Тихие волны вероятностей

Великий Магистр Шурф Лонли-Локли чувствовал себя странно, стоя в кабинете Почтеннейшего Начальника Тайного Сыска. Не то чтобы он был склонен забывать о своём титуле и должности, но именно сегодня – сейчас – ему приходилось постоянно держать в голове, что он здесь больше не работает и Джуффин уже не первый год не его начальник. А из этого следует, что можно не спрашивать разрешения увидеться со сновидцем в камере предварительного заключения, а просто приказать открыть дверь. В конце концов преступник, пусть и невольно, но угрожал безопасности его Величества Короля. Даже в мыслях Шурфу было трудно назвать человека в запертой комнатушке по имени – Макс. Какой же он Макс? С Максом Шурф вчера разговаривал, слушал его и в который раз замирал, привычно подавляя трепет где-то в горле при виде его улыбки. А улыбка этого… Макса так же будет заставлять его, Шурфа Лонли-Локли, делать над собой усилия отвести взгляд и дрожать от желания поцеловать тонкие красивые губы? Джуффин сидел в кресле за своим столом, в кои-то веки не заваленным табличками и посудой, и поэтому казавшимся очень большим, и внимательно следил за своим бывшим сотрудником. Бывший сотрудник, напряжённо пройдясь по кабинету, остановился у двери в камеру, нахмурился и медленно уплыл к ближайшему окну. – Ты же в курсе, что имеешь полное право лично допросить двойника Макса? – спросил Джуффин Шурфа. – Препятствий я тебе чинить не стану. Да и не хочу. – Разумеется, мне это известно, – молвил Лонли-Локли и наконец сел в кресло перед Джуффином. – Так в чём дело, сэр Шурф? Находиться рядом с нашим гостем теперь безопасно, но только в пределах этой камеры. – Похоже, сэр Халли, у вас сложилось неверное представление о том, почему я веду себя настолько непоследовательно. Моя нерешительность продиктована иными причинами, говорить о которых не время и не место. Редко страдающий деликатностью, на этот раз Джуффин только молча покачал головой. – Хочешь камры? – Не откажусь. Позже, когда была выпита вторая кружка камры и достигнуто внутреннее согласие с самим собой, Шурф встал и подошёл к двери в камеру. До сих пор молчавший Почтеннейший Начальник, не то сердито, не то дерзко выкрикнув заклинание и проведя ряд затейливых пассов, обратился к Великому Магистру: – Ты можешь входить, сэр Шурф, только хочу предупредить тебя кое о чём. То, что у тебя спрятано в пригоршне, лучше бы вытряхнуть сейчас, потому что внутри это колдовство потеряет силу. Шурф, осознавший, что всё это время потирал свою левую ладонь и не замечал этого, казалось, смутился и тут же последовал совету бывшего шефа, ловко подхватив выпавшую большую корзинку, с которыми горожане обычно выезжают на загородные пикники. *** Войдя в камеру предварительного заключения, Шурф остолбенел. Он не ожидал, что при виде временного обитателя этой комнатки у него в груди поднимется вихрь из колких драгоценных камешков и бликов света, а сердце забьётся часто-часто, как будто он только что впервые в жизни залез на высоченное дерево без должной физической подготовки. Человек перед ним несомненно был Максом, но какие-то внутренние струны в его присутствии вибрировали немного иначе: глубже и при этом звонче. Макс тоже был удивлён тем, кто пришёл его навестить. Он сидел, развалившись на широкой скамейке, но так и не сдвинулся с места и не поменял позы, даже когда Шурф остановился недалеко от него, глядя сверху вниз. Справедливости ради надо сказать, что где бы Шурф ни встал, он всё равно оказался бы недалеко от Макса, и это обстоятельство не облегчало задачу успокоиться ни для одного из них. – Макс, – тихо, на выдохе произнёс Шурф, не в силах справиться со своим звенящим голосом. Лонли-Локли