Anybody find me somebody to love
Each morning I get up I die a little
Can barely stand on my feet
Take a look in the mirror and cry
Lord what you're doing to me
— Джеймс, хватит! Лили смеётся, когда Джеймс дёргает её за волосы. Он пытается её обнять — она никак не может объяснить ему, что, вообще-то, они в школе, и так вести себя не разрешается. Хотя на самом деле Джеймсу глубоко наплевать на какие-то там правила — ему не наплевать на неё, ему не наплевать на Лили. Поэтому он прекращает всякие попытки приставания к ней. Сириус стоит в стороне и хихикает над его друзьями. Это он их свёл. Все в классе об этом знают. Они вообще много что сделали друг для друга: Сириус, вот, вообще временами живёт у Джеймса дома, потому что его семья терпеть его не может, как Сириус — семью. Бедный Питер — вечно угрюмый, не понимающий шуток и не умеющий завязывать разговор, он всегда стоит рядышком и почему-то причисляется к этой популярной компашке. Все они помогают ему по учёбе и таскают по всяким вечеринкам с собой — может, как того самого друга, на фоне которого кажешься в сто раз круче, а может быть они и в самом деле считают его своей частью — так сразу и не скажешь, но ясно одно: они относятся к нему по-доброму и не пытаются унизить. Кажется, именно этого от них и ждёт Питер. Все-таки да, это и есть та самая дружба, о которой я всегда мечтал. Я часто об этом думаю: «Почему у одих всё, а другие — я?» Нет, не поймите меня неправильно — я не пытаюсь сказать, что жизнь того же Сириуса мне по душе, вовсе нет! Ему очень (очень в степени значительно большей, чем первая) не повезло с семьей, но он нашёл в себе силы и нашёл Джеймса и Питера, потом ещё и Лили и, наверное, многих других, кого бы он мог назвать своей семьёй. У Питера сил не оказалось, зато на его путь встала удача, и он дружит с Мародёрами. Хотя, нет, я это соврал, когда сказал, что Питера не унижают — его кличка «Хвост» мне безумно не нравится, хоть и в полной мере передаёт его роль в их группе. А вот мне так не повезло — нет, я не один, у меня вроде бы даже и друзья есть, если их вообще можно считать друзьями… Нет, я опять неправильно выражаюсь — у меня есть друзья, но это просто люди, с которыми я разговариваю на переменах в школе. Люди, с которыми общение в послешкольное время выглядело бы странно. Ко мне подсаживается Питер, потому что Сириус, с которым он сидит с этого года, теперь — вместе с Марлин. Я не думаю, что они встречаются или что-то в этом роде: один раз я был свидетелем секретного разговора, где Марлин призналась, что ни за что не встречалась бы с парнем. Тогда я подумал, что она лесбиянка, однако её сближение с Сириусом заставляет меня в этом усомниться. — Какой сейчас? — кричит Мальсибер, имея в виду «какой сейчас урок?» Всегда удивлялся внимательности некоторых людей — на боковой стене нарисована огромная таблица с химическими элементами. Но это мне не мешало всегда также и восхищаться подобным выходкам. Люблю безалаберных людей, что поделать. — Химия, придурок! — говорит Лили, указывая на стену, о которой я только что упомянул. — Ох, ебать, серьёзно, что-ли? — и в такие моменты класс делится пополам, одна половина — та, что в составе своём имеет Мальсибера, Снейпа и других людей, которых почему-то принято называть по фамилии, сейчас начинает смеяться, а вторая сидит с недовольными лицами. Я не знаю к какой половине принадлежу, и принадлежу ли я вообще к кому-нибудь, но на всякий случай даже не оборачиваюсь на Лили и Мальсибера. Конечно, мне не кажется смешной эта ситуация, но имею ли я право не смеяться? Знаю, что это глупо, но в такие моменты мне хочется просто исчезнуть — я не умею выбирать. Потом звенит звонок и в класс заходит профессор Слизнорт со своим «как поживает мой любимый класс?» Он имеет в виду только отличников и ребят, с родителями которых он в хороших отношениях. Я не вхожу в число ни первых, ни вторых. Вообще химию не люблю и не понимаю, поэтому незаметно достаю телефон и кладу его на край парты. Примерно половину урока Слизнорт потратит, чтобы рассказать, какое сегодня вкусное или не очень какао в столовой или начнет пересказывать как кот какой-нибудь Саши из младших сегодня сытно позавтракал. — Ребята, прошу убрать телефоны, — говорит он, и я поднимаю голову от чтения очередной электронной книги, на этот раз — какая-то короткая любовная история, потому что в последнее время я чувствую себя одиноко и часто задумываюсь о потенциальной жертве своих ночных фантазий. Лучше представлять героев книги, чем реально потом в кого-то влюбиться. Никто из тех, кто сидит в телефонах, даже не пытается их убрать, и Слизнорт, уже по заученной схеме, больше об этом не упоминает. Наконец начинается урок. Но и его трудно назвать уроком — к доске выходит кто-то, кому нравится химия или кому она понадобится в жизни и решает какие-то формулы. Меня это совершенно не коснется — я это знаю, а потому продолжаю читать историю о влюбленных подростках, в которых не могу разглядеть той самой искорки.***
Когда я прихожу домой после школы, я чувствую себя настолько уставшим, что просто хочется плакать, потому что, вообще-то, я все ещё хорошо учусь, и мне нужно делать домашнее задание, но я заранее знаю, что даже сон мне не поможет — я все равно больше не смогу сегодня нормально работать. Внезапно вспоминаю, что ещё я обязан в этом доме готовить ужин и мне становится ещё хуже — я ненавижу готовить. Слезы сами собой наполняют глаза. Я хочу, чтобы кто-нибудь меня обнял. Мне так одиноко, что я просто беру в руки своего плюшевого пса и со всей силы его обнимаю. Так приятно представить, что он не просто плюшевый пёс, а настоящий человек. Я все ещё бесшумно плачу и решаю, что сегодня ужина не будет. И валюсь в постель — пришло время для моих любимых выдуманных сценариев. Я даже забываю включить музыку, как этот человек из моей фантазии уже говорит мне: «Ты мне нравишься! Римус, поцелуй меня!» Тут я открываю глаза. Нет, это уже перебор. Какой-то уж слишком дешёвый сериал получается… Делаю ещё одну попытку: «Джон и Нэнси друзья с детства. Они решили устроить ужин в честь… в честь новой работы Джона, — прямо так и проговариваю я у себя в голове, — "ты сегодня очень красивый, Джон", — шепчет Нэнси и смотрит прямо в глаза Джону, который все ближе и ближе к ней…» После того, как они уже умерли в глубокой счастливой старости, я думаю, что пора заканчивать — беру наушники, включаю вперемешку Queen, и как на зло первой выпадает песня «Somebody to love» Мне становится немного не по себе, но я все-же улыбаюсь. Как же я понимаю эту проблему… Мне приходит уведомление из школьного чата, где сообщают, что завтра мы едем на экскурсию в музей. Надеюсь, вместо уроков, иначе я просто, ну… не знаю, наверное, я просто потеряю немного своего времени, которое я провел бы абсолютно безо всякой пользы. Я перестал посещать абсолютно все дополнительные занятия или какие бы то ни были секции. А Фредди Меркьюри все продолжает петь: «Найдите мне кого-нибудь, кого я смогу любить», и я снова задумываюсь, что моя жизнь была бы счастливее, если бы у меня была вторая половинка. По правде, я даже никогда толком не влюблялся. Когда-то там несколько лет назад я уже почти обрадовался и подумал, что влюбился в Мэри. Но, возможно, из-за того, что я никому об этом своём подозрении так и её рассказал, или даже не попытался общаться с ней ближе, моя влюблённость улетучилась точно так же быстро, как и появилась… Тогда я ещё общался с Фрэнком — и немного с Алисой, — мы сидели с ним за одной партой каждый урок и даже речи не могло идти о том, чтобы мы как-то разучились на переменах. Мы могли бы стать лучшими друзьями, если бы не я и моя тяга к учёбе, которую я тоже потерял. Фрэнк сблизился с Алисой, и они всего за одно лето решили, что учёба в другой школе подходит им больше. Они ушли, оставив меня одного. Но винить их в этом нисколько нельзя — я сам не шёл на контакт. Я был так увлечен домашним заданием или дополнительными занятиями, что совсем не мог совмещать это с любыми видами дружбы. Я нередко отказывался просто погулять, игнорировал их в переписках, давая понять, что это не очень-то меня интересует. И вот что из этого вышло: я один с полнейшим выгоранием, мечтающий — но ничего не делающий для этого, — хоть о какой-то дружбе. Я, конечно, мог бы прямо сейчас взять и написать кому-нибудь, даже той же Мэри или Фрэнку, что хочу погулять или просто пообщаться онлайн, но у меня совсем нет сил даже на это. Я понимаю, что хочу не этого… Я хочу настоящей дружбы, как у Джеймса и Сириуса. Чтобы я мог полностью доверять моим друзьям. Но если я не буду уверен, что они хотят со мной того же, я не буду полностью честен с ними, и наш диалог будет состоять из чего-то типа: «как дела?» — «нормально», вместо реального искреннего общения. И тут я задумываюсь, а что если бы я и правда дружил с Мародёрами? Тогда я бы все равно сидел с Питером и молчал. Наверное так бы и было. Интересно, а какую бы они мне дали кличку? Ведь у них у всех они есть, даже у Лили недавно появились. Может быть, моя была бы «Рыбка», потому что я всегда молчу? Всё ещё перебирая нелепые слова в голове, я понимаю, что ни я, ни мои родители, не выдержим этот чертов вечер без еды, и отправляюсь на кухню.***
После того, как я понял, что выгораю к учёбе, я перестал учить химию и ещё пару предметов, которые мне не нравятся. Но от литературы я не откажусь никогда! Даже если наступит зомби-апокалипсис, и я буду вынужден податься в бега, я буду носить с собой книгу, которую нашёл, пока грабил библиотеки или книжные магазины. Мне не очень нравятся та книга, которую мы читаем сейчас в школе, но что поделать, я все равно выполняю все те задания, что нам говорят. Математика стала слишком сложной, и я знаю, что это связано с тем, что в последнее время я просто решаю все с калькулятором или с помощью интернета. Но я почему-то не испытываю вину за это. Я так устал от математики, что желаю лишь одного: вот бы она скорее закончилась. Ещё два года моей учёбы в школе, и, надеюсь, что в университете её не будет, потому что я не хочу изучать математику дальше. Кое-как, с неохотой, я заканчиваю домашнее задание и иду в кровать. Неприятно засыпать, когда знаешь, что завтра нужно рано вставать. Поэтому я даю себе волю пофантазировать ещё немного и в какой-то момент обнаруживаю, что очень возбужден. М-да. Поспать не получится. Мне не остаётся ничего, кроме как мастурбировать. Это звучит так плохо, боже, «мне не остаётся ничего, кроме мастурбации»… Я вообще не хотел делать этого сегодня. В любом случае, я включаю видео для взрослых, на котором женщина и мужчина сильно стонут. Но видео меня не интересует — интересно мне лишь слушать их. Я кладу телефон экраном вниз, а сам надеваю наушники. На этом видео у них обоих такие голоса — как бы это правильнее сказать? Они одновременно и возбуждающе-сексуальные, и такие нежные. Иногда я замечаю, что совсем не обращаю внимание на женщин в таких аудио — я слушаю мужские стоны. И, если честно, то и представляю не совсем женщин. Мне нравятся думать, что меня может поцеловать парень. А когда все заканчивается, я лежу ещё совсем немного и думаю, что, наверное, да. Наверное, я все-таки бисексуален. Меня это не пугает, нет. Просто очень странно осознавать себя. Даже несмотря на то, что я не впервые об этом задумываюсь.***
В школе нам говорят, что музей будет завтра, потому что сегодня в школе незапланированная проверка и все классы пишут комплексную контрольную работу по всем предметам сразу. Не то чтобы она невероятно сложная, но, чтобы выполнить её на отлично, нужно усердно подумать. И когда я пытаюсь включить мозг, я не могу это сделать. У меня в голове пусто. Какая-то каша, если честно. Поэтому я делаю вид, что работаю, а сам вспоминаю об одном из своих незаконченных сценариев. Может быть, мне стоит начать писать книгу? Если бы я записывал все, что придумал, их было бы уже много… Я сдаю листочек с моими ответами, заранее зная, что почти половина из них неправильная. А другая половина, тестовая, мною даже не прочитана. Мне тошно учиться. Я не хочу. Обычно я хожу в столовую с Гилдероем Локхартом. Он тот ещё засранец: постоянно просит меня добавить немного денег на обед. Я постоянно шучу, что предъявлю ему на выпускном счёт, а он продолжает клянчить у меня деньги. — Ты знал, что Питер встречается с Мэри? — шепчет он мне, пока я пью чай, отчего я чуть не давлюсь напитком. Я судорожно ставлю кружку на стол и смотрю на него. — Серьёзно? — спрашиваю я, пытаясь незаметно прокашляться, — она же с Люциусом была. — А Малфой теперь с Нарциссой Блэк! Она в выпуском классе, — говорит Гилдерой. Откуда он только берет все эти сплетни? Остаток дня проходит как обычно. (Тут можете представить слайд-шоу): я пытаюсь учиться, я разговариваю с Гилдероем, я немного радуюсь уроку литературы, я просто смотрю в стену, я иду домой. Дома я понимаю, что завтра мы поедем в музей вместо литературы! Это немного обидно. Я ведь жду только её и немного английский. Мне не так грустно, как было вчера. Я думаю, что стоит записать что-то в свой личный дневник. Но, когда прикидываю, что это может быть, в голове звучит только одна фраза: «Обнимите меня». Я откидываю эту мысль и ложусь на свою кровать — лучше уж почитать. Но захожу в соцсети и листаю ленту: Мэри с загадочной сторис «спасибо за вечер, любимый»; Лили и её пост с Джеймсом «ненавижу этого придурка», на фотографии они кидаются листьями, — видимо, фотографировал Сириус. Если честно, я не далёк от того, чтобы скачать Тиндер… Почему всё, на что я натыкаюсь напоминает мне об отношениях? Почему везде участвуют больше, чем один человек?