Скажи, Неужели мы Не заслужили мир? И опять сводим счеты?
Зачем молчать, Когда горит Сердце в перерывах От пустых обид?
С нуля начать? И снять лимит, Чтоб больше не молчать Когда горит?
LASCALA «Ещё горит»
***
Цинсюань осторожно наносит на волосы пигмент, стараясь не запачкать ничего вокруг, и придирчиво смотрит в зеркало, будто надеясь узреть уже конечный результат. Последний раз он красил волосы лет десять назад, и тогда разразился скандал. Брат не оценил попытки выразить свою индивидуальность столь радикальным способом. Да и не мог оценить, что уж. С высоты прожитых лет было ясно — не имело значения, что говорить тогда, итог остался бы тем же. Сейчас кричать некому, и Ши Цинсюань испытывает укол вины за то, что этот факт дарит ему облегчение. Вина долгое время была спутником во всём, что он пытался делать без оглядки на брата и его мнение. Сейчас уже меньше, но выводить её было сложнее, чем тараканов из грязной кухни. Содранные с запястий браслеты, выкинутые любимые украшения, брелки и ещё тысяча мелочей, которые «помешают тебе стать успешным человеком». Размазанная от злых слёз косметика, чужое осуждение смешанное со своим собственным. Самое горькое — не то, чтобы брат был прям совсем не прав. Не то, чтобы неформальную в любую сторону внешность приняли бы с распростёртыми объятиями в консервативном до сих пор Китае. Но от ощущения ошейника на себе было грустно и жутко. И стыдно за такие мысли о брате, который единственный Ши Цинсюаня растил. Брат умер, их общий дом сгорел. Остались безликие счета в банке и полная растерянность. Остались вскрытые карты, с которыми было слишком сложно смириться. Поэтому Ши Цинсюань уехал, благо, куда и к кому, нашлось. Старая подруга, Юйши Хуан, давно и прочно обосновалась в Англии, и с радостью приютила и помогла встать на ноги. Выдохнуть и всё осознать. В коттедже у Юйши, в отдалении от шума и суеты, в окружении зелёных садов, было на диво спокойно. Её ненавязчивые забота и опека помогали, как и свежий воздух. После переполненного людьми и суетой Китая это селило в душе непривычное опустошение. Хотя к чужому климату по началу адаптироваться и было тяжело. Юйши настойчиво отправляла Ши Цинсюаня побольше гулять, давала работу в саду, потому что ничто не лечит человеческое сердце лучше, чем какое-нибудь созидательное занятие. А вот сейчас он красит волосы, тоже потому что просто может. И хочет. Напросился с хозяйкой дома в регулярную поездку до ближайшего большого города, где можно купить всё необходимое, прогуляться, зайти посидеть в кафе. Пока коротал время над кофе впервые за последние пару месяцев зашёл в соцсети. Сам не знал, на что рассчитывал и что хотел там увидеть, но до этого времени не хотел вообще ничего, даже телефон с собой носил больше на всякий случай. Уведомлений было много, в основном старые. Его искали, обижались на отсутствие ответа, но также быстро забыли и пошли дальше, что было достаточно ожидаемо — ни с кем из этих людей он не был знаком близко, а могущих быть достаточно настойчивыми друзей брата отвадил сразу и навсегда, не имея особого желания поддерживать контакт. Они и раньше доверия-то не внушали, но после всего, что всплыло, тем более вряд ли стоили того, чтобы держать с ними связь. Тот самый человек, чьи сообщения Цинсюань хотел и боялся увидеть больше всего, молчал, и это было ожидаемо, обидно, но всё равно отчего-то не казалось безнадёжным. В конце концов, он и сам пропал. Что уж там. В чёрных отросших за последнее время волосах мятные и бирюзовые прядки смотрелись крайне удачно, добавляя шарма и какой-то игривости. Эксперименты с собой хотелось продолжать — это отвлекало и развлекало не меньше копошения в саду. Раньше он, наверное, всем стремился бы показать результат и похвастаться удачными решениями, сейчас оставлял всё самому себе. Спустя какое-то время завёл привычку раз в неделю ездить в город, освободив от этой обязанности не слишком любившую это Юйши и сделав традицией сидеть пить кофе в уютной кофейне где-то на окраине. К счастью, его знание английского было достаточно приличным, чтобы не чувствовать затруднений. Через некоторое время Ши Цинсюань даже незаметно для себя сдружился с баристой. Англию к тому времени затянул