не сделал даже попытки приблизиться, потому что вдруг поймал себя на мысли и желании повалить человека перед собой на скамью, прижать его собой и самозабвенно выцеловать его рот и лицо, уши и шею и ещё, желательно, грудь, пока не кончится воздух в лёгких. Вот так вот сразу наброситься, без предисловий. Интересно, он бы оценил? Или засветил бы Шурфу между глаз? Или бы равнодушно отстранился и сделал вид, что не понял, что творится с не таким уж и великим – рядом с ним – магистром? Если Макс настоящего времени притягивал к себе Шурфа своей звонкой, как будто хмельной, радостью на самом пике и своей почти непознанной и совершенно необузданной силой, обычная близость которой уже погружает в лёгкий блаженный транс, то Макс будущего отчётливо воспринимался мощным потоком той же радости и силы, в страшной невозмутимой глубине которого безошибочно угадывались тысячелетия удивительного опыта и знаний. И эта спокойная глубина и беспокойная поверхность, ничем не мешая друг другу, создавали безумно притягательный для Шурфа Лонли-Локли контраст. – Не думал, что ты придёшь, – произнёс Макс, с его лица неуловимо исчезла тень беспокойства и он, наконец, улыбнулся, сам не замечая, как одним только этим повергает Шурфа в смятение. Та самая улыбка! Нисколько не изменилась! “Грешные Магистры, удержусь ли я от того, чтобы коснуться её хотя бы пальцами?!” – Ты проголодался? Ешь, – коротко проговорил Шурф, выставляя на скамью рядом с Максом корзинку с едой. Его тон был преувеличенно спокойным, замороженным, и только эта хрупкая ледяная корочка удерживала Великого Магистра от того, чтобы схватить человека перед собой в крепкие объятия и самостоятельно покормить его, вкладывая в рот кусочек за кусочком… неважно чего, лишь бы вкусного. Макс, заглянув в корзинку, сладострастно выдохнул (Шурф поспешил отвернуться к стене) и проговорил: – Ты всегда знал, чем меня порадовать, дружище! Я вечность не ел ничего, хоть отдалённо напоминающего шедевры твоего повара! Даже Щель между Мирами не справляется с этой задачей, представляешь. Лонли-Локли не долго смог смотреть куда-то, кроме Макса. Он развернулся и медленным шагом прошёлся по камере, остановившись возле стены так резко, будто не ожидал преграды, будто привык идти долго для того, чтобы пересечь комнату. Кинув взгляд на Макса, он опустился на скамью с другой стороны от корзинки и неожиданно для себя вытащил пышную булочку, разломил её и половину протянул Вершителю. Вторую половину он, отламывая по маленькому кусочку, принялся есть сам. Макс звонко рассмеялся, едва успев проглотить то, что в это время жевал. Одну ногу он подогнул под себя, отчего его поза стала ещё непринуждённее, и чуть подался в сторону Лонли-Локли. – Я никогда тебе этого не говорил, но мне всегда нравилось смотреть на тебя, когда ты кушаешь. Рука Лонли-Локли замерла, не донеся кусок до рта. Макс медленно подтянул её к себе и губами взял еду прямо из пальцев Шурфа, заставив того подавиться воздухом. Чувствительные руки Шурфа мгновенно ощутили мягкость и теплоту губ, пальцы будто сами собой огладили по-мальчишески нежную гладкую щёку. Шурф понял, что эта выходка Макса была своего рода позволением… “Правда, что ли?” Шурф понял, что Макс, по большому счёту, был не против, если… “А если я ошибаюсь?”