Тихие волны вероятностей

Первый алифрасул Куманского Халифата в Соединённом Королевстве сэр Адиль Джари пребывал не в лучшем расположении духа. Начать с того, что его пригласили во дворец незадолго до заката, когда он уже собирался отправиться на отдых и предвкушал умом и телом предстоящую ночь: в посольской резиденции этим вечером его ждали двое совершенно очаровательных юношей. Продолжить можно тем, что и его Величество Гуриг VIII тоже не сиял добротой и радостью – не тот был повод. – В пределах Соединённого Королевства работорговля и рабовладение во всех формах запрещена законом, посол Джари. Вы это знаете? – Разумеется, ваше Величество. Этот раздел Кодекса я выучил наизусть. – Тогда вы понимаете, перед какой проблемой мы с вами встали, – продолжил Король и действительно встал со стула, взяв со стола самопишущую табличку с донесением. Сэр Джари знал, что это именно донесение, потому что мельком увидел заголовок, но не знал, от кого оно и по какому поводу. – Два дня назад в порт пришло судно из Куманского Халифата, на котором таможенной службой были обнаружены рабы из племени людоедов энго с границы Красной пустыни Хмиро. Посол нахмурился и отвернулся от Короля, пытаясь скрыть досаду, – новость действительно сулила большие проблемы для страны, интересы которой он по должности представлял. А если откроются некоторые особые обстоятельства дела – то и ему лично. – Посол, – голос Гурига продолжал оставаться холодным, куманец от такого тона поёжился и нехотя посмотрел на собеседника, – я не собираюсь обострять отношения между нами и, тем более, нашими странами. Вот что я предприму: куманские работорговцы заплатят штрафы, будут высланы из страны и получат пожизненный запрет пересекать границу Соединённого Королевства. Так как они не мои подданные, вы со своей стороны должны будете сделать так, чтобы они были наказаны у вас на родине. – Разумеется, ваше Величество, – ответил посол, надеясь, что неприятный разговор закончен. – Я позабочусь об этом в ближайшие сроки. – Посол Джари, – тихо проговорил Король и вздохнул не по-королевски устало, – я же понимаю, что купцы не получат должного наказания: закон Куманского Халифата не рассматривает работорговлю как серьёзное преступление. Однако волнует меня не это. – Я могу вам ещё чем-то помочь? – Пока не знаю. Меня беспокоит одна мысль: если купцы доставили рабов энго в Ехо, значит, здесь есть на них спрос. Вы – случайно! – не знаете, для кого они предназначались? Может, имеете подозрения? Адиль Джари оцепенел на секунду от вкрадчивого тона Гурига. Куманец не понимал, как у Короля так получается, что своим голосом тот может не только обласкать и как будто бы по-отцовски погладить по голове, но и заставить почувствовать, как твой ничем не защищённый мозг аккуратно поскребли ногтем – что у тебя там в голове спрятано? какие нехорошие мысли таишь? – Ваше Величество, у меня нет никаких подозрений. Но я распоряжусь, чтобы это дело расследовали. Не думаю, что это займёт много времени: куманских подданных на территории Ехо и ближайших окрестностей живёт не так уж много. – Разумеется, посол. Но поскольку преступление было совершено здесь, расследованием всё-таки займётся человек с нашей стороны. Вы, конечно, будете обязаны во всём ему содействовать. – Вы не доверяете моим людям, ваше Величество? – Адиль Джари мысленно схватился за голову, живо представив себе дотошного полицейского, который сунет свой нос всюду, куда можно и нельзя. Или ещё хуже – Тайного сыщика. Тот не только будет копать и найдёт всё, что ему нужно, но в получившейся ямке аккуратно прикопает его самого. – О доверии, посол Джари, можно говорить, когда идёт речь о культурном обмене или подписании взаимовыгодного торгового соглашения. А у нас – преступление. В комнате, где они находились, незаметно и неслышно для посла появился третий и, пройдя вдоль стены поближе к присутствующим, словно светом озарил помещение своим снежно-белым одеянием. Адиль Джари, приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть, когда заметил его, и у него получилось. Зато он не смог не улыбнуться при виде вошедшего. – Посол, позвольте представить вам Великого Магистра Лонли-Локли, – совсем другим тоном произнёс Король, от его взгляда не укрылась реакция куманца на сэра Шурфа: улыбка и невольный шаг навстречу. – Не стоит, ваше Величество, – отозвался Адиль Джари, – я помню Великого Магистра с церемонии моего вступления на должность первого алифрасула. Надеюсь лишь, что и вы помните меня… – Конечно, посол Джари, – безэмоционально отозвался Лонли-Локли. – Как поживают ваши сады, о которых вы так много рассказывали мне в тот раз и настойчиво приглашали осмотреть? Помнится, вы очень хотели похвалиться своими гелихризумами. Куманец расцвёл от слов Великого Магистра и пустился бы в многословные объяснения немедленно, если бы его Величество не прервал его в самом начале: – Сэр Лонли-Локли, просмотрите это донесение и скажите, что вы об этом думаете. Чтение таблички, протянутой Королём, заняло у Шурфа не больше минуты. За это же время он успел обдумать её содержание. – Людоеды энго, даже в качестве чьих-то рабов, это несомненная угроза безопасности горожан Ехо. В перспективе факт наличия рабов в Соединённом Королевстве приведёт к проблемам не только в сфере общественного порядка, но и ударит по экономике. И это всё – даже не принимая во внимание то, что работорговля у нас вне закона, и не просто так. Раз уж его Величество поинтересовалось моим мнением по этому вопросу, то я считаю, что надо расследовать, кому рабы предназначались, наказать всех виновных и пресечь вероятные новые поставки. Возможно, стоит сделать некоторые нововведения в систему таможенного контроля. – Вот и хорошо! Хорошо, что вы думаете именно так, а не иначе. Потому что вам этим и заниматься, – Гуриг улыбнулся обоим сразу, отметив, как и посол, и Великий Магистр синхронно повернулись сначала к нему, потом друг к другу, не пытаясь скрыть удивления. – Это моя личная просьба. *** Если Великий Магистр Лонли-Локли и спрашивал себя, почему Король попросил его остаться после того, как отпустил куманского посла, свой вопрос он озвучивать не собирался. Какое-то время Гуриг выглядел донельзя серьёзным, что-то обдумывая и меряя шагами совещательную комнату, потом остановился перед ним и, слегка понизив голос, произнёс: – Не сочтите за грубость с моей стороны то, что я сейчас скажу вам, Великий Магистр… Шурф Лонли-Локли… Макс – мой. Это было внезапно. Но сэр Лонли-Локли не дрогнул. Сэр Лонли-Локли даже не сбился с дыхания, услышав такое незавуалированное предупреждение и весьма завуалированную угрозу. Впрочем, последнее ему могло и показаться: насколько он успел изучить характер Короля, тот не станет устранять возможных соперников на личном фронте нечестными методами. Да и никакими методами не станет. – Поскольку вы предпочитаете для этого разговора отойти от официального тона, то я поступлю так же, – так же весомо, неторопливо заговорил сэр Шурф. – Если я правильно помню, за последние пять минут рабство в Соединённом Королевстве узаконено не было. Насколько я знаю, Макс не принадлежит никому, кроме себя. Король и Великий Магистр Семилистника какое-то время смотрели друг другу в глаза, не отводя взгляда. Гуриг заговорил первым: – Он привлекает меня, и я намереваюсь вызвать