«Спорим, мой ручей столкнётся с морем, и затянет горизонт. Туманом моих страхов, брошенных за борт. А спорим — виноватых будет двое. Корабли вернутся в порт на разные причалы. Ты начнёшь сначала, я наоборот.»
LASCALA «Реванш»
***
Море разбивается о камни, истошно кричат чайки, будто вечно ругаются о чём-то своём. На фоне скалистого побережья и буйства стихии все проблемы и дрязги кажутся абсолютно не имеющими никакого смысла. Люди станут пылью, их переживания исчезнут, прах вернётся к праху, а пепел развеет по ветру и размоет дождём. Звучит хорошо. Успокаивающе. Но на практике от земных страстей отвлечься не так просто даже на другом конце мира. Иначе зачем бы Хэ Сюань день за днём продолжал бы проверять телефон, отвечать в их ныне странной и своеобразной манере, когда единственный нормальный разговор уже окончился ничем, не выдержав невысказанного ранее. Ниточка становилась всё тоньше. Ши Цинсюань всегда чрезмерно много говорил, а теперь молчал, и Хэ Сюань понимал, почему так. И что скоро даже это странное подобие связи, вероятно, оборвётся уже навсегда. На самом деле, это просто глобальный просчёт, ошибка, которую не стоило совершать — заигрывать с собственными чувствами, с собственной привязанностью. Но думать об этом уже было поздно, всё уже случилось. И дополнительным наказанием или благом стало сохранение хоть какого-то подобия связи, Хэ Сюань не знал. Поэтому приходил и приходил на берег северного сурового моря, силясь отвлечься. Сказать себе, что это всё просто не имеет значения. Вместо этого он фотографирует начинающийся шторм, чаек, чёрные, будто грозящие чем-то неведомым глупым людям скалы, на которых притулились низкие дома ближайшей деревни. Отправляет фото Ши Цинсюаню, и вдруг посередине действия осознает, как сильно на самом деле хочет получить ответ. Как сильно скучает. По горлу удушливой волной поднимается вина — Хэ Сюань ненавидит те дни, когда она начинает захлестывать его с головой. Хочется забыться, исчезнуть. Напиться, может, броситься в холодную и злую воду. Он, как правило, не делает ни того, ни другого. Иногда много и нездорово ест. Почти в прошлой жизни Ши Цинсюань всё пытался довести его с этим до врача, но так и не сложилось. Но в прошлый раз все, о ком Хэ Сюань горевал, были давно и безвозвратно мертвы, а сейчас это была пропасть предательства и недоверия, но Ши Цинсюань был жив. Вот только, ломать не строить, и с какого бока влезать в жизнь, которую ты разрушил и перевернул вопрос крайне спорный. Когда Хэ Сюань пытается спросить об этом Хуа Чэна, тот лишь буркает: «Начни с начала», и отказывается раскрывать мысль. Хэ Сюань не понимает, на что он вообще рассчитывал, спрашивая о чем-то у него, но решает реализовать совет по своему, коль уж чего-то получше у него нет. Хэ Сюань хотел бы утопится, но вместо этого он пишет человеку, чью душу так и не смог понять, и перед которым бесконечно виноват. Пишет уже не в попытке выяснить отношения, а про то, какой холодный и сильный сегодня на побережье ветер. Что обстриг волосы после того, как начал часто проводить время в таких местах, потому что они путались в колтуны. Что если стоять на краю скалы в бурю, то можно на пару мгновений почувствовать себя живым. Умалчивает про своё малодушное «соскучился», потому что у Ши Цинсюаня там розовый сад, тяжёлые ветви яблонь, заблокированные номера всех, кто его искал и уютные кофейни по выходным — совсем другой мир, кажется. И сейчас, возможно, бывший друг всё-таки заблокирует его, и будет абсолютно в этом прав. Но вместо этого Ши Цинсюань ему отвечает. Пишет про затяжные дожди и тяжёлый душный воздух перед неизбежной грозой. За что-то благодарит. Пишет: «Я скучаю. Мне всё ещё тяжело, и я совсем не знаю, что и как нужно теперь говорить, но я скучаю» Что-то внутри у Хэ Сюаня обрывается, и становится легче. Ровно на один глоток воздуха, но легче. И одновременно — больнее. Всё, что они делают сейчас — вальс на битом стекле и раздробленных костях. Между ними пять могил и тысячи километров расстояния. Люди разрывают всяческую связь из куда как менее значительных вещей. Но между ними ещё и годы, проведённые бок о бок, поддержка каждого маленького бунта Цинсюаня против брата и бесконечные потакания немногим слабостям Хэ Сюаня, потому что порадовать его друг старался всегда. Ночные побеги в неизвестных даже им направлениям, доверительные разговоры, переругивания и шутки, понятные только им. Сотни и тысячи улыбок, запрятанных смешков и прочих мелочей, которые даже ворохом кажутся слишком незначительными в сравнении с остальным, что лежит на другой чаше весов. Но человеческие сердца — глупые. Поэтому Хэ Сюань залипает на чужое сообщение на несколько минут, и лишь потом пишет ответ. «Я тоже. И я тоже не знаю, что с этим делать.»