***
— Милый, как тебе идет этот галстук. Анна суетилась подле жениха, обтряхивая его и нежно поглаживая его по плечам. Судорожные движения ее рук нервировали, а сама Аннабель маячила перед ним, как маленькая дымка перед глазами. Она была среднего роста, имела идеальную для юной леди фигуру, туго стянутую корсетом, но старавшуюся сохранять естественность, ровную спину и томное лицо, порой раздражавшее Комстока. Хотелось порой отвернуться, чтобы только не смотреть в эти полуприкрытые глаза, в которых проскакивала некая хитринка. Но со временем остроты во взгляде будущей Леди Комсток не наблюдалось, скорее это смахивало на усталость или имитацию кокетливой томности. Видимо, не все грехи простил Господь Комстоку, раз уж свел его с такой дамой. Холодность Розалинды в сравнении с наигранностью Анны какой-то больше освежала интерес. Но Комсток держался как мог. И то не всегда ему это удавалось. Предстоящая свадьба не радовала его от слова совсем, а желание обладать Розалиндой возрастало с каждым днем. Ни одна молитва не могла занять его разум. Даже любовь к Господу богу затмевали блеск рыжих волос, сосредоточенный взгляд и острый профиль, который завораживал Комстока всякий раз, когда он видел ее. Даже сейчас на месте скучной Анны он представлял Розалинду. Ее тонкий профиль, ее губы, которые хотелось поцеловать. Но Комсток гнал эти мысли прочь. Сегодня на званном ужине с важным человеком из Нью-Йорка он и его невеста должны выглядеть презентабельно. Комсток мягко обхватил Анну за талию, но к себе не прижал. — Милая, не нужно суетиться. Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь. — Мой Пророк, я стараюсь держаться, как могу, но…меня смущают ваши руки на моей талии. Анна в смущении слегка покраснела. Комсток опустил взгляд. И правда, слишком странно для отрицающего похотливые намеки. — Ох, прости, любимая. Я тоже волнуюсь. Как-никак будем обедать с важным человеком. Мистер Финк слишком пунктуален, серьезен и… Он нагнулся к Анне и тихонько произнес: — Слишком высокомерная сволочь с имперскими замашками. Анна хихикнула легонько похлопала его по щеке. Ее лучезарная улыбка, покорявшая всех мужчин, озарила ее утонченное лицо. Она была классически прекрасна, но не было в ней чего-то уникального, что бы откликалось в душе Захарии Комстока. Но ее дружеское понимание было ему сейчас необходимо как никогда. И она его прекрасно поняла. Видимо, разделяла с ним те же чувства, как и подобает идеальной супруге. — Не волнуйся. Мне кажется, твоим непоколебимости и очарованию позавидует и этот чопорный старикашка. Ты умеешь держать марку, я знаю это. — Но мало ли. Обычно, я знаю, что скажу своему гостю. Но тут…сам Иеремия Финк. Его эго раздуто до небес, нельзя, чтобы оно лопнуло, как воздушный шарик. Самый что ни на есть грешник. — Зачем тебе в помощь грешный человек? Я думаю, что такие люди вряд ли исправятся. — У меня теплится надежда, что мне удастся его переубедить. Он талант, и этого, мне кажется, тебе этого будет достаточно. Мне нужно просто подружиться с ним, вот и все. Анна отвела взгляд и задумчиво поджала губы. — Не думаю, что он изменится. Я видела его всего пару раз, и могу с точностью сказать, что такая «дружба» не приведет ни к чему хорошему. Поверь, я разбираюсь в людях, а в мужчинах особенно. Комсток снисходительно улыбнулся и поцеловал ее. — Мой ты маленький Фрейд. Я учту твои слова. Естественно, он врал. Женщина, как водится, любит ушами, и Комсток тут же этим воспользовался. Пререкаться с Анной хотелось сейчас меньше всего, да и было бессмысленно. Она была упрямой, капризной особой, которую трудно переспорить. Единственный раз, когда у него получилось это сделать, так это когда он убедил ее отказаться от жизни содержанки и уверовать в Иисуса Христа. Но напрямую переубедить ее не всегда удавалось. Напрямую ссориться с ней было невозможным и нервным занятием. Приходилось подлизываться и иногда врать во избежание конфликта. В лжи во благо Комсток не видел ничего плохого, только иногда сетовал о том, на сколько это тяжкий грех. Но ради душевного спокойствия Анны и своего он шел и на такой шаг. Аннабель привстала на цыпочки и клюнула его в щеку, оставив едва заметный след помады на его щеке. — Я верю в Пророка нашего, как и в Святую Марию и Сына ее. Поэтому у тебя все получится. Все будет хорошо. «Надеюсь, что Иеремия на этот раз