«Bound Gods»

                    Этот человек Максу не понравился с первого взгляда. И не строгим костюмом, тёмными волосами и предельной вежливостью с неясными намёками. И даже не печальными по сути новостями о том, что отец умер, а карими холодными глазами, которые тот прятал за линзами дорогих очков. Что-то в нём было для Макса неприятным, но что — он мог только строить догадки.       Мать прижимала белоснежный платок к глазам, пребывая то ли в растерянности, то ли в расстройстве. Скорее, первое: по биологическому отцу Макса мать давно не скучала, дважды выйдя замуж и родив ещё одного мальчика, который сейчас гулял во дворе, чтобы не участвовать в подобии семейного собрания. Макс был только «за» — брату исполнилось лишь одиннадцать и дело его не касалось.       — Владислав Савин, — коротко представился незнакомец, протянув руку. Придерживая лямки соскальзывающего рюкзака, Макс пожал. Мужчина так и не удосужился снять кожаные перчатки.       — Максим Брашинский, — ответил парень, не сомневаясь, что имя его прекрасно известно незваному гостю. — Мам, что-то случилось? — обратился он к неожиданно всхлипнувшей женщине. Лариса Петровна покачала головой, не сумев выдавить ни слова. Потом резко прижала его к себе, высокого, возвышающегося над ней на целую голову, отшатнулась и бросилась в комнату. Макс в растерянности остался в коридоре как был: ничего не понимающий, только пришедший с пар в университете, балансируя на одной ноге в попытке снять кроссовки.       — Думаю, тебе стоит разуться и пройти со мной на кухню, — чрезвычайно спокойно произнёс Савин. Макс встал на обе ноги и оглянулся. Проснулось раздражение. Кто из них в гостях: Владислав или Максим?       — Да, сейчас, — буркнул парень, стряхивая куртку и бросив как попало кроссовки. Он бы и поставил всё аккуратно, но очень хотелось показать незнакомцу, что это его дом и он может делать тут всё, что захочет. Савин снял тёмные очки, выразив неодобрение лёгким движением бровей. Молча. В атмосфере что-то поменялось, словно Владислав позволил ему почувствовать себя почти равным. Но именно — почти. Словно лишь ненамного поднял ценность Максима в своих глазах, и то из-за показательного раздражения. Словно успокаивая нерадивого ребёнка, которым выставлялся Брашинский.       На кухне кипятился чайник: вероятно, мать радушно принимала гостя, когда вернулся сын. Савин кинул мимолётный вопросительный взгляд на Максима, и тот вынужденно махнул в сторону мягкого уголка:       — Присаживайтесь... — он запнулся, не решаясь как-либо называть незнакомца.       — Можешь звать меня Влад или Владислав Юрьевич, Максим, — вежливо пришёл на выручку мужчина, устраиваясь за круглым столиком с кружевной скатертью. Неправильная картина: человек в чёрном в уютной атмосфере. Парень стиснул зубы, фамильярность била по нервам. — Мне кофе, пожалуйста. Крепкий, без сахара.       И снова. Максим ни слова не говорил про кофе, но его вынуждали гостеприимно его сделать. Налив и себе, и гостю кипятка в чашки, парень прошёл к уголку и сел одиноко на табуретке, широко расставив колени и зацепившись носками за задние ножки — по-домашнему, так, как привык, игнорируя всё тот же неодобрительный взгляд Савина. Лишь пододвинул кофе поближе, вопросительный взгляд предлагал незнакомцу начать предполагаемый серьёзный разговор.       — Так... что случилось? — не выдержал Максим, так и не услышав ни слова от Влада, смакующего напиток.       — Твой отец умер.       По лицу Савина прошла тень — практически неуловимая. Брашинский-старший был небезразличен этому человеку.       — Понятно.       Максим отвёл взгляд.       Его отец, Дмитрий Брашинский, был женат, когда встретил его мать. Короткая интрижка закончилась беременностью молоденькой Ларисы, на добрых двенадцать лет моложе. Заставлять аборт делать он не стал, предложив узаконить сына и дать фамилию, но о браке речи не было изначально. Максим вырос в достатке, отец не жалел на воспитание денег, регулярно навещал — на дни рождения и день родителей. Приходил и когда родился маленький Денис, и на выпускной, и на другие более-менее важные события в жизни Максима и Ларисы. Сын его не осуждал, но и не особо любил: оба отчима оказались хорошими мужиками, которые принимали побольше участия в жизни пасынка.       — Давно? — бездумно спросил Максим. Взгляд остекленел. Внезапно он понял, что жаль. Так мало мыслей приходило о настоящем отце, мало произошло встреч. Слишком много из них заканчивались непониманием. Сожаление? Грусть? Максим не знал. Уже не получится поговорить с отцом о чём-либо важном для них обоих. Или хотя бы важном для него, для сына.       — Неделю назад. Похороны уже были. Мне жаль.       — Мне тоже. Вы его адвокат? — равнодушно задал вопрос Максим. Похороны уже прошли...       — Близкий друг и партнёр по бизнесу. Он хотел, чтобы я исполнил его последнюю волю и помог тебе унаследовать его дело.       — Дело? — переспросил Максим, вернув внимание Савину. Он напряжённо уставился на гостя. — Разве у него нет других наследников?       — Только ты.       Голос Владислава неожиданно стал мягким. Отчего-то на сердце потеплело, и Максим торопливо сделал глоток кофе, чтобы скрыть чувства. Но Влад явно всё видел, и увиденное его устраивало. Он выложил на столик чёрный кейс и достал папки с документами.       — Вот, можешь ознакомиться, — гость протянул Максиму бумаги, и парень, быстро поставив чашку на стол, принял их. — Ты же учишься на экономическом? — словно невзначай уточнил Владислав. Максим кивнул головой, пристраивая ступню на табуретке и принимаясь рассматривать бумаги. Однако Савина молчаливый ответ не удовлетворил, и он с напором и расстановкой продолжил: — И на кого ты учишься?       — На менеджера, — неохотно выдавил Максим, не смея игнорировать. — Подождите минутку, Влад, я сейчас прочитаю, что тут написано...       Савин благосклонно склонил голову, и парень углубился в мелкий шрифт текста, в котором его объявляли наследником практически всего имущества умершего. Перечисление движимой и недвижимой собственности, уточнения, условия — всё сливалось перед глазами, однако Максим не мог не наблюдать за Савиным, поигрывающим кофе в своей чашке. То ли он гадать на гуще собирался, то ли проверял, из чего он был сделан.       Мысли то и дело возвращались к наследству и отцу. Покойному отцу. Он не мог никак принять то, что тот умер. Он должен скорбеть, а не думать о его наследстве, не думать о деньгах... Как всё произошло? Отцу было меньше шестидесяти или больше? Он не помнил совершенно, сколько лет было Брашинскому-старшему. Он совершенно не интересовался отцом.       Сосредоточиться Максим никак не мог. И Савин это прекрасно видел, оторвавшись от своей чашки:       — Помочь?       — Да, — раздражённо бросил Максим. — Что за бред? Я не пойму этих условий... Что за клуб?       Владислав не торопился отвечать, словно тщательно подбирая слова.       — Как ты относишься к сексуальным меньшинствам? — неожиданно поинтересовался Савин. Максим нахмурился, озадаченный таким вопросом. — Знаешь ли ты, что в последние годы жизни твой отец предпочитал... мужчин?       Несколько секунд Максим сосредоточенно всматривался в Савина, пытаясь определить, шутит тот или нет. Но близкий друг покойного отца оставался серьёзным и ждал ответа. Впрочем, проявляя заметное нетерпение.       — Нет, не знал, — медленно проговорил Максим, пристально разглядывая гостя. — Вы его любовник?       — Нет, — без каких-либо сожалений произнёс Савин. Отрицать или подтверждать то, что предпочитает мужчин, Владислав не стал. — Вернёмся к моему вопросу. Как ты относишься к сексуальным меньшинствам?       Максим тянул с ответом.       — Считаю, что этим не стоит гордиться и их лучше держать подальше от общества.       Уголок губ Савина дрогнул, словно тот с трудом удерживался от усмешки. Что его веселило — произнесённые слова, вызывающий взгляд или что-то иное — Максим не знал. Но смешного ничего не видел.       — А как ты относишься к фетишизму и БДСМ?       Этот вопрос оказался ещё неожиданнее первого, заставив Максима усомниться в том, куда заведёт такой странный разговор.       — Это как-то касается отца? — В голове вспыхнуло воспоминание, и он опустил глаза в текст завещания. — Это клуб?..       — Ты верно мыслишь, Максим, — подтвердил догадку Владислав. — Да, это закрытый клуб для мужчин с определёнными увлечениями... А теперь последний вопрос, Максим. Насколько ты хочешь получить наследство своего отца?       Владислав замолчал, пытливо рассматривая Максима. Сам же парень вновь уткнулся в документы, впрочем ничего не видя. Да, его захлестнули сожаления о том, что отца он больше не увидит, да и слишком мало времени они проводили вместе. Он не особо рассчитывал когда-либо получить от него какую-либо часть состояния, тем более не представлял, что окажется единственным наследником. Однако сейчас в его руках была возможность получить собственную квартиру, съехать от матери, отчима и брата, зажить собственной жизнью, получить первый стартовый капитал для развития всех своих матримониальных планов и гениальных идей.       Максим никогда не жаловался на отсутствие денег, но в свой двадцать один год он жаждал самостоятельности и деятельности.       Но всё имеет свою цену.       — Я не настолько хочу получить наследство, чтобы связываться с клубом извращенцев, — протянул Максим, аккуратно складывая листы бумаги в одну стопку, чтобы отдать их Владиславу.       — Клуб с извращенцами — это то же частное предприятие, что и другие, — спокойно заметил Савин, чуть сузив глаза. Максиму казалось, что он находится под пристальным наблюдением, как белая мышь в лаборатории под зорким оком учёного. — Ты менеджер, ты должен иметь понятие о том, как управляется любая организация, как строится бизнес. Это сфера услуг, которая пользуется хорошим спросом. Без разницы, какие услуги они предлагают: туристические, информационные или сексуальные. Твоё дело — извлекать прибыль.       Максим поднял голову:       — Прибыль можно получить, продавая и наркотики, и мороженое.       — А ты, несомненно, будешь продавать ванильное мороженое? — усмехнулся Владислав. — Думаешь, что в клубе твоего отца торгуют наркотиками, уводят людей в рабство и насилуют детей?       С ответом Максим не торопился, отчего-то ощущая, что Савин каким-то образом веселится за его счёт. Правда, в чём суть, он не мог понять, однако в закромах памяти что-то шевельнулось. Ваниль?       — Может, вы хотите сказать, что в клубе разводят селекционные сорта роз? — процедил Максим. — Или я не понял назначения этого самого клуба?       — Нет, ты понял всё правильно. И розы мы там тоже выращиваем. Однако вернёмся к вопросу о наследстве, — Владислав махнул рукой на кипу бумаг, которые подгрёб к себе парень. — Из-за принципиальности ты отказываешься от всего этого? — Когда Максим не сразу смог ответить, замявшись, вспоминая, что стоит на кону, Савин продолжил: — Подумай хорошенько. Ты молод и амбициозен. Эти деньги твой отец заработал многолетним трудом, вкладывая душу... — Максим хмыкнул. — ...и тело. Ты должен понимать, что деньги крутятся большие. Тут не место и не время для размышлений о моральных принципах о том, кто, с кем и как спит. Тебя никто не заставляет самому заниматься этим, как и пробовать наркотики или... есть ванильное мороженое.       Максим наконец вспомнил. Когда-то ему кто-то из друзей или подруг, увлекающихся темой БДСМ, рассказывал, что так они называют обычных людей.       — Предпочту ванильное мороженое, — процедил Максим. Он никак не мог понять, хочет ли Савин его уговорить или провоцирует на что-то. Разговор походил на военные действия, и Брашинский сидел как на иголках, неусыпно ожидая подвоха. — Меня это... эти извращения не привлекают.       — То есть ты решил отказаться от всего? — лениво поинтересовался Владислав, протягивая руку к документам. Максим замешкался, не желая так быстро отдавать завещание. Ещё рано, он не решил ничего, да и разве можно за пятнадцать минут времени что-либо решить? — Или ты ещё хочешь подумать?       — Подумать, — моментально откликнулся Максим. — Я хочу подумать!       — Хорошо, подумай.       