Спасибо, что спас меня...

Ребёнок лежал облокотившись на стену. Прострация скорее всего продлилась достаточно, а может и нет, Такемичи этого не знал и не волновался. -"Плевать на время... Кстати... Я отключился или нет? Кровь, она ведь", — мальчик дотронулся до лица, -"высохла... Получается я скорее всего отключился... Не уверен", — Ханагаки осторожно отошёл от стены убирая корпус вперёд, а после наклонил голову, открыв свой рот. Сгустки крови вместе со слюной пролились со рта, стекая на пол. -"Много набрал... " Лужа образовалась достаточная, пока та продолжала паутиной спускаться вниз. -Кха... — Ханагаки закрыл рот и не острожным движением языка наконец убрал то, что его раздражало. Он выплюнул в лужу крови свой зуб. -... Такемичи продолжал тяжко дышать над лужей, стараясь не блевать. Чувство заложенного носа, боли по телу, как же это всё снова выводит из прострации и из себя. -"Зуб молочный выпал... Прекрасно, будет что загадать фее, только вот очистить бы его от крови"... — Ханагаки вновь грубым движением заставил своё тело упасть назад, а после передышки в минуту, сжав зубы, тот старался не реагировать на то, как плачет его тело. -"Плевать... Сердце ведь бьётся, значит всё хорошо... Нечего из этого трагедию строить, Ханагаки Такемичи ", — он шатаясь поднялся на дрожащие ноги, выплюнув кровь на пол. -"Плевать... Потом ведь уберу"... — дыхание доводило, ребёнок понимал, что скоро таким темпом его грудная клетка чуть ли не взорвётся. -"Плевать... Плевать... Да, мне должно быть плевать, верно?", — Ханагаки выплюнул сгусток новой смешанной крови со рта, -"Да... Вставай и иди верно? Действительно, на кой черт ты здесь сидеть будешь? Зачем оно? К чему это? Что за глупость... Хороший способ дабы быть более непробиваемым это игнорировать боль, верно, это действительно весьма меня спасет, но не от отца... Отец другой случай. Если я буду игнорировать боль и загонять своё тело всё дальше в эту катану, я не получу ничего, кроме смерти, ведь не нанесу ни одного удара... Верно? Верно... А смерть мне не нужна... Залатать, нужно лишь себя залатать, а дальше как пойдёт. Я не буду сейчас лежать на полу и давиться собственными слезами, но..." — ребёнок их ощущал, да, соль проходилась по лицу, заставляя засохшую кровь вновь получить некую вязкость и возвращать себе возможность красить и стекать по коже, -"пусть идут. Пусть идут, да, они не мешают. Мне нужно идти, никчёмное ты создание! Как же ты меня бесишь! Сил нет... Тебе нужно лишь залатывать себя, ведь ты против отца не пойдёшь. Нечем тебе против отца идти. Какой же ты жалкий... Настолько, что даже омерзительно... Единственное что ты сейчас можешь это зализывать раны, на другое сил у тебя просто не хватает, ну и какая разница?! Хотя бы пойди и дойди до обезболивающего! Восстанавливайся! Идиот... Давай, Ханагаки Такемичи, если ты этого не сможешь то вообще ничего делать тебе здесь и тебе легче с крыши прыгнуть, как вариант!" — тело напрягалось, Ханагаки не желал даже думать о боли и о том, что он желает опуститься в кровать, нет, у него есть лишь одна цель сейчас и это - восстановится, всё остальное не играет роли, или отыграет её потом. Шаг был твердым, при этом достаточно быстрым, смотря на такое состояние человека, пока желчь продолжала литься и является некой энергией для ребёнка. Это слишком утомительно, но Такемичи об этом не задумывается. Ему ни к чему об этом задумываться. -"Жалкий, какой же ты жалкий... Хах, ну же, будь хорошим ребёнком и прибери за собой то, что ты разлил, будь хорошим ребёнком и "почини" себе