ваниль

      — Что случилось? — с нервозной обеспокоенностью спросила Джиу.       Хосок с досадой прикрыл глаза и едва удержался от тяжёлого вздоха. За последнюю неделю только ленивый не поинтересовался, всё ли у него в порядке. Причём Хосок считал себя конспиратором с отличными навыками, и в этот раз он точно держал лицо не хуже прежнего.       Но что-то выбивалось из стройного образа, раз смена настроения ни для кого не осталась незамеченной.       — Что? — с абсолютно идиотским воодушевлением уточнил он, готовясь нести околесицу. — Случилось где? О чём ты?       Джиу, казалось, сначала опешила от навалившихся вопросов, но затем взяла себя в руки и вынесла унылый вердикт:       — Так Сокджин был прав, что ты ведешь себя, как идиот.       У Хосока аж глаза на лоб полезли от подобного заявления. Он, конечно, догадывался, что кто-нибудь уже донёс сестре о его состоянии (предстояло рано или поздно привыкнуть к перешёптываниям за спиной), но не в таких же нелепых красках!       — Вот значит, о чём вы болтаете, — проворчал недовольный Хосок и рухнул на диван, готовясь к промывке мозгов.       — Я бы с радостью о тебе вообще не вспоминала, — огрызнулась Джиу. — Своих проблем мне мало!       «И куда подевалась моя заботливая сестра?», — растерянно подумал Хосок, прекращая слушать её упрёки. — «Пока ни слова доброго от неё не услышал. Как же странно».       — Когда ты пойдёшь мириться с Чонгуком?       Хосок моментально напрягся, стоило ему услышать знакомое имя. Взгляд пугливо забегал по комнате, а пальцы настолько сильно сжались на телефоне, что болевой импульс отозвался даже в ладони.       — А Чонгук-то тут при чём? — поинтересовался Хосок, отчаянно пытаясь не пропустить в голос ни капли обеспокоенности.       — Я не совсем дура, — цокнула языком девушка. — Я первым же делом постучала к нему в личку! Он мне и рассказал всё.       Хосока замутило. Он закрыл глаза, почему-то больше всего переживая за то, насколько глубоко Чонгук решил вдаваться в подробности. Хосок не мог запретить ему делиться чувствами хоть с Джиу, хоть с каждым встречным на улице, но сейчас его откровенность воспринималась не иначе как предательство.       — И что же он тебе рассказал? — Слова звучали сухо и безэмоционально.       Немного помявшись, Джиу повторила:       — Всё!       Её упёртость не очень вязалась с удручающей картиной, которую Хосок уже успел нарисовать в голове. От сердца немного отлегло, и он продолжил расспрос с осторожной подозрительностью:       — А поконкретнее можно?       Молчание. Фырканье. И снова ругань. Хосок вздохнул с облегчением. Значит, Чонгук не стал делиться всей правдой: есть шанс разобраться во всём до того, как Джиу, Сокджин или кто-нибудь ещё влезет в их дела щупальцами любопытства.       — А если честно, что он тебе написал? — Хосок решил не притворяться перед сестрой и дальше. Последний раз он общался с Чонгуком сразу после того злосчастного поцелуя чуть больше недели назад. Неизвестность подталкивала выпытать у сестры любые подробности, что она успела выудить.       Вот только Джиу не спешила делиться новостями, явно желая сначала разузнать, что же произошло. Но Хосок был непреклонен: если бы не дискомфорт от одного воспоминания, всё равно оставалось ещё чувство такта.       Он знал, что Джиу умеет хранить тайны… но в этот раз речь шла о чужом секрете. Хосок решил отмалчиваться. И когда Джиу наконец поняла, что не услышит от брата ничего вразумительного, то сдалась.       — Хорошо, ладно. Чёрт бы вас побрал.       — Не знаю, чего ты себе навоображала, но конца света ещё не произошло. Мы скоро помиримся, просто мне нужно немного времени… не слишком ли близко к сердцу ты всё воспринимаешь?       Джиу пробормотала что-то невнятно прежде, чем неохотно согласиться:              — Да, мне очень понравился Чонгук. Ты это хотел услышать? — Хосок зажмурился, ощущая холод, растёкшийся по жилам. Но не успел он вообразить уровень катастрофы, Джиу продолжила:       — Это же прям человек, которого тебе не хватало в последнее время! Легкомысленный и лёгкий на подъём, но при этом верный. И заботливый! Мне тоже, знаешь ли, нужно отдыхать от опеки младших братьев. Личная жизнь там, дела всякие. Сокджин и Минджи тоже потрясающие, но согласись, что у них нет такого влияния на тебя. Ты же и сам…       — Ну всё, прекращай! — выпалил смущённый Хосок, пряча лицо в сгибе локтя. Для него слова сестры звучали весьма двусмысленно. — Я уже понял…       — Такой дружбой нужно дорожить, — нравоучительно завершила свою тираду Джиу.       