ваниль

      Чонгук оттолкнулся ногой и проехал на тележке добрых несколько метров. Чимин, плетущийся позади и разглядывающий полки с продуктами, с недовольством выпустил воздух из лёгких и покачал головой. Пока Чонгук заливисто смеялся, ребячливо обкатывая собственность магазина, его лучший друг пребывал в мрачнейшем настроении.       Он ловко развернулся меж рядов и рванул обратно к Чимину, тормозя от него всего в нескольких сантиметрах. Чимин даже не дрогнул, лишь занёс ладонь и наотмашь ударил Чонгука по плечу.       — Прекращай, — прошипел он. Чонгук, обиженно хлопая глазами, непонимающе на него уставился.       — Да что с тобой сегодня? Не с той ноги встал?       Чимин покачал головой ещё раз. На его лице ясно читалось, что Чонгука сейчас он воспринимает не иначе как нерадивого ребёнка. Было немного обидно, но не остановило от дальнейших расспросов.       — Да ладно тебе. Как я пойму, в чём дело, если ты молчишь?       — Сначала мне нужно остыть, — громко выдохнул Чимин и возвёл взгляд к потолку. — А пока твоя улыбающаяся моська будет мелькать у меня перед глазами, я ни за что не успокоюсь.       — Мне уйти? — уточнил Чонгук, растерянно оглядываясь по сторонам: вдруг загремят фанфары и другие покупатели завопят о розыгрыше. Вроде бы они собрались на ночёвку, но Чимин был настолько не в духе, что Чонгук не удивился бы, отменись всё в момент.       — Иди пока поройся в отделе со сладостями, — отмахнулся от него Чимин, — или с чипсами. Найди, чем заняться. Я скоро вернусь.       Чонгук ощутил волну облегчения и широко улыбнулся, хоть и мог улыбкой вызвать очередной поток негодования в свою сторону.       — Но мы же потом поговорим об этом? — Чонгук ткнул пальцем сначала в сторону Чимина, затем в свою.       — Ага-а, — протянул тот с такой интонацией, что у Чонгука невольно зародилось убеждение: Чимин из последних сил удерживается, чтобы не поругаться прямо посреди магазина. Скандал Чонгука не прельщал, так что он без роптаний позволил Чимину удалиться по своим (наверняка) важным делам, а затем уныло поплёлся куда его и послали: в отдел со снеками. Перед глазами мелькали яркие пачки, но от расстройства аппетит поутих. Даже последняя банка гуакамоле на полке рядом с начос, которую Чонгуку удалось урвать, не смогла поднять настроение.       Чонгук не знал, на что Чимин так злится. Он впервые его не понимал, и чувство это напомнило о той поре, когда похожая неопределённость пробуждалась в нём Хосоком. Чонгук ненавидел тот период своей жизни по многим причинам, и вновь окунаться в эмоциональный хаос — было ужасно. Вместе с растерянностью в груди Чонгука во всей красе расцветало раздражение. Что-что, а вот цапаться Чонгук умел отлично. Практики было немерено.       Тряхнув головой и кинув в тележку ещё пару пачек Лейса, Чонгук резко развернулся и стремительным шагом направился за сладостями под бодрый скрип колёсиков. Ему нужно было очень много шоколада, чтобы вернуть радость в этот вечер.       Он мрачно плёлся, больше не горя желанием гонять на тележке, а голова продолжала активно работать над загадкой настроения Чимина. Разум цеплялся за любую ниточку, начиная с анализа собственных слов, сказанных за последние пару недель, заканчивая попыткой восстановить все упомянутые Чимином планы. Не забыл ли он что-то важное? Или же просто не смог оценить вес колкостей в шутливой перепалке?       В какую бы сторону ни устремлялся мысленный процесс, Чонгук никак не мог нащупать верный ответ.       В очередной раз попросив поток сознания успокоиться, пока не доживёт до разговора с Чимином, Чонгук внезапно остановился, словно врезавшись в стену сладкого запаха. Он не был уверен, почему на душе у него сразу потеплело, но было приятно забыться и позволить себе глубоко вдыхать смутно знакомый запах.       «Выпечка?», — подумал он, оглядывая полки с различными порошками для готовки. Тут были посыпки на торты, крахмал и желатин (о ценностях которых Чонгук представлял весьма смутно), мука и смеси для блинчиков. В животе сразу заурчало, стоило увидеть название еды на одной из пачек. Бросив смесь в корзину, Чонгук вообразил, какой завтрак будет ждать его и Чимина.       — Ещё понадобится джем, — пробормотал он себе под нос, чувствуя, как во рту от голода накапливается слюна.       Он уже собирался уходить, когда его взгляд упал на небольшие пакетики, подписанные как ванилин. Моментально вспомнив о Хосоке, Чонгук схватил с полки одну упаковку и принюхался. Оказалось, что сильный сладкий запах расползался именно от этих запечатанных пакетиков. Поежившись и представив, что Чимин вновь не упустит шанс над ним поиздеваться, Чонгук положил ванилин на место и поспешил вернуться и найти друга. Вылазка за шоколадом была успешно позабыта.       — Тебя хрен отыщешь, — драматично воскликнул он и подкатил едва заполненную тележку к Чимину. Тот с явной неохотой отвёл взгляд от двух упаковок свинины, у которых он сравнивал описание ещё несколько секунд назад. — Что насчёт блинов на завтрак?       Чонгук с преувеличенным энтузиазмом схватился за упаковку с блинной смесью и пихнул её Чимину в лицо. Тот не поскупился на негромкий смешок несмотря на свои попытки держать непроницаемое лицо.       — Только если будешь готовить их сам, — проворчал он слишком уж радостно для того, кто менее получаса назад предрекал крайне серьёзный разговор. Чонгук считал его изменившееся настроение в момент, и довольная улыбка расцвела на его губах. Шаткое перемирие было восстановлено, но Чимин был не тем человеком, чтобы спустить зародившуюся обиду на тормозах. — Я с тобой ещё не закончил, учти.       Голос, мягче обычного, показался Чонгуку почти покровительственным. Чонгука это подкупило, так что дальнейшее путешествие из отдела в отдел он пережил без единой жалобы. Хотелось поскорее вернуться домой, закрыть вопрос с недоразумением, вставшим между ними, а затем насладиться вкусной едой под баночку холодного пива. Но удовлетворение Чимина было в этот момент куда важнее.       До квартиры Чонгука они добрались только через два часа. Плечи ныли от тяжести пакетов, хотя вот путь Чимина до дома прошёл налегке. Чонгук бы даже не удержался от пары жалоб, не будь Чимин спонсором посиделки. Поесть нахаляву Чонгук любил и сопутствующей работой не брезговал. Да и они оба понимали, что единственная причина для Чимина перекладывать всю ношу на лучшего друга — банальная вредность.       Когда они наконец расселись, разложив любимый столик Чонгука, банки пива были вскрыты с громким шипением, а еда подготовлена и разложена по тарелкам, Чонгук наконец рискнул вернуться к едва затронутой ранее теме.       — Что случилось-то? — спросил он, избегая смотреть на Чимина то ли из-за опасения увидеть презрение на его лице, то ли чтобы не провоцировать перепалку взглядами. Его нога тревожно раскачивалась, расшатывая столик и стоящие на нём стаканы, но он словно этого не замечал, а Чимин никак не прокомментировал лёгкий звон посуды.       Только Сати с охотничьим воодушевлением наблюдала за подрагивающей конечностью. Её зрачки поглотили радужку почти полностью, а хвост нетерпеливо трепетал. Прижавшись к полу, она раздражённо крякала, отчего-то опасаясь набрасываться на своего хозяина и предпочитая блюсти со стороны.       Чимин, с задумчивой отрешённостью схватившись палочками за кусочек жареной свинины, тяжело выдохнул и принялся разглядывать узор специй на мясе.       — Признаю, это очень тупо, — наконец согласился он с лёгким смущением, удивляя Чонгука своей откровенностью. Обычно Чимин в их разговорах тет-а-тет казался голосом разума, а вот сам Чонгук — хаотичной бурей эмоций. Было странно ощущать себя по другую сторону, так что Чонгука его слова совсем не убедили.       — Что я сделал? — в лоб поинтересовался он, подбираясь всем телом. — Тебе придётся рассказать, потому что я вообще ничего не понимаю.       Рассеянно закивав с закрытыми глазами, Чимин попытался улыбнуться, но вышло неубедительно.       — Это из-за Хосока.       Чонгука будто камнем по голове огрели. Он резко поднял голову и уставился на Чимина, нахмурившись.       — Что не так с Хосоком? — не смог удержаться от возмущения он. В памяти сразу всплыло, с каким недовольством тот рассказывал об излишнем внимании своей сестры. Кажется в этот раз Чонгук понял, откуда взялось его раздражение. Сати воспользовалась случаем и попыталась цапнуть своего человека за пятку, но потерпела неудачу. Чонгук без лишнего милования пресёк покушение и усадил недовольную чёрную моську к себе на колени.       Заметив, что Чонгук сразу ощетинился, Чимин не стал мешкать с ответом.       — Да с самим Хосоком-то всё в порядке, — выдохнул он с крайней степенью уныния на лице. — Проблема скорее во мне, я понимаю. Но легче от этого как-то становится.       — О чём?..       — Даже сегодня, — с губ Чимина сорвался нервный смешок, и он покачал головой так, будто сам с трудом верил в те слова, что собирался произнести, — ты позвал меня только потому, что, цитирую: «Хосок всё равно сегодня на работе».       — Я просто так об этом вспомнил, — нахмурился Чонгук. Теперь несложно было догадаться, о чём затеян разговор. Чонгук лишь надеялся, что ему не придётся и выслушивать обвинения в стиле ревнивой жены.       — Даже если так, — отмахнулся Чимин, невольно подогревая Чонгуковскую озлобленность: удерживаться от перехода на повышенные тона становилось всё тяжелее. Ещё и Сати цапнула за палец, чтобы сбежать на подоконник. — Такое ощущение, что меня немного выкинули за борт. И я бы понял, если бы мы с Хосоком вообще не общались. Но получается, когда мы у Сокджина — мы все друзья. А когда уходим от него, вы машете мне на прощание и под ручку сваливаете в закат.       — И что мне теперь, — рыкнул Чонгук, предварительно присосавшись к банке пива. Его пронзило досадой от того, что они не купили чего покрепче, — не общаться с ним? Потому что ты против?       — Да нет, конечно, — фыркнул Чимин. — Я тебе не отец, запрещать с кем-то общаться.       Они переглянулись в молчаливом понимании, что так-то Чимин мог повлиять на круг общения Чонгука куда больше его отца. Чуть не поперхнувшись от неловкости, Чимин прочистил горло и продолжил:       — Но не притворяться же мне, что всё окей, пока у нас общение сходит на нет. — Чимин поджал под себя ноги, а его плечи ссутулились. Чонгук с отдавшимся в сердце болезненным уколом отметил, что его лучший друг выглядит чертовски уязвимо, пока пытается поговорить с ним по душам. — Да, я злюсь, даже если не должен. Я рад, что у вас всё хорошо и вы можете ныть друг другу в жилетку, но… блять, не знаю, что я должен сказать. Хочется просто обратить на себя внимание. Чтобы ты наконец заметил, что мне тоже нужно немного твоего времени.       Последние слова Чимин попытался озвучить на улыбке. Чтобы разбавить атмосферу шуткой, лёгким преувеличением. Но вышло надломано и болезненно. Чонгука полоснуло стыдом. Он попытался вспомнить, неужели он и правда так сильно пренебрегал Чимином в последнее время?       Ну да, они с Хосоком действительно всё больше тусовались вместе, но Чимина Чонгук всё же не сторонился. Ведь так?       — Слушай, — наконец выдохнул он. В груди булькала смесь вины, досады и отторжения. Чонгуку приходилось все силы прикладывать, чтобы не свернуть тему на яростной ноте «ты опять перегибаешь палку!». Потому что не в Чиминовом характере это было на самом-то деле. — Я даже не знаю, что тебе на это сказать. Не то чтобы я тебя избегаю. Просто так само собой получается. Мы с Хосоком живём рядом: и на метро ездить друг к другу не нужно, достаточно пешком прогуляться. Так что… да. Мне и добавить нечего.       