Не супергерой какой-нибудь

Смею напомнить, что этот самый субботний обед – ты придумал, Уэйд. Это гораздо лучше, чем звонки каждый день не по разу! Они же всё равно созваниваются… Знаю. Уэйд крепче сжал руль и коротко посмотрел на Питера: – Что произошло? – Ничего, – тихо. Да рюкзак крепче к себе прижимает. У него недостаток тактильности! Нельзя. Уэйд, слышишь меня?! Слышу. Он прав – нельзя пугать парнишку излишними прикосновениями. Уэйд до сих пор не уверен, слышал ли он их разговор с Мэй и Беном. И то признание. У Уэйда всё ещё теплеет где-то в животе, при воспоминании о том, насколько правильно легли те слова. Это несварение. Не нуди, солнце. Будь добр – заткнись. – Ты спрашивал, ночевал ли у меня кто, – продолжил Питер. – Лет десять назад друг ночевал. Точнее жил несколько дней. Было забавно. Мэй радовалась – ей нравится когда её готовку хвалят, да и он вежливый, забавный. Мы очень дружили во времена учебы. Сейчас уже давно не общались – он живёт в другом городе. Он замолчал, задумчиво пожевал губу. – Недавно, ну как недавно…? – хихикнул, усмехнулся. – Пару лет назад. Ну да, недавно. Мы с одним человеком почти встречались. – Питер чуть сполз по сиденью. – Как-то он остался на ночь. Мэй и Бена дома не было – уехали куда-то на пару дней, не помню уже. А мне… так стыдно было. Уэйд напрягся весь, впитывая слова парнишки, почти забывая о том, что творится на дороге. – Это дом моих дяди и тети. Это их дом. Их кухня, их правила. Их кастрюльки, их еда, что готовит Мэй. И нет, дело не в том, что её нельзя есть, а в том, что готовил – не я. И я не могу просто встать к плите и приготовить, может быть то, что хочется партнеру. Например, ему хочется яичницу на завтрак, а у нас в холодильнике суп и макароны с курицей. И сковородка занята, и яйца закончились, и вообще я не уверен, что хочу что-то готовить, ведь это кухня – Мэй, не моя. Ещё более стыдно становится, когда нужно помыться, – нервный смешок. – Ванна у нас давно без ремонта. Старенькая раковина, плитка на стенах. Где-то уже скоро грибок намечается от влажности. Их зубные щетки на полочке. – Перечислял Питер, а голос всё тише становился. – Старые полотенца, потому что новые Мэй хранит в шкафу и всегда говорит: «это тебе – переедешь и будут тебе полотенчики». Да только полотенца так и лежат в шкафу, хотя я уже почти три недели не живу с ними. Эта старая занавеска в душе, потому что купить новую, они мне чуть ли не запрещают под предлогом: «не трать деньги!». То, что это мои деньги – и трачу я их, соответственно, как хочу, они не думают. В общем, – Питер вздохнул, – стыдно мне. Это не мой дом, я будто комнату у них снимаю. Это… действительно стыдно. – Он немного покраснел и отвернулся к окну. Уэйд сосредоточенно вёл машину, а сам думал над сказанными словами. Хорошо, что мы нашли ему квартиру. Ему давно пора было вырваться из их гнезда. – Теперь у тебя есть своё гнёздышко, Питер, – мягко произнёс Уэйд, паркуясь у дома. Как они доехали – он и не запомнил, только слова Питера в голове стучали, отскакивали от стен черепа, рикошетили о Белого и Желтого. – Больше в их гнездо тебе не нужно возвращаться. Обустраивай своё, личное гнездо. – Я купил себе подставку для губки на кухню – в виде забавного оранжевого крокодила, – улыбнулся Питер, захлопывая за собой дверь пикапа. – Отлично! Покажешь? – Да. Как важно – вовремя улететь из гнезда. Более чем. А если дети сами не хотят? Ну там, ленивые, например, работать не хотят? Хотят на шее сидеть? Выкидывать надо засидевшихся птенцов, Уэйд.