Хосок невольно гоготнул, но сразу закусил нижнюю губу до крови, подавляя в горле истерические смешки. Кажется, они с Чонгуком «дружно» проебали возможность остаться друзьями. Или Хосок слишком рано выносил приговор? К нему никто никогда не испытывал безответных чувств, и он совсем не знал, как отреагировать. Какие слова стоило подобрать, чтобы не разрушить тот уровень близости и доверия, что они успели выстроить?       Хосок не сомневался, что надежда на лучшее в их случае была бессмысленна.       — Ушёл в себя?       Хосок вздрогнул, когда сестра дала о себе знать. Он успел позабыть, что присутствует на сеансе нравоучений и наставлений. Расстраивать Джиу не хотелось, так что, несмотря на сводящую от лжи челюсть, Хосок поспешил её успокоить:       — Задумался. Не переживай. И обещай, пожалуйста, больше не лезть в наши разборки, ладно? Я бы обязательно тебе всё рассказал, но не уверен, что Чонгуку понравится, если мы будем без него обсуждать его секретики. — Хосок старался звучать настолько несерьёзно, насколько это было возможно. Лишь бы только Джиу не поднимала больше панику: Хосока и без её вмешательства сейчас штормило на волнах тревоги.       И его подход сработал, потому что Джиу не удержалась и громко прыснула на радость собственному брату. Вот только последовавшие за смешком слова возымели обратный эффект.       — Ну вы два сапога — пара. Он тоже не стал ничего рассказывать, потому что не хотел сплетничать за твоей спиной.       «Да когда этот разговор уже закончится?», — мысленно взмолился Хосок, пока смятение всё больше овладевало его сердцем.       — Но знаешь. Хоть ты ничего толком и не объяснил, мне всё равно стало легче, — призналась Джиу с яркой улыбкой в голосе. Хосок примирительно хмыкнул, но в действительности согласиться с ней не мог: облегчив свою ношу, Джиу лишь добавила груза на Хосоковской душе. Мысли о Чонгуке тяготили, а ещё больше угнетало ощущать себя мудаком.       Он должен был проявить инициативу, но продолжал оттягивать неизбежное. Был ли шанс, что в один прекрасный момент всё забудется и у Хосока получится вернуться к прежней жизни, как ни в чём не бывало?       Верилось с трудом.       Распрощавшись наконец с сестрой, Хосок перевернулся на живот и зарылся носом в диванные подушки. Затхлый запах старой обивки успокаивал, но ответов не давал. Прежде, чем объясняться с Чонгуком, Хосоку нужно было разобраться в себе, а ни черта не получалось.       Вскоре Хосока захватила мутная дрёма, наполненная тревожными думами и неясными надеждами, от которых щемило в груди. Ясности упорная работа мозга не привносила, но напряжённый мысленный процесс протекал, казалось, на автопилоте. Время было вязким, как болото, но стремительным, как падающая звезда.       Когда Хосок смог оторвать голову от дивана, в висках гудела тупая боль, а за окном смеркалось. Комната потонула в сумерках, и лишь изредка проезжающие вдоль дома машины освещали стены и потолок. Хосок простонал, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, и потянулся к телефону, чтобы проверить время. Был уже девятый час, а кроме кружки кофе на завтрак, у Хосока во рту ни крошки, ни капли больше не было. Решив, что отсюда и растут ноги у недомогания, Хосок заставил себя сползти с дивана и по стеночке проковылять на кухню.       Он поставил чайник и раскрыл холодильник, где не обнаружил ничего съестного кроме пары гнилых овощей и испортившегося риса. С трудом удержав рвотные позывы, Хосок поспешил захлопнуть дверцу. Он прислонился лбом к холодному пластику и удовлетворённо промычал. Боль слегка утихла, но оторвался от холодильника Хосок только, когда вскипел чайник.       Подрагивающими пальцами он вскрыл упаковку травяного чая, что купил ещё в прошлом году для лучшего сна, и залил пакетик кипятком. По комнате расползся нежный аромат, из которого Хосок мог выделить разве что мятные нотки.       Когда чай был готов, перед Хосоком встала следующая дилемма: стоит ли есть, если каждая мысль о перекусе усиливает тошноту? Здравый смысл нашёптывал, что одного только чая будет недостаточно, но Хосок быстро заглушил его презрительным тоном внутреннего голоса.       Тьма накрыла не только город, но и разум.       Вытащив из шкафа полинявший плед, Хосок распахнул окна и завалился обратно на диван, оставив чашку остывать на полу неподалёку. Вечерняя прохлада немного облегчала страдания, но от сухого воздуха першило в горле. В глаза будто песка насыпали: всё-таки дневной сон сыграл злую шутку.       