If there is a place where I can be,
Then I'd be another memory.
Can I be the only hope for you?
Cause you're the only hope for me.
Я ненавижу вставать по утрам — это все, что обо мне нужно знать. Просто невероятно, как я вообще дожил до своего возраста, каждый чертов учебный день вставая в такую рань! Может быть дело в том, что я мало сплю, однако, прошу заметить, что спать шесть часов в день удаётся вовсе не всем в этой вселенной. А особенно старшеклассникам! Тем не менее, каждое утро я чувствую это неприятное чувство закрывающихся глаз. Вот в выходные или в самый разгар ночи оно просто прекрасно, потому что в следующее мгновение я могу лечь снова в свою тёплую постель и уснуть. И вот раньше я как-то мог игнорировать свою сонливость, думая, что иначе никак. (Помню, мне даже как-то учительница на уроке сказала, что мне скучно, потому что я зеваю каждый её урок). А сейчас я зацикливаюсь на этом. Наверное, потому что вставать каждый следующий раз мне кажется все бессмысленнее… Но не буду о плохом. Нам провели психологию — мы проходили тесты, мне кажется это увлекательным. Хотя после них у меня возникает небольшая тревожность. Но, думаю, так и должно быть — мы ведь душу свою раскрываем. Ха-ха. — Пройди этот тест, Римус! — предлагает мне Мэри, передавая свой телефон мне в руки. Я думаю, что она хочет узнать мой уровень стресса или, не знаю, склонности к суициду, и мне становится немного не по себе. Но когда я вижу из чего состоит первый вопрос, успокаиваюсь. — Давай, — зевая, соглашаюсь и отвечаю на шуточные вопросы, но все же пытаюсь сделать это честно! «Выбери мем» — даже здесь может быть подвох! Ещё парочка вопросов и, наконец, результат. — Белый хлеб, — говорю я, поджимая губы. Мне хочется спросить, правда ли они с Питером вместе, вспоминая, что об этом мне говорил вчера Гилдерой и её странную сторис. — Ого, а я лаваш, — она начинает громко смеяться, и я тоже, но тише, а когда она успокаивается, говорит: — а Лили и Сириус зерновой хлеб. Она кому-то машет и уходит. А я вспоминаю, что так и не задал свой вопрос, касаемый её и Питера. Ну и ладно. После ещё нескольких уроков, мы наконец готовы поехать в музей, в который нас обещают свозить уже второй день. Мы рассаживаемся по автобусам — один наш, а второй — выпускников. Гилдерой, с которым мы договорились ехать вместе, сообщил, что поедет с Марлин: «Она влюбилась в меня, я знаю!» - прямо так он мне и сказал. Я все ещё не понимаю откуда у него столько уверенности. Особенно, после того, как его уже отшила Сивилла Трелони буквально несколько дней назад. Мне же лучше, — думаю я, — мне больше нравится одному — смогу послушать музыку и не отвлекаться ни на что, рядом сидящее. Но говорю несколько другое: — Хорошо. Удачи с Марл, — и сажусь на место. Нас пересчитывают, в это время я достаю наушники. Проводные, потому что мне кажется, что они способны создать некую атмосферу фильма — а думать, что я в фильме, мне нравится гораздо больше, чем думать, что я в громком автобусе, полном моих одноклассников. — Одного не хватает, — говорит Макгонагалл. — Сириуса, — отвечает ей Джеймс, и Блэк, лёгкий на помине, тут как тут, заскакивает у нам в салон. — Извините, автобусы перепутал, — он оглядываясь, идёт в глубь салона, прямо ко мне. Ну вот, теперь мне будет не так комфортно ехать — рядом со мной кто-то будет… Неужели нигде больше нет свободных мест? — Можно присесть? — Да, конечно, — говорю я тихо, кивая. Ну не могу же я отказать? Тем более на ум приходит эта дурацкая фраза, которую я повторяю себе почти каждый день: «нужно социализироваться, а не отказываться от общения!» Моё настроение резко меняется со спокойных «Героев» Боуи на… я не знаю на что… Поэтому захожу на страницу со всеми его песнями и начинаю выбирать, что послушать дальше. — Дэвид Боуи? — удивляется Сириус, который только что перестал разговаривать с Джеймсом по телефону… Джеймс сидит в паре кресел от нас. — Ты тоже его слушаешь? — Ну да, — я поднимаю голову от телефона на него, — а что? — Не часто встречаю людей с такими вкусами. А какая у тебя любимая песня? Любимая песня Боуи? Это даже звучит как бред, потому что среди его песен невозможно выбрать одну! — Не знаю. Мне все нравятся. — Знаешь, вот даже