взором пускай и старого проверенного дворецкого, но всё же мужчины.       - А почему Вы интересуетесь, мисс Виктория? Особенно в такой для Вас час, - ответил вопросом на вопрос брюнет, бросая взгляд на часы оружейной мастерской. Полдень. Разгар "ночи" вампиров, отведённой для сна. Если нежить вообще способна на сон.       Дракулина замялась, ещё сильнее смущаясь и неловко перебирая руками. Ясно-голубые глаза скользнули в бок, выдавая беспокойство своей владелицы.       - Я... Да просто интересно стало... Хех... - неуверенно уклонилась от ответа гостья оружейной.       Любой бы на месте Дорнеза пристал с расспросами, но только не сам Уолтер.       - Что же, пусть будет так. Пройдёмте, мисс Виктория, - вежливо ответил дворецкий, встав из-за стола и уводя за собой блондинку в подвалы поместья.       Серас несказанно удивилась такому "лёгкому" развитию событий, что не смогла сдержать вопроса.       - Уолтер...       - Да? - отозвался мужчина, ловко петляя среди поворотов, так что даже новоявленная носферату еле могла за ним поспевать.       - Вы так легко согласились... Почему?       - Истинный "Джон Буль" никогда не станет досаждать даме вопросами. Тем более, Алукард - последний, кому здесь можно нанести хоть сколький-то вред. Скорее, я бы предостерёг уже Вас, что будить его посреди отдыха - авантюра на Ваш страх и риск.       От такой рекомендации бывшая сотрудница полиции нервно поёжилась, но от своего решила не отступать.       Наконец, перед идущими возникла старинная дубовая дверь, потемневшая, но искусно украшенная резьбой, проглядывающей даже сквозь отпечаток времени.       - Мы на месте. А теперь, разрешите удалиться, - и с этими словами Дорнез согнулся в поклоне. Собравшаяся произнести слова благодарности Виктория оглянулась на дворецкого, но того уже и след простыл.       "Даже кошки и то шумнее", - подумала про себя дракулина, снова обращая взгляд на широкое полотно двери. Нервно сглотнув, она занесла руку и, затаив дыхание, негромко постучалась. Однако ответом стла лишь гробовая тишина, обволакивающая каждый уголок этих древних английских подземелий.       "Видимо, он спит...", - промелькнула логичная догадка в голове у "ночной" гостьи, из-за чего она осторожно приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. Отвернувшись от сумрака комнаты, чтобы тихо закрыть за собой, Серас в следующее мгновение ощутила могущественное присутствие, от чего в испуге обернулась.       Красные, как два сверкающих рубина, глаза уставились на лазутчицу, а белоснежная улыбка сверкнула острыми клыками.       - Ну и что это за вторжение, полицейская? - вкрадчиво проговорил призрак ночи, нависая алой скалой над съёжившейся от неожиданности и невольного ужаса девушкой.       - А, я... Ну... Вы не спите? - несвязно выдавила из себя слова Серас, через секунду осознав, насколько глупый вопрос задала. Неловко сведя указательные пальцы между собой, блондинка не осмелилась поднять глаза на острые черты лица Алукарда, что так хорошо вырисовывались из глубины тьмы её острым ночным зрением.       Ничего не ответив, граф опёрся рукой о стену позади девушки, наклоняясь ближе к сжавшемуся комку нервов, именуемому Викторией Серас. Собрав всю оставшуюся решимость, что скоропостижно испарялась в присутствии опаснейшего существа во всей Британии, она зажмурилась и на одном дыхании выпалила:       - Можно сегодня спать с вами?       На мгновение повисла тишина, но в следующую же секунду раздался заинтересованный смешок. Брюнет отстранился от напуганной и в то же время смущённой слуги, отходя во тьму просторного помещения.       - И откуда такие просьбы, полицейская? Неужели создание ночи начало бояться темноты, как малое дитя? - с нескрываемым сарказмом проговорил Алукард.       Виктория открыла глаза и, как только адаптировалась к кромешной тьме, смогла рассмотреть обстановку. В комнате была абсолютная пустота, не считая широкого постамента в центре, на котором на полметра от пола возвышался чёрный, как сама бездна, гроб. Сидевший на краю возвышения носферату с любопытством глядел на гостью, сверкнув алыми глазами и расплывшись в саркастичной улыбке.       