долгий сезон дождей и непогоды. И в этом тоже была какая-то своя меланхоличная прелесть. Переписка в том самом чате так и не пополнилась ни одним сообщением, безмолвствовали обе стороны. Сказать было что, много, но всё как-то неправильно и не облекалось в нужные слова. Цинсюань всегда был менее терпеливым, и как-то залез в дальний и дикий угол сада, сфотографировал уже увядающую шипастую розовую лозу. Позависал над кнопкой и отправил, так просто, без всяких объяснений. Не особо ожидая ответа, на самом деле. Откуда ему знать, что творится в чужой голове, кроме того, что её обладатель — далеко не самый общительный человек под этим небом. И быть может, смотреть не хочет ни на что, связанное с Ши Цинсюанем. По крайней мере, его всё ещё не добавили в чёрный список. Телефон пиликнул уведомлением. На ответной фотографии было море, разбивающиеся о скалы суровые стальные волны под затянутым тучей небом. Цинсюань не сдержал улыбки. Гораздо лучше, чем можно было бы придумать, на самом деле. Цинсюань делает миллион фотографий, хотя всё ещё не решается написать и слова, и ни на одном из снимков нет его самого, как будто тогда вся иллюзия происходящего исчезнет. Он фотографирует цветы в саду, дожди, туманы, степь, столик со своим заказом в кофейне, дремлющего огромного чёрного мейн-куна Юйши, засушенный с лета венок из вереска. Фотографирует заполненные горячим и пряным мёдом фигурные стеклянные бутылки, после того как вместе с Юйши проводит полдня на кухне. Получает в ответ изрезанное бухтами побережье, животных на нём, селение с суровыми людьми, где-то на севере, явно куда западнее их общей родины. Переехал, видимо, не он один. Получает в ответ мрачные трактиры, резные изделия, явно народные, узнавать, чьи именно, не берётся принципиально. Один, крайний раз, получает фотографию северного сияния. И первый в их странной переписке вопрос текстом. «Ты же знаешь, что это я несу ответственность за смерть твоего брата?» Знает. Конечно, знает. Только вот. Всё не так просто, и у него была возможность сунуть нос в бумаги своего брата и забрать самое интересное с собой, когда он уезжал. В конце концов, он всё равно первый начал этот диалог вновь. «Если бы не знал, написал бы тебе гораздо раньше, не думаешь?» Телефон молчит долгих пятнадцать минут перед тем, как ответ всё же приходит. «Тогда я вообще тебя не понимаю» Цинсюань горько усмехается и объясняет, что всё-всё уже знает, про то, как сестра и невеста Хэ Сюаня по милости его брата пропали без вести, и позже были найдены измученными и мёртвыми, что, судя по бумагам в сейфе, они просто оказались в рабстве, а немного дополнительного любопытства помогло узнать, что родители такой удар не перенесли, и покончили с собой. И обивание судов никакого толка не дало. Цинсюань только не знал, откуда именно информация появилась у Хэ Сюаня. И интересоваться не стал. Не считал, что тот поступил правильно, но варианта лучше предложить просто не смог бы. Цинсюань в дождливые дни со скуки плетёт из бисера безделицы, иногда фигурки, иногда украшения, и даже начинает вести свой блог, не особо, впрочем, стараясь его раскрутить. Рассказывает о своём переезде в другую страну, адаптации, преодолении, иногда — просто о садоводстве или местных степях. Тискает на камеру кота, исключительно с разрешения хозяйки. Такая жизнь размерена, спокойна и достаточно неплоха, не лишена перспектив, пусть и не столь яркая, какой она была в его голове ранее. Вот только с того, уже давнего разговора, новый завязать так толком и не вышло, что-то всё-таки безвозвратно разрушилось в ту ночь, и никакое понимание не помогло собрать это вновь. Ши Цинсюань продолжал слать фотографии, продолжал получать в ответ их и тишину. И все слова, которые хотелось бы сказать ему самому также оборачивались тишиной. И как чинить — не понятно, хотя от чувства ещё одной утраты на душе скребётся тоска. А ещё накрывает ощущением, что если не сделать что-то вот прямо сейчас — потом уже и вовсе будет бесполезно. Радует только, что чат не молчит вовсе, изредка уведомляя о новых фотографиях. И только бы не молчал подольше, давая времени набраться сил и понимания того, что нужно, чтобы начать всё заново. Только бы не опоздать. Только бы…