Хосок сжался в комочек, подтянув колени аж к подбородку. Грудь терзало отчаянное желание себя пожалеть. Хотелось плакать, но слёз не было; хотелось выть, но не получалось выдавить ни звука. И сильнее всего Хосок мечтал об обезболе. Знал бы он, куда бросил последнюю пачку таблеток… Восстановить события по воспоминаниям не удавалось, а идти и искать по углам — не было сил. Хосоку подумалось, что будь рядом Чонгук, он бы обязательно о нём позаботился.       Дыхание спёрло от одной лишь мысли о Чонгуке. Хосок накуксился и принялся обкусывать губы в мясо, лишь бы отвлечься. Вцепился пальцами в волосы и принялся покрывать себя отборной руганью. На ум приходили самые жестокие слова: Хосок лучше всех знал, как втоптать себя в грязь. И в этот момент не стеснялся показать всё своё мастерство единственному заинтересованному зрителю.       Фантазии о том, как Чонгук опустится рядом и лёгким прикосновением отгонит мрак, казались Хосоку лицемерными. Он хотел лишь принимать чужую заботу, не отдавая ничего взамен. Та часть Хосоковской души, которую он представлял уродливым паразитом, торжествовала, что смогла завладеть чужим сердцем.       Чонгук такого не заслуживал.       Но как же мучили образы предстоящего одиночества. Хосок был уверен, что должен Чонгука оттолкнуть: позволить ему заглянуть в потёмки собственной личности, отпугнуть. Но что ждёт их потом? Быть может, если Хосок притворится достаточно убедительно, они смогут…       Хосок подскочил и отвесил себе смачную пощёчину. Щёку моментально зажгло от удара. Хосок представил, насколько нелепо выглядит, и зашёлся гиеньим смехом.       Легко было сходить с ума, пока никого не было рядом.       О заваренном напитке Хосок вспомнил только, когда небо тронула заря. Было уже около четырёх утра, и чай совсем остыл. Хосок выпил его залпом и поморщился от гадкого вкуса. Оставалось лишь похвалить себя, что не пробовал эту мерзость раньше.       Решив, что хуже уже не будет, Хосок сходил на кухню, чтобы выкинуть чайный пакетик и заварить кофе — три чайные ложки на стакан — в той же кружке. Не хотелось задумываться, к чему эта нелепая аутоагрессия, но и игнорировать липкий страх, который расползался по внутренностям из-за мыслей о сне, не получалось. Лишь бы оттянуть утро ещё хотя бы немного.       Хосок уселся на подоконник перед открытым окном и хлебнул горькой жидкости. По горлу потекло приятное тепло. Хосока потряхивало то ли от холода, то от нервного истощения. Притихший город, раскинувшийся перед Хосоком, дарил умиротворение: влекло в нём раствориться.       Хосок усмехнулся с презрением: вечно он пытался убежать от проблем. Он наклонился вперёд и уставился на пятачок асфальта, представляя, каково было бы перевалиться сейчас вперёд и свернуть шею о землю. В животе свело от страха и волнения. И словно от предвкушения.       Вернувшись в изначальное положение, Хосок насладился лёгким привкусом адреналина. Странным образом всплеск эмоций придал ему смелости. Не давая себе передумать, Хосок открыл личку с Чонгуком и перебрал в голове все Сокджиновские планы, о которых слышал за последнее время.       Важно было назначить встречу на нейтральной территории. Но даже так Хосок не хотел оставаться с Чонгуком наедине: он был уверен, что ситуация рискует выйти из-под контроля. Чонгук мог вспылить, а Хосок не преминул бы настроиться на ту же волну негатива. Но если рядом будут друзья, то и поскандалить на публике уже не получится. По крайней мере, именно на это Хосок надеялся, когда отправил Чонгуку предложение увидеться на следующей неделе в баре, куда Сокджин всех зазывал.       «Чтобы поговорить», — дополнил Хосок в новом сообщении и поморщился. Вряд ли Чонгук не заметит, что Хосок заранее выстраивает между ними стену. Но иначе тот не решился бы на встречу ещё целую вечность.       Ответ пришёл в течение минуты. Хосок, не ожидающий новых сообщений раньше утра, дёрнулся от звука вибрации и заглянул в мессенджер. Обкусанные губы жгло от того, что Хосок сжал их в тонкую линию. На экране горело лишь одно короткое слово:       «Хорошо».       Пути назад больше не было. Хосок отключил телефон, чтобы не поддаться соблазну тут же отменить договорённость, спрыгнул с подоконника на скрипучий пол комнаты и поплёлся к дивану, надеясь снова забыться беспокойным сном.