***
Он определённо не прогадал, когда решил путешествовать на поезде в человеческом облике, а не в теневой форме: купе действительно хорошо освещались, тени было бы негде спрятаться утром, когда поезд прибудет в Москву. Однако пару минусов всё же наблюдалось в его вынужденной покупке горящих билетов — смертный Антон находился в другом вагоне, в котором были свободные места. Однако это не сильно волновало Сергея: если смертный захочет выйти на какой-нибудь станции раньше Москвы, Сергей увидит его в окнах и выскочит следом; ну а если же Антон доедет до столицы, Сергей сможет затеряться в толпе и проследовать за ним. С этими мыслями он лёг на кровать и стал имитировать сон. По-настоящему он не спал уже 150 лет. В это же время в другом вагоне Антон склонился над картой, что он украл (хотя он предпочитал слово «позаимствовал») у Эда. Антон провёл линию от родного города ровно на северо-запад, то есть туда, откуда чаще всего он слышал смех барона. Линия пересекала ужасающее количество стран: Украину, небольшую часть Беларуси, Польшу, Германию, Нидерланды, Великобританию, Ирландию, а также острова Канады. И везде, в любой этой стране могла находиться резиденция барона. Однако всё же у Антона осталась пара козырей в кармане: во-первых, если Антон случайно пропустит страну-резиденцию и поедет дальше, то смех прозвучит в противоположном направлении, и Антон быстро поймёт ошибку, во-вторых, он всё ещё мог ориентироваться на часовые пояса, в которых звучит смех. Антон судорожно выдохнул и откинулся на подушку: все эти рассуждения были исключительно гипотетическими, далёкими от реальности. Он не представлял, сколько ему понадобиться времени, чтобы пройти все эти пункты и найти барона. Внезапная идея озарила его уставшее от перипетий сознание, и Антон подскочил на месте. Сидевший напротив мужчина средних лет вопросительно поднял одну бровь. Да, вот он-то Антону и был нужен. — Здравствуйте, я — Антон, — произнёс он максимально вежливо и протянул руку соседу. Надежда на хороший исход придала ему сил, вдохнула искру жизни, за которую он жадно ухватился, потому как свою жизнь он уже два года как продал. — Ну здорова, Антон. Я — Виталя, — пробасил мужчина и улыбнулся, надеясь на ответную вежливость, однако взгляд Антона оставался хмурым, что существенно подпортило первое впечатление Виталия о его соседе, а потому он слегка нахмурился, но Антон проигнорировал его недовольство: что-что, а свою угрюмость он не мог изменить. — Куда едете? Домой? — поинтересовался Антон, стараясь привести разговор к нужной теме, параллельно коря себя за глупость: как он сразу не догадался о таком простом решении его проблемы с бароном? Виталий слегка поколебался прежде чем ответил: — Да нет. К сыну и невестке, — теперь мужчина улыбался чему-то своему. Антон задал ещё пару вопросов, чтобы завязалась дружеская беседа. Для этого ему пришлось прослушать целую историю о знакомстве сына и невестки Витали, о том, как не нравится его жене эта невестка, о том, как Виталя заступается за неё, и прочее, и прочее, однако всё это стоило того, ради чего Антон вообще начал этот разговор. — А ты чего тут один? К родителям едешь? — наконец, начал из вежливости задавать ответные вопросы Виталий. — Не совсем… — протянул Антон и позволил себе показать часть печали, что ела его изнутри, чтобы разжалобить собеседника. — Эй, чего хмурной такой? — поинтересовался Виталий. Антон опустил взгляд. — Я ищу одного человека. Мне очень важно найти его, чтобы снова стать счастливым, — начал он издалека. Виталий похабно улыбнулся, коротко рассмеялся и хлопнул Антона по плечу так сильно, что тот подскочил на месте. — Теперь понятно, чего ты такой, — Виталий понимающе закивал, и что-то в этом деланом понимании Антону совершенно не понравилось. — Девушка сердце разбила? Ищешь её теперь? Антон поперхнулся воздухом. Беседа уходила в совершенно другое, ненужное Антону русло. — Нет, нет. Я ищу… — и теперь Антон осёкся. Там, где только что была надежда, липкой гущей медленно растёкся страх; где были силы, теперь правила слабость. Лицо Антона против его воли исказилось, а лёгкие вдруг стали сокращаться так часто, словно Антон задыхался под толщей воды. Кончики пальцев похолодели и задрожали, и он поспешил спрятать их под столешницу, что располагалась между двумя койками. Пару минут назад всё было чуть проще. Пару минут назад Антон хотел поспорить с первым встречным, что найдёт барона. Теперь он вдруг осознал: одна ошибка, одно неверное слово — и он лишиться способности выигрывать пари. Он чуть не рассказал о том, что было начертано на сочащейся соком бумаге. Он чуть не нарушил пункт о неразглашении. Это было бы приговором для него, ведь тогда он уже не смог бы вернуть свой смех. — Эй, парень, с тобой всё нормально? — прозвучал голос будто из-за толщи воды. Антон боялся ответить, боялся доверять собственному языку: вдруг этот глупый, дрянной язык лишит его всего! Пустота в сердце была права, когда нашёптывала ему, что ничего не получится, а он, самоуверенный болван, не послушал её! И вот теперь он был в шаге от обнуления контракта и всё из-за своей глупости! Однако, с другой стороны, разве не мог Антон рассказать о бароне в общих чертах, не поднимая тему контракта? Мог, на это не было установлено ограничений. Антон заставил себя вздохнуть глубже, унять дрожь в конечностях и взглянуть на собеседника, всё это время пытавшегося достучаться до него. Он обязан был хотя бы попытаться заключить это пари. — Всё нормально. Просто я ищу одного мужчину, которого повстречал два года назад, — медленно проговорил он, следя за реакцией Виталия. Виталий скривился. — Ты что, из «этих»? — презрительно шикнул он. — Что? Нет, — ответил Антон, чувствуя подступающую к горлу безысходность. Контракт был хитрее, чем казался на первый взгляд: он слишком хорошо защищал своего составителя. — Я хочу найти этого человека, но я ничего о нём не знаю. Спорим, что мне удастся встретиться с ним? — поторопился Антон, боясь, что если будет медлить, шанс заключить пари и вовсе снизится до нуля. Виталий вопросительно посмотрел на протянутую ему руку. — Да найдёшь, конечно, кем бы этот человек ни был, — отмахнулся от спора он. План рушился на глазах, и всё внутри Антона сжалось, когда он понял, что разговор угасает, а вместе с ним — и призрачная надежда найти барона. Антон нервно сглотнул, и, не помня себя, сделал рывок вперед и сжал в рукопожатии расслабленно лежавшую на столешнице руку собеседника. Ничего не произошло. — Так, пацан, чё ты к взрослым лезешь? — вырвал Виталий руку из крепкой хватки. Антон притих и осунулся: он видел в глазах напротив самое страшное — полное отсутствие эмоций, безразличие. Безразличие было для него опаснее всего: гнев, ярость, печаль, азарт — все эти эмоции могли подтолкнуть кого-то к заключению пари, и оно состоялось бы. Безразличие же подразумевало отсутствие желания спорить, а значит, согласно контракту, аннулировало любое пари. — Ничего, извините, — сумбурно произнёс Антон и развернулся к стене. Контракт ограничивал его со всех сторон: Антон ощущал себя зверем в крохотной клетке, разве что, в силу невнимательности и неопытности, до сих пор не замечавшим железной решётки вокруг себя. Теперь же он понимал, с каким коварством был составлен контракт, какой хитрый ход был спрятан в пункте о неразглашении. Антон не мог заключить пари о бароне, потому что не мог заставить никого сочувствовать себе, не мог произнести и слова о том, что он так опрометчиво продал барону когда-то. Антон сжал ладони в кулаки, чтобы вновь попытаться унять в них дрожь. Этот, как, впрочем, и все прошлые раунды были за бароном. Антон лишь надеялся, что, когда ему удастся встретиться с Арсением Сергеевичем, поговорить с ним, он поможет рассторгнуть ему этот тягостный контракт. Он ведь хотел помочь ему, он объяснял ему все пункты контракта и не принуждал подписывать его, это Антон сплоховал. Антон вспомнил, как барон сказал, что знал его отца. Отец был сильным и честным — разве могли быть у него плохие знакомые? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Значит, барон не мог быть нечестен. Так говорила надежда Антона на лучшее. Рациональность же робко нашёптывала наивному ребёнку, что барон мог просто солгать.***
Прогорклое, промозглое, противное (и ещё много таких нелицеприятных «про») утро невесомо проводило подушечками пальцев по всей открытой коже, до которой только могло дотянуться, вызывая неприятные, болезненные из-за холода мурашки. Антон не мог понять: он ли вдруг стал так медлителен, так оторван от мира, или мир вокруг внезапно решил ускориться. Люди сновали перед глазами так быстро, что становились невыразительными линиями для смотрящего на них Антона. Москва была суетливым, шумным, никогда не спящим городом — Антону не понадобилось недели, месяца, года, чтобы распознать это. Ритм города сам нашёл его: завертел сбежавшего из дома гостя, выветрил из головы все воспоминания о восьмичасовой поездке на поезде, об оставленной в родном городе подруге. Столица была хищным зверем, не в привычках которого было скрывать клыки — не важно взрослый был новоприбывший гость или ещё подросток. Антон шестым чувством ощущал, что может погибнуть ещё здесь, не за границей, а на родине, просто потому что сдастся силе Москвы. Переполненный зловонный вокзал выплюнул Антона в центр города. Москва была перевалочным пунктом: судя по линии, что нарисовал Антон на карте, барона точно не могло быть в столице России. Однако Антон не представлял, как он сможет пересечь границу, как будет коммуницировать с местными в других странах, если не доучил даже школьный английский, как уйдёт от преследования в виде полиции, что совершенно точно пойдёт по его следам через несколько суток, когда мачеха напишет заявление о пропаже и его примут на рассмотрение. Не говоря уже о том, что у Антона заканчивались деньги, которые он взял из дома, — на следующий билет уже не хватало. Ему необходимо было заключить несколько пари, прежде чем он отправится в дальнейшее путешествие. Ему также нужно было найти какой-нибудь неприметный хостел или нечто вроде него, так как, возможно, на поиск отъявленных спорщиков может уйти целый день. Антон нашёл среди множества одинаковых машин такси и, сев внутрь, назвал подмосковный город, надеясь на сутки или чуть больше спрятаться там до того, как ему удасться купить билеты в Белорусь. Утренний свет заливал площадь, повсюду сновали люди. Сергей задумчиво сощурил глаза: теней в городе не хватало, он не мог свободно перемещаться за машиной. Ему придётся воспользоваться способом перемещения смертных. Сергей рывком открыл дверь одного из припаркованных такси, сел на переднее сиденье и, не глядя на водителя, указал пальцем на удаляющуюся машину. — За этим, — коротко, но твёрдо произнёс он и кинул пару купюр на панель управления. — Э, брат, дела так не делаются, — проговорил с акцентом оскорбившийся действиями Сергея дагестанец. Сергей развернулся, выудил из-под одежды кинжал и приставил его к горлу водителя. — А так, брат? — холодно заметил он. Водитель залепетал слова извинения и рванул с места за указанным такси. Сергей же спрятал кинжал, вспоминая, как когда-то, в то последнее свободное утро, за пазухой черкесски его была гурда, а под ногами было не железо, а добрый конь.***
Маленькие вострые глаза скептически осмотрели его с ног до головы, и Антон подавил в себе желание развернуться и уйти. Пухлая женщина за столом у входа в, вероятно, не очень легальный хостел переступила с ноги на ногу и пренебрежительно протянула: — Чего тебе, мальчик? — У вас есть свободные комнаты? — невозмутимо спросил он. Женщина цыкнула и ещё раз осмотрела гостя. — Допустим, — бросила она, поджав тонкие накрашенные ярко-розовой помадой губы. — А ты не маловат для того, чтобы путешествовать одному? Антон чувствовал, что разговор вот-вот зайдёт в тупик. Он достал все оставшиеся деньги, посчитав, что валюта — лучший аргумент в любом споре. — Может, маловат. Но разве парень вроде меня не должен учиться самостоятельности? — с еле заметным нажимом в голосе произнёс он, пододвинув деньги хозяйке. Женщина комично приподняла нарисованные брови и бережно пересчитала деньги. — И вправду, — уже более лояльно протянула она, спрятав выручку, словно Антон отнял бы её, как только она отвернулась бы. — Что ж, я всегда рада новым постояльцам. На сколько остановитесь? — На одну ночь. Кажется, и это не понравилось хозяйке: она надеялась заработать больше. Однако теперь женщина постаралась скрыть показавшееся на лице недовольство — она склонилась над какими-то бланками, что были разложены на её столе. Антон же перевёл взгляд на странный, уродливый засохший цветок, что стоял прямо тут, на столе, рядом со входом. Антон задумался, зачем вообще выставлять подобное на обозрение потенциальных клиентов. Женщина тем временем подняла взгляд с бланков на гостя и, заметив его замешательство, пояснила: — Он уже давно засох, да рука не поднимается выбросить — он принадлежал моей покойной сестре. Антон отмер и развернулся. — Соболезную вашей утрате, — автоматически ответил он. Угрюмость с которой была произнесена фраза утешения ещё больше не понравилась хозяйке, поэтому она презрительно «угукнула», развернулась и стала искать на полках ключи. Не найдя нужное, она прикрикнула кому-то, кто, вероятно, находился в соседней комнате: — Оле-е-ег! Где ключи от 4-й?! — ответом на её вопрос была тишина. — Олег, чёрт тебя дери, — проворчала женщина и, словно гусыня, стала ковылять в сторону двери в подсобку. Затем, вспомнив о госте, она приостановилась. — Постой…те здесь, — с оттяжкой, неохотно обратившись к постояльцу на «вы», бросила она и скрылась. Антон устало вздохнул: стресс и плохой сон в плацкарте измотали его, а ведь это было лишь начало пути. Он не представлял, как выдержит это долгое путешествие. Его слегка укачало в такси, ему было душно и жарко — кажется, даже походная кофта уже прилипла к его груди. Антон расстегнул куртку, снял её и теперь, без верхней одежды, почувствовал, что что-то не так. Он вытащил из-за пазухи контракт, и с бумаги на пол упала густая капля сока. Антон, испугавшись, что наследит и в буквальном, и в переносном смысле, свернул странную, живую бумагу контракта над бедным цветком и позволил стечь соку на итак мёртвое растение. «Хуже ему уже точно не будет», — рассудил он и, дождавшись, когда контракт снова станет сухим, спрятал его обратно под одежду. Он сделал это как раз вовремя, так как через пару мгновений из подсобки вернулась хозяйка, своим появлением заставив взрогнуть перепугавшегося Антона: он задумался, не увидела ли она контракт, так как это тоже считалось за разглашение. — Вот держите, — протянула она ключи, и Антон почти вырвал их из её рук. — Д-да, спасибо, — пробормотал он, поспешив уйти от пристального взгляда её маленьких глаз, что продолжали буравить его, пока он не свернул в коридор.***
Маленькая одноместная кровать, дышащая на ладан тумбочка и картонные стены — Антон предполагал нечто подобное, когда увидел в каком переулке расположился вход в хостел, однако это не было для него проблемой, он, наоборот, был рад, что ему удалось найти такое неприметное место. Он не собирался задерживаться здесь более чем на сутки — он мог позволить себе лишь ночь здесь, не больше. Оставалось лишь найти кого-нибудь, с кем он смог бы заключить необходимые в ближайшие дни пари. Только Антон вышел из своей комнаты, чтобы найти ближайший бар — место для настоящих спорщиков — как решение его проблем само пришло к нему в виде неопрятно выглядевшего мужчины, стоявшего в углу коридора. — О, о, малец, подь сюды, — позвал он Антона, и последний, оценив состояние неизвестного как слегка пьяное, подошёл ближе — пьяного человека ничего не стоит подбить на пари. Чуть Антон встал рядом с мужчиной, как тот бесцеремонно схватил его за плечо и стал осматривать с ног до головы. — Так, малой, тебе сколько? — причмокнув, спросил он. — Шестнадцать, — солгал Антон, интуитивно понимания, зачем его подозвал мужчина. Неизвестный воодушевился, приобнял по-свойски Антона и повёл его в не занятый никем номер. — О, нормально. Пшли со мной, пока эта карга не увидела, — пробормотал он, проглатывая половину гласных. — Куда? — всё же решил уточнить Антон, сыграв непонимание и тем самым стараясь усыпить бдительность мужчины. Мужчина цыкнул языком так же, как цыкала до этого хозяйка. Антон задался вопросом, не были ли эти двое родственниками. — Ну чё ты тугодум-то такой, — недовольно протянул неизвестный и наклонился ближе. — Опохмелиться мне нужно, браток. Но кто ж без собутыльника пьёт, а? — хрипло прошептал он около лица Антона, обдав того запахом перегара. Пара мгновений — и незнакомец уже расставлял стулья вокруг небольшого стола и доставал из-за тумбочки две заготовленные бутылки. — Во, красавица, правда? — похвастался мужчина, ставя посередине стола чекушку. — Пил уже? Антон сел за стол, обдумывая, как избежать вреда печени и при этом заключить нужные ему пари. — Не водку, — честно ответил он: как-то раз он пробовал пиво, но ему не понравилось, больно кислым то было. Незнакомец махнул на это рукой, испещрённой татуировками явно тюремного происхождения, и сел подле Антона, открывая первую бутылку. — Ну, пора уже. Водку не попробуешь — мужиком не станешь. Это как крещение, — приговаривал он, разливая алкоголь по рюмкам и совершенно не смущаясь того факта, что, по сути, спаивает несовершеннолетнего. Мужчина взял в руки первую рюмку и выразительно кивнул Антону в сторону его. Антон замешкался: ему срочно нужно было что-то придумать, чтобы не загреметь с алкогольной интоксикацией в первый же день его путешествия. — Спорим, я больше вас выпью, но при этом не опьянею и вреда здоровью не получу? — с вызовом в голосе выпалил Антон, протягивая руку незнакомцу. Последний вдруг весь сморщился, напрягся, нахмурился, словно Антон нанёс ему смертельное оскорбление. — Щенок, ты чё, оборзел? — взревел он басом так устрашающе, что Антон слегка дёрнулся и засомневался в своём плане: что произойдёт быстрее — ему набьют морду или он всё-таки сможет заключить пари. — Спорим, нах! — воскликнул тем временем мужчина, коротко пожал протянутую руку и вцепился в рюмку. — Давай, молокосос, я тебя сейчас как два пальца… — так и не договорил мужчина, потому что опрокинул в себя содержимое рюмки. Антон опасливо поглядел на алкоголь в руках, зажмурил глаза, выдохнул и выпил всё разом, ожидая обжигающего ощущения спирта на языке. Однако ничего похожего на описание высокоградусных напитков не произошло: Антон словно выпил воду, а не водку. Он проследил за реакцией мужчины напротив: тот сморщился и с чувством выдохнул — в его рюмке явно был алкоголь, в отличие от рюмки Антона. Не будь смех теперь у барона, Антон не сдержался и улыбнулся бы — его дар работал как часы. Он поспорил, что выпьет больше, чем незнакомец, но не сказал чего, а потому теперь алкоголь для него терял свой градус и становился просто водой. Сделав это небольшое открытие, Антон уже безо всякой осторожности опрокинул и вторую, и третью рюмку, и теперь было не понятно, кто кого спаивал. — Нихера ты хлещешь, ты чё, бронированный? — хрипло прокомментировал способности Антона мужчина, чей взгляд уже плыл по комнате. Антон лишь продолжал его подначивать — ему было выгодно, чтобы алкоголь взыграл в жилах собеседника, и тот стал более азартен. — Тебя как звать-то? — решил спросить после четвёртой рюмки мужчина. — Антон. А вас? — А я Олег, — коротко бросил он и сразу поднял следующую рюмку. — Давай, будем здоровы, — вот и пятая рюмка была потеряна для общества в животе Олега. Олег поморщился, покачался на месте и попытался сфокусировать взгляд на мальчике. — А чего хмурый такой? — протянул он заплетающимся языком. — Я из дома сбежал, — всё с той же показной уверенностью, с какой он заключил первое пари, ответил Антон, знал — чужая уверенность выводит из себя, пробуждает желание поставить её под сомнение, поспорить. Олег звучно рассмеялся, затем пару мгновений блуждал в междометиях, закусывая свою неначитанность копчёной колбасой, а потом, прожевав сервелат и грустно взглянув на пустую тарелку, подался в философию — пункт назначения всех алкогольных посиделок. — Я тоже сбегал в своё время. Ну нам, мужчинам, это полезно, знаешь: свободы глотнуть немножко, от домашних отдохнуть, — меланхолично протянул он. — А я не на немножко, я на совсем сбежал. Хочу завтра же сесть на поезд в Беларусь и пересечь границу, — ещё более нагло заявил Антон, показательно разваливаясь на стуле. Олег неверяще усмехнулся. — Ну заливаешь, малой… Антон протянул ему ладонь, мельком взглянув на его наручные часы: было 8:42 утра. — Спорим, что завтра в это же время я буду сидеть в поезде, идущим в Беларусь? Олег осанисто кивнул и ответил на рукопожатие. — Спорим! — воскликнул он и вновь потянулся к стремительно пустеющей бутылке. — Во, давай за это ещё одну. Рюмки скучающе наполнились и так же скучающего опустели — кажется, они воспринимали происходящее как рутину. — Но даже если ты, допустим, будешь в поезде, не факт, что ты удачно пересечёшь границу. Да и искать тебя твои начнут. Антон только и ждал, когда зайдёт тема о его поиске. — Спорим, что полиция никогда не примет заявление о моей пропаже и не начнёт меня искать? — уверенно произнёс он заготовленную несколько минут назад фразу. На этот раз мужчина усмехнулся совсем недружелюбно, и золотой зуб его, что притаился рядом с клыками, блеснул на свету. Антон осознал, что ходит по краю неуравновешенных нервов бывшего уголовника, и страх сковал его всего, однако всё же ему хватило воли подавить трусливое желание дёрнуться, выдать своё беспокойство. Мужчина тем временем цыкнул и придвинулся ближе к Антону. — Малой, с такой фраерской уверенностью тебе жизни не будет, — медленно, вкрадчиво проговорил он. Раньше, когда у Антона был смех, была уверенность, он говорил себе, что всё будет хорошо. Теперь, когда он был лишён былого оптимизма, он не мог отвечать страху пустыми уверениями о благополучном конце. Теперь он учился говорить: всё может кончится плохо, но это не значит, что я отступлю. Антон чуть приподнял голову, не позволяя себе и мгновения колебаний, что могли выдать его неуверенность. — Так спорим? — уверенно повторил он и протянул руку, стойко выдерживая изучающий взгляд Олега. Секунда, вторая — ничего не происходит. Антон отсчитывает время по глухим ударам сердца, заставляет лёгкие размеренно сокращаться, чтобы ускоренное дыхание не выдало его, и гонит мысли о том, что заигрался во всесильного мальчика, способного подбить на любой спор даже бывалого, подкованного в спорах «на слабо» бандита. Однако, что сделано — то сделано, ему оставалось лишь гнуть свою линию до конца, держать руку на весу, пока её не пожмут либо, учитывая суровый нрав мужчины, не сломают, и делать всё возможное, чтобы пальцы его не дрожали, не предавали своего хозяина. Мужчина вдруг усмехнулся, и всё оставшееся самообладание Антона ушло на то, чтобы не вздрогнуть. — Спорим! — воскликнул впечатленный уверенностью мальчика Олег и пожал протянутую руку. Антон позволил себе незаметно облегчённо выдохнуть. Больше он не решился спорить с Олегом.***
Ночь прошла на удивление спокойно: всё было подозрительно тихо. Антон уже два дня не слышал звенящего в ушах смеха. Даже тихий смешок не проскальзывал где-то там, у барона, словно тот знал, что Антон ищет его, а потому не хотел давать подсказок о своём местонахождении. Однако это было не так важно — у Антона уже был на руках примерный маршрут, он готов был ждать его подтверждения сколько угодно. А потому теперь, привычно проверяя, на месте ли контракт, спрятанный под кофтой, Антон надевал куртку и рюкзак с тихой уверенностью в завтрашнем дне: да, всё в его жизни поменялось за последние двое суток, однако страх неизвестности был теперь слабее его решимости. Антон вышел из комнаты, запер её, подошёл к столу, где вчера стояла женщина-хозяйка, и, кликнув её, вдруг замер как вкопанный: растение, что было сухим и жухлым вчера, расцвело всеми цветами зелёного. — С утра пораньше… — проворчал голос сбоку, но вдруг прервался на полуслове. — Господи, чудо! — воскликнула хозяйка, осматривая оживший цветок. Антон не хотел сращивать в голове два очевидных факта, потому как боялся, что они могут оказаться взаимосвязаны. — Почему чудо? Может, полили в этот раз хорошо, — скептически произнёс он, хотя сам не верил в то, что говорил. — Да я с ним что только ни делала — не цвёл, а тут — на тебе! — возмущённая неверием Антона произнесла хозяйка. Антон как в тумане сказал ей в ответ пару фраз, отдал ключ и вышел на улицу. Он слегка расстегнул куртку и успокаивающим жестом проверил контракт — тот был на месте, всё такой же влажный от сока, словно весь он был пропитан жизнью. Антон осмотрелся по сторонам и, убедившись, что ранним утром в переулке не было лишних свидетелей, аккуратно достал контракт. Толстая бумага, еле поддающаяся попыткам складывания её в нечто более компактное и слегка сочащаяся неизвестной жидкостью. Антон поднёс контракт ближе и понюхал его: от бумаги шёл удивительный, прекрасный, божественно вкусный аромат, словно Антон оказался посередине сада, заполненного цветущими растениями. Антон всё не мог перестать вдыхать этот запах, словно он вдыхал саму жизнь, нечто, что могло хотя бы на мгновение перенести его в лучшее, чем это, место. И эта внезапная одержимость испугала Антона — он одёрнул странную бумагу от лица и поспешил спрятать её за пазуху. Это было ненормально, как и всё то, что в последнее время происходило вокруг Антона. И всего этого «ненормально» было слишком много, чтобы прямо сейчас мгновенно решить, как к нему относиться, а потому Антон заставил себя выбросить из головы все странности и перестать стоять на месте. Он подумает о странностях позже, когда будет сидеть в поезде, идущим в Беларусь, не сейчас, когда ему нужна была ясная голова. С этими мыслями Антон двинулся из переулка в сторону оживлённых улиц, не замечая, что одна из «странностей», от которых Антон старательно открещивался, шла за ним по пятам в облике того смертного, каким она была 150 лет назад.***
Вдалеке, на аллее показалась нервно семенящая женщина, и Наташа, стоявшая подле подъезда с Ирой, поспешила ей навстречу. Растрепанная женщина остановилась: в осунувшихся чертах лица её угадывалась Маша, мачеха Антона. — Маш, ну, что там говорят? Когда искать начнут? — беспокойно спросила Наташа, специально пришедшая узнать новости о пропавшем Антоне. Лицо Маши болезненно исказилось, и она взмахнула руками. — А никогда! — воскликнула она. — Они не приняли заявление. Сказали: «Мы шляющимися где попало подростками не занимаемся!» — повторила с презрением она слова, сказанные ей в полиции, и прикрыла мокрые, раскрасневшиеся глаза ладонью. Наташа тихо сочувственно вздохнула, чуть ближе прижимая к себе Иру, словно опасаясь, что и её ребёнок может пропасть. Ира же, наоборот, вырвалась из объятий мамы и подошла ближе к Маше. — Тётя Маша, это всё человек-тень, я знаю. Я видела его однажды. Это за ним пошёл Антон, — пролепетала она, и Маша убрала руки с лица, смотря на неё пустым, отстранённым взглядом. Наташа же сдвинула брови на переносице, развернула к себе дочь и строго посмотрела на неё. — Ира, ну я же просила, — сказала она, намекая, что невежливо терзать измученную потерей ребёнка женщину странными выдумками. Ира во второй раз вырвалась, с отчаяньем взглянув на неверящую ей мать. — Но это правда, мама! Я правда видела его! — воскликнула она. — Он говорил с тенью, а потом с Антоном. Но с Антоном он говорил не как с тенью, а, наоборот, очень вежливо. И это всё было тогда, когда Антон пришёл с кучей денег в первый раз! — сумбурно объясняла она, смотря то на маму, то на тётю Машу, и надеясь, отчаянно желая увидеть в их глазах хоть каплю веры. — Ира, хватит! — теперь прикрикнула строго Наташа, и из глаз Иры потекли слёзы. — Не мучай ни себя, ни тётю Машу, — добавила она, и Ире стало совсем плохо: люди, для которых правда — мука, опаснее тех, кто осознанно лжёт. Лжец никого не предаёт — он лжец и этим всё сказано. Человек же, бегущий от правды, бросает с ней своих близких — тех, кого клялся защищать. Ира опустила взгляд, Наташа же, наоборот, подняла его как можно выше. — Мы пойдём, Маш. Но, если что-то узнаешь, скажи нам, пожалуйста, — произнесла она напоследок. — Ага, — бесцветно, тихо кивнула Маша, словно, подобно своему пасынку, потерялась где-то и не могла вернуться. Наташа же уводила плачущую Иру подальше от дома Антона. Девочка всё не могла успокоиться: она плакала и плакала, слёзы застилали её глаза так сильно, что она практически не видела дороги и постоянно спотыкалась. Она пыталась рассказать правду, пыталась помочь, но никто не верил ей, маленькой девочке, считая её выдумщицей. А ведь она не лгала: даже по прошествии двух долгих лет она явственно помнила взгляд человека-тени — холодный, неживой, потусторонний. Такой, какой мог быть лишь у того, кто никогда по-настоящему не жил.