Савин перестал тянуть бумаги к себе, словно не сомневался в этом ответе Максима. Парень ощутил себя послушной куклой-марионеткой на ниточках. Савин словно открытую книгу его читал и знал, куда и как надавить, что сказать, чтобы Максим сделал так, как тот хочет.       — Здесь можно покурить? — поинтересовался Владислав. Максим покачал головой.       — Можете выйти на балкон. Там есть пепельница. Мама запрещает курить в квартире.       Савин кивнул головой, поднялся и, обойдя Максима, скрылся за стеклянной дверью балкона. Дорогой изысканный парфюм с силой ударил по обонянию. Парень подождал, пока щёлкнет задвижка, потом тихо матюкнулся. Что за близкий друг его отца? Он сказал, что не любовник Дмитрия Евгеньевича, однако не сказал, какой ориентации. Савин явно не относится к «ванили», как Макс.       Но это же не причина отказываться от таких денег. Савин правильно сказал. Что там какие-то моральные принципы, кто и как трахается в этом заведении? В любом случае стоит лишь войти в права наследования и можно просто продать клуб. Или закрыть. Вложить деньги в то же самое мороженое. Ванильное...       Он не обязан продолжать дело отца и не хочет. Он нормальный парень без каких-либо отклонений. У него есть девушка, правда она сейчас уехала на две недели, но скоро вернётся. У него есть много идей, талантов и энергии. У него есть голова на плечах. Если вдруг возникнут какие-либо проблемы, он может взять академический отпуск или сразу перевестись на заочное отделение. Все проблемы решаются.       Вздрогнув, он почувствовал сквозняк — вдоволь Савин накурился и вернулся на кухню.       — Ну как? Что-нибудь решил? — поинтересовался Владислав, вновь обходя Максима.       — Да, решил. Конечно, я забираю своё наследство, — как можно серьёзнее ответил парень, чуть отодвигаясь.       — А что с клубом?       — А что с ним? — деланно усмехнулся Максим. — Продам, закрою, переделаю во что-либо другое...       — Не получится, совладелец не позволит, — спокойно отрезал Владислав. Максим напрягся. Разве клуб не полностью должен стать его? Кажется, Савин говорил про партнёрство... Гость кивнул, правильно оценив направление мыслей Максима. — Да, я совладелец, и у нас равные доли. Я не собираюсь закрывать клуб.       — А выкупить мою долю не хотите? — приподнял бровь Максим. — Зачем вам совладелец? Будете сами распоряжаться этим клубом. Или сами делайте всё, что хотите. Вы сами сказали, что это обычное ЧП. Я заранее согласен на всё, что бы вы там ни творили, главное, чтобы меня это не касалось.       — Я подумаю над твоим предложением, Максим. Но для начала предлагаю тебе вступить в права наследования, — произнёс Савин. — У тебя есть шесть месяцев, чтобы решиться, а завещание официально будет вскрыто в конце недели. То, что перед тобой, лишь копия, которую мне вручил сам Дмитрий Евгеньевич, чтобы я с тобой поговорил после его смерти. Без клуба ты не получишь ни его квартиру, ни машину, ни капитал.       — Он знал, что умрёт? — нахмурился Максим, вычленив только то, что отец заранее готовился огорошить единственного сына своей смертью и наследством.       — Скорее, предчувствовал. Твой отец был интересным человеком, — с налётом грусти произнёс Савин, отвернувшись. Он взял свой чёрный кейс и в последний раз взглянул своими карими глазами на Максима, перед тем как скрыть их солнцезащитными линзами. — Ну что же. Вот моя визитка. Я жду от тебя звонка, когда ты что-либо для себя выберешь.       Максим автоматически принял карточку, лишь мельком взглянув на неё, а потом проводил Савина до прихожей, где они коротко распрощались. Несколько минут он бессмысленно пялился на закрытую дверь, теребя визитку, а потом прошёл в гостиную. Мать всё никак не хотела успокоиться, всхлипывая и запивая плач успокоительным, и Максим принялся рассказывать ей всё то, что узнал от Савина. Про клуб он, понятное дело, умолчал.       И потому он не мог сказать матери, почему у него большие сомнения насчёт отцовского наследства.       Как и насчёт Владислава Савина.       *****              Максим позвонил ему через два дня. Савин сказал, что заедет за ним в пятницу и отвезёт в клуб, где будет зачитано завещание официально в присутствии всех остальных наследников — Брашинский-старший позаботился не только о своём сыне, но и о своих многочисленных любовниках, любовницах и близких друзьях. Мать, узнав обо всём — что было позволено ей знать, — снова расплакалась и идти отказалась. Однако Максима одела так, словно он на свадьбу собирался.       Савин приехал за пять минут до назначенного времени и кинул вызов. Максим, пусть и одетый в строгий деловой костюм, забросил на спину рюкзак, в котором лежало то, без чего он никогда и никуда не выходил — пара тетрадок, планшет, мобильный, ключи, кошелёк, вода и некоторые другие вещи первой необходимости, — и выскочил из подъезда. Чёрный внедорожник Mercedes-Benz посигналил ему, и дверца переднего сидения приветливо распахнулась для него. Максим присел, с интересом осматриваясь.       Короткие вежливые приветствия, ничего не значащие фразы о самочувствии матери, делах в университете, о здоровье и погоде. В наступившей после этого тишине Максиму было неудобно разглядывать Владислава, и он отвернулся к окну, рассматривая знакомые улицы. Было несколько жутко осознавать, что где-то в его родном, пусть и огромном городе, находится привилегированный клуб для садомазохистов. И более того, теперь его владельцем будет сам Максим. Точнее — совладельцем.        Максим кинул короткий взгляд на Савина: тот краем глаза наблюдал за ним — облокотившимся о дверцу, разлёгшимся на переднем сидении, как у себя на кухне. Опомнившись, парень сел прямо, но раздражённо вперил взгляд в водителя. Пусть Савин прямо говорит ему, что не нравится, иначе Максим будет вести так, как ему заблагорассудится.        Савин ничего не сказал.        Поначалу Максим решил, что клуб находится где-то в центре города, и сидел на взводе — не хотелось, чтобы его кто-то видел возле него, проводя параллели между парнем и незаурядной деятельностью заведения. Но главные улицы города остались позади, автомобиль вырулил на окраину, а потом остановился у высоких, искусно выкованных ворот. Максим невольно сглотнул, настолько представительным был въезд.        Владислав коротко переговорил с охраной, и их вежливо пропустили. Мимо потянулся короткий ряд деревьев, под шинами стелилась подъездная дорожка, сбоку взлетали брызги мраморного фонтана со скульптурной группой из обнажённых мужчин. Владислав приказал Максиму выбираться из машины, и тот вышел, захлопнув дверь от избытка чувств хлопнув ею сильнее, чем нужно. Дождавшись, когда Брашинский окажется рядом, внимательно оглядываясь по сторонам, Савин кинул несколько слов то ли дворецкому, то ли лакею и повёл парня в особняк, на ходу рассказывая о доме его отца:        — ...на самом деле здание намного больше — основную часть занимают подвальные помещения, в которых мы проводим сессии и иные мероприятия. Мы называем их донжонами¹. На двух этажах расположен бар и зал со сценой для выступлений, несколько частных комнат, игральные столы, — всё для обычных развлечений клиентов. А так же кабинет Димы... Дмитрия Евгеньевича, — на ходу поправился Савин, взбегая по мраморным ступеням крыльца. Дверь перед ним предусмотрительно распахнулась, кто-то взял его верхнюю одежду и поприветствовал. — Есть также тренажёрный зал для персонала, а третий этаж занимают их личные апартаменты — клуб работает в основном в ночное время суток, днём большинство спит.        — Бордель какой-то, — пренебрежительно бросил Максим. Рядом стоящий парень с красивыми чертами лица и в чёрном костюме недобро блеснул глазами в его сторону, но Брашинского не интересовало его мнение.        — Не бордель, Максим. Закрытый мужской клуб «Bound Gods», — терпеливо поправил его Владислав. — На всех этажах проведено отопление, идеальная звукоизоляция в каждой...        — Я благодарен вам за лекцию, Владислав Юрьевич, но мне это неинтересно, — отрезал Максим. Ему казалось, что вскоре так дойдёт до подробного расписания назначений всех комнат пыток и обязанностей персонала, что ему было просто противно по сути.        