его ответные чувства. Надо сказать, у меня уже кое-что получилось. Но дело в том, что он привлекает и вас. Однако, вы опоздали, поэтому с вашей стороны было бы любезно посторониться. – Я и Макс – друзья, ваше Величество, и нашу с ним дружбу я прерывать не собираюсь. Если вам она мешает, ничем не могу помочь. – Разумеется, мне не мешает ваша дружба, – улыбнулся Гуриг. – Вам не стоит беспокоиться о том, что я сам попытаюсь сблизиться с Максом, помешав этим вам. Разумеется, я не стану ему отказывать, если он захочет этого сам. У Гурига не было причин не верить слову Лонли-Локли, и этого было бы достаточно, если бы речь шла только об их служебных взаимоотношениях. Но примесь личного и сердечного не давала ему покоя, свербела где-то внутри, наталкивая на дурацкие идеи. – Позвольте спросить, ваше Величество, – молвил Великий Магистр, понаблюдав некоторое время за Королём, – вы из-за Макса поручаете это дело именно мне? Пытаетесь наказать меня? Предупредить? Почему вы вообще заинтересовались куманской контрабандой? – О куманских работорговцах я узнал из обычной сводки, которую для меня составляют раз в дюжину дней. Дело привлекло моё внимание своей беспрецедентностью. А потом я понял, что без магии тут не обошлось, поэтому отдавать его полиции не видел смысла. Да и не справился бы генерал Бох с этим делом. – Таким образом, расследованием дела рабов должен заниматься Тайный Сыск… – Магистр Лонли-Локли, вы, разумеется, можете, отказаться от этого поручения. И если всё-таки откажетесь, тогда им займётся ведомство сэра Халли. Шурф мысленно вздохнул: “Всё-таки дело личное, но его Величество никогда мне в этом не признается”. – Я возьму расследование этого дела на себя. Но с одним условием: вы сократите срок моего пребывания на посту Великого Магистра на дюжину лет. – Согласен. *** Шурфу Лонли-Локли было бесконечно жаль. Того, что действительно опоздал, и Король успел первым рассказать Максу о своих чувствах и желаниях. Того, что он, Шурф, так легко отказался от Макса. Не предал свои чувства к нему, нет, но… Но! Наблюдая, как один из дежурных младших магистров накрывает на стол в его рабочем кабинете, Шурф Лонли-Локли был задумчивее и грустнее обычного, отчего выглядел непомерно строгим. Атмосфера уныния придавливала к полу, поэтому прислуживающий парень смылся из кабинета, как только сгрузил тарелки и кувшины с чашками с подноса. “Макс, если тебя по-прежнему привлекает камра и жаркое, приготовленные моим поваром, то в данный момент я как раз собирался пообедать, но могу какое-то время подождать тебя”. Макс ни словом не ответил ему, зато Великий Магистр получил от него такой мощный сгусток эмоций, как будто ему дали оплеуху радостью, восторгом и ликованием. – А ты говорил, что это у меня парадоксальное чувство времени, дружище! Знал бы, что ты пригласишь меня на обед, я не стал бы заказывать еду на всех в Дом у Моста, – скороговоркой проговорил Макс, придя в кабинет Тёмным Путём, и плюхнулся на удачно подвернувшийся стул напротив. – А теперь еда от мадам Жижинды пройдёт мимо меня, а платить мне за неё всё-таки придётся. – С каких пор вы оплачиваете обеды из личных средств? – С тех пор, как я проиграл пари… Ну Шурф! – оборвал Макс сам себя. – Что такое? – растерянно спросил Шурф и напряжённо вгляделся в лицо гостя. – Вот это! Вот! Что за взгляд?! Ты смотришь на меня так, будто угощаешь обедом в последний раз, а потом собираешься прикончить, но не очень-то этого хочешь – просто приходится. “Не говори ерунды”, сначала хотел сказать Лонли-Локли в ответ на абсурдное предположение Макса. “Хочу признаться, что пока не до конца избавился от привычки поедать сердца могущественных людей”, хотел пошутить он потом. Но и первый банальный, и второй глупый порыв он почти сдержал: они всего лишь выползли укоризненной гримасой на лицо. – Заранее прости, если я лезу не в своё дело… – Да ладно, – легкомысленно отмахнулся Макс, тут же набил рот едой и продолжил говорить: – Ты же мой самый близкий друг, какие у меня могут быть секреты от тебя? – Вы с его Величеством… ты с ним… Тебе нормально? Шурф сделал себе мысленную пометку позже разобраться в причинах своего косноязычия. Хотя в чём тут разбираться – дело-то Макса касается, а не абы кого. – Что ты имеешь в виду под “нормально”? – удивился Макс и даже отложил на салфетку столовый прибор, пока не уронил его на пол. – Если ты спрашиваешь про то, что я чувствую, то я почти непрерывно офигеваю посреди всего того, что происходит сейчас в моей жизни. А если про моё физическое благополучие, то, как видишь, со мной всё хорошо. Пока. – Значит, мне не стоит беспокоиться по этому поводу? Ты к его Величеству что-то чувствуешь? – Да беспокойся на здоровье, коли беспокоится! Зачем отказывать себе в удовольствиях? – рассмеялся Макс. – А про чувства, мне кажется, рано ещё говорить. Разумеется, что-то я чувствую… Просто мне нужно время… Вот если бы вдруг это тебе стукнуло в голову предложить мне встречаться, я бы, конечно, чувствовал совершенно иначе. – Как именно ты чувствовал бы? – спросил Шурф и осознал, что ему до смерти хочется знать ответ, но в той же степени он его боялся. – Не уверен, – озадаченно произнёс Макс. – Честно говоря, у меня не получается даже представить эту ситуацию. При мне ты всегда был подчёркнуто не заинтересован ни в чём таком… И если бы ты внезапно заинтересовался… я бы, пожалуй, рехнулся от свалившегося на меня такого счастья. – Ты правда был бы счастлив? – спросил Шурф, замер и так уставился на Макса, словно хотел смотреть на него со всех сторон сразу – чтобы ни малейшего жеста, ни взгляда, ни позы не пропустить. – Я правда бы рехнулся, – поспешно улыбнулся Макс, не зная, куда деть себя от пристального взгляда. – В любом случае, мы же этого не узнаем, да? Мы друзья – зачем менять то, что и так идеально? Взгляд Шурфа на миг остекленел, и больше Великий Магистр Лонли-Локли ничем не выдал того факта, что только что в его груди взорвался маленький вулкан, выплеснул потоки горячей лавы, которые спалили к Тёмным Магистрам какой-то кусочек его души, и потух, оставив после себя пепел, серый и горький от непролитых слёз и злости на себя и свою нерешительность. *** Визит Великого Магистра Семилистника в дом первого алифрасула Адиля Джари с самого начала пошёл не по плану. Собственно, само место встречи уже было не тем, на что рассчитывал Шурф: не зданием посольской канцелярии, а личным особняком, больше похожим на один из белостенных дворцов – этакий кусочек Куманского Халифата в Ехо. Восемь акров чужой страны посреди Соединённого Королевства. – Вы уже так много всего разузнали, Великий Магистр, я поражён до глубины души! – проговорил сэр Джари, с восхищением глядя на Шурфа. – Неужели в одиночку успели провести такое расследование всего за одни сутки? – Личные просьбы Короля у нас принято исполнять лично, посол. Я никого не имел права в неё посвящать, – равнодушно ответил Шурф и внимательно оглядел хозяина дома, подмечая и излишне лощёный внешний вид, и тщательно скрытую (но только не для бывшего тайного сыщика) нервозность. Они вдвоём шли по такому бесконечному и однообразному коридору, что любой более-менее сведущий маг заподозрил бы какое-нибудь пространственно-искажающее заклинание высокой ступени. Но в этом плане дом посла был чист, Шурф знал это точно. – Что же вы ещё хотите