. И Шурф решил продолжить молча кормить Макса, отламывая булку понемногу, и смотреть, смотреть, смотреть на него. – Ты счастлив? – тихо спросил Великий Магистр. – Сейчас или по большому счёту? – ухмыльнулся Макс и тут же беззаботно махнул рукой. – Неважно. В любом случае ответ один и тот же. – Какой? – Скажи мне, мой друг, счастлив ли телескоп, которым пользуются по назначению, который каждую ночь всматривается в звёздное небо? Счастлива ли палочка благовоний, которая неминуемо сгорает, но при этом наполняет воздух чарующим ароматом? – спросил Макс, внимательно глядя на друга, помолчал и продолжил: – Я нахожусь там, где должен находиться, и делаю то, для чего я вообще есть. Что, ты думаешь, я испытываю по этому поводу? Посмотри на меня, Шурф, и ответь на свой вопрос, скажи сам: я счастлив? – Когда ты рядом и когда я просто думаю о тебе, в кровь будто добавляют немного света, который собирается в животе, отчего кажется, что там поселился маленький хохочущий демон, – ответил Лонли-Локли, не замечая удивлённого взгляда Макса, и, подумав, добавил: – Я неоднократно наблюдал за другими людьми в твоем присутствии и могу с полной уверенностью сказать: они тоже испытывают нечто подобное. – Шурф, дружище! Слово в слово! – весело рассмеялся Макс, вскочил и прошёлся по камере, остановившись возле друга. – В твоём будущем ты мне точно так же ответил на подобный вопрос. – Макс в доверительном жесте положил ладони на плечи Шурфу. – Ты не представляешь, как я рад, что ты у меня есть! – Почему же, представляю. Я испытываю аналогичные чувства по отношению к тебе, – молвил Шурф, вставая со скамьи рядом с Максом, но не делая попыток прикоснуться, хотя очень хотелось. Поймать в объятья эту беспокойную сороку, усмирить на минуту пляшущее весёлое пламя, схватить неуловимое, обнять неосязаемое. Вот же он – Макс! Но Великий Магистр Лонли-Локли уже полностью взял под контроль свою страшной силы тягу к этому дикому Вершителю. Макс долго-долго молчал, не отрывая глаз от Шурфа, позабыв даже о еде, которую принёс для него друг, а потом встрепенулся, как-то весь подобрался, не выдержав горячего взгляда чёрных глаз Шурфа, убрал руки с его плеч и спросил чуть в сторону: – Почему ты не рассказал раньше, Шурф? – Голос Макса прозвучал глухо, но Шурф сразу понял, о чём именно спрашивает его друг. – Я долгое время чувствовал, что с тобой что-то не так, что ты… Магистры, Шурф! Ты любил меня столько лет совершенно молча. Почему? – “Моя любовь – проста и доверчива, она неизбежна и потому спокойна… Она чужда намёков и масок, почти безмолвна; она соединяет в себе нежность брата, верность друга и страстность любовника, – каким же языком ей говорить?”2 – Всеми по очереди, не исключая ни одного, – произнёс Макс и улыбнулся Шурфу так сердечно, что тот почти улыбнулся в ответ. –Ты не был к такому готов, Макс, и история с его Величеством это только подтверждает. – Я понимаю, почему всё так сложилось между нами: мной, Гуригом и тобой, – согласно покивал Макс и хотел было отойти, но был пойман, развёрнут и крепко прижат к груди. – Ослабь хватку, Шурф, я никуда от тебя не денусь. Ну же, смотри, видишь, я сам обнимаю тебя. Макс обхватил Шурфа за талию и уткнулся носом ему в шею, блаженно прикрывая глаза от знакомого строгого тёплого запаха. Дурея от внезапно пришедших воспоминаний, как напрягаются мышцы и натягиваются жилы на этой шее в моменты любовного экстаза. – Но мы будем вместе? – Непременно! Я тебе больше скажу, – пробормотал Макс и немного отстранился, чтобы вдохнуть менее знойный воздух, – мы продолжаем оставаться вместе до сих пор, правда, встречаемся гораздо реже, чем мне бы того хотелось. В моём времени ты – что-то совершенно невероятное, Шурф! Но при всём при этом невероятно занятое существо. Вот уж что, наверное, не изменится никогда – так это твоя занятость! – Тогда зачем ты решил вернуть ход событий на этот путь? – спросил Шурф, не давая сбить себя с толку. – Зачем боролся за вероятность, где ты – с его Величеством? – Прости меня. Я знаю, как тебе было… как тебе трудно и больно, но… – Макс всё же отодвинулся от Лонли-Локли на пару-тройку шагов и уже с