Савин смерил Максима долгим взглядом, потом чуть поднял уголки губ:        — Чем-то ты похож на Диму.        Владислав даже не попытался поправиться, как в прошлый раз, легко и с теплотой называя по имени покойного отца Максима. И снова парень задумался, что общего было между ними двумя — вряд ли всё ограничивалось лишь бизнесом.        Чем Максим похож на отца, Владислав так и не сказал, просто велел следовать за собой. Брашинский изо всех сил старался не вертеть головой, ведь несмотря на ярое нежелание находиться в «Bound Gods» и владеть им, клуб не мог не вызывать интерес. И Максим прекрасно осознавал, что лишний тут — с потрёпанным рюкзаком цвета хаки на плече, но в чёрном костюме и кроссовками на ногах он выглядел как типичный подросток, которому нет и двадцати. Пусть он всегда жил в достатке, но не привык шиковать, а потому царившая вокруг атмосфера роскоши и богатства его впечатляла.        И он становится совладельцем всего этого... Максиму не верилось во всё происходящее.        В коридоре, которым вёл его Савин, царил лёгкий полумрак. Чёрно-красные тона, многочисленные зеркала в золотых багетных рамах, деревянные резные панели вдоль стен, такие же золотые витые светильники и подсветка под потолком. Огромные массивные двери вели в основной зал, и Максим не смог сдержать свиста, выражающего его высочайшую оценку.        Просторное помещение, в центре которого находилась подсвеченная сцена с шестом и короткой дорожкой за кулисы. Массивная барная стойка из тёмного дерева с рядом высоких стульчиков занимала полностью одну часть стены. Остальные занимали мягкие кожаные уголки с небольшим столиком, разбросанные в отдельных мини-кабинках, представляющих некий интим для сидящих, а некоторые прямо в зале. Несколько витых кованых лестниц вели на второй этаж, где находились такие же зоны с более закрытой атмосферой. Многочисленное тёмное дерево в барной стойке, мебели, панелях и балках придавало какую-то неуловимую атмосферу охотничьего домика какого-нибудь герцога — так Максим представлял их себе в детстве. Схожесть придавал огромный камин с пылающим настоящим огнём, кожаная чёрная мебель, золотые и зеркальные поверхности.        — Нравится? — поинтересовался Савин словно между прочим.        — Впечатляет, — признался Максим. Владислав не стал задерживаться и повёл его дальше. Они полностью пересекли зал и по круговой лестнице взобрались наверх. Брашинский, обожающий высоту, всё время смотрел вниз, ощущая некую эйфорию — сверху всё выглядело намного интереснее и живее. Мысленно он уже мог вообразить себе сидящих в уютных креслах импозантных мужчин, наблюдающих за стриптизом на сцене, попивающих дорогостоящие виски, к примеру бурбон. Почему бурбон — Максим сказать не мог, но очень бы хотел узнать его вкус.        — Сюда, — поторопил его Савин, и парень с неохотой выбросил мысли прочь, напоминая себе, что это обитель геев и садомазохистов, а не обычных гетеросексуальных мужчин. Через неприметную дверь они выскользнули в коридор, и Максим заморгал — дневное освещение сбивало с толку после полумрака.        — Нам же не обязательно было идти этой дорогой? — протянул он, покачнувшись и тут же отстранившись, когда Влад собрался поддержать его со спины.        — Не обязательно, — блеснул своими карими глазами Савин, оставшись довольным его догадливостью. — Но разве тебе было не интересно взглянуть на дело твоего отца?        — Интересно. Но вы сами сказали, что это всего лишь «верхушка айсберга», а основная его часть находится на нижних этажах. — И предугадывая предложение Савина, Максим добавил: — Но я не стремлюсь увидеть всё. Я просто хочу получить наследство.        — Амбиции — это хорошо, — усмехнулся Савин. — Последняя дверь по коридору направо.        Владислав посторонился, пропуская вперёд Максима. Парень несколько насторожённо прошёл в указанном направлении, ежесекундно ощущая Савина за спиной. Это было странное чувство, словно он находился под прицелом снайпера, хотя сравнение выглядело глупым, и сам Максим это прекрасно понимал. Но, увы, отделаться от навязчивого ощущения не мог.        