узнать? Вы уже знаете больше меня! Могли бы и не утруждать себя визитом с вопросами, ответов на которые я, скорее всего, не знаю. – Со всем уважением, посол, решение о достаточности имеющейся у меня информации по делу рабов энго принимать мне, а не вам. – Простите, Великий Магистр, я выразился неточно, – проговорил Адиль Джари, преувеличенно экспрессивно взмахнув рукой, и наконец вошёл с Лонли-Локли в гостиную, – я всегда буду рад принять вас у себя просто как доброго гостя, – закончил посол, закрыл за собой дверь и улыбнулся. – Принять тебя в качестве гостя, Шурф Лонли-Локли. Великий Магистр прекрасно уловил изменение тона хозяина и если и удивился этому, то никак не показал своих чувств. Лишь его брови на секунду чуть нахмурились и тут же разгладились, восстановив на тонком породистом лице маску абсолютной невозмутимости. – Сэр Джари… – Зовите меня Адиль, Шурф. – Посол, что сказали ваши люди, которым вы должны были дать задание выяснить, кому везли этих рабов? – Ничего они не сказали, как я вам и говорил. Скорее всего, рабы не были предназначены никому конкретно. – Вы же понимаете, что людоеды-дикари – не та контрабанда, которую легко привезти и сбыть в Соединённом Королевстве? – холодно проговорил Великий Магистр и, подумав, продолжил: – Что ж, мне всё-таки придётся выяснить это самому, я действительно зря приехал. – Я живу в Ехо несколько лет, – молвил посол, настоятельно приглашая Великого Магистра усесться на диван и сам устраиваясь рядом, – но до сих пор не понял, почему вы здесь против рабства. Это же энго, дикари, как вы сами сказали! Они настолько более умственно незрелые по сравнению с цивилизованными людьми, как мы с вами, что любые их контакты с нами приносят им только пользу. Рядом с нами они могут развиваться как личности и как народ. Благодаря нам у них вполне может зародиться что-то вроде народного самосознания, появиться своя самобытная культура. – Едва ли сейчас место и время мне доказывать вам неоспоримую для меня истину, что ни один человек, даже умственно незрелый, не должен всецело принадлежать другому, как вещь, – ответил Лонли-Локли. – Хочу задать лишь вопрос: граждане вашей страны, которые покупают рабов на кумонских невольничьих рынках, позволяют им иметь семьи, рожать детей? – Конечно нет! – фыркнул Адиль Джари. – Раб энго живёт в доме хозяина до самой смерти или перепродажи и никаких контактов с противоположным полом у него нет и быть не может. – Тогда как вы можете говорить о развитии энго как народа и зарождении культуры? Это бессмысленно. Для меня совершенно очевидно, что без наследования цивилизованного образа мышления никакое развитие невозможно. Великий Магистр проследил взглядом за Адилем Джари: тот медленно встал и прошёлся по комнате, как будто обдумывая ответ. Лонли-Локли не имел целью обидеть или упрекнуть в чём-либо посла или его народ – так вышло, и потому был немного раздосадован, что тот сумел частично втянуть его в дискуссию. Но первые же слова сэра Джари, когда тот остановился очень близко от сидящего Шурфа и даже немного навис над ним, сказали о том, что дискутировать он вовсе не собирается. – Вам понравились мои сады, через которые вы проходили, направляясь сюда, Великий Магистр? Адиль Джари смотрел прямо на Шурфа, слегка, еле заметно улыбался, всем своим видом показывая, что сады в данный момент интересуют его меньше всего – он даже не о них говорит. Если для Шурфа до сих пор и оставалось секретом, что куманский посол был заинтересован в нём как в сексуальном партнёре, то сейчас у него исчез даже шанс усомниться: Джари был готов приятно провести с ним часок или два и начать прямо сейчас. Также Лонли-Локли понимал, что его Величество Король специально заставил их двоих работать вместе, чтобы по возможности убрать с дороги к сердцу Макса возможного соперника в его лице. – У вас очень большой сад, посол, – невозмутимо и серьёзно, как будто преподавал основы магии своим послушникам, проговорил Великий Магистр, тоже имея в виду совсем не сад. – Не сомневаюсь, он доставляет множество чувственных наслаждений вам и вашим гостям. Куманец широко улыбнулся. Его восхищала выдержка человека перед ним: тот не только не пытался срочно выйти из невыгодной, подавленной позиции, но и оставался непробиваемо спокоен, непостижимым образом демонстрируя превосходство и величие, даже глядя на хозяина снизу вверх. – Не желаете прогуляться там вместе со мной? Я покажу вам всё. Сэр Лонли-Локли молчал целую минуту, и Адиль Джари уже было начал думать, что тот согласится. Но Шурф, решив, что пора бы уже прекращать эту маленькую месть, сказал: – Если подумать, то и дом у вас весьма немаленький. Наверняка и он, и сад требуют постоянного ухода и заботы. За всем этим хозяйством, должно быть, следит множество слуг. Например, рабов энго… – Вы подозреваете меня? Считаете, ту дюжину дикарей везли мне? – не скрывая досаду, спросил посол и нехотя отступил от Шурфа. Он никак не мог понять, что его больше злит: что с крючка сорвалась крупная рыба или что эта рыба намекает на его причастность к преступлению. – Я не упоминал, что их была дюжина, – холодно заметил Лонли-Локли. – Я читал отчёты, Великий Магистр, – не менее холодно парировал Адиль Джари. – Послушайте, я действительно привёз с собой из Куманского Халифата большой штат слуг, но рабов среди них нет, все свободные. Я. Законы. Знаю. – То есть вы не будете против провести для меня экскурсию по помещениям, где обитают ваши слуги? – Буду, Великий Магистр. – Посол, я не буду настаивать на этом, хотя имею полное право, а вы, в свою очередь, имеете повеление его Величества во всём мне содействовать, – чётко и ясно произнёс Лонли-Локли, встал с дивана и остановился прямо перед хозяином, намеренно сокращая его личную зону. Впрочем, были ли у потомков кейифайев такие зоны? – Эту информацию я всё равно получу, не этим путём – так иным. – Каким именно? – Вы узнаете об этом, но не сейчас. Не пытайтесь мне мешать или отвлекать. – Я не отвлекал! – вдруг взволнованно воскликнул куманец, не в силах долго выдерживать прессинг Великого Магистра Семилистника, и взмахнул рукой, как будто хотел погладить человека напротив или положить руку ему на плечо и привлечь к себе. Но вовремя остановился: кто знает, что именно его несомненно опасный гость может сделать с его рукой! – Я не отвлекал вас, Шурф. Я вас вполне искренне соблазнял. – В данном случае разница невелика. – Только если я действительно виноват. – В следующий раз я буду знать это точно. – В следующий раз, когда вы окажетесь в моём доме, я докажу, что искренен по отношению к вам. Мы обязательно разделим с вами ложе. *** Расследование зашло в тупик. Но Шурф не был бы Шурфом, если бы всю детективную беллетристику, извлечённую для него Максом из мира Паука, не прочитал от корки до корки и не запомнил её содержание дословно. Полученная богатейшая информация позволяла сделать такие выводы об эффективных методах раскрытия преступлений, какие не пришли бы в голову даже сэру Мелифаро. А ведь сэр Мелифаро, по справедливому убеждению Великого Магистра, обладал незаурядной фантазией и поразительным умом. Освежив в памяти около полудюжины необходимых заклинаний, которые пригодятся или теоретически могли бы пригодиться в запланированной операции, переодевшись в серое лоохи, которое делало человека не просто