Демон моего сердца

На пятый день их, как обычно, застали неприятности. Территория была относительно неизведанной. Немногие путешествовали вдоль Ледяных Хребтов в сторону Диких Пустошей, и причина этого стала очевидной в виде бесконечного потока бандитов. Они пришли среди бела дня и превосходили их числом в пять раз. Лошади остановились, Маркус и Сайлар отступили, обойдя бандитов с флангов, в то время как остальные пошли вперёд, чтобы встретить противников лоб в лоб. Лето использовал какое-то заклятие, которого Маркус никогда не видел, и на глазах у всех поднялся в воздух, чтобы осмотреть поле боя. Валенсия и Эшран бросились в самую гущу событий, в то время как Финраэль и Камил прикрывали Рамара дальними атаками, а Мил защищал спины магов. Бой был стремительным и жестоким, и они были мастерами своего дела, эти бандиты, но это мало что значило, когда они столкнулись с Братством. Тем не менее, они продолжали наступать, используя ближайшую рощу в качестве прикрытия. Маркус наложил на одного из них чары, превращая его в ходячую бомбу, а в следующую секунду воздух со свистом рассекла стрела, она пронеслась мимо его лица и задела кожу в паре дюймов от левого глаза. Инстинктивное желание бросить орб и схватиться за лицо было почти непреодолимым, но он крепко держался и продолжал, порез на виске быстро налился кровью, кровь тонкой струйкой стекала по щеке. Его магия напряглась и обеспокоенно сжалась, когда в него попала стрела, и Эшран обернулся, когда это произошло, чтобы посмотреть на Маркуса. Маг знал, что он почувствовал рану через связь. И Маркус, в свою очередь, почувствовал прилив абсолютно, внушающей благоговейный трепет ярости Эшрана. Командор бросил свой щит и двинулся навстречу натиску бандитов, игнорируя предупреждающие крики Финраэля. Освободив руку от щита он втянул в себя магию, превратив свой гнев в жар, в пламя. Он разбрасывал огонь повсюду перед собой, широкая струящаяся дуга, брызгами разлетавшаяся во все стороны. Чистое фиолетовое пламя, испепеляющее сам воздух и оставлявшее за собой мерцающий свет наподобие северного сияния. Даже Маркус почувствовал жар, настолько яростной и мощной была эта атака. Огонь испепелил по меньшей мере два десятка бандитов, бежавших к ним от деревьев, и превратил их в пыль, чего Маркус никогда не видел. Последний раз, когда он видел, как люди превращались в пепел, был тогда, когда на них напал дракон. Тем, кому повезло оказаться за пределами этого всепоглощающего фиолетового облака, хватило впечатлений, чтобы поджать хвост и пересмотреть свои планы. Огонь Эшрана погас, как будто его никогда и не было, и командор смотрел, как бандиты убегают, явно обдумывая, не погнаться ли за ними, прежде чем решил остаться на месте. Это должно было вызывать беспокойство, даже ужас. Удовлетворение играло на лице Эшрана, когда он отвёл взгляд от леса, глубоко дыша, как после забега. Магия пела и кружилась, восхваляя его, восхваляя естественное предназначение всей этой одержимости и бесконечной преданности. Сайлар, который стоял в стороне и по обыкновению должен был воплощать логику и всё разумное, просто выругался. Этого было почти достаточно, чтобы вывести Маркуса из транса, но не совсем. Эшран долго смотрел на свой щит, лежащий на земле, пока Финраэль и Валенсия добивали раненых противников. Маркус наблюдал, находясь в слегка гипнотическом состоянии, как Эшран решил оставить щит на влажной, пропитавшейся кровью траве. «Ему это не нужно», - пропела магия. «Ему это больше никогда не понадобится. - Ты ранен, - хрипло произнёс Эшран, взяв Маркуса за подбородок, с нежностью, совершенно не подходившей его голосу. Прикосновение было осторожным и ласковым, брови озабоченно сдвинулись. – Стой спокойно, дай мне посмотреть. - Я в порядке, это царапина, - сказал Маркус, слегка задыхаясь. Эшран внимательно осмотрел порез. - Наконечники некоторых из стрел были отравлены. - Что? – пискнул Маркуса. – Правда? И Эшран, ублюдок, ухмыльнулся. - Нет, не совсем. Маркус ударил кулаком по его мощному бронированному плечу. - Иди нахрен, командор! - Думаю, это излишне, - промурлыкал блондин, наконец отпуская лицо Маркуса, довольный тем, что небольшой порез над его бровью не был чем-то серьёзным. – Это можно сделать и вечером. Сайлар издал довольно презрительный звук и ушёл. Маркус совершенно забыл, что он вообще был там, настолько он был сосредоточен на человеке перед ним, всё ещё вибрирующем от жара сотворённой им магии. У Маркуса слегка кружилась голова при одной мысли об этом. Он покачал головой и сглотнул. - То, что ты сделал, было… Эшран немедленно вздрогнул и опустил глаза, внезапно занервничав. - Я знаю, что не должен… Н Маркус не мог больше сдерживаться. Он взял лицо Эшрана в ладони и соединил их, крепко целуя его, сминая мягкие губы. Мир исчез, люди вокруг них просто испарились. Эшран взял то, что было внутри Маркуса, и использовал это так чертовски великолепно. Использовал это, чтобы поджечь ярче пламени и защитить его. Использовал это, чтобы убивать и уничтожать. Подобная мысль не должна была вызывать у него таких чувств. Кровь бурлила в его венах, горячая и стремительная, кожа жаждала соприкоснуться с Эшраном, руки умоляли погрузиться в пропитанные потом золотистые кудри и потянуть. Маркус вложил в Эшрана каждую унцию своего желания через поцелуй. Это длилось едва ли три секунды, и когда они разъединились, прежде чем что-то связанное со спасением мира по обыкновению решило им помешать, они оба немного запыхались. - Ты невероятен, - прошептал Маркус. – Болезненно невероятен, какими бы ублюдками это нас ни делало. Ты тот, кто ты есть, а я тот, кто беспомощен этому противостоять, и просто любит тебя. Глаза Эшрана потемнели от желания, зрачки стали чёрными, губы раскраснелись и поблёскивали влагой. - Меня не волнует, что мы что-то делаем не так, - сказал ему Эшран и в его голосе звучала твёрдая убеждённость. – Я люблю тебя, и ты мой, с магией и всем остальным. Они снова поцеловались, но на этот раз ненадолго. Оба понимали, что поцелуи придётся отложить на потом, надолго, до тех пор пока не стемнеет и они не останутся наедине. Эшран направился прямиком к Рамару, и Маркусу любезно дали несколько секунд, чтобы поправить брюки спереди, блестящие пряжки и ремешки не оставляли простора для воображения.