будет сговорчивее, чтобы не случилось, как в прошлый раз», — думал Комсток, накидывая на плечи Аннабель расшитое кружевом болеро. Сколько Комсток был знаком с Финком, ничего положительного о нем, как о человеке, сказать он не мог. А вот про талант к механике и жажду денег говорить можно было бесконечно. Жадный империалист — так можно было его охарактеризовать, но ради благополучия Колумбии приходилось идти на сговор даже и с такими мерзавцами, как Финк. Первая их неофициальная встреча случилась в 1889 году на Восьмой промышленной выставке в Париже. Тогда открыли Эйфелеву башню, на которую так стремилась подняться Аннабель. Именно на этой выставке он и заприметил Иеремию со своими изобретениями. Уже тогда он вел себя высокомерно, набивал себе цену. После испытания первой версии аэрокрюка, он получил приглашение на званный ужин от Захарии Комстока. Тогда-то и началось их знакомство. И это был самый провальный ужин из всех. Они чуть не поссорились в тот вечер на почве веры, но разошлись на нейтральной ноте, после которой оставалось чувство недоговоренности. Комсток чувствовал, что хочет наверстать упущенное. Он не должен провалиться, как бы ни относился к Финку. Раз на то воля божья, почему бы и не рискнуть.О, Дева Мария...
12 ноября 2022 г. в 07:04
— Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое…
Несколько капель пота блестело на висках мужчины, стоящего на коленях перед огромной статуи Девы Марии с распростертыми руками. Казалось, что она готова была обнять весь мир, окутав все сущее своим божественным теплом. Настолько чиста и непорочна, как мрамор, из которого она была изготовлена. Ни единого изъяна. От запаха ладана кружилась голова, а руки, сложенные в молитве, дрожали, будто он чего-то боялся. Захария Хейл Комсток вновь и вновь обращал свой взор на холодное лицо Девы Марии, будто бы надеясь, что она опустит свою каменную голову и явит ему благословение, и ощутит он защиту ее.
— Да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
Но Комсток почему-то чувствовал, что свой божественный свет Дева Мария готова дарить всем, но только не ему. Грешен. Он был слишком грешен в помыслах своих, как бы усердно не пытался молиться. Это означало одно: пока он думает о грехе, высшие силы отворачиваются от него с каждым днем. Он приходит сюда уже несколько месяцев подряд, и отчетливо ощущает на себе гнев божий. Серафимы смотрят на него своими всевидящими очами и вторят неслышно ему: «Грешник. Ты весь в людской грязи. Тебе нет места среди нас».
Комсток что-то судорожно лепетал, жмурясь, будто бы какая-то сила делала ему больно. Терзала и разрывала изнутри. И было это нечто гложущее и одновременно тяжелое, которое хотело вырваться во внешний мир. То, что Комсток долго хранил в своей душе, хотелось выплеснуть это, сказать те самые слова, которые вертелись у него в мозгу, подобно волчку. Но он не решался.
— Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши…
Грязь. Скверна. Похоть. Вот, что это было. Святость — самое хрупкое, что было у каждого глубоко верующего человека. А он, сам Захария Хейл Комсток, должен быть самим воплощением духовности и безгрешности, которое он нес в своем лике все это время. Люди верили ему, считали кумиром, а что же он? Ведется на уловки своей животной природы. Нужно было глушить инстинкты, пока они не разрушили его святость до основания. Комсток воздал руки кверху, с мольбою глядя на Деву Марию и громогласно вторил последние слова молитвы:
— …как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь.
И лицо Комстока вмиг сменилось, ведь вместо святого лика он увидел острый профиль той, которую страстно желал. Розалинда. Эта рыжая холодная бестия снова приходит к нему в видениях, но теперь уже наяву. Ему не показалось, и ее образ воспарил подобно ангелу над ним. «Я схожу с ума…это наваждение, дьявольские иллюзии. Нет, я так не могу!». Комсток схватился за голову и в страхе, перемешивающимся со смятением, вцепился пальцами в макушку и опустил лицо. Эти прекрасные голубые глаза, так сочетающиеся с медью ее забранных волос сияли в его воображении своим холодным проницательным светом. Вспоминая о ней, Комсток будто бы чувствовал исходящий от нее божественный свет. Странная энергия, которой не обладала, как ему казалась, ни одна девушка. Даже его невеста Аннабель так не светилась в его глазах, как мисс Лютес.