незаметным, но даже как будто немного более низким, Шурф Лонли-Локли шагнул Тёмным Путём в Портовый квартал. Великий Магистр не заблудился бы здесь, даже если бы побывал в порту Ехо один раз и очень давно, но он был здесь сегодня днём, поэтому даже темнота и тусклые проблески редких грибных фонарей не смогли ему помешать отыскать большой неуклюжий куманский фафун, в трюме которого под охраной содержалось двенадцать невольников энго, а вся команда находилась под арестом. Выступая в непривычной для себя роли человека, незаконно проникающего на закрытую территорию, Шурф, если бы его увидел случайный прохожий, всё равно производил впечатление человека, который находится именно там, где должен – так уверенно он выглядел. Но свидетелей поблизости не оказалось, поэтому, незаметно миновав все посты охраны, Лонли-Локли вошёл в душный отсек трюма и осмотрелся. Дикари тихо лежали на своих циновках и в целом не выглядели ни запуганными, ни недовольными. Некоторые спали, но большинство молча, выжидающе смотрели на пришедшего: с чем к ним явился этот странный, до глупости отважный господин – один против дюжины несвязанных людоедов да ещё и без блестящей рогатины, которой так удобно колотить по голове? Не иначе как на своё колдуйство надеется! Лонли-Локли не испытывал никакого неудобства от затянувшегося молчания, но каким образом разговаривать с энго, он не знал, а на то, чтобы как следует рассмотреть каждого из них, не прося встать на ноги, нужно было время. Наконец, он, сделав одному знак рукой следовать за собой, повернулся и вышел. Он нисколько не сомневался, что его поняли и послушались. Ему в спину полетели звуки, похожие на сирену из максовых военных фильмов, и Шурф с удивлением понял, что вот это скрежещущее протяжное непонятно что и есть их, энго, речь. Сами по себе людоеды энго с границы Красной пустыни Хмиро не вызывали у Шурфа Лонли-Локли каких-либо эмоций. Но именно этот, длинный, как жердь, закутанный до самых глаз в свои исконные национальные лохмотья, с широко распахнутыми светло-голубыми глазами, заставлял его почувствовать почти жалость. На пару секунд Шурфу даже показалось, что он причинил дикарю невыносимые моральные страдания, когда спрятал его в пригоршне, ушёл в подземелья Иафаха и выпустил обратно в наглухо закрывающемся подвале. “Дружище, – ворвался Макс Безмолвной Речью в мысли Шурфа, – у меня такое тут творится! Такое! Это всё требует срочного рассказа с моей стороны и заверения с твоей, что я пока не сошёл с ума”. “Извини, Макс, я не могу встретиться с тобой сейчас”, – и отключился, давя в себе искру вины за брошенного в неведении друга. Больше всего времени у Шурфа Лонли-Локли ушло на то, чтобы жестами объяснить “гостю”, что он должен переодеться в другую одежду, а свою отдать ему. Не то чтобы Шурфу очень хотелось надевать чужое тряпьё, но так нужно было для дела. Для дела нужно было также натянуть (с некоторым колебанием) дикарскую обувь. Для дела – внимательно рассмотреть во время переодевания голого, покрытого густыми волосами, энго. И всё для того же дела наколдовать себе в точности такую же внешность, повторив и большой рот, и почти нереальные светло-голубые глаза, и неглубокую борозду, тянущуюся вертикально от переносицы и уходящую под волосы, и сами волосы, длинные, густые, спутанные, “зачёсанные” назад и свалянные так, что стояли почти горизонтально. Отменный дикарский облик. А вот с глазами у энго что-то было не так… Превратиться в предмет – значит познать предмет. Превратиться в животное – значит, в какой-то степени, познать животное. Чтобы познать человека, превратиться в него недостаточно. Однако в идеально скопированном облике людоеда энго – даже родной Макс бы не отличил! – Шурф Лонли-Локли почувствовал себя странно: как будто вернулся в те времена, когда безнаказанно бесчинствовал в Ехо, громя трактиры и лавки и расправляясь с малоопытными адептами орденов, не столько за счёт мастерства и знаний, сколько за счёт постоянно сводящего с ума избытка магической энергии. Удивительное дело, как простое копирование внешности могло оказать такое влияние, но – оказало. Привычно взяв себя в руки, Шурф Лонли-Локли шагнул Тёмным Путём обратно. Для всех в Мире и, в первую очередь, для остальных одиннадцати невольников, в душный трюм куманского фафуна вернулся именно людоед из племени энго с границы Красной пустыни Хмиро, а вовсе не кто-то под его личиной. О подмене знал только сам Шурф и больше никто. С помощью подмены он намеревался узнать, кому в Соединённом Королевстве предназначались рабы. Намеревался всё увидеть своими глазами. *** – Пусть они тут все маги невозможные, пусть они едят с золотых тарелок каждый день, что хошь говори – а всё-таки они олухи те ещё! – раздался за дверью громкий голос, который и разбудил Шурфа. Он, уверенный в своей силе, своём чутье, реакции и качестве своей личины, уснул рядом с дикарями почти спокойно. Каким-то образом он помнил о своём плане даже во сне, поэтому совсем не удивился, обнаружив себя в столь непривычной обстановке: на жёсткой лежалой циновке в одном ряду с такими же, как он, завёрнутыми в несвежие балахоны энго. – Вы уверены, что забирать их безопасно? – спросил обладателя громкого голоса одетый в серые штаны и белую тунику до середины бедра человек. Шурф привык к своему прежнему, чистому и безволосому, телу, и сейчас с чувством глубокого удовлетворения чесал покрытые растительностью живот и грудь. Такого рода наслаждений он ещё не знавал. За этим вдумчивым, медитативным занятием и застали его говорившие, войдя в помещение, где располагались рабы. Первым был бородатый капитан фафуна, а вторым… Шурф даже чесать подмышку перестал, когда увидел одежду второго: это была форма слуг дома посла, а сам он – главным слугой первого алифрасула Адиля Джари. – Я же говорю, ночью пришли, всю мою команду освободили. Штраф по всей форме стребовали, это да, и приказали до полудня выйти из порта. Но охрану сняли, тупицы! На полдня! И я сразу послал к вам. Они никогда не узнают, что мы ушли пустые! Забирайте своих дикарей! Смеялся капитан так же громко и густо, как и говорил. – А что если вас решат досмотреть? – Да придумаю что-нибудь, этих королевских таможенников ничего не стоит обвести вокруг пальца, – махнул рукой капитан. – Вот другое дело, если снова заявится тот – длинный в бело-голубом платье, рыскал всё здесь вчера, вынюхивал… Так мне надоел! Всё хотел узнать, кому я вёз груз да кто мой заказчик. Говорят, он важная цаца здесь, да ведь только эта важная цаца и отдала приказ оставить нас без присмотра! Не такой уж он, этот господин, умный, каким хотел казаться. – Надеюсь, вы ему ничего не сказали? – Если у вас всё ещё нет проблем со здешними служителями закона, то нет, очевидно! Вы что, тоже не очень умный? Шурф Лонли-Локли слушал очень внимательно. Не было никаких сомнений, что он запомнит разговор в точности и при необходимости сможет повторить его слово в слово. “Слушай, Шурф, – в голове снова появляется Макс в своей наилучшей беспардонной манере, – сейчас утро, а я не сплю. Оцени масштабы моей беды! Мне срочно нужен кто-то, кто не будет злодейски заставлять меня работать”. “Извини, Макс…” “Ты не можешь со мной сейчас встретиться, я понял, – разочарованно закончил Макс. – Ладно”. *** Барак, куда привели дюжину рабов энго, был на удивление чист и светел, но