самостоятельно. Ведь за тебя это никто не сделает, а если ты не уберёшь за собой, будет куда страшнее... У тебя нет выбора, Ханагаки Такемичи. У тебя нет выбора. Нужно продолжать, это явно не последний подход твоего отца. Тебе остаётся лишь терпеть, а дальше... А дальше как пойдёт. Какой же ты жалкий"... Запись в тетради. Неизвестная дата. -["Болевой порог я поднимал с помощью безумного пофигизма на источник боли. То есть, человек кричит ведь когда понимает, что ему например руку сломали, но... Если подавить крик, можно понять, что наш организм пока дает время на то, чтобы боль не чувствовать, плюс адреналин. Люди не привыкают к боли, они привыкают ее терпеть. Мне нужно отречься от тела, да так, чтобы за ним приглядывать, ведь оно мне ещё надо... Плюс, как я ещё узнал с тетрадей мамы, если стресс длиться достаточно долго, то боль может притупится. Моя психика уже не выдерживает, а значит... Я справлюсь. Это лишь констатация факта, который будет повторяться твоей тупой башкой не единожды. Это должно быть выгравировано в твоём черепе до конца, Ханагаки Такемичи! — последние слова были обведены несколько раз, они безумно выделялись и словно не являлись правилом, а являлись подписанием мученического контакта, где рука того кто заставлял подписывать этот контракт, каждый раз заставляла подписывать эту бумагу снова и снова, снова и снова, говоря, что он никуда не денется, и что он снова и снова будет подписываться на мучение ради... Жизни? Дополнение записи. Неизвестная дата. -[Чтобы существовать с отцом, нужно либо умереть, либо быть бессмертным. Верно... Прошло уже достаточно времени с тех пор, как я начал подавлять желание кричать, скорее это потому что уже нет тех эмоций, что меня одолевают. Я вижу как медленно и другие эмоции начали тускнеет. Гнев и печаль начали тускнеть. Но при этом, гнев вспышками заставляет понять, что он ещё здесь, а печаль вновь тушит его. Какой же это ужасный круг... Других эмоций я пока не наблюдаю... А отцу нужны разные эмоции... РАЗНЫЕ ЭМОЦИИ!!!! Я НЕ МОГУ ДАТЬ РАЗНЫЕ! ГДЕ Я ИХ НАЙДУ? ГДЕ?! У МЕНЯ НЕТ ПОДПИТКИ ОТ СОЦИУМА! Я БОЮСЬ ТОГО, ЧТО ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК СДОХНЕТ ИЗ-ЗА МЕНЯ, ВЕДЬ ЗА МНОЙ СТОИТ СМЕРТЬ! Я не хочу приносить отцу новых жертв... И так одна уже есть, скоро видно появится и вторая дощечка на могиле и пустая комната этой... Ловушки." ] Иошайо поднял ребёнка за грудки. Тело маленького мальчика никак не сопротивляется, что выводило его на гнев ещё сильнее, но желание возиться с ребёнком были куда слабее. Силы много, времени мало. -Как же мне ненавистен твой взгляд, хэй,где же твой страх? Каждое создание будет его чувствовать. Будь то крайне не уравновешенный человек или животное. Каждый... -Хэй отец...— проговорил тихий голос, и с остановками, ведь кровь заливается в рот и сложно ею не подавиться, потому Ханагаки просто её глотал, словно воду, -А зачем тебе вообще нужен мой страх? Я не могу его отдавать. -... -Я будто уже мертв, раз не могу предоставить тебе эмоционально своё искреннее отчаяние, — Такемичи проговорил это с издевательством, прищуривая глаза и растягивая рот в улыбке. Улыбка кровавая. Когда-то белые зубы теперь были красные. Кровь стекала с лица, капая на одежду. -Тц... — мужчина недовольно швырнул ребёнка на пол, грубо и бесцеремонно. -Кха! — Такемичи сильно ударился нижней частью тела об пол. Он удивлён, что таким способом не выплюнул свое сердце, что билось в агонии. -Бесполезный, — процедило скривившись чудище, уходя из комнаты, при том , даже в гневе не разрушая