Слова хозяина задели самолюбие Серас, от чего она насупилась и вправду, как настоящий ребёнок.       - И вовсе не из-за этого! Я просто... Ну... Мне снятся кошмары... О той церкви…       Последние слова блондинка произнесла еле слышно и очень смущённо, отводя взгляд в сторону. Всё же сознаваться в такой бесспорно детской слабости было само по себе очень неловко, а особенно - перед хозяином своего тела и души, каждый взгляд и жест которого заставляют внутри что-то предательски сжаться.       В ответ на это признание раздался громкий смех, отразившийся от сводов комнаты эхом и пробирающий до глубины души. Серас залилась краской и не знала куда себя деть от стыда, но и уходить также не собиралась.       - Сны, кошмары... И всё же ты ещё человек, Виктория, - проговорил наконец, вдоволь насмеявшись, вампир. Причём его интонация еле заметно смягчилась, однако дракулина тут же это ощутила.       Когда хозяин обращался к ней по имени, то сердце её замирало. Точнее, оно уже и так не билось, навсегда остановленное спасением и проклятьем, дарованным Серас от её господина. Господина, что тем не менее заставлял бывшую сотрудницу полиции на мгновение замирать при каждом своём появлении, словно зачаровывая.       После непродолжительной паузы, Алукард довольно хмыкнул и, сбросив плащ, одной рукой сдвинул крышку, сверкнувшую во тьме белым курсивом эпитафии.       - Пускай будет по твоему. Хотя по нашей природе ты не сможешь по-настоящему упокоиться нигде, кроме своего последнего пристанища. Я тебя предупредил, - с усмешкой проговорил граф, пригласительным жестом руки указав на чёрный саркофаг.       Серас неуверенно подошла ближе к распахнутой "пасти" усыпальницы, что бархатной красной обивкой напоминала настоящую глотку чудовища, радушно предлагающую найти здесь свой конец. Робко глянув на хозяина, носферату в неуверенности застыла у самого края, не решаясь что-либо предпринять. Только сейчас осознав всю смущающую подоплёку своего желания, она хотела пойти на попятную, как-нибудь отговорившись и замяв эту ситуацию. Однако такого шанса ей никто предоставлять не собирался.       С ловкостью тигра перемахнув через перегородку, главное оружие Хеллсинга схватил одной рукой за горло футболки свою слугу, утягивая её за собой в ложе гроба. Не успев понять, что произошло, Виктория уже оказалась лежащей на груди величайшего из рода немёртвых. Моментально вспыхнув ярче помидора, Серас хотела предпринять попытку бегства, но захлопнувшаяся, как в ловушке, крышка саркофага, отрезала все пути к отступлению. Нервно сглотнув, заложница своей же прихоти прижалась к телу своего господина, так как места катастрофически не хватало.       - Теперь довольна, напуганная дракулина? - всё с тем же смешком проговорил брюнет, однако в голосе начала проглядываться несвойственная теплота, будто кромешная тьма, обволакивающая хозяина и слугу, давали первому чуть больше свободы. Свободы говорить так, как будто в мире существуют только они вдвоём.       - Д-да... - еле слышно ответила девушка, начиная немного расслабляться. Свернувшись клубком, словно маленький котёнок, она закрыла глаза и уткнулась носом в грудь хозяина гроба и её проклятой души, вдыхая стойкий аромат пороха, кровавой ржавчины и... шиповника. Учуяв этот неожиданный сладкий аромат с лёгкой цитрусовой нотой, приглушённый, но хорошо уловимый острым чутьём ночной хищницы, она удивлённо вздохнула. Казалось, запах таких нежных цветов ну никак не мог оказаться здесь, в саркофаге самого безжалостного из демонов, однако он тут был.       - Что-то случилось, дракулина?       - Нет... Нет, ничего... - тихо пробормотала Виктория, сильнее прижимаясь к широкой груди графа и почти моментально засыпая, убаюканная полной тьмой, сладким запахом и чувством безопасности. Чувством, порождённым ладонью в белоснежной перчатке, покоящейся на её голове.