Чимин отшатнулся, будто от удара. Мимолётно на его лице себя проявило бессилие во всей красе, но Чимин быстро спрятал его за наглой ухмылкой, так что Чонгук не был уверен, не показалось ли ему.       — Да вы прям спелись, — горько усмехнулся он и причмокнул губами. — Ладно, это и правда нелепо.       — Вовсе нет, — нахмурился Чонгук. — Круто, что заговорил о наболевшем. Просто тебе кажется. Ты всё ещё мой лучший друг, что бы ни случилось. Поэтому давай не будем развивать эту тему.       — Ну спасибо, — фыркнул Чимин, но на этот раз в его голосе было слышно искреннее веселье. — Теперь я чувствую себя пятиклашкой… Напомнило, как однажды мой сосед по парте подарил наклейки с Покемонами другому парню, и меня это так разозлило, что я на весь класс заявил о конце нашей дружбы… а-ха-ха, чёрт! Как же странно вспомнить об этом спустя столько лет.       — Обещаю, что все мои наклейки с Покемонами достанутся только тебе, — с крайне серьёзной миной заявил Чонгук. — Хосоку ни одной не отдам. Даже если он будет просить на коленях.       Чимин посмеялся беззвучно и потянулся через столик, чтобы отвесить Чонгуку щелбан. Тот специально не стал уворачиваться и позволил Чимину свершить месть, а потом ещё и демонстративно зашипел, потирая лоб, хоть и было совсем не больно.       Чонгуку, казалось, получилось его убедить, но всё же и в позе Чимина, и в выражении его лица прослеживалась нота печали. Будто она уже успела въесться в его существо.       Не подстёгиваемый больше необходимостью оправдываться Чонгук потупил взгляд и принялся уминать еду с двойным усердием. Хосок ни в коем случае не заменял в его жизни Чимина, но ведь приоритеты Чонгука в общении и правда ощутимо сдвинулись. Наверняка именно потому, что Чонгук и сам это осознавал, у него не вышло развеять напряжение за столом.       Весь вечер они не возвращались к теме Хосока: не упоминали его даже вскользь, — но каждое мгновение тишины заполнялось недосказанными упрёками. И пока они пытались притворяться, что праздная болтовня вовсе не выматывает, Чонгук ощущал, как под рёбрами у него скапливается что-то тёмное и вязкое: будто мазут облепляет его внутренности и мешает хоть одной светлой эмоции пробраться в сердце.       Он уже пообещал Чимину, что тот — самый важный друг в его жизни, в чём и сам не сомневался. Но знание знанием, а вот нащупать прежнюю теплоту к Чимину уже не получалось. Притуплённый слабым алкоголем разум сигнализировал об этом не слишком громко, но что-то между разочарованием и брезгливостью вдруг одолело Чонгука и мешало дышать полной грудью.       Опасаясь наговорить чего-нибудь лишнего (было бы не впервой), Чонгук сначала позволил зевоте себя одолеть, а затем спешно отправился спать, пропуская мимо ушей все уговоры продержаться ещё хотя бы немного.       Переодеваться было лень, так что Чонгук лишь скинул с себя штаны и занырнул под одеяло прямо в уличной футболке. Он уже начал понемногу трезветь, отчего в висках и за глазами гудел лёгкий дискомфорт. Чонгук уткнулся носом в стену, поджав под себя колени, и попытался побыстрее уснуть, чтобы не прогонять в мыслях каждое сказанное этим вечером слово снова и снова.       Но закон подлости не зря главенствует в мире, и чем сильнее Чонгук старался, тем дальше сон ускользал от него. Даже со стороны спящего на полу Чимина уже было отчётливо слышно размеренное сопение, а у него ни капли сонливости не было в глазах. Только во всём теле пульсировала необъяснимая тревога.       