построенную ребёнком дверь. Ханагаки не мог толком дышать, что-то сдавило грудную клетку, он перевернул себя лицом к полу и блевал. Блевал кровью, и недавней едой. -Ха-ха... Сука, — передышка закончилась новой порцией крови, что не захотела попадать в желудок. -"Хороший ребёнок снова за собой уберёт, даже если у него нет на это сил... Уберёт, ведь если он не уберёт, уберут его... Больно? Нет... Не больно, нужны таблетки до того как станет больно... Отключись и перетерпи ужас, тебе ничего другого и не остаётся, тебе ясно?" Запись в тетради. Неизвестная дата. -[ Мой отец жаден до эмоций чужих людей, а я ему их не даю... Я сам себе их не могу дать! И то я прошу от себя лишь слёзы! А ему нужен целый большой круг разных! Я не могу дать ему ничего... Поэтому он уходит куда то. Наверное за новой жертвой, той которая даст ему эмоции. Мне плохо. Я чувствую радость тому факту, что отец меня бьёт. Почему? Да потому что в этот момент я хоть что то чувствую. После того, как отец меня изобьёт так становится немного... Легче? Я не знаю. Я не хочу поднимать на самого себя руку. Я не хочу калечить себя, но я позволю это делать отцу. Он в скором времени снова засядет в ожидающую позицию. Он перестанет меня трогать, тогда, я не знаю что буду делать. Чёрт...] Ребёнок сидел на кровати, в пустом доме. В мраке. Этот мир давит, как же он давит. Почему эта комната такая маленькая? Почему она такая тихая? Почему здесь нет никого живого, хотя здесь я? Почему хочется умереть? Почему со мной такое происходит? Почему именно со мной? Я что-то сделал? А что я сделал? Я провинился? Я плохой? О да... Я определённо плохой. Почему? Потому что я плохой. Почему? Потому что так говорит жизнь. Почему? Потому что так говорит жизнь. Почему так холодно? Если мое тело кремируют, мне станет теплее? Если... Если я буду держать руки над огнем мне станет теплее? Нет, огонь мне не нравится, огонь нравится отцу, огонь определённо не друг. Огонь не друг, тепло друг. Но тепла нет. Забавно будет держать руки в огне. Интересно, а когда я сдохну таким темпом? Ничтожное существо, что не знает что будет завтра. Глупый, глупый, безмозглый ребёнок... Ты еблан. Ты конченое убожество. Ты не достоин жизни. Не достоин. Почему? Потому что так сказала сама жизнь. Почему? Почему?... Почему ты не поднимаешься? -Поднимайся... — проговорил хриплый голос ребёнка. Сломленный голос, который как то даже странно звучит в этой комнате наполненной мусором и био мусором, который сейчас лежал на кровати в пустом доме. -Почему ты, ёбаное создание, можешь, блядь, подняться с этой сраной кровати? Почему блядь?! Почему сука?! — душераздирающий крик вышел из его и так сухой потрескавшиеся гортани,пронзая дом, пока тело нагибалось к кровати, -Бесполезное и не весть какое конченое убожество... Как же я тебя презираю, как же я тебя ненавижу... Как же мне от тебя тошнит до невозможности! — Такемичи кричал, но все что слышалось было словно под ватой, или это тот самый шум в ушах к которому просто привыкаешь, -Сколько раз ты пытался встать и столько же раз и предавал свои же слова на счет попытки встать и начать нормально жить! Какое же ты конченное создание... Ты вообще был достоин того, чтобы мама тебя родила и истязала себя ради тебя?! Ты не достоин, блядь, жить, потому что даже не можешь подняться. Ты не оправдываешь ни единой капли жизни что тебе дали! Ни одной. Ты просто лежишь уже какой по счету месяц и нихуя не делаешь! Хах, мама мучилась, а ты ещё хочешь сдохнуть. Потрясающий сын! Слов нет, какое ты уёбище! Почему ты не хочешь двигаться