очень тесен: просто длинное, довольно узкое помещение с короткими перегородками, разделяющими спальные места. Шурф, чтобы не выдать себя, избегал любых контактов, особенно с “соплеменниками”, а посольские слуги и сами не стремились заводить с энго разговоров. Человек, отвечавший за очеловечивание и обучение дикарей, прогнал их группу через огонь (в нём сгорели лохмотья, до сих пор считавшиеся одеждой), воду (будущих слуг-рабов отмыли так, что даже волосы на голове перестали походить на один большой колтун) и медные трубы (шеи каждого из них заключили в тонкие металлические обручи – отличительный знак раба и одновременно артефакт, препятствующий нападению на хозяина и других слуг). Это весьма кстати, подумал Шурф, ощупывая на своей шее рабский ошейник и незаметно разрушая его магическую начинку, будет ещё один свидетель всего, что здесь происходит. – И полдюжины дней не пройдёт, как вы все станете у меня смирные и ласковые, – вполголоса ворчал надзиратель себе под нос, справедливо полагая, что энго, неловко натягивающие на себя служебную форму – серые штаны и белые до середины бедра туники – его не понимают. Весь остаток дня их муштровали так, что к вечеру каждый из них мог вполне сносно помыть пол, подстричь куст и вынести ночной горшок. “Ыыыаа оуоуа оаоуе!” – ревели что-то на своём языке новоиспечённые слуги посольского дома, то один, то другой, не желавшие поддаваться воспитанию, но в конце концов каждый из них усвоил главный урок: непослушание – боль, послушание – не-боль. Шурфу, несмотря на его многочисленные таланты, было непросто. Он не страшился ни тяжёлой работы, ни возможных унижений, которым могли бы подвергаться рабы. Самым сложным для него оказалось привыкнуть ходить босиком: все слуги обязаны были снимать обувь, входя в дом. И ещё какая-то мысль на периферии сознания не оставляла его в покое. Какая-то деталь, обстоятельство, подробность, на которую он обратил внимание раньше, а потом выкинул из головы. Выкинул, но, очевидно, не совсем. Точно – голубые глаза дикарей! “И чем меня так насторожили их голубые глаза?” – размышлял Шурф, возделывая клумбу для гелихризумов и досадуя на непривычную медлительность мыслей. Встав с колен, чтобы в очередной раз почесаться, он заметил хозяина дома, первого алифрасула Адиля Джари: тот сидел на высокой террасе и медленно, с гордостью обозревал свой сад. Поймав его тёмный взгляд на себе, Шурф ощутил, как что-то наконец сдвинулось в его голове и потекли, потекли мысли, постепенно ускоряясь и превращаясь в догадку: глаза рабов вообще не должны быть голубыми. Энго все черноглазые! Все, и рабы, оставшиеся в Куманском Халифате, и свободные! Так написано в Энциклопедии Мира сэра Манги Мелифаро. А это значит… Это значит, что глаза энго, скорее всего, меняют цвет вблизи от Сердца Мира. И кто знает, что ещё меняется у них – они сами ведь не скажут, смешно даже. “Друг мой Шурф! Если ты и сейчас пошлёшь меня подальше, то я попытаюсь на тебя обидеться! И буду обижаться целых пять минут, будь уверен!” “Макс…” “Ну хоть объясни, чем таким ты там занят. Ты же можешь это сделать? Нет?” “Макс…” “Ты только не заменяй меня каким-нибудь другим лучшим другом”. “Ну с чего ты решил так?” “Не знаю. Дурацкие предчувствия“. “Когда я закончу своё дело, мы обязательно встретимся”. Шурф Лонли-Локли уже достаточно узнал и увидел, он сможет доказать каждое своё слово. Первому алифрасулу не удастся усидеть на своей должности. А после разбирательств у себя на родине он вряд ли снова сможет занять сколь-нибудь значительные позиции. Поэтому поддельный раб собирался исчезнуть из дома посла в первую же ночь. Собирался. Пока не стал свидетелем сцены в бараке, которая сначала просто привлекла его внимание, а потом совсем заворожила. Возбуждённые крики и одобрительные возгласы. Истошные вопли и вой. Взрыкивания, раздающиеся совсем неподалёку. Толпа рабов, с которыми он “приплыл” несколько дней назад, стояла и наблюдала за чем-то… И собственное наитие, и бесчеловечные звуки, и ритмичные глухие удары, как будто кто-то бился головой обо что-то твёрдое – всё наводило Шурфа на единственно верную мысль: через несколько перегородок от его лежанки один энго откровенно, напоказ, без стыда и, скорее всего, со всей возможной жестокостью драл другого. Это продолжалось и продолжалось, и казалось, что дикое громкое бесчинство вот-вот привлечёт чье-нибудь внимание, но в барак никто не вошёл ни через полдюжины минут, не через две дюжины. Шурф, застыв на месте, наблюдал за всем, и ему попеременно хотелось то растерзать насильника и занять его место, то присоединиться к восторженно ревущей толпе. Шурф, застыв на месте, то и дело сглатывал, наблюдая безумие, с каким даже дикие звери не удовлетворяли свою похоть. Мощный победительный рёв, вторящие ему голоса девяти людоедов. В руке энго, закончившего насиловать своего сородича и развернувшего его к себе лицом, появился нож. Видимо, днём стянул его из кухни или ещё где. Специально для этого момента. Лезвие оставалось чистым совсем недолго: после первого же погружения в живот изнасилованного оно окрасилось красным-красным, блестящим-блестящим. А потом было ещё одно погружение. И ещё одно. Снова и снова. Шурф задышал тяжело и часто. Это было такое помутнение сознания, что он забыл, как вообще здесь оказался. Дикарь, подбадриваемый криками товарищей, раз за разом дырявил живот жертвы, с неистовостью, едва ли не большей, чем до этого. Кожа Шурфа горела от ощущения страха и боли, волнами растекавшегося во все стороны от энго, которого убивали. Его ноздри трепетали от запаха крови. Его пальцы дрожали, а желудок сводило – от голода. Не в силах более оставаться на месте, Шурф одним прыжком подскочил к толпе людоедов. Те, сверкая безумными голубыми глазами, с перемазанными в крови лицами уже начали разделывать умершую в муках жертву: оторвали конечности, главное действующее лицо примерялось к голове. Издав усиленный магией рык, Шурф по праву громче и страшнее всех орущего выхватил у какого-то энго оторванную руку и, запрокинув голову, направил поток крови из разорванных артерий и вен себе в рот. Утро Шурфу Лонли-Локли радости не принесло. Он был в ужасе от вида комнаты, где спали рабы: кровь была везде, даже на потолке. Он был в ужасе от того, в каком виде проснулся сам: как будто не свидетелем некоего дикарского обряда стал, а непосредственным исполнителем. Он был в ужасе от навязчивых воспоминаний прошедшей ночи, которые накрыли его разом. Никого из новоиспечённых рабов не наказали. Ни тяжело, ни легко. О произошедшем молчали все, делая вид, что ничего не произошло, пока съеденный энго тихонечко переваривался в желудках своих бывших товарищей. Впрочем, было ли у этих людей вообще понятие товарищества? А были ли они вообще людьми?.. Может, прав был Адиль Джари, размышлял Шурф, называя энго дикарями с почти полным отсутствием интеллекта и не считая их достойными другого статуса, кроме рабского? Получается, и он, Шурф, не так уж далеко ушёл от них, раз увиденное и пережитое так ярко и живо отозвалось в его собственном организме? Все эти мысли не давали Лонли-Локли покоя весь день. Он не запомнил, чем занимался; он едва слышал, что ему говорили; он не притрагивался к еде ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. А на следующую ночь он стал свидетелем действа, которое