Демон моего сердца

Незадолго до захода солнца они наткнулись на заброшенную лачугу. Лето и Сайлар подняли общий щит, и остальные укрылись внутри деревянного строения, которое с годами постепенно зарастало сорняками. Было приятно сидеть в настоящем кресле после стольких дней пути. Есть то, то они нашли на месте, поджаренное не просто на костре, а в настоящем очаге. Маркус ценил небольшие удобства, где это было возможно, улыбаясь при мысли о том, что Маркус годовалой давности счёл бы такое место ни чем иным, как несправедливым наказанием за ошибки молодости. — Могу я спросить о магии? — подал голос Финраэль в середине ужина. — Или это ещё одна вещь, в отношении которой мы все должны притворяться, что ничего не заметили? Эшран сидел на полу рядом с креслом Маркуса и внезапный приток внимания заставил Маркуса понять, что он лениво играл с волосами командора. Маг взглянул на Рамара, который по общему настоянию занял самое удобное кресло в комнате. Рамар кивнул Маркусу и тот неохотно убрал руку с того места, где она счастливо сжимала основание шеи Эшрана. — Ну, это очень долгая история, — тяжело начал Маркус. — Его магия может существовать внутри меня, — сказал Эшран, доедая последний кусочек кролика, лежавшего на подушке из риса. — Я могу использовать её, потому что моё тело было приучено принимать магию и манипулировать ею в определённой степени посредством длительного использования Пыли. Маркус вздохнул и возвёл глаза к нему. — Или очень короткая. — Нет, это всё мы уже знаем, — немного нетерпеливо подал голос Камил. — Мы хотели бы знать об этом пожаре. — Что не так с пожаром? — Эм… Как насчёт того факта, что ты сжёг двадцать человек? — Я защищал… — Я никогда не видел ничего меньшего, чем дракон, что могло бы обратить людей в пепел. Эшран пожал плечами и с высшей степени равнодушным видом произнес: — Это магия. Сайлар пристально смотрел на Эшрана, между его глаз залегла небольшая морщинка. — Это была, несомненно, мощная магия, — медленно произнёс эльф. — Но вы, командор, похоже, действуете как катализатор, согласитесь, что так и есть? — Я не знаю этого слова. — Послушайте, — снова включился Камил. — Здесь никто не судит. Эта странная история между вами двумя спасла Рамара. Нам просто любопытно. — И возможно, немного беспокойно, — добавил Финраэль, пожимая плечами. Эшран плавно поднялся на ноги, запечатлев поцелуй на руке Маркуса. — Мы с Валенсией проведём разведку, — сказал он. — Я уверен, что Маркус сможет ответить на эти вопросы гораздо лучше меня, он маг и всё такое. У Маркуса слегка отвисла челюсть. — Что? — пролепетал он. Но Эшран и Валенсия уже были на полпути к выходу из хижины, разговаривая тихими голосами. — Ладно, красавчик, — произнёс Камил, когда за двумя вонами закрылись двери. — Выкладывай. — Прелесть. Что именно? — Почему твоя магия так сильна внутри Эшрана? — серьёзно спросил Финраэль. — Я понял насчёт Пыли и всего остального. В своё время я видел, как эстерцы проталкивали магию через одного-двух захваченных Стражей, но это было в лучшем случае для пыток, то, что они называют «базовым приёмом». — Я знаю, — мрачно сказал Маркус. — Я тоже это видел. Я не знаю, как это работает. Всё, что я знаю, это то, что моя магия, эта её разновидность, с тех пора, как я… С тех пор, как я использовал магию крови, ей очень нравится находиться внутри Эшрана. Несмотря на своё молчание и общее плохое настроение последних пяти дней, Корал тихо фыркнула и отвела взгляд, чтобы скрыть слабый намёк на улыбку. Камил тоже ухмыльнулся и покачал головой. — Это явно не смешно, — сказал Сайлар. — Я общался с магией Маркуса, и он не ошибается. Это мощное и целенаправленное действие, на какое редко способна магия. Для магии иметь то, что можно было бы считать мотивом, причиной существования, довольно необычно. Лето, который сидел дальше всех, небрежно скрестив руки на груди, покачал головой. — Это не мотив, — поправил он. — Это проклятие крови. Маркус замер, и остальные повернулись, чтобы посмотреть на него. — Проклятие крови? — с любопытством повторил Камил. — При всём моём уважении, — сказал Сайлар. — Я не согласен. Я почувствовал его магию, какой бы высокомерной и требовательной она ни была, и не обнаружил связи с проклятием крови Маркуса. Если уж на то пошло, его магия по своей сути опасается этого. Маркус пристально посмотрел на Лето, но тот оставался совершенно невозмутимым. — Вы действительно правы, не считая того, что я говорил о проклятии крови Командора, а не Маркуса. — Подожди, у кого проклятие крови? — спросил Камил, переводя взгляд с одного мага на другого. — Они оба страдают от него, — совершенно не раскаиваясь, сказал Лето. — Это очень интересно, по крайней мере было бы, при других обстоятельствах. Я не могу не задаться абстрактным вопросом, не обусловлена ли их связь и притяжение, на самом деле, этой мощной силой, влиянием демона. — У Эшрана проклятье крови? — переспросил Камил. — Это вроде как у тебя, милашка? У Маркула заныла голова и Боги-Драконы, он собирался позже врезать Эшрану по его хорошенькой мордашке за то, что тот оставил его здесь разгребать всё это