Демон моего сердца

— Я против, — просто сказал Рамар. Эшран и Маркус молча смотрели на него. — Не поймите меня не правильно, дело не в том, что я по каким-то причинам не хочу принять под своё крыло две тысячи человек, пусть и наполовину превратившихся в чудовищ. Но здесь много… моральных аспектов. Эшран вздохнул. — Робер силён. Очень вероятно, что он переживёт процесс очистки. Рамар помассировал виски. — И правда, это решающий аргумент. Ведь как бы я допустил смерть человека, который пытал тебя несколько месяцев? Давай серьёзно, Эшран. Мне наплевать на твоего Робера. Я думаю, совершенно очевидно, что меня беспокоите в основном вы двое. Эшран, в прошлый раз ты потерял сознание, хотя рискну предположить, что доля древней крови в моём теле была не так уж велика, если я всё ещё шевелился. Сколько Робер принимает красную Пыль? Уже несколько месяцев? Лет? — Прошло чуть больше года, и он не ожидает, что мы удалим Пыль полностью. Только хочет увидеть, что это вообще возможно. Рамар подарил ему мрачный взгляд. — И это возможно? — Теоретически — да. — Это, — вмешался пленный эстерец, Надориус, довольно предсказуемо, — ненужная задержка. Мы не можем рисковать тем, что кто-то из них двоих выйдет из строя перед самым прибытием войск. — Мои войска прибудут раньше, — услужливо подсказал Робер с того места, где он сидел, надёжно связанный, на ближайшем бревне. — Будет легко развернуть их на любой манёвр. — Они нам не нужны, — подал голос Киран. Две голограммы — его и Тамраны — мерцали с двух сторон Рамарова шатра. В то время как Киран должен был привести подмогу и присоединиться к передовому отряду вместе с войсками, Тамране пришлось остаться в замке на случай атаки с тыла. Однако дело казалось достаточно важным, чтобы Рамар пригласил для обсуждения всех своих ближайших соратников — даже тех, кто сейчас находился далеко. — Стражи, которые последовали за ним — предатели и мерзавцы. — И всё же они люди, — строго сказал Эшран. — Как и валаскес, — заметил теперь уже Люциус. — Как и Сумрачные Воины, которые решили занять сторону Девы. Как и много много людей, которые пытались нас уничтожить на этом долгом пути. Мы не можем рисковать тем, чего достигли, ради того чтобы спасти горстку наших же врагов. Если мы не доберёмся первыми до места назначения, последствия действий Девы станут необратимы. — Она полагается на то, что я расчищу ей путь, — сказал Робер. — Уверен, что ей будет трудно продвинуться куда-либо первой без меня и моих людей. — Без твоих чудовищ, — поправил второй гроссмейстер и в упор уставился на него. — Демоны, мы собираемся решать голосованием? — вклинился Камил, сидевший в отдалении между Валенсией и Милом. И тот и другая наблюдали за Эшраном почти с одинаковой интенсивностью. Маркусу стало интересно — что думал о происходящем Мил? В конце концов он, средоточие его магии, был тем, с кого всё это началось. Но дух оставался молчалив с момента их последней вылазки и казался совершенно непохожим на себя. Возможно более… сосредоточенным? Маркус предположил, что необходимость убивать не стесняясь в средствах плохо подействовала и на него. — Если мы проголосуем, — Лето задумчиво покрутил в пальцах свой замысловатый орб, и тот замерцал почти чёрным в ответ на его прикосновение. — кто-то обделается от разочарования. Надориус казался ещё более напряжённым, чем обычно. — Я сильно рисковал, рассказывая вам о планах Девы. Всё, что мешает нашей способности… — Ничего нам не помешает, — перебил его Рамар, поднимаясь на ноги. Он снова посмотрел на Маркуса и Эшрана: — Если ты уверен в этом, — тихо сказал он. — То это твой выбор. Я бы никогда не приказал тебе использовать магию крови и не заставил делать что-либо против твоей воли. Эшран почтительно молчал, позволяя Маркусу сказать последнее слово. И Маркус думал не долго. Он осознавал все плюсы и минусы, но его внутренний инстинкт склонял его к тому, чтобы попытаться помочь как можно большему количеству людей. Он уже стал магом крови. Что ещё он мог потерять? В то время как его победа могла означать спасение тысячи жизней. — Мы можем это сделать, — сказал он. — Я в этом не сомневаюсь, — откликнулся Рамар. — Но ты ХОЧЕШЬ это сделать? — Да, — твёрдо сказал Маркус. — Мы должны использовать все возможности, верно? Что-то грустное промелькнуло на лице Рамара, но тот заставил себя улыбнуться и кивнул. — Тогда будь осторожен, — было всё, что он сказал. То, что Маркус чувствовал внутри Робера, было рваным и зазубренным, горячим и очень заражённым. Магия Маркуса заранее морщилась от такой перспективы. Маркус мог только радоваться, что ему не придётся использовать Эшрана в качестве проводника. Они развязали руки Роберу, но оставили кандалы на его ногах, чтобы он не мог убежать. В глубоком негодовании Надориус поднял щит, а остальные продолжали наблюдать, пока над ними тускло светился ложный рассвет. Маркус опустился на колени перед Робером, рассматривая стоящего перед ним мужчину. — Если боль станет нестерпимой, скажи мне, и я остановлюсь, — сказал Маркус, призывая свою магию и перемещая её в кончики пальцев. — Сначала тебе понадобится немного моей крови. Тебе нужно её проглотить. Ты готов? Робер мрачно усмехнулся и бросил на Эшрана глубоко удивлённый взгляд. — Вот как это произошло, да? Никогда не думал, что ты любишь игры с