обеспокоило его едва ли не больше, чем предыдущее. Десять привезённых с Уандука дикарей сидели на полу в круге и – Шурф не поверил своим глазам! – колдовали! Их глаза были не просто закрыты, а ответственно зажмурены, как будто увидеть творимое – значило умереть в муках, как тот бедняга, которому не повезло прошлой ночью. Лобные борозды энго сделались более глубокими, волосы на головах как будто приподнялись, словно шерсть ощетинившегося животного, лица застыли, если не сказать, затвердели. Их руки были вытянуты вперёд, в центр круга, где, медленно вращаясь и лениво покачиваясь, формировался маленький красный песчаный вихрь. Энго что-то бормотали, словно бы вливая силу в своё детище, от чего детище понемногу росло. Шурф узнал ощущение от этого колдовства – похожее на хлещущий по коже сухой горячий песок – оно было знакомо ему со вчерашней ночи. Странную магию творили дикари энго, свою собственную, ни на чью не похожую. И веяло от неё раскалённой пустыней и сладко-горьким мёдом. И обещала она исподволь, подспудно всеобщее воцарение Хмиро во всём Мире. Шурф понимал: эта магия угрожала не одному лишь дикарю и даже не всей этой шайке. Эта магия потенциально угрожала всему Соединённому Королевству, а потому была гораздо, гораздо более серьёзной проблемой, чем любые его или чьи бы то ни было личные беды. Шурф понимал, что ему просто повезло задержаться в числе рабов до сего момента и стать свидетелем вот этого, хоть вчера и сегодня это везением не назвал бы никто. Повезло? *** Великий Магистр Семилистника по долгу службы должен был уметь не спать по нескольку ночей подряд. Шурф Лонли-Локли таким умением обладал. Поэтому он без труда всю ночь до самого утра следил за примитивным камланием энго, которое, если к нему присмотреться, принюхаться, прикоснуться, быстро переставало казаться примитивным. “Почему сэр Манга не упомянул в своём труде о том, что племя энго владеет собственной магией?” Шурф ясно для себя осознавал, что наплюёт на всю свою конспирацию, если это скрипящее на зубах колдовство выйдет из-под контроля. Или выйдет из барака. Выйдет из. Он наплюёт и остановит, ради безопасности Соединённого Королевства. “Возможно ли, что в Красной пустыне Хмиро эта магия находится в зачатке, а здесь, вблизи от Сердца Мира, раскрывается в полную силу?” Горячий красный вихрь из то ли наколдованного, то ли призванного из пустыни Хмиро песка рос медленно и как будто неохотно, но рос. Магов-дикарей он пока не коснулся, и Лонли-Локли был уверен, что это им ещё повезло, – таким недружелюбным, колким, иссушающим выглядел это маленький, пока что ручной смерч. “А может, эти дикари вовсе не такие отсталые, как показывают нам? Их действия указывают на то, что они не просто так попали в Ехо. Они стремились к этому. Для чего? Неужели… призвать пустыню Хмиро на Хонхону?..” Поначалу эта мысль показалась Шурфу Лонли-Локли странной и невозможной. Абсурдной. Но чем больше он думал об этом, чем дольше смотрел на диких колдунов, которые, ни мало не задумываясь о последствиях, увлечённо творили локальную песчаную бурю, тем сильнее и явственнее ощущал тревогу. Она хоть и нарастала медленно и постепенно, но к восходу солнца уже готова была захлестнуть Шурфа с головой. И захлестнула бы, если бы он вовремя не принялся успокаивать сам себя дыхательными упражнениями. И если бы энго не закончили колдовать. Шурф Лонли-Локли пребывал не в лучшем расположении духа, когда в барак рабов с утра пораньше вошёл их надзиратель, обозрел всё и всех вокруг, не заподозрил ничего из того, что творилось тут ночью, и остановил взгляд на Шурфе. – Ты идёшь со мной. Слуга был вынужден каждое своё слово дублировать выразительными жестами – по-другому новые слуги-рабы пока не понимали. Лонли-Локли растерялся впервые с тех пор, как занял место настоящего энго и был доставлен в этот дом. Он не знал, почему его выделили из всех остальных и не предполагал, что ему собираются поручить. Зато он чётко знал, что должен подчиниться и, как минимум, спокойно пойти за этим человеком и выяснить причину. К удивлению поддельного дикаря, привели его не в сад, не на кухню, не в купальные комнаты в качестве чистильщика, а в одну из гостиных – ту самую, где он беседовал с хозяином дома Адилем Джари двумя днями раньше. Шурф посмотрел влево, посмотрел вправо, как будто ему была непривычна чистота и роскошь обстановки, как будто выискивал, что тут можно украсть или незаметно сломать. Такие взгляды он часто видел у своих соседей и постарался их сымитировать. Из одного из кресел на него со знакомой полуулыбкой смотрел Адиль Джари. – Оставь нас одних, – приказал он слуге, приведшему раба, и встал. – Но ведь… это же дикарь! Он нападёт на вас, если кто-то не будет вас охранять! Шурф очень старался делать вид, будто не понимает ни слова из их разговора. – Не беспокойся об этом, – мягко, но непреклонно ответил хозяин. – Я вот не беспокоюсь. Этот слуга не причинит мне вреда, на нём же ошейник. Иди. Шурф поздравил себя с прекрасной актёрской игрой. И всё-таки, что же послу от меня понадобилось?.. Если учесть, что я – это не я, а дикарь из племени энго? – Сядь сюда, – тем же тоном приказал Адиль Джари Шурфу, указывая на кушетку. Этот приказ показался Лонли-Локли ещё более странным, чем “приглашение” раба в господский дом на приватный разговор. Но он сел. Удивление и настороженность играть уже не приходилось: эти эмоции были своими, настоящими. Их накал взлетел до небес, когда хозяин, улыбаясь уже не слегка, а открыто и откровенно, присел на ту же кушетку. Шурф вскочил было на ноги. – А ну стой. Куманец поймал его за руку и усадил обратно. Сам придвинулся ближе. Гораздо, гораздо ближе, чем был до этого. – Вы же не будете нападать на меня, правда, сэр Лонли-Локли? Тишина в гостиной воцарилась столь глубокая, что Шурф слышал, как Адиль ведёт пальцами по его ладони и как на грани слышимости шуршит кожа по коже. Лонли-Локли не пытался забрать свою руку, чтобы прекратить касание. Лонли-Локли пытался сделать совсем другое: понять, как куманец смог узнать его. – Так что меня выдало? Адиль Джари шутливо-укоризненно покачал головой и ничего не ответил – лишь мягко опрокинул Шурфа на низкую спинку, от чего тот почти лёг. Вдруг он легко поднял одну ногу Шурфа, поднёс к своему лицу и, провокационно улыбаясь, сначала погладил свод стопы пальцами, а потом аккуратно, пронзительно нежно её поцеловал. Много-много раз поцеловал, запечатлев поцелуи повсюду на тонкой коже. – Ваши ноги, Шурф, – проговорил Адиль, довольно наблюдая за ошарашенным гостем. – Ваши ноги – они и выдали вас. Принимая облик энго, вы забыли сделать свои стопы волосатыми, как у них, понадеявшись на обувь. А в моём доме все слуги ходят босиком. Догадаться, что вы не настоящий энго, было нетрудно. Шурф промолчал, поняв, что куманский посол оказался довольно умён и наблюдателен и действительно его подловил. И теперь ласкал его ноги – сначала одну, потом вторую – с таким лицом, как будто не видел в жизни ничего прекраснее и соблазнительнее. И неважно, что они могли быть, как минимум, пыльными: это в расчёт не принималось совершенно. Значение имело лишь то, что он получил доступ к тому, что обычно скрывают обувью так же тщательно, как, например, пах тщательно скрывают одеждой. И только когда хозяин дома сделал попытку облизать каждый палец по