Ворочаясь с бока на бок, Чонгук промаялся так около часа, а затем сдался и оставил попытки. Тихонько выскользнув из-под одеяла, он направился на кухню мимо Чимина. Сати, лежавшая всё это время у него в ногах и дожидающаяся, пока её названный отец уснёт, рванула за ним следом. У Чонгука чуть сердце не ухнуло в пятки, когда она с топотом проскочила в нескольких сантиметрах от головы Чимина. Тот не проснулся лишь благодаря безграничному Чонгуковскому везению, другой причины явно не было.       Прикрыв за собой дверь, Чонгук наконец выдохнул, а затем безмолвно погрозил шкодливому хвостатому ребёнку. Но та нравоучений не оценила и, бодро виляя попой, подбежала к пустой миске. Не обнаружив там пополнения, недовольно махнула хвостом и направилась высматривать в окне снующих туда-сюда птиц.       Чонгук вытащил из-под стола табуретку, слегка приподняв над полом, чтобы ножки не скрипнули о паркет, и уселся на неё с ногами около подоконника, чтобы иметь возможность дотянуться до Сати и зарыться пальцами в мягкий мех.       Мозг зудел, но Чонгук отчего-то не мог понять, что за мысль умудрилась так его обеспокоить. Лёгкие жаждали никотинового дыма, а пальцам было дискомфортно без зажатой сигареты. Чонгук так и не начал курить, несмотря на давно тлеющее в нём желание, и теперь сильно об этом жалел: иначе у него бы обязательно валялась где-нибудь початая пачка сигарет.       — Это пройдёт, — просипел Чонгук сквозь зубы и медленно выпустил из груди весь воздух, наслаждаясь давлением под рёбрами. Ночь ненавистной лентой тревоги опутывала запястья, щиколотки и шею. Сколько бы в теле ни томилось усталости, покрасневшие веки отказывались смыкаться дольше, чем на пару мгновений. Чонгук опустил ресницы и потёр лицо ладонями, нажимая пальцами на глазные яблоки до белых пятен перед взором. Затем растрепал тронутые испариной от бессонницы волосы.       С кряхтением поднявшись с табуретки, Чонгук налил в высокий стакан холодной воды прямо из-под крана и залпом осушил. В мыслях немного прояснилось, и мутная пелена, замаравшая разум, отступила.       Сати, привлечённая звуком журчащей воды, подбежала к хозяину по столешнице кухонного гарнитура и боднула его в плечо, очевидно клянча. Чонгук невольно улыбнулся на её ласковые ухищрения и вновь повернул кран, но этот раз лишь немного, чтобы в раковину стекала тонкая струйка, и вернулся на своё место. Он, не моргая, наблюдал за тем, как кошка лакает воду с прикрытыми от удовольствия глазами.       Будто между прочим кольнула зависть. Он бы тоже хотел отречься от пары ступеней пирамиды Маслоу в жизни. Хотел бы довольствоваться меньшим. Пока Сати радовалась еде, питью и крыше над головой, Чонгуку было мало того же. Его не манили виды из окна, набивание желудка давно стало рутиной, а игры рано или поздно приедались. Это злило.       — Ну посмотри, до чего я докатился, — прошептал он, когда Сати закончила пить и вернулась на свой наблюдательный пост. Она лишь пренебрежительно покосилась на хозяина и облизнулась, поводя усами. — Я уже и сам не знаю, чем недоволен.       Так он и продолжил препарировать ночь своим присутствием до самого утра, пока под его глазами с лопнувшими капиллярами не залегли тени. От недосыпа кости пробирало холодом, но Чонгук противился даже помыслу вернуться в комнату за свитером или толстовкой. Когда небо тронула предрассветная заря, Чонгук вскипятил воду в чайнике и, бахнув в кружку четыре ложки кофе и две — сахара, устроился на подоконнике с дымящимся напитком.       Прислонившись виском к прохладному стеклу, он наслаждался утренней опустошённостью. Сати, уставшая куда больше Чонгука, широко зевнула и забралась к нему на колени, чтобы наконец вздремнуть. Чонгук рассеянно поглаживал её кончиками пальцев меж ушей и бездумно разглядывал раскрасивший себя небосвод.       Озлобленность отступила. Одиночество, почему-то, тоже.       Чонгук опустил взгляд на дорожку перед подъездом, на которой сейчас никого не было, и губы его тронула тихая улыбка.