кровью, Доримус. Маркус порезал кончик пальца о кинжал, который дал ему Эшран, и кровь полилась в деревянную чашу. Лишь несколько капель, но достаточно, ровно столько, чтобы убедиться и убедить Робера, что это действительно может сработать. Перспектива того, что что-то пойдёт наперекосяк, замаячила перед магом, но он взял себя в руки и заставил сосредоточиться. Почувствовать мокрую траву под коленями, прохладу рассветного воздуха в лёгких. — Это будет мучительно, — объяснил Маркус, пока Робер пил его кровь. Ещё несколько капель стекло по коже, когда пальцы вдавились в землю. Своего рода подношение. — Но ты, без сомнения, к этому привык. Робер сверкнул глазами, вытирая рот. — Начинай уже, маг, — поторопил он. — Делай всё, что в твоих силах. «Расскажи мне о плохом, расскажи мне всё худшее о себе. Я могу это вынести», — почему-то прозвенело у Маркуса в ушах. Маркус быстро мотнул головой, стряхивая наваждение, и произнёс заклинание, но чувство не уходило, от него невозможно было избавиться, не тогда, когда оно пронизывало до костей. — Он всё ещё дерьмово выглядит, — заметил Камил, пока Эшран растирал Маркусу спину и осторожно поил его водой, приподнимая его подбородок, чтобы ничего не пролилось. — Он всегда так выглядел, — сухо констатировал Эшран. Взгляд Маркуса был рассеянным, у него сильно кружилась голова. Он чувствовал себя таким усталым, как будто не спал несколько дней. — Робер, как ты себя чувствуешь? — спросил Рамар, и Маркус действительно хотел сосредоточиться на ответе, чтобы выяснить, сработало ли то, что он сделал, но у него слишком кружилась голова. Эшран был единственным, на чём он мог сосредоточиться. Он чувствовал себя так, как будто от него к окружающему миру вёл длинный и тёмный тоннель. — Я думаю, это сработало, — сказал Эшран Маркусу, поглаживая его по щеке. — Ты был великолепен. — Правда? — спросил Маркус онемевшими губами и потянулся навстречу прикосновению. — Правда. Ты понимаешь, что это значит? Прямо сейчас против нас будет на треть меньше войск, чем мы думали. — По крайней мере, дорога до храма, где обосновалась Дева, станет намного проще, — заметил Люциус, стоявший в отдалении. — При условии, конечно, что твой приятель сдержит слово. Эшран бросил на него мрачный взгляд. — Он не мой приятель. — Ни хрена себе, — заметил Камил, похоже, обрадованный новой художественной перспективой. — Эшран, — сказал Маркус, потому что на самом деле он пытался но… но просто не мог справиться с собой. Его руки едва слушались, всё тело было слабым и ноги подкосились бы, попробуй он встать. Он с трудом держал спину прямо, просто из принципа, из упрямого не желания демонстрировать слабость. «Расслабься», — пытался убедить он себя. «Просто расслабься и ни во что не лезь». И он правда пытался. Когда он поднял руку, чтобы коснуться лица Эщрана, прижал пальцы к шраму над его губой, Маркус обнаружил, что вообще не чувствует этого прикосновения. Как будто его руку поднял кто-то другой. — Расскажи мне, как ты это получил, — попросил он хриплым и резким голосом, будто со стороны услышав в собственных словах непривычный акцент. Маркус подумал, что он просто устал, вот и всё. Он так чертовски устал. Он просто должен был поспать прямо сейчас, ему ужасно хотелось отключиться, но он всё равно заставлял себя удерживать глаза открытыми. Эшран улыбнулся и поцеловал внутреннюю сторону запястья Маркуса но… Маркус снова ничего не почувствовал. Руки ощущались как чужие. — Это абсолютно не интересная история, как бы я не хотел тебя порадовать, — сказал ему Эшран. Его глаза горели такой любовью, что Маркус едва мог это вынести, его грудь сдавило изнутри, когда он увидел это и понял… осознал, что это предназначалось для него. — Но если ты пообещаешь мне больше не умирать и довести эту битву до конца, тогда я расскажу её тебе во всей её унылой красе. Маркус только тихо рассмеялся… Обычно он смеялся как-то иначе. Маркус подумал об этом и ещё раз о том, что ему нужен отдых, просто ужасно нужен сон. — Я обещаю, — сказал он онемевшими губами с трудом шевеля языком, и хотя слова прозвучали вяло, сам он услышал их отчётливо и ясно. — Обещаю не бросать тебя, если ты сделаешь то же самое. В эту секунду кто-то окликнул Эшрана, кто-то другой, и Эшран оглянулся, а потом кивнул. — Я вернусь, — сказал он, но Маркус крепко вцепился в его запястье. — Сначала пообещай, — взмолился он хриплым шёпотом и бровь Эшрана приподнялась, выражение его лица смягчилось. — Ты мне обещаешь? Взгляд Эшрана скользнул по лицу Маркуса, и на мгновение что-то холодное внутри мага сжалось в дурном предчувствии, которого Маркус не мог понять. — Я обещаю, — наконец сказал Эшран, и холодное напряжение растаяло, сменившись таким теплом, что Маркус едва мог его вынести. — Я обещаю тебе, Маркус. Эшран запечатлел поцелуй на его ничего не чувствовавших губах, и Маркусу показалось, что он сейчас упадёт в обморок, но, в итоге, этого так и не произошло. Его тело было сильным и снова могло чувствовать, и его больше не клонило в в сон. — Я запомню это, — сказал Маркус, когда Эшран нежно, понимающе улыбнулся, а затем встал, оставляя мага на попечение остальных их друзей. Эшран уже отошёл достаточно далеко, когда губы Маркуса изогнулись в улыбке и тихо произнесли слово, которое он никогда и никому не говорил: — Любимый.