вперёд?... Я заебался, как же я заебался... Помогите... Пожалуйста... Помогите мне... — слезы шли только в его мыслях, когда как тело их не отдавало, глаза же наполнены лишь сухостью, яростью а после и мольбой. -пожалуйста... Весь остальной поток грязи на себя ребёнок просто не мог сформулировать в устную речь или во внятные слова. Это всё просто пронизывало его создание и било по мозгам, ребёнку не нужно было понимать и осознавать слова, ведь он уже знал, какими эмоциями они на него смотрят. Достаточно лишь просто знать, что они существуют, ведь слова каждый раз напоминают о себе. Слёзы появились с перебоями лишь через некоторое время, кажется связь с водами жизни постепенно начинает... угасать. -Ненавижу свое холодное тело...Оно вообще не даёт тепла! Зачем оно мне, если не дает тепла которое я так хочу?! Ненавижу! Ненавижу свое тело! Холодное тело других людей я воспринимаю спокойно, но только не свое. Черт возьми, только не своё. Нож. Это уже выходит за рамки разумного и входит в рамки фантастического. Пустые глаза смотрят в зеркало, тело окаменело, дышало ли оно было самым главным вопрос рядом с : "это ли не просто восковая реалистичная фигура?". Глаза пристально смотрели, ни на что другое они более не смотрели как в глаза, такие же глаза, верно, это было на руку тому существу, что живет в зеркале. Ребёнок видит, как он сам, точнее то, что приняло его облик, медленно выходит из зеркала, верно, медленно выходит. Его руки прошли сквозь пленку и схватились за шкаф, помогая себе им вылезти. Он опускается вниз и ищет. Да, зазеркалец ищет то, что ему нужно, он ищет нож. Где же этот нож? Куда же он пропал? Надеюсь его не нашли? Надеюсь его не перепрятали? Надеюсь им не полакомился монстр в темноте? Ах нет, нет, нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, он здесь. Он здесь. Зазеркальный Ханагаки уже полностью выбрался из зеркала и спокойно достал этот острый предмет. Верно. Он...выиграл? Зазеркалец уже стоит сзади, зеркало не отражает никого из детей. Да, никто, кроме пустой захламлённой комнаты, не отражается. Это славно, подумалось скорее всего Такемичи, ведь он ненавидит своё отражение. Зазеркалец стоит сзади, как он так быстро там оказался был хорошим вопросом, для самого себя, а сам ты ничего самому себе не скажешь, печально. Лже... А возможно и не лже... Такемичи вцепился своими тонкими пальцами в волосы сжимая их со всей злобой, и тащит послушное тело мальчика за волосы назад, обнажая его шею. Взмах. Разрез. На шее был сделан безумно быстрый и очень глубокий разрез, который точно бы дал голове упасть на пол. Ханагаки затаил дыхание, его глаза открыты от шока, но он не хотел умирать, и не собирался. Его руки коснулись шеи, закрывая рану, и он с хрустом вернул свою голову обратно вперёд. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет. Бред. -"Зазеркалец не может достать то, что принадлежит мне..." — что-то с грохотом упало, да с таким грохотом, что кажется это было землетрясение, но это лишь в голове. Всё это лишь в голове, верно? Ханагаки повторял за своим зазеркалецем, но при этом, он действительно достал нож, что именно с тем самым грохотом упал вниз, на пол. -"Нож теперь мой... Тебе он ни к чему", — Такемичи поднес сближенные средний и указательный палец горизонтально шеи, а после раскрыл пальцы, отдергивая свою голову назад. Его шея цела, он лишь бесил того, кто застрял в зеркале теперь уже навсегда. Нож в руках ребёнка при фантазии блестел, хотя света в комнате даже нет, лишь мрак и синие глаза, что ходят по комнате туда сюда