отдельности, Лонли-Локли слегка оттолкнул его ногой, от чего тот плюхнулся на зад, и провёл рукой по своему лицу и телу, принимая собственный облик. – Я же говорил, – улыбнулся Адиль, подполз ближе и оседлал Шурфа, сев ему на живот, – что в следующий раз, когда вы окажетесь в моём доме, мы с вами разделим ложе, Шурф. Я покажу вам, как занимаются любовью в Кумоне. “Шурф!” “Магистры, Макс..!” “Понял. Уже отвалил…” – Как вы должны помнить, я тоже кое-что говорил: что обязательно узнаю, кому везли рабов. – Ну, вот видите, мы оба получили то, что хотели, – нетерпеливо пробормотал Адиль, распахнув тунику на груди Шурфа и прильнув к гладкой белой коже губами. – И сейчас меня сводит с ума то, что это вы попались мне в руки, а не я вам. В данный момент меня совершенно не волнует, что вы меня уличили в преступлении, Великий Магистр. Давайте отложим наш неприятный разговор на потом. Да, Шурф отлично видел, что куманец уже потерял голову, не может думать ни о чём ином, кроме как оглаживать его бока, целовать его ключицы и посасывать его соски, легонько скручивая их пальцами. Шурф отлично видел (благодаря пока ещё ясной голове), как Адиль за короткое время распалил себя до состояния полыхающего костра: льнул к нему всем телом и точно не собирался никуда деваться, каждым выдохом и взглядом, каждым касанием, каждым тягучим движением недвусмысленно намекая: я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя. Лонли-Локли полулежал на кушетке и ничего не предпринимал, ожидая развития событий – как далеко зайдёт Адиль Джари? Потому что как далеко готов зайти он сам, Шурф уже представлял. Он на минуту прикрыл глаза, отдавая себя ощущениям и Адилю, проследил пальцами линии его плеч, рук, спины. Очень быстро ему перестало хватать этого, и он стянул с посла одежду. И был сторицей вознаграждён за своё любопытство: обнажённый Адиль Джари выглядел, как облитая тёмным мёдом статуэтка. Влажная от испарины кожа была не просто очень смуглой, а имела заметный тёплый золотистый оттенок и была так притягательна, что её хотелось лизнуть, возможно, не раз и не два. А Шурф и не замечал до сих пор, что куманец очень хорош собой и вполне отвечает его вкусам. Взял в рот один сосок – сладко. Прикусил второй – очень сладко. И пахнет он терпко-сладко. И двигается тоже сладко – так, что хочется… просто чего-то хочется. Адиль Джари отстранился от Шурфа и перевёл дух. Он с улыбкой наблюдал, как полуобнажённый Великий Магистр, человек могущественный вообще и такой беспомощный сейчас, внешне холодный всё время и такой наивно открытый сейчас, повидавший очень многое, но не отрывающий горящих глаз от его тела, лежит перед ним, готовый к чему угодно. Такой прекрасный и покорный. С кровавым прошлым и настоящим. Страшный. Притягательный. Его. О, Адиль не обольщался: всё, что сейчас происходит, – пройдёт, Шурф закроется, отдалится, уйдёт, покарает, забудет. А пока… Адиль Джари надавил Лонли-Локли на подбородок и в открытый рот вложил свои пальцы. Погладил язык, насладившись тёплым влажным ощущением. Вытащил, осмотрел. Он бы не удивился, если бы на его руке осталась кровь. Даже если бы Шурф выпил крови того раба вот только что, даже если бы его губы всё ещё были выпачканы красным, Адиль Джари всё равно не отказался бы от своего намерения. Куманец вложил свой член в приоткрытый рот, не удержав горловой стон, когда губы сомкнулись вокруг ствола, а горячий язык прильнул к головке. Шурф, медленно и сладко посасывая его, смотрел прямо ему в глаза, и это выглядело так горячо, что Адиль вспыхнул, как неискушённый подросток. Еле удержался на ослабевших вдруг ногах. – Ну же, пропусти меня, – то ли прошептал, то ли просипел Адиль, попытавшись протолкнуться дальше и встретив препятствие. – Расслабься, хороший мой. – Куманец огладил ладонью горячее лицо Шурфа, обвёл пальцами его скулу, успокоительным жестом убрал чёрные пряди, прилипшие к его вспотевшему лбу. Лонли-Локли нравилось то, что с ним делали. Он не возражал против такого проникновения, поэтому чуть приподнял голову и, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, расслабил горло, как только мог, пропустив член Адиля Джари ещё глубже. Положил ладони на его ягодицы, от чего невероятно чувствительный куманец непроизвольно толкнулся вперёд, заставив Шурфа вздрогнуть, напрячься и тут же расслабиться. Некоторое время Лонли-Локли ясно чувствовал, как плоть посла медленно трётся о стенки его горла, потом чувствительность притупилась, как будто к нему было применено обезболивающее заклинание. Осталось только ощущение распирания и тесноты во рту. И пальцев, вцепившихся ему в волосы. И слюны, которую невозможно было проглотить, обильно вытекающей через уголки рта и стекающей на подбородок и дальше на шею. Темп и ритм, которые задал Адиль Джари, удивительным образом совпадали с ритмом собственного дыхания Шурфа, и это слияние двух тел, усиленное эффектом синергии, заставляло Шурфа поджимать пальцы на ногах, упираясь пятками в обивку кушетки; вдавливать подушечки пальцев в чужую мягкую кожу, оставляя синяки на посольских бёдрах; всем горлом чувствовать пульсацию чужой плоти внутри после каждого хриплого стона. На мгновение испугаться беспомощности и тут же отпустить свой страх. На мгновение пожелать куснуть так доверчиво предоставленное ему нежное и чувствительное и лишь слегка оцарапать это кончиками зубов. И много-много мгновений, слитых в одну вечность, наполненную сорванным дыханием и громким стоном, чувствовать, как голову крепко прижимают к спинке кушетки, как в стенки горла ударяют чаще и жёстче и как льётся по пищеводу густое и горячее. Шурфу Лонли-Локли понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, когда его, наконец, отпустили. Он приподнялся на руках, поморщился – горло нещадно саднило – и сел. Адиль Джари сполз с кушетки и так и сидел на полу рядом, с улыбкой глядя на Шурфа. Остатки одежды, волосы и общий вид куманца были в беспорядке, и Шурф подозревал, что и он сам выглядел ничуть не пристойнее. Но в кои-то веки собственный внешний вид волновал его так мало, что он смотрел не на себя, а на того, кто рядом. На Адиля. Посол Адиль Джари, первый алифрасул Куманского Халифата в Соединённом Королевстве, уроженец Уандука, кейифай на восемьдесят пять процентов, с большей частью крови восторженных эльфов и меньшей – умиротворённых. Выходец из семьи высокопоставленных вельмож. Посол Адиль Джари, деятельный и чувственный, умный и проницательный, со склонностью к авантюрам, идеально подходил для своей должности. Такой человек был понятен Шурфу Лонли-Локли. Что Великий Магистр не понимал в нём, так это его способность забыть о серьёзных неприятностях в угоду наслаждениям. – Вы так ничего и не скажете мне, Шурф? – спросил Адиль и попытался пригладить свои волосы. – Разумеется, я много чего имею вам сказать, посол, – холодно ответил Лонли-Локли, на последнем слове его голос превратился в сип. – Но вы пока не в состоянии, – заключил Адиль. – Я распоряжусь, чтобы вам подали какой-нибудь исцеляющий настой. Он встал и хотел, как был голышом, идти искать слугу, но был немедленно остановлен. Шурф схватил его за руку так быстро, что куманец даже не сразу понял, что именно его держит. Попытался забрать руку – не смог. Лишь поморщился, когда хватка на запястье усилилась. – Шурф? – удивлённо спросил хозяин