Массивную резную дверь Максим толкнул сам и оказался в просторном кабинете. Та же кожа, то же тёмное дерево в шкафах для книг, огромный резной стол — атмосфера клуба продолжалась. Такой кабинет Максим видел лишь на картинках в поисковике Google. И не верил, что когда-нибудь попадёт и увидит всё воочию.        Около стола стояли несколько человек — юристы, как понял Максим. На тяжёлых резных стульях с кожаными сидениями и спинками и в чёрных креслах расположились, по-видимому, близкие и друзья Брашинского-старшего. Атмосфера царила отчасти траурная, отчасти торжественная. Все лица обратились к вновь вошедшим, и появившийся за спиной Максима Савин подчёркнуто вежливо поприветствовал всех, словно беря Максима под свою опеку. Парень понимал, что это глупо, но злился.        Он бросил короткое «здрасьте», прошёл вперёд и, стащив с плеча спадающий рюкзак, плюхнулся в ближайшее свободное кресло. Савин же, знавший большую часть присутствующих, перекинулся парой слов с некоторыми, потом предложил адвокатам начать, так как все наследники собрались. Сам он остался стоять около Максима, небрежно положив руку на высокую спинку кресла, что немало раздражало молодого человека.        Адвокаты прокашлялись, что-то обсудили и смочили горло минералкой из приготовленных для них стаканов. Аккуратно вскрыв ножичком конверт, один из них поправил очки и стал зачитывать завещание. Монотонно, чётко, примерно с тем же содержанием, что читал Максим пару дней назад. От напряжения, от большого количества незнакомых людей, он чувствовал себя не в своей тарелке, а потому принялся рассматривать остальных присутствующих.        Женщина у самого окна лет пятидесяти — это была первая жена Брашинского, с которой тот был в браке, когда Дмитрий Евгеньевич ходил налево к его матери, Ларисе Петровне. Если Максим правильно помнил, они с Раисой развелись через пять лет после его рождения. Детей они не завели, а внебрачный ребёнок и официально подтверждённая измена сильно раздражали женщину и они разъехались задолго до того, как распался брак. Раиса получила значительную моральную и финансовую компенсацию — бывший муж оставил ей свой коттедж на берегу Чёрного моря и значительную сумму на банковский счёт.        Молодая брюнетка чуть ближе к Максиму — это была его двоюродная сестра и племянница Брашинского-старшего. Она неестественно выпрямилась, сидя в кресле — так же, как и Максим, ощущала себя не в своей тарелке. Дядя оставлял ей значительный капитал в приданное.       Вторая жена Брашинского, Анастасия, стройная жгучая брюнетка с артистично подведёнными глазами, которые придавали ей хищный вид, сидела ближе всех к столу. Её брак продлился почти два года.        Две любовницы, несколько друзей, получивших символическое наследство. Отдельные пособия для престарелых родственников, которых представляли их адвокаты, отчисления в благотворительные фонды...        И объявление Максима владельцем всего остального — внушительного капитала, небольшого бизнеса, двух машин, квартиры в центре города, стоимость которой немало ошарашила наследника, клуб, который он не имеет права продавать до достижения возраста в двадцать пять лет, иначе всё наследство отходит в пользу благотворительных фондов. В течение этого времени Максим обязательно должен появляться в здании «Bound Gods» не реже двух раз в неделю и работать в его кабинете. Была оговорка насчёт состояния здоровья и иных уважительных причин, которые следует учитывать, но не более того.        Максим обязан участвовать в управлении клубом под наставничеством Владислава Савина. Сейчас ему был двадцать один год — ещё долгих четыре года он будет мучиться с наследством отца, если хочет его получить полностью.        — Твой отец был садистом, — тихо шепнул Савин на ухо оторопевшему парню, пока адвокаты переговаривались, а все наследники шаркали стульями, создавая неплохую шумовую завесу.        — Да, я это уже понял, — выдавил Максим.