этого расстояния, переведя дыхание, продолжил: – Либо всеми судьбами вселенной управляет безгранично всеведующее существо, либо слепой случай, но такой, который всегда выдаёт наилучший вариант, только те вероятности, где мы с Гуригом не сближаемся, мне очень не нравятся. Особенно одна из них… Шурф Лонли-Локли нахмурился, но промолчал. – Если я правильно помню, потеряв сознание на два дня в одной из аномальных зон, Макс этого времени видел некую галлюцинацию. О том, как он пошёл в трактир “Золотое марево”, где его ждал Король. Шурф вспомнил, в каком раздрае Макс предстал перед ним после того видения, и зрачки его сузились, превратив и так малоподвижное лицо в холодную устрашающую маску. – Это не галлюцинация была, а одна из возможных вероятностей будущего. Именно та вероятность, где Гуриг, изнасиловав меня, не добивается того, чего хочет, то есть мы не становимся любовниками, а ты, желая отомстить за меня, в конце концов объявляешь Королю войну. Надо ли рассказывать, к чему это всё в итоге привело? Шурф без всяких сомнений и стеснения подошёл к Максу, нежно обнял его и увлёк за собой на скамью. – Я понимаю, что ты хочешь сказать, – проговорил Великий Магистр, уселся и устроил Макса у себя на коленях, нимало не заботясь о том, чтобы роскошная белая мантия не помялась. – Ты конечно прав. Я не стану сожалеть о том, что всё складывается именно так, а не иначе. – Не сожалей. Ни минуты, ни полминуты, – прошептал Макс, поёрзал, ища удобную позу, развернулся к другу лицом и прижался губами к его губам, с восторгом ощущая, как Шурф подаётся ему навстречу всем телом, как заваливает его на спину и ошалело распахивает глаза. – Макс… можно? Можно, Макс? – Тебе можно всё. На какое-то время двое в камере предварительного заключения при кабинете Почтеннейшего Начальника Малого Тайного Сыскного Войска позабыли обо всём и обо всех. Они вжимались друг в друга с жадностью, сравнимой лишь с упорным стремлением растения к солнцу, моря к луне, ребёнка к матери. И хотя место было не слишком приятное и откровенно неудобное практически для всего, Макс и Шурф забыли и об этом тоже. Макс взвился, неожиданно укушенный Великим Магистром в ключицу, но его немедленно дёрнули назад, так, что он почти упал на Шурфа. Однако тот ловко подхватил его и снова уложил на спину, в точности, как хотел. И прижал его собой, как мечтал. И притёрся так плотно, что обездвиженный Вершитель, проехавшись спиной по скамье, удивлённо распахнул глаза, не ожидав такого сильного толчка и довольно болезненного тычка в бедро. – А ты безжалостен, Шурф, – хмыкнул он. – Жалость – не то, что приходит мне в голову при виде тебя такого, – отозвался Шурф и навис над Максом. Он впился губами в его шею, сходя с ума от ощущения тревожно бьющейся вены под своими зубами. Он до сих пор слабо верил в то, что происходило прямо сейчас. Он развязывал, открывал, стягивал прохладную одежду, обнажая живое тёплое тело, которого так долго хотел касаться именно там и именно так и не иначе; которым он жаждал обладать много лет. Так сильно жаждал, так много думал, что теперь, в этот момент замирал от восторга и предвкушения, рассматривая молочно-белую, покрытую веснушками, кожу плеч, розовые, нежные даже на вид, соски, гладкий, немного слишком впалый живот. Слева от пупка тянулся тонкий розоватый шрам, довольно качественно заживлённый, но почему-то не сведённый. Перед глазами Шурфа промелькнула картина, как он разрывает плоть Макса зубами и пальцами, как пьёт горячую кровь и дотрагивается языком до тёплой печени. Испугавшись своих мыслей, Шурф резким толчком отстраняется от Макса и виновато-пытливо смотрит ему в глаза. – Кто это сделал с тобой? – спросил он Макса, намекая на шрам. Но