дома и непонимающе улыбнулся. Шурф промолчал. Он резко потянул Адиля Джари на себя и уронил его обратно на кушетку. Посол улыбаться перестал. – В чём де… – начал было он, но был грубо перевёрнут на живот и прижат сильной рукой между лопаток. Повернув голову в сторону, он увидел, как Шурф снял с себя штаны и наклонился к нему низко-низко, к самому уху. – Теперь моя очередь, посол. Адиль. Джари. Куманец взвыл от неожиданности и боли, когда Шурф вошёл в него без предупреждения и подготовки. Вошёл и почти сразу задал бешеный ритм, заботясь лишь о том, чтобы человека под ним не протащило по кушетке и он не свалился с другой её стороны. Почти сразу стало мокро и липко, нежная кожица входа лопнула и кровила без остановки. В доме этого человека был самым диким образом изнасилован другой человек, думал Шурф и полуосознанно пытался повторить увиденную позапрошлой ночью в бараке рабов картину. Когда Лонли-Локли показалось, что Адиль кричит недостаточно громко, он усилил напор, испытав при этом удовольствие, которое испугало его самого. Адиль орал и вопил, срывая голосовые связки, и это приносило Шурфу чувство удовлетворения – как будто восстанавливалась справедливость, как будто выходила старая заноза. Посол чувствовал, как его внутренности меняются местами и укладываются в новом порядке – таком, который предполагал постоянное присутствие внутри Шурфа Лонли-Локли. Шурфориентированном порядке. Кусок мяса становится мягким и нежным, если его отбить специальным молоточком. Куманский посол Адиль Джари стал, как то мясо, с той лишь разницей, что по нему не били – в него вбивались. Яростно, безжалостно и дико больно. Он и не предполагал, что так больно вообще может быть. Так больно, что уже почти хорошо. Шурф Лонли-Локли смотрел на посла Джари под собой и больше не узнавал в этом человеке красивого вельможного куманца, который легко закрывает глаза на любые непотребства в своём доме, если они касаются каких-то там рабов. Что это такое? Какое-то существо, которое уже не вырывается – смирно лежит, придавленное к кушетке; уже не кричит – тихо скулит и хрипит. Мокрое пятно на обивке – слюна бесконтрольно вытекает из открытого в немом крике рта. Окровавленный зад с растерзанным входом, и киноварно-красные разводы так завораживающе смотрятся на по-прежнему красивой золотисто-смуглой коже. Шурф Лонли-Локли не удержался и широко провёл языком по ягодице, слизав свежую кровь. Сладко. – Вот теперь я закончил, посол, – проговорил Шурф, когда встал и полностью оделся, даже в одеждах слуги сразу превращаясь в Великого Магистра. – И раз уж вы не посчитали нужным выслушать меня в начале, я скажу всё сейчас. Во-первых, я узнал то, что хотел. Расследование закончено. Во-вторых, я узнал даже больше, чем предполагал, и полученная мной информация вселяет тревогу, так как касается уже не просто работорговли в пределах Соединённого Королевства, но внешней безопасности этой страны. Как вы понимаете, закрывать глаза на это ни я, ни его Величество не будем. Поэтому, в-третьих, я предоставлю Королю самый подробный отчёт о ходе расследования, а также свои выводы и рекомендации. Решение по делу будет приниматься на самом высоком уровне. Вы навлекли на себя серьёзные неприятности. Мне жаль. – А об этом?.. – прохрипел с кушетки Адиль, насилу приподнимаясь на руках и ловя вопросительный взгляд холодных глаз. – Об этом вы тоже напишете в своём докладе? Он провёл пальцем у себя между ягодиц, болезненно охнул и вытер палец об одежду Шурфа, оставляя на ней ярко-красный след. Лонли-Локли долго молчал, вглядываясь в лицо Адиля Джари и пытаясь найти в нём что-то, что помогло бы ему ответить. – Только если вы будете настаивать. Адиль покачал головой (“не буду”) и рухнул на спину, раскинув руки. – Я буду настаивать совсем на другом, величайший из магистров… – Хорошо, – вырвалось у Шурфа почти помимо его воли. – Хорошо, – повторил он более осознанно, – Мы встретимся снова. Не раньше, как вы полностью исцелитесь, я полагаю. *** – А так вообще можно? – озадаченно спросил Макс, подавая Шурфу кружку с камрой, и, поймав непонимающий взгляд друга, пустился в пояснения: – Я имею в виду, если тебе придётся принимать решение о наказании для куманского посла, не будет ли тебе сложно это сделать после этого… ну… – Я никогда не давал повода сомневаться в своей беспристрастности, ни тебе, ни Королю – никому, – ответил Шурф, легонько массируя шею и чувствуя в горле лёгкий холодок – остаточный эффект заживляющих чар. – Но ведь вы же не просто!.. Между вами такое завязалось! – воскликнул Макс, всплеснул руками и вскочил со стула – стул с противным скрипом проехался ножками по полу. Макс до сих пор пребывал в некотором смущении и шоке после того, как Шурф откровенно рассказал ему, где был, чем занимался и почему не хотел с ним, Максом, разговаривать. – При желании довольно просто разделить личные и служебные интересы, не допуская их конфликта, – проговорил Шурф и умолк. Он бы ещё много чего мог сказать про личные интересы, но ему до сих пор было трудно говорить хотя бы по три фразы подряд. Макс молча прошёлся по кабинету Шурфа и умостился на подоконнике: тот за два года был уже натурально отполирован максовым задом. В отличие от стула для посетителей, который наконец перестал куда-то исчезать и прописался в великомагистерском кабинете на постоянной основе совсем недавно. Макс молчал долго, и Шурф мог только догадываться, о чём тут думает с таким пылающим смущённым лицом. Шурфу снова стало немного жаль упущенной возможности быть с Максом. По многим причинам жаль. Например, потому, что этот парень так мило краснеет от одной только мысли о сексе с мужчиной – в принципе умеет краснеть. Или потому, что рядом с ним даже Рыбнику не хочется быть кровожадным безумцем. – А ты смог бы мне одолжить немного своего безумия? – вопрос Макса был настолько неожиданным, что Шурф на мгновение оторопел. – У тебя своего не хватает? – Моё – не то, – вздохнул Макс и продолжил: – Я всё никак не могу осмыслить то, что ты рассказал о том, что произошло между тобой и куманским послом. Я не понимаю, у меня есть вопросы… Например, как человеку может нравиться такое? Ведь ему понравилось?.. – Первый алифрасул Куманского Халифата – должность очень высокая, посол Адиль Джари – человек влиятельный. Почти неизбежно и естественно человеку, находящемуся в подобном положении, прийти к заключению, что его долг и обязанность подчинять, а не подчиняться, всегда быть властным и сильным. У посла Джари это выражалось не так ярко, но отчасти этим объясняется его стремление иметь рабов. Большая беда таких людей, как он, в том, что они ошибаются. Я лишь помог послу осознать, чего он хочет на самом деле. – Вот и я с этим согласен! – взволнованно проговорил Макс и снова не усидел, почти пробежался от окна до другого конца комнаты, сбив рукой несчастный стул, и остановился, прижавшись спиной к стене. – Я же тоже могу оказаться в подобном положении! А вдруг его Величество такой же?! Прямо сейчас я не способен на такое! Я потому и спросил, можно ли одолжить немного твоего безумия, потому что иначе – как?!! Шурф Лонли-Локли вздохнул, подумав, что не ему давать подобные советы, но всё же ответил: – Спрашивай. Делай. Будь к нему внимателен. Хотел добавить “не повторяй моей ошибки”, но промолчал. Горло, должно быть, разболелось.