дерьмо. — Задница вашей проклятой Девы, всё в порядке! Для тех, кто в доспехе, шесть лет назад мой придурок отец наложил на меня проклятье крови, которое, очевидно, означало, что я скорее умру, чем влюблюсь в другого мужчину. Одиннадцать лет назад Эшран был проклят, как мы думаем, случайно, и в результате он оказался в ловушке очень мрачного настроения, неспособный испытывать счастье хоть в какой-то степени. Камил поднял руку в наступившей тишине. — Хм. Извините, что нарушаю драматическую паузу, но Эшран очень счастлив, а ты — очень влюблён. Прежде чем Маркус успел ответить с соответствующим сарказмом, Лето сказал: — И в этом загвоздка. — Что это значит? — с любопытством произнёс Рамар. Тёмные глаза второго эстерца были прикованы к Маркусу, и в них искрилось что-то подозрительно похожее на смех, но Маркус уловил и нотку неподдельного восхищения. — Проклятия в основном завязаны на крови, — медленно произнёс он. — Проклиная кого-либо сильный маг призывает себе в свидетели частицу сумрака, и чем сильнее его магия, тем более могущественна будет сущность, которую он привлёк. Иначе говоря — демон, если проклятие настолько сильно, чтобы эта сущность обрела волю или разум. И твой демон находится там, в крови, даже если сейчас он дремлет. Мил, который до этого оставался невидим, выбрал именно этот момент, чтобы материализоваться в самом тёмном углу. — Воду и чернила, вместе взятые, никогда не вернуть самим себе. Я рождён твоей болью, острый. Озеро глубоко, а воды темны. Останься со мной, Маркус. Останься со мной. Корал, которая сидела к духу ближе всех, подпрыгнула на месте и прижала руку к сердцу. — Проклятье, Мил! — выпалила она. — Не мог бы ты, чёрт возьми, дышать погромче или стучаться, когда захочешь возникнуть в темноте в следующий раз! — Хорошо сказано, — заметил Лето. — Проклятия действительно были искажены и объединены. Острый укол гнева пробежал по спине Маркуса. — Это вряд ли твоё дело настолько, чтобы распространяться об этом при всех. — Значит, ты всё ещё не сказал ему? — Подожди, так ваши кровавые проклятия… что? Теперь они общие? — переспросил Рамар. — У нас нет возможности ни узнать, ни подтвердить, как оно обстоит на самом деле. — И в такой момент это вряд ли имеет значение. — Да, именно в этом хотели бы вас убедить оба ваших демона, — сказал Лето, и на этот раз он был совершенно серьёзен. — Я уже говорил тебе, что их объединённые намеренья — разрушительная сила, с которой приходится считаться. — Обмена кровью было бы недостаточно, чтобы объединить проклятия таким образом, — сказал Сайлар, обращаясь непосредственно к Лето, как будто Маркуса там вообще не было.- Ты прав в том, что они содержатся в основном в крови в соответствии с ритуалом, но они, безусловно, не передаются и не заразны. Взгляд Лето скользнул по эльфу-отступнику. — Они были бы такими, если бы Маркус был привязан к Якорю. — Заткнись, — предупредил его Маркус. — Не смей. — Какой Якорь? — спросила Корал, переводя взгляд с одного на другого. — Это то, что остаётся от проклятия при наложении, если указанное проклятие было особенно сильным. Иногда порождённое глубокими эмоциями, иногда — самыми гнусными намерениями. Думайте об этом как о воде, которая стекает с краёв стакана, если он переполнен. Нечто подобное происходит с большим потоком магии, когда она перетекает от заклинателя к его жертве. Этот остаток оседает в объекте, каком-то предмете, и продолжает подпитывать проклятье. И я могу с уверенностью сказать, что у проклятья Маркуса нет такого якоря. Маркус сердито посмотрел на Лето, предупреждая его держать рот на замке, но тот явно был не настроен замолкать. — И в то же время — проклятие Эшрана его имеет. — Я был бы очень признателен, — сказал Маркус дрожащим от усилий говорить вежливо голосом. — Будь любезен, не обсуждай такие вещи, которые абсолютно не имеют к тебе отношения. — Маркус, ты уже знал об этом? — спросил Рамар. — Нет, пока он мне не сказал, — ответил маг, прищурив глаза на Лето. — Бумага и чернила, я пролью кровь за твои секреты, — прошептал Мил. — Послушай, — сказал Маркус, пытаясь не обращать внимания на укол беспокойства в животе. — Я ещё не сказал Эшрану, так что, если бы мы все могли просто… — Не сказал Эшрану что? Ах. Конечно. Маркус ударил себя тыльной стороной ладони по лицу, отчего надвигающаяся головная боль стала намного сильнее. Он пространно и бегло выругался, когда Эшран вошёл в комнату, и Валенсия проследовала за ним. — Он заслуживает знать, — беспечно сказал Лето. Маркус назвал его особенно нецензурным словом на эстерском, и Лето ухмыльнулся — всё такой же невозмутимый. — Что не сказал Эшрану? — повторил командор чуть более настойчиво. — Хорошо, — сказал Маркус, быстро вставая. — Давай выйдем на улицу, ладно? — Нет, скажи мне прямо сейчас. Маркус посмотрел на Эшрана и то, что он увидел, разбило его сердце. Эшрана не волновало, что все смотрели на них, его не волновало, что они говорили о нём. Его волновало только то, что Маркус собирался ему рассказать. Маркус перевёл дыхание, чтобы успокоиться. — Письмо, — сказал он. — Я думаю, это якорь твоего проклятия.