Макс тут же притянул его назад, явно не собираясь отвечать. – Кто это сделал? – настойчивее повторил Лонли-Локли свой вопрос, разрываясь от двух желаний: узнать ответ и заткнуть рот Макса поцелуем, одновременно избавив его от остатков одежды. – Ты и сделал, – с неохотой ответил Макс. – Это было в порыве страсти. Однажды ты не удержал Рыбника. Рассёк мне живот, чуть не съел половину печени… Ну вот, зачем ты спросил? Теперь это будет тебя беспокоить, – посетовал он, увидев, с каким ужасом смотрит на него Шурф. – Я сделал тебе больно. – О, нет, – рассмеялся Макс. – Это было довольно опасно, но ничуть не больно. Честно говоря, такой близости, как в тот раз, у меня никогда не было. Ну… то есть ты понимаешь, да? Тогда ты проник в меня так глубоко и полно, полнее просто некуда, как никогда до и никогда после. Ошеломлённый, Шурф никак не мог заставить себя ни выпустить Макса из рук, ни продолжить его раздевать. Он трепетал и в то же время ясно понимал, почему так поступил в будущем: желание присвоить себе Макса без остатка и сейчас захлёстывало его с головой. А самый простой способ кого-либо присвоить – съесть его. Простая логика. Убийственно прямое решение. – Переверни, – произнёс Макс, с улыбкой глядя в глаза Шурфу. – Что перевернуть? – Меня переверни. И поставь на колени. Так ведь ты не будешь видеть этот шрам? В новой позе Макс стал ещё соблазнительнее. Был у неё лишь один недостаток: лица было не видно. Чтобы исправить это, Шурф заставил Макса лечь грудью на скамью, повернув голову в сторону. Он удерживал его так, оглаживая ладонью вдоль спины и чуть надавливая между лопаток. А Макс и не пытался выпрямиться, ему даже в голову такое не приходило. Он покорно оставался в той же позе и дышал тяжело, зная, что его ждёт. Только напрягся весь, как струна, когда Шурф входил в его жарко-нежное и упруго-тесное, делал глубокие вдохи, заливался краской и коротко стонал от каждого толчка. А Шурф и сам пылал и плавился, получая отклик Макса, созерцая, как желанный Вершитель отдаётся ему не только физически, но вообще весь, без остатка, вместе с душой, судьбой и искрой. И пусть Шурф Лонли-Локли понимал, что это ненадолго, что они расстанутся и очень скоро, так же он понимал, что не забудет сегодняшний день, что будет терпеливо ждать “своего” Макса, чтобы сделать с ним то же самое. И ещё много всего сделать с ним и вместе с ним. Будет ждать того часа, когда он, Шурф, схватит уже его за бёдра и поставит на колени. Будет ненасытимо смотреть, как наливается розовым темное колечко мышц под его пальцами; как его член, блестящий и непомерно большой для такого узкого отверстия, войдёт в него сразу и на всю длину; как он будет исчезать и появляться между круглых ягодиц, покрасневших от сжимающих их пальцев. Будет жадно оглаживать содрогающиеся от толчков бока и вздымающуюся в коротких рваных и глубоких длинных вдохах грудную клетку. Будет с упоением слушать протяжные стоны и хрипы, нежное бормотание, болезненный вой и крики наслаждения – весь спектр звуков, которые издаёт сейчас этот Макс. Будет ревниво держать его в плену своих рук так долго, как только захочет. Будет так же долго-долго нежить его, будто исполняя на неведомом инструменте последние, постепенно затихающие аккорды страстной любовной сонаты. Будет целовать его в губы без надежды хоть когда-нибудь насытиться вкусом любимого человека. Единственного, кто необходим. Единственного, кого всегда не хватает. Единственного, кто слишком легко ускользает, но неизменно возвращается. Макса. – “Быть покинутым – такое счастье! Быть нелюбимым - вот горчайший рок”3 ------------------- 2 Михаил Кузмин, “Похожа-ли моя любовь“. 3 Михаил Кузмин, “О, быть покинутым, какое счастье!”