Дождь барабанил по стеклянной крыше святилища, разбивая капли на маленькие водяные осколки. От света свечей у потолка они светились как россыпь звезд на ночном небосводе. Но самые хитрые и изворотливые капли просачивались в проемы между рамой и стеклом. Несколько упали на голову Комстока. По спине побежали мурашки. Напоминало пытку. Мысли о Розалинде буквально разрывали его голову. За что ему это наказанье божье? И от бога ли оно? Он не может возжелать ее, если он уже помолвлен, обещан другой. И свадьба уже не за горами. И отменить ничего уже нельзя. Узнай кто-нибудь о том, что пророк, непорочный вещатель гласа божьего, возлюбил ту, чья вера его противоречит, да еще и будучи помолвленным, не избежать ему всеобщего позора и гонений. И он ничего не мог поделать с этими мыслями. Волна вожделенного безумия накатывала с новой силой. За что его так наказывает Всевышний?
— О, Дева Мария! Скажи мне, что за наваждение посылаешь мне? Я каюсь, я грязен в своих помыслах, но не могу ничего поделать с собой! Будто неведомая сила ведет меня в объятья рыжей чертовки, что является моим союзником. Она безгрешна пред тобой, так как в этом нет ее воли, как и моей! Отпусти мне мой грех! Дай мне знак, что я прощен!
Статуя слегка содрогнулась от протяжного эха. Она услышала его. Вполне возможно, что Богородица подумает о его прощении. Но сколько она будет думать? Этого почувствовать не удалось. Значит, еще не время.
Комсток поднялся с колен и судорожно поправил галстук. После чего выпрямился и нахмурил брови. Молитва окончена. От прежнего религиозного трепета не осталось и следа. Что он творит? Тревожит Матерь божью, вымаливая прощения. Пора завязывать со своими слабостями, время готовиться к новому дню, где он непоколебимый пророк, несущий Волю Божью. На людях он должен держаться, не давать слабость своим грехам. Но думать о Розалинде он так и не прекращал. Она крепко засела у него в голове и не собиралась покидать его ум. Возможно, это и к лучшему с другой стороны. Они всего лишь коллеги, а все, о чем он просил, просто наваждение. Возможно, он просто был не готов к скорой женитьбе. Аннабель была прекрасной внешне девушкой, но не самой чистой в помыслах. Когда Комсток делал ей предложение, он искренне надеялся, что сможет исправить известную содержанку Колумбии. Но после продолжительного общения, он понял, что разочаровался. Анна играла с ним, как ему казалось. Она еще не до конца отказалась от старой жизни охотницы на кошельки. Но для имиджа она подходила как нельзя кстати. Как святая Мария Магдалена, блудница, за которую Иисус заступился перед разъяренной толпой, и чьи грехи были прощены. Но любил ли он ее? Нет. С Розалиндой было проще. Она была коллегой, верным и дорогим человеком в жизни Пророка. И терять ее не хотелось. Да и привязанность к ней была сильнее, чем к Аннабель. Они знали друг друга достаточно долго, и Комсток успел привыкнуть к мелодичной, наполненной терминами речи Лютес, ее последовательности и до безобразия педантичной организованностью. Забавно и мило, как бы Розалинда не демонстрировала внешнюю сосредоточенность и холодность.
Хотелось отправиться к себе в кабинет и, выпив стакан красного вина и придаться раздумьям о дальнейшей разработке летающего города. Пора отвлечься. Благословление придет само.
«От чего я так бешусь? В ней нет ничего особенного, кроме великого таланта к науке. Или же я ошибаюсь… Да нет. Не могу я так говорить про свою коллегу. Обесценивать ее труды — это великое кощунство. И думать о ней в романтическом плане я тоже не могу. Я помолвлен, и от этого отказаться не могу. Странная загадка. Похоже, придется найти к ней ключик. Надеюсь, что у Высших сил есть и другие дела помимо моих просьб, чтобы подслушивать мои мысли.»
С этими мыслями в сопровождении двух охранников Пророк покинул церковь.