***
Сергей появился в единственном тёмном месте, которое только было во всём поезде. Это было пространство под кроватями, которое предназначалось для багажа пассажиров. Теперь оно играло роль своеобразного саркофага для тени, что просто не могла телепортироваться в то место, где было светло. Сергей начинал откровенно не любить свою службу. Он вытянул руки вперёд и, уперевшись в верхнюю часть рундука, на пробу аккуратно приподнял его на несколько сантиметров. Откуда-то сверху послышался женский визг и поднимать крышку стало легче. Свет ударил в глаза, и Сергей зажмурился. — Вы кто такой?! — воскликнула одна из женщин, что до этого сидела на рундуке, а теперь с испуганным видом стояла посередине купе. Сергей не ответил: он невозмутимо вылез из рундука, закрыл его крышку и вышел в коридор поезда. Женщины недоумённо переглянулись. — Он зайцем проехаться решил! — запоздало поняла та, что была младше. — Надо скорее сообщить об этом проводницам, — ответила другая, и они вместе поспешили искать в коридорах работников поезда. Сергей тем временем шёл по коридорам в другую сторону и заглядывал в каждое купе под видом поиска своего места. Вскоре в одном из них он заметил Антона: он сидел у окна, закутавшись в куртку и, кажется, о чём-то глубоко задумавшись. Смертный не заметил его, что было несказанно на руку Сергею, остановившемуся около купе Антона и надевшемуся что-нибудь подслушать. Однако мальчик был молчалив, что, впрочем, нисколько не рушило планы Сергея: главное — он знал, в каком поезде тот едет и в каком купе. Всё остальное было не влияющими на ход дела мелочами. Через некоторое время в другом конце коридора показались те две женщины в сопровождении проводников. — Вот, вот он! — воскликнула одна из женщин. Поскольку основная цель Сергея — убедиться, что Антон сел на этот поезд и его не выгнали — была выполнена, он мог ненадолго подыграть местной власти. К тому же не стоило привлекать к себе внимание излишним сопротивлением, когда под боком находился Антон, который мог бы выйти на звуки перепалки и увидеть его. Нет, он вряд ли вспомнил бы его, однако это всё равно могло стать помехой в будущем. А потому Сергей сам пошёл в сторону проводников, чем сильно удивил последних: они ожидали, что потенциальный заяц ускачет в соседний вагон, и им придётся ловить его по всему поезду. — Гражданин, покажите ваши документы и билет, пожалуйста, — потребовал проводник, что выглядел старше. — У меня нет билета, — невозмутимо ответил Сергей. Женщины, стоявшие позади проводников, довольно улыбнулись друг другу: благодаря неравнодушию они помогли поймать нарушителя! Они уже видели, как расскажут о своём небольшом подвиге своим знакомым в Беларуси, как немного приукрасят историю, чтобы она выглядела более захватывающе, и как непременно добавят, что работники поезда были ну очень благодарны им за их помощь. Проводники тем временем устало нахмурились, предвещая всю ту волокиту, что неизменно следовала за каждым таким зайцем. — Тогда пройдёмте с нами, — сказал младший проводник и встал позади Сергея, чтобы тот не вздумал сбежать. Сергей даже не дёрнулся: он скучающе проследовал за проводниками до того самого купе, в котором ехали две женщины. Старший проводник остановился и с важным видом встал около купе. — Вы подтверждаете, что несколько минут назад вылезли из этого рундука? — произнёс он чопорно. — Подтверждаю, — честно ответил ни о чём не беспокоившийся Сергей. Проводник наоборот начинал злиться: ему не нравилось поведение этого странного мужчины. Сначала из-за национальности он думал, что перед ним террорист, теперь ему казалось, что невозмутимый пассажир — сумасшедший. Уж больно спокойным он был. — Иначе говоря, вы пробрались в поезд без билета и надеялись таким образом проехать зайцем? — надавил проводник, надеясь грозным видом спровоцировать хоть какую-нибудь реакцию у незнакомца. Сергей не оправдал его надежд: он даже не дёрнулся от внезапно повысившего голос проводника. — Да. Вдруг где-то на периферии сознания Сергей услышал находившийся очень далеко голос — барон звал его. Ему необходимо было в ближайшее время телепортироваться к нему. Вот только этим солнечным днём нигде не было места темноте. Иногда силы Сергея были ограничены практически полностью просто из-за отсутствия теней вокруг. — Гражданин, вы ведь понимаете, что теперь вам необходимо будет заплатить штраф и тотчас же покинуть поезд? — уже совсем грозно произнёс проводник. — Тотчас же покинуть поезд? — уточнил Сергей. — Да, — практически выплюнул собеседник. — Хорошо, — пожал плечами Сергей, зашёл в купе, открыл рундук и залез внутрь, напоследок захлопнув крышку. — Что за глупости?! А ну вылезайте! — воскликнул проводник, рывком набросился на бедный рундук, открыл его и осел на пол. Рундук был пуст. И без того немолодое лицо проводника осунулось и стало выглядеть ещё более дряблым, а сам проводник выпучил глаза. — Что за чертовщина?! — воскликнул он и обернулся к женщинам и коллеге, как бы спрашивая их, видели ли они то же, что и он. Судя по их вытянувшимся лицам, они всё видели, а значит проводник ещё не сошёл с ума. Этот мужчина просто взял и исчез!***
Темнота рассеялась чёрным песком перед Сергеем, и он появился в блаженно сумрачном номере отеля в Нью-Йорке. Здесь, в США, было чуть заполночь — в Новом Свете правила пора теней, любимая часть дня Сергея. Однако у него не было времени насладиться темным временем суток и приглушённым светом, так как посередине просторной гостиной на диване, слегка прикрыв уставшие глаза, спиной к рабу сидел барон. Верхние пуговицы его рубашки были растёгнуты, и даже при таком неудачном ракурсе Сергей мог видеть затемнение на шее хозяина, что тот так отчаянно прятал под высоким воротником. Сергей был одним из тех немногих, кто знал, что это было и откуда. — Где смертный Антон? — прорезал тишину бархатный голос барона. Сам барон даже не повернулся к собеседнику: кажется, он был слишком погружён в свои мысли. Сергей сощурил глаза: хозяин сразу, без прелюдий переходил к делу — это не могло быть хорошим знаком. — В поезде, идущим в Беларусь, — коротко ответил Сергей. Трёч уже знал это — он слышал пари Антона о путешествии на поезде, однако он не преминул воспользоваться случаем и проверить раба на честность. Сергей говорил правду. Впрочем, как и всегда. — Что-нибудь странное замечал за ним? — задал более важный вопрос барон. — Он ходит с картой и компасом, постоянно изучает их, хотя карта с таким масштабом — карта мира — вряд ли была бы полезна тому, кто не разбирается даже в городах, в которых находится, — отчеканил Сергей заранее подготовленный ответ, знал — барон должен был спросить у него о чём-то подобном. Трёч нахмурился: карта могла выполнять функцию плана действий, а не основную изобразительную. Видимо, Антон оказался чуть более прозорливым: он не просто запомнил примерное расположение барона, когда тот смеялся, но и соотнёс маршрут с картой. — Ты видел эту карту вблизи? — уточнил барон. — Нет. — Подгадай момент и подсмотри, что он в ней такого нашёл, — отдал приказ Трёч и уже хотел вновь прикрыть глаза, однако, заметив, что раб не уходит, спросил: — Ещё что-нибудь необычное было? — Он носит за пазухой какую-то бумагу, которую переодически внимательно осматривает, — тут же дополнил свой доклад Сергей. — Из странностей на этом всё. Барон улыбнулся и уже хотел рассмеяться, но в последнюю секунду сдержался. После стольких лет жизни без радости и возможности веселиться, барону очень трудно давался навык сдерживания положительных эмоций — они будто бы жили своей жизнью, постоянно хотели вырваться — однако сейчас Трёч преследовал слишком важную цель, чтобы просто так сдаться. Он не смеялся, не хихикал, не усмехался с тех самых пор, как Сергей сообщил ему о побеге смертного. Трёч хотел свести Антона с ума молчанием так же, как раньше сводил с ума смехом. Пусть лишённый своего единственного способа найти барона Антон отчается, опустит руки, развернётся и поедет домой, и вот тогда, да, именно тогда, барон над ним посмеётся: громко и самозабвенно, как в последнний раз. Тогда, но не сейчас. Сейчас — пусть разочарование и неуверенность истерзают Антона изнутри, лишат его сил, окутают неуютным покрывалом вины и самоистязания. Барон поможет им лишь самую малость, когда будет обращать очередное пари в свою пользу. — Тогда возвращайся. Следи и готовься к одному маленькому сюрпризу, что я оставил для смертного, — произнёс барон, так и не взглянув на раба ни разу за разговор, потому как смотрел вдаль, на калейдоскоп сверкающих в ночи небоскрёбов Нью-Йорка, что высокомерными великанами взирали в ответ на Трёча из широкого окна. Сергей коротко поклонился, хотя и знал, что хозяин не смотрит на него, и растворился в тенях.***
Город за окном поезда сменился на степи, и по коридорам стали сновать проводники, проверявшие билеты и документы. У Антона при себе было лишь его свидетельство о рождении (так как паспорт он так и не получил), но он не особо беспокоился: пари работало, его не должны были выгнать с поезда даже если поймут, что у него нет билета. А потому, когда проводник дошёл до купе, в котором сидел Антон, и попросил показать билет, тот спокойно ответил, что его у него нет. — Господи, ещё один… — с каким-то неуместным волнением и скорбью произнёс проводник. — А ты что сделаешь, в воздухе растворишься?! Антон вопросительно поднял одну бровь. — В смысле? — В прямом, мальчик, — строго ответил проводник и, внимательно осмотрев нелегального пассажира и не заметив за ним никаких странностей, отошёл в сторону, как бы пропуская Антона вперёд. — За мной. Антон невозмутимо поднялся, уверенный, что сейчас произойдёт что-то, что позволит ему остаться. Однако ничего не происходило и когда проводники изучали его свидетельство о рождении, и когда предупреждали машиниста, что будут выводить зайца и передовать его полиции на следующей станции, и когда Антона подхватили за руки и потащили на выход. И лишь когда в глаза ударил свет, а ноги встали на платформу станции, до этого исключительно фантомный страх стал становиться вполне реальным. Антон дёрнулся в сторону, однако сильные руки проводников удержали его на месте. — Не дёргайся, парень. Поздно дёргаться-то, — приговаривал один из мужчин, а Антон судорожно размышлял, что пошло не так. Неужели пари переставало действовать после некоторого срока? Он стал вспоминать все прошлые пари и понял, что не может заметить в них подобной закономерности. Однако, если она осталась незамеченной им, не значит, что её вообще не могло существовать. Антон думал так пока не вспомнил точную формулировку своего прошлого пари. Вчера за разговором с Олегом он сказал: «Спорим, что завтра в это же время я буду сидеть в поезде, идущим в Беларусь?» В 8:42 утра Антон сидел в поезде, идущем в Беларусь. Пари сработало. Что происходило с Антоном дальше, контракт не волновало, потому как в споре не было сказано «буду сидеть в поезде, идущим в Беларусь, и просижу в нём до конца поездки». Антон ужасно хотел ударить себя по лбу ладонью — как же! так глупо ошибиться — однако проводники всё ещё крепко удерживали его от лишних движений. Теперь, Антон прекрасно понимал это, его не ждало ничего хорошего: только разборки с полицией и грязный обезьянник.***
Полицейский участок в отличие от предыдущих локаций был богат на тёмные закутки, поэтому Сергей без труда телепортировался в один из таких, что представлял из себя склад личных вещей задержанных. Это как раз то, что ему было нужно: чуть появившись внутри, Сергей тотчас же стал искать среди кучи вещей рюкзак Антона. Найти его было легко — больно уж объёмным он был. Сергей разорвал пластиковый пакет, в который засовывали все вещи, конфискованные у задержанных, и стал рыться во внутренностях рюкзака. Поиски не были долгими: карта, в которой был так заинтересован барон, лежала поверх других вещей. Сергей вытащил её и развернул: на ней карандашом была вычерчена ровная линия от родного города смертного до Канады. Сергею это ничего не говорило, однако он запомнил все мелочи, что увидел: в том числе, какие ещё страны пересекал странный маршрут. Когда задача была выполнена, Сергей положил все вещи обратно и скрылся в той же тени, из которой появился.***
Антон сидел, выпрямившись, словно напряжённая струна, в углу камеры и краем глаза следил за остальными обитателями ИВС. Помимо него в каталажке находилось пара нетрезвых мужчин и один молодой парень с бегающими глазами. Первые двое вели себя вполне спокойно, а потому не волновали Антона, но вот последний находился в явно неадекватном состоянии и представлял потенциальную угрозу. Антон бросал на него беспокойные взгляды с того самого момента, как его заперли тут: он боялся, что наркоман выкинет что-то такое, от чего Антона не успеет спасти тот полицейский, что сидел неподалёку на посту, охраняя ИВС. Несмотря на высокий для своего возраста рост, Антон всё ещё был худ и по подростковому нескладен, что выдавало в нём четырнадцатилетнего. А потому, если этот неадекватный выйдет из себя, он вероятнее всего нападёт на него, Антона, а не на двух пускай и пьяных, но крепких мужчин. Опасения Антона подтвердились, когда до этого бегавшие по камере глаза парня остановились на нём. Антон не успел себя удержать и автоматически посмотрел на неадеквата в ответ. Теперь взгляд отводить было нельзя. Неадекват пару раз качнулся на месте, сделал странное движение рукой, которое никак нельзя было охарактеризовать или описать, поскольку аналогов оно не имело, и наклонился к Антону ближе. — Ты чё на меня смотришь? — спросил он с таким нажимом, словно буквально выдавливал из себя слова. Антон задумался, стоило ли отвечать на провокацию или нет. Ответишь — можешь вывести из себя итак неадекватного наркомана, промолчишь — парень напротив может посчитать это проявлением слабости. — А ты чё на меня смотришь? — ответил Антон как можно более спокойно. — Ты чё, долбоклюй? Я тя спрашиваю, ты чё на меня смотришь?! — взвился наркоман за считанные секунды. Со стороны поста полицейского послышался резкий хлопок ладони по столу. — Эй там, заткнулись оба! — прикрикнул пухлый служитель порядка. — У меня итак голова раскалывается. На некоторое время в изоляторе повисла тишина, однако вскоре она была прервана всё тем же наркоманом. — Это ты меня сдал, да? Ты банчил на моём районе, — начал нести он какой-то несвязный бред, обращённый к Антону. Антон же, оценив состояние наркомана как потенциально агрессивное, решил воспользоваться этим в своих целях. — Ну я и чё? — нагло ответил Антон, даже не понимая до конца, в чём только что признался. Ему вполне хватало для подтверждения правильности действий вытянувшегося от удивления лица неадеквата. — А спорим, я ещё и раньше тебя отсюда выйду? Спорим, прямо сейчас меня отпустят, снимут обвинения и не будут больше искать? — протянул сначала фразу, а затем и руку Антон. — Спорим, — ответил сначала на вопрос, а затем и на рукопожатие неадекват. И когда Антон уже думал, что его маленькая хитрость прошла как по маслу, наркоман притянул наивного мальчика за руку и ударил его в лицо наотмашь. Антон отлетел в сторону, в ушах у него зазвенело, а перед глазами заплясали огоньки. Он как раз вовремя инстинктивно закрыл лицо руками: неадекват накинулся на него, уже лежавшего на полу, и продолжил бить. Из-за интоксикации наркотическими веществами удары его были едва ли вполовину так же сильны, какими они могли быть, если бы неадекват был трезв, однако и их силы хватало, чтобы дыхание Антона прерывалось, голова гудела, а кожа в местах ударов горела. Он успел сто раз проклясть свою глупость и самонадеянность, пока тот пухлый комендант не открыл дверь и не оттащил неадеквата от сжавшегося в клубок Антона. Звуки борьбы, мат полицейского, грохот металлических решёток, о которые отчанно цеплялся наркоман, — всё это доходило до Антона словно сквозь толщу воды. Он медленно разжал руки, что надёжно закрывали его лицо, и обнаружил красные пятна на кофте в сгибах локтей. Он дотронулся до лица — нос находился в неестественном положении, с него струйками текла кровь. Видимо, из-за шока он пока не болел в полной мере. Антон бросил короткий взгляд на наркомана, которого переводили в другую камеру. Он был совершенно неадекватен. И хотя он желал спорить и пожал Антону руку, пари не сработало. Антон понимал это теперь, потому как вспомнил прописанную в контракте оговорку: «Пари считается действительным, если Шастун А.А. произнёс суть пари вслух и пожал руку любому разумному, вменяемому, находящемуся в сознании существу». Отчаянно вырывавшийся из крепкой хватки полицейского парень находился в сознании и был разумен, однако вследствие наркотического опьянения считался совершенно невменяемым. Антон еле заметно сжал одну руку в кулак: он опять ошибся и снова сделал это ужасно по-глупому. — Малец, ты чего такой лихой-то? Ты так со всеми споришь? — проговорил без намёка на осуждение, скорее с неким сочувствием не успевший среагировать на перепалку пьяный мужчина, что сидел тут же, в камере. Антон опёрся на одну руку, затем присел, а после, слегка пошатнувшись, поднялся на ноги и гордо взглянул на мужчину, словно не он только что получил по лицу за самоуверенность. — Со всеми, — мрачнее обычного ответил Антон и протянул руку. — Спорим, что с меня снимут все обвинения, и я выйду отсюда прямо сейчас? Мужчина усмехнулся. — Тебя вообще ничему жизнь не учит, да? — пожурил он Антона. — Ну давай, спорим, уверенный ты наш, — сказал он и ответил на рукопожатие. Только руки разжались, как вдалеке хлопнула дверь, и в коридоре, ведущем к камерам, раздались шаги. Антон с надеждой посмотрел туда, откуда шёл звук. Через пару мгновений в коридоре показался высокий худой мужчина с карими глазами-бусинками и, чуть завидев еле справляющегося с задержанным полицейского, поспешил к нему. — Игорь! Вот же чёрт, — воскликнул он и уже хотел помочь затолкать наркомана в камеру, однако полицейский справился с этой задачей самостоятельно. — Да я уже сам, — протянул он, запирая камеру на ключ. Игорь устало выдохнул, кивнул пришедшему знакомому, и подошёл к камере, посередине которой замер окровавленный Антон, чтобы запереть и её. — А этот мальчик чё среди твоих верзил делает? — спросил пришедший мужчина. — Да он зайцем на поезде проехаться вздумал, вот его к нам в ближайший пункт и отвели, — отвечал Игорь, параллельно запирая камеру. — А ты чего вообще здесь? Ещё не уехал? — спросил он и, убедившись, что всё надёжно заперто, отошёл к своему столу. Гость бросил сочувственный взгляд на Антона, и последний посмотрел на него в ответ со скрытой надеждой, с мольбой о помощи. Мужчина развернулся и подошёл к Игорю. — Да вот сейчас еду. К тебе хотел зайти, попрощаться так сказать. Я ведь тут со всем закончил, — отвечал он. Игорь меланхолично улыбнулся. — Ну давай тогда, удачи тебе, Паш. Лясе привет передавай и детям. — Обязательно передам. Павел вновь посмотрел на Антона, однако на этот раз на месте сочувствия в его глазах сверкнула хитрость. Паша чуть наклонился к Игорю. — Слушай, ты можешь там к своим сходить, поговорить, отпустить этого пацана, — протянул он. Игорь оторвался от бумаг и взглянул на Павла так поражённо, что глаза его по величине стали напоминать пятирублёвые монеты. — Паш, ты чё, спятил? — прохрипел он, от удивления даже потеряв дар речи. — А что? — как ни в чём не бывало отвечал Паша. — Ну помнишь как ты моего оболтуса-крестника однажды вытащил. Этот тоже несовершеннолетний, ему и шестнадцати нет, я же вижу. Антон вплотную прислонился к прутьям, с признанием смотря на неизвестного доброжелателя. — Ты думаешь, если я с начальством дружу, то я любого, кто в обезьянник попал, могу вытащить? — беззлобно, но строго произнёс Игорь. — Он у тебя в базе есть? — спросил Павел, скрестив руки на груди. Игорь замялся, посмотрел на бумаги, потом на Павла, затем снова на бумаги, будто они могли подсказать ему, что говорить, и цыкнул. — Ну нет, — протянул он. — Ну и всё, — взмахнул руками Паша. — На первый раз-то, ну Харла, ну будь человеком. Его итак вон жизнь наказала. — Ага, его наказала и меня накажет, — буркнул Харламов. — Что мне с протоколами делать? — прошептал он. — Задним числом запиши его. Ну как ты в прошлый раз делал, — невозмутимо ответил Павел. Собеседник оставался непоколебим. Паша вздохнул. — У моего друга тут билет завалялся на финал между ЦСКА и Спартаком… — протянул он с явным намёком. Теперь Игорь колебался. — Ладно, выпущу, — ответил он после небольшой паузы. — Кинешь с билетом — подниму его дело, — усмехнувшись, добавил он. — Замётано, — воодушевлённо сказал Павел. Звуки открывающейся камеры теперь казались Антону самым красивым, что он когда-либо слышал в своей пока ещё совсем недолгой жизни. Он с благодарностью взглянул на вызволившего его мужчину. — Парень, тебя как звать-то? — протянул Павел, кивая в сторону коридора и как бы намекая Антону, чтобы он шёл за ним. — Антон, — ответил он, выходя из камеры и следуя за новым знакомым. Павел уверенно петлял в коридорах, словно хорошо знал это место, и Антон еле поспевал за ним. Мужчина был гораздо более прытким и подвижным, каким он мог показаться на первый взгляд из-за сухопарости. — А я Павел, ну ты слышал, наверное, — протянул он и зашёл в одну из комнат. Судя по нескольким стеллажам с вещами, это был склад. — А какое твоё ФИО? — спросил он вновь. — Шастун Антон Андреевич. Павел стал рассматривать надписи, написанные на пакетах и, видимо, найдя что-то, удовлетворённо улыбнулся. Через мгновение в руках его оказался пластиковый пакет, внутри которого лежал рюкзак Антона. — Ба, да ты популярная личность, Антон, — произнёс иронично, но вместе с тем и настороженно Паша, протягивая пакет Антону. Герметичная защита была вскрыта — кто-то рылся в его вещах. — Может, случайность? — с надеждой спросил Антон, вытаскивая из пакета рюкзак. — Может, случайность, может, не случайность. А рюкзачок всё-таки проверь, — заключил Павел и прислонился к одному из стеллажей, давая Антону время на проверку вещей. Антон открыл рюкзак и проверил всё, что только можно было, — ничего не пропало. Павел списал всё на неосторожность местных работников и повёл Антона дальше. Через четверть часа они уже шли вместе по небольшому населённому пункту подальше от полицейского участка. — Чего ж тебя угораздило-то так, а? — спрашивал Павел то ли про нос, то ли вообще про арест. Антон смолчал, посчитав вопрос скорее риторическим. — Тебя до больницы довести? — участливо добавил Паша, теперь совершенно точно ожидая ответа. — Нет, спасибо. На мне как на собаке всё заживает, — протянул Антон, не желая больше отягощать собеседника своим присутствием. — Малец, у тебя нос сломан, — скептически заметил Павел. — Такое ни у кого само по себе не заживает, — сказал он и остановился у обочины. Холодный ветер бережно окутывал воспалённый нос, слякоть под ногами с каждым шагом создавала всё более и более причудливые звуки, а Антон смотрел на нового знакомого и понимал, что теперь тот совершенно точно пытался ему помочь не из-за действия пари, а просто так, потому что он был человеком небезразличным к другим. У Антона появилась идея. Он протянул руку Павлу. — Держу пари, что у меня прямо сейчас вылечится нос и станет как новенький без болезненного процесса, — с вызывом сказал он. Павел усмехнулся. — Ну давай, держи, — протянул он с тенью азарта на лице и ответил на рукопожатие. Руки разомкнулись, и Павел вытаращил глаза от удивления. Если бы он сам не видел этого, никогда не поверил бы: нос Антона, что буквально пару мгновений назад смотрел в сторону, внезапно сам повернулся и встал в нормальное положение. Только кровь на лице Антона и давала понять, что с ним что-то происходило. Павел замер, не зная что и сказать: Антон даже не притрагивался к носу, всё произошло просто так, без стороннего вмешательства. — Как?! — воскликнул он через пару секунд ступора, неверяще осматривая абсолютно целый нос Антона. — Это фокус какой-то? — Нет, — ответил Антон, и, возможно, Павел и усомнился бы в его ответе, не будь он настолько мрачным и печальным, будто бы мальчик и не был рад тому, что произошло. — Можно я?.. — протянул Паша, поднимая руку и кивая в сторону носа Антона. — Да, конечно, — пожал плечами Антон, не возражая желанию Павла проверить всё самому. Паша наклонился ближе и дотронулся до носа Антона, с удивлением обнаруживая тот абсолютно целым. Он отшатнулся и взглянул в глаза мальчику, ожидая увидеть в них хотя бы намёк на колебания, на искру хитрости, что просто обязана была промелькнуть в них, если Антон разыгрывал его. Однако он оставался неестественно хмур, словно был не мальчиком, а скрягой-стариком. — Ну ты… Гудини! — поражённо воскликнул Павел, надеясь таким незатейливым комплиментом поднять настроение Антону, однако слова не возымели никакого эффекта: даже тени улыбки не промелькнуло на лице Антона. — Это не фокус, — нахмурился ещё больше Антон. — А что же это? — усмехнулся Паша. Антон сощурил глаза, и на секунду в них промелькнуло нечто пугающе болезненное, что заставило Павла вздрогнуть. — Я… не могу сказать. Павел изучающе осмотрел Антона: худой и нескладный, как все подростки, вполне обычный, только почему-то слишком зажатый, скрытный и хмурый. Мог ли он попасть в какую-то ужасную историю? — Почему ты ехал зайцем? — задал первый из списка интересующих его вопросов Павел. Теперь он точно не собирался оставлять эту ситуацию без хоть каких-нибудь объяснений. — У меня не было денег на билет, — честно ответил Антон, мысленно продумывая, что делать и куда бежать, если новоиспечённый знакомый, узнав чуть больше, захочет отдать его обратно полиции. — Как же твои родители? Они не могли дать тебе денег? — Я сирота, — вновь не солгал Антон, ведь и матери, и отца у него уже давно не было. Паша чуть заметно сжал зубы: чем дольше он расспрашивал, тем всё больше ему не нравилось то, что он узнавал. — Ты сбежал из дома? — предположил он. Антон кивнул. — Мне нужно найти одного человека, чтобы снова стать счастливым, — сказал он заученную фразу, которая наиболее точно передавала его ситуацию, не раскрывая при этом положений контракта. — Кого? — Барона Трёча. У него много имён. Он бизнесмен, — каждый раз обдумывая следующее предложение, ответил Антон. Павел начал этот допрос, чтобы успокоить себя, опровергнуть подозрения, что невольно появились у него при виде этого мальчика, однако ответы Антона заставляли его беспокоиться лишь сильнее. — Зачем тебе понадобилось искать бизнесмена? — Он… Мы… Я… — всё пытался хоть с какой-то стороны подойти к объяснению его связи с бароном Антон, однако ничего подходящего в голову не приходило: любая фраза подпадала под пункт о неразглашении. Видя заминку Антона, Павел решил задать следующий вопрос: — Ты ехал к нему? Антон кивнул. — Ты знаешь, где он живёт? — Не совсем, лишь примерно, — уклончиво ответил Антон. — И куда ты примерно направлялся? — выделил слово «примерно» Павел. — Сначала в Беларусь, затем в Польшу. Там на некоторое время мне необходимо остановиться, чтобы попробывать отыскать его, — изложил без утаек свой план Антон: ему почему-то очень хотелось верить этому новому знакомцу. Павел на некоторое время замолчал, задумавшись. Что-то плохое определённо случилось с этим мальчиком, нечто, о чём он даже сказать не мог, и ключ ко всем ответам — некий бизнесмен. Если этот бизнесмен стал источником бед в жизни Антона, то обращаться в полицию может оказаться бессмысленным: бизнесмены с помощью своего влияния могли уйти из-под любого подозрения, после этого ещё и запугав тех, кто посмел перейти им дорожку. Может быть, поэтому Антон так отчаянно пытался найти этого бизнесмена самостоятельно? И, если предположения Павла — правда, как вообще можно было помочь этому мальчику? — Ты ведь не вернёшься домой, да? — то ли спрашивал, то ли утверждал Павел. Антон покачал головой. — И если тебя и вернут, ты всё равно опять пойдёшь его искать? — вновь сказал Павел. Антон кивнул. Паша же тяжело вздохнул, словно решился на что-то. — Я могу подвезти тебя до границы, но не дальше, иначе у меня будут проблемы, — улыбнулся он. Павел был достаточно опытен, чтобы увидеть, что в глазах Антона расцвела искренняя благодарность, однако губы его даже не дрогнули в подобии улыбки. — Спасибо, — выдохнул Антон с облегчением: он, наконец, нашёл хотя бы одного человека, который не считал его высокомерным или циничным просто потому, что он не был весел, и который от чистого сердца решил помочь ему.***
Тени с тихим шорохом рассыпающегося в стороны чёрного песка раскрылись, и из них вышел Сергей. Он быстро покинул тёмный переулок Лондона и вышел к Ритцу, из которого как раз выходил барон. Заметив раба, Трёч приостановился. Сергей подошёл ближе и позволил себе начать сразу же, не дожидаясь разрешения барона: — Карта мира Антона пересечена линией, начинающейся в его родном городе и заканчивающейся островами Канады. Не знай Сергей хозяина вот уже 150 лет, не заметил бы, как взгляд его всего лишь на мгновение стал жёстче, чем обычно. — Эта линия пересекала Дрезден в Германии? — тихо уточнил барон. — Да, — чуть помедлив, ответил Сергей. И теперь холод в глазах барона не мелькал призрачным блеском, он полностью заволок его взгляд: в Дрездене находилась одна из двух основных резиденций Трёча. Антон услышал смех, звучавший с севера-запада, и нанёс линию на карту, чтобы понять, где мог в этот момент находится барон. И последний не мог оставить этот факт без внимания, больно уж прыток был мальчишка, слишком наглыми были его действия. Ему хватило дерзости считать себя равным ему, думать, что дар выигрывать пари сможет спасти его в трудную минуту, что барон не сможет заставить его повернуть обратно. Что ж, если смертный действительно так считал, значит, он должен поплатиться за свою глупость. Барон стал вспоминать все пари, которые заключал Антон за последние десять часов, а также места, где они были заключены. Сначала на границе России и Беларуси Антон поспорил, что успешно пересечёт её с кем-то. Затем началась странная серия бессмысленных пари о каких-то мелочах: будь то определённое положение монетки в орлянке или расположение облаков. Судя по быстрой смене мест заключения пари, Антон передвигался на транспортном средстве. Вероятно, ехал с кем-то. Последние пари были заключены уже в Польше. Глаза барона сверкнули холодным огнём: у него появилась идея, как отбить у смертного желание бороться. — Возвращайся, — бесцеремонно бросил он рабу и сел в подъехавший к Ритцу автомобиль.***
Глаза наливались свинцом после двенадцати часов их с Пашей путешествия на автомобиле, и Антон очень хотел прикрыть веки и заснуть, однако Павел не давал ему этого сделать: после заключения пари на границе с Беларусью, он был сам не свой. Всё пытался проверить пределы «фокусов Антона», как он их называл. Нет, он не мог знать о контракте или подозревать о всём масштабе способностей Антона, однако он заметил, что мальчик выигрывает все пари, а потому теперь отчаянно пытался найти хоть какой-нибудь спор, который Антон не сможет выиграть. — Спорим, что сейчас по тому дереву не пробежит сумасшедший лесник? — сказал Паша и протянул руку Антону, свободно продолжая рулить одной. — Спорим, — сонно протянул Антон, пожал руку, и прикрыл веки. Через некоторое время со стороны водительского сиденья раздались удивлённо-довольные звуки. — А спорим, сейчас в небе не пролетит самолёт, раскрашенный во все цвета радуги? — продолжал Павел. — Спорим, — не открывая глаз, отвечал Антон. Через пару мгновений в салоне раздался разочарованный вздох. — Эх, похоже и твои фокусы работают не всегда, — заметил Паша. Антон удивлённо распахнул глаза: в небе действительно не было и намёка на разноцветный самолёт. Он стал судорожно искать причину этому в пунктах контракта. — Вы не спорили, — вдруг понял Антон. — В смысле? — переспросил ничего не понимающий Павел. — Вы так сильно верили, что такой самолёт действительно пролетит, что уже не спорили. В вас не было азарта, — объяснил Антон, точно определяя, в чём была ошибка: уж находить слабые места в заключении пари у него стало получаться лучше после стольких собственных провалов. — Как всё запутанно… — протянул иронично Паша, останавливаясь в небольшой пробке перед железнодорожными путями. Шлагбаум был опущен — вот-вот должен был проехать поезд. Антон тем временем вновь прикрыл веки, размышляя над сказанным Пашей. Павел даже не представлял, как на самом деле был прав: контракт был составлен действительно запутанно. Даже над такой маленькой заминкой, как с этим самолётом, приходилось подумать, чтобы понять, в чём была причина несрабатывания пари. Подумать только — а ведь в первое мгновение Антон действительно поверил, что контракт отказал ему в пари. С другой стороны, если бы Антон действительно проиграл пари, к нему бы вернулся смех, так что ошибка была очевидна. Антон подскочил на месте. Пятый пункт контракта, ну конечно! Что могло быть проще! «Если Шастун А.А. проигрывает пари, господин Ч.Трёч возвращает ему его смех», — отчётливо вспомнил Антон строчки, написанные на сочащейся соком бумаге. Вот он — способ рассторгнуть контракт! Антону всего лишь нужно загадать такое пари, которое барон просто не смог бы выполнить. Вдалеке послышался гудок поезда. Антон посмотрел на железную дорогу: равнина позволяла видеть огромную её часть — от горизонта слева до моста над стремительной рекой справа. — Спорим, что этот поезд сейчас взлетит без вреда пассажирам? — сказал воодушевлённый Антон и протянул руку Павлу. Сна как не бывало: Антону казалось, что вот сейчас, прямо сейчас у него получится вернуть то, без чего ему так ужасно жилось эти годы. Павел скептически взглянул на Антона и усмехнулся. — Да не может быть такого, — отмахнулся он от пари. Поезд тем временем приближался. — Спорим? — спросил вновь Антон, играя на азарте Павла. Паша опять посмотрел на Антона, однако на этот раз в его карих глазах-бусинках мелькнул еле заметный огонь. — Эх, была не была, спорим! — воскликнул он и пожал протянутую руку. Пальцы размыкаются, и Антон слышит за спиной жуткий грохот. Он оборачивается и перед глазами разворачивается ужасающая картина: мост, по которому должен проехать поезд, внезапно разрушается, рассыпается на части, словно всё это время он состоял из песка, а не из камня, и остатки его летят в бурную холодную реку. Водители остановившихся машин выскакивают наружу, и Антон следует их примеру: рывком открывает дверь и, не обращая внимания на окутавший его холод, смотрит на стонущий под тяжестью заключённого пари мост. Стук сердца поднимается от груди к ушам и теперь безжалостно оглушает своего хозяина учащённым громким клокотанием. Приближающийся поезд визжит выжатыми тормозами, кричит длинным гудком, плачет голосами сотен людей, что по одному выпрыгивают на ходу, лишь бы выжить. И весь этот ужас, всю стирающую принципы и мораль панику вдруг перекрывает знакомый смех: тот смех, что гудел раньше почти каждый день в голове Антона, а теперь, после небольшого перерыва, вдруг врезался в виски ещё безжалостнее, ещё агрессивние. Антон сгибается пополам, зажмуривает глаза и впивается дрожащими руками в спутавшиеся волосы, оттягивает их, словно пытаясь отвлечь себя от циничного, страшного смеха и шепчет, тихо шепчет: «Прекрати. Прекрати!» Однако ничего не прекращается, ничего не уходит: мост всё так же рушится, люди выпрыгивают, поезд гудит, а барон где-то там, где нет места страху, смеётся так самозабвенно и искренне, что к горлу Антона подступает тошнота. Он заставляет себя поднять взгляд, распрямиться и побежать к выпрыгнувшим на ходу пассажирам. «Если когда-нибудь вы ошибётесь в формулировке, пари может сработать далеко не в вашу пользу», — звучит в его голове голос барона, и Антон понимает: всё это — предупреждение. Дальше будет хуже, если он не остановится. Антон, не помня себя, пытается помочь каждому, кому только может, и мысленно молит всех богов, чтобы пари сработало полностью, а не частично, ведь после случая на перроне с той бедной пожилой женщиной Антон предусмотрительно добавил в пари оговорку: «…взлетит без вреда пассажирам». И когда поезд доезжает до сломанного моста и с пробирающим все органы грохотом падает вниз, Антон смотрит на длинную линию пассажиров вдоль железной дороги и понимает: ещё никогда его предусмотрительность не спасала столько жизней. — Антон… — глухо звучит знакомый разочарованный голос, и Антон оборачивается: перед ним стоит Павел, смотрящий на него со смесью неверия, ужаса и осуждения. Что-то с громким треском ломается внутри Антона: Павел считает, что Антон специально заключил такое пари, и Антон просто не может сказать ему, как несправедливо иногда работает контракт, чтобы оправдать себя. — Я не хотел, — было единственным, что смог произнести ослабевший Антон, смотревший на Пашу с неподдельным сожалением. — Я правда не хотел, — прошептал он вновь, искренне надеясь, что ему поверят.