Джеймс слушает со мной мою музыку, только потому что я её слушаю. Боуи в том числе! — от него веет какой-то детской радостью, он кажется таким забавным, что я начинаю невпопад улыбаться, закрывая рот рукой. Меж тем я все ещё сижу с наушниках, но без всякого звука в них. — А чего ты смеёшься, ты хоть знаешь, что он сам слушает? — Сириус хмурит брови, а сам тоже улыбается. — Э-э-э, — я начинаю вспоминать какие вообще существуют исполнители, — что-то из рэпа? Лил-П… — говорю, сам не знаю что. Автобус наконец начинает движение после того, как мы пристегиваем ремни безопасности. — Нет! Ему нравится My Chemical Romance! Далековато, конечно, от рэпа… — смеётся он. Не понимаю, он, что действительно только что назвал эту группу плохой? Или он захотел унизить Джеймса?.. Ну вот, теперь мне стало жалко Поттера. — А что плохого в My Chemical Romance? — стараюсь как можно более деликатно спросить я. Он снова смотрит на меня и смеётся. Откуда в нем столько позитива? — Ничего, — говорит он, — вообще-то, это моя любимая группа. Я вскидываю брови — мои глаза широко раскрыты. Вот как: он сказал, что-то плохое о MCR, хотя это то, что он любит — так постоянно делаю я. Почему-то не всегда получается быть серьёзным с тем, что мне нравится. Мне кажется, что я не достоин любить что-то хорошее, поэтому намерено унижаю практически все, что по правде люблю. Хотя на деле это выглядит, будто я просто шучу. Но я-то знаю, что это не просто шутка, а мои странности, загоны. — Можно наушник? — просит он. Я передаю один и включаю то, что играло последним. — А у тебя какая любимая песня? — решаюсь спросить я, не уточнив у какого исполнителя. Хотя имел в виду My Chemical Romance. — Не знаю, может быть «The Only Hope For Me Is You»? Или «The Sharpest Lives»? Понятия на имею даже кто поёт первую песню, а вот вторую знаю и часто слушаю. Это MCR, как раз про них я и спрашивал. Это кажется мне таким замечательным, что Сириус ответил на мой неправильно заданный вопрос так, как я того хотел. — А что это за песня? Ну, первая. Сириус удивляется и возмущается, как это я могу не знать, что это за песня. Он объясняет, что она тоже принадлежит My Chemical Romance, и я включаю её. Мы слушаем её одну весь оставшийся путь.***
Когда я прихожу в школу на следующий день, замечаю, что Марлин и Доркас держатся за руки. Казалось бы, они состоят в абсолютно разных компаниях: Доркас дружит с Мальсибером и Снейпом, а Марлин с Мэри и Мародерами, — а теперь они вместе. Представлю, если бы я влюбился в Снейпа. Звучит так нереально. Хотя, если бы я влюбился в кого-то из другой компании, пусть даже в Лили или Сириуса, ничего бы не поменялось — я влюбился в абсолютно незаинтересованного во мне человека. — Привет, Римус! — говорит, проходя мимо меня, Марлин, а Доркас все так же с ней рядом, и она пытается помахать мне рукой, но, по-моему, она считает меня каким-то идиотом, и поэтому делает это как-то вяло. — Привет! — говорю я в ответ, улыбаясь так, что Марлин, кажется, понимает, что я поздравляю её с новым этапом в из с Доркас отношениях. Она подмигивает мне, давая понять, что я прав. Вот как, Гилдерой все-таки ошибся вчера, говоря, что в него влюблена Марлин. И я ошибался, когда думал, что они могут быть вместе с Сириусом. Я сажусь на свое место, и Питера теперь тут нет — он с Мэри. Все больше похоже на правду, что они тоже стали парой. Локхарт, как обычно, скитается где-то между самыми популярными ребятами, но в итоге сидит один или со мной. — Можно мне снова с тобой? — улыбаясь, говорит Сириус. — Можно, — я улыбаюсь в ответ. — Не хочешь посмотреть сериал? — Прямо на уроке? — я, вообще-то, шучу, но, кажется, что Сириус имел в виду именно это. — Да, у меня беспроводные наушники. Он надевает один и прячет его за копной своих волос. Так вот какие плюсы длинных волос и задних парт. Только у меня волосы не длинные вовсе. Я показываю, что скрыть наушник не получится, а он только машет рукой, как-бы говоря, что ничего страшного. И зовёт меня на место подальше от доски. — Будем смотреть «С замиранием сердца», потому что Джеймс заставляет меня это сделать, а один я не хочу. — Хорошо, — соглашаюсь, не зная на что. Но хотя бы не нужно будет слушать скучный урок. — А если нас увидят? По правде мне немного страшно, что я не просто буду сидеть в телефоне на уроке, а смотреть сериал, где нужно и смотреть и слушать, не отвлекаясь. — Я так уже два сезона Бесстыжих посмотрел. Когда Джеймс ушёл к Лили, мне стало очень скучно, просто представить себе не можешь. И вот мы уже посмотрели две, а затем и три, и четыре серии, а мне все кажется, что я подозрительно похож на Чарли. Я тоже тихий и тоже немного люблю парней… Как представлю, что будет, если получится так, что я случайно совершу каминг-аут… Два урока подряд мы смотрим не на учителя, а на экран телефона, слишком плохо замаскированный моим пеналом и тетрадью, и нам — ничего. Ни одного замечания мы так и не получили. Оказывается, если сесть чуть подальше и наклониться на наушник, никто и не заподозрит, что именно я там делаю.***
— Люпин, пожалуйста подойди к диктору после уроков, — говорит мне в столовой профессор Макгонагалл. Я киваю, и ко мне вновь подходит Гилдерой. — Не будет… — А чего это ему от тебя нужно? — перебивает Гила Сириус, почему-то оказавшийся рядом. А я уже по привычке рыщу по карманам в поисках мелочи для Гилдероя. — Мне только немного не хватает, — снова говорит Гилдерой. — Да не ты, — хмурится Сириус. Я бы отсчитал денег, столько, сколько мне нужно, а потом и Гилу, но Сириус так смотрит на меня, что я не уверен, что имею право отвлекаться на что-то иное. — Римус, пожалуйста, — не успокаивается Гил. А Сириус, видимо, не выдержав, достает из кармана целую горсть монет и отдает ему все, что у него там было. — Спасибо, Сириус! Я теперь твой должник! — подмигивает он и убегает к Люциусу Малфою, уж не знаю зачем. — Так что ему надо? Дамблдору. — Я и сам без понятия, — говорю я, — может из-за успеваемости? Я же теперь вроде как плохо учусь. И я оказался прав. Директор говорил о моей неуспеваемости, о том, что я совсем перестал активничать на уроках. Сказал и про то, что тот тест, который мы писали несколько дней назад, я успешно завалил и он не понимает почему, ведь я так хорошо учился. Хотя позже он посоветовал найти мне правильную компанию и, если что, приглашал у себе на чай. Я, конечно, попытался отказаться, но, кажется, он и правда готов принять меня когда угодно. — Надеюсь, у тебя все в порядке, — улыбнулся он мне, указывая на тарелку с конфетами. — Вот, возьми, пожалуйста. Я взял одну и улыбнулся. — До свидания, — попрощался я и ушёл.***
Почему? Почему я такой нерешительный и застенчивый? Если бы только я был более инициативным, то смог бы отправить Сириусу эту картинку. Не знаю, понравилось бы ему или нет, но она хотя бы по сериалу, который мы смотрели сегодня. Кстати после моего визита к Дамблдору Сириуса я больше не видел. Ушёл, наверное, с друзьями. Да и вообще, глупо думать, что он мог сказать мне, куда он уходит. Не думаю, что мы хотя бы друзья. Я хочу что-нибудь почитать, но не знаю что. Хочу посмотреть фильм, но не знаю какой. Хочу есть — не знаю что. Поэтому просто валюсь на кровать и смотрю в потолок. Мне кажется, что прошло несколько часов. Я, если честно, не понимаю. У меня болит голова, но мне лень идти за таблеткой. Хочу спать — не могу. Вспоминаю, что взял в кабинете у Дамблдора конфетку, она рядом, в рюкзаке — нужно всего лишь протянуть руку. И тут начинает играть та песня, которую мне посоветовал Сириус. Ну не то, чтобы прямо посоветовал, но её я узнал благодаря ему. Я разворачиваю конфету — лимонная. Неудивительно — любимый вкус директора. Мне иногда кажется, что все, что он ест — это лимонные конфеты. «Лимонные дольки» — вот их название. На обратной стороне фантика оказывается написан номер службы поддержки и номер школьного психолога… Получается, они изготовлены на заказ? «Могу ли я быть единственной надеждой для тебя, потому что ты единственная надежда для меня?» — играет у меня в наушниках. О. Мой. Бог. Нет. Никогда не думал, что скажу такое, но меня подставил Джерард Уэй! Зачем он поёт эти слова? Теперь я вынужден думать, что Сириус для меня единственная надежда, и я прямо представляю, как спрашиваю у него могу ли я быть его единственной надеждой… Я начинаю плакать, потому что не имею никакого права так думать. Я для него никто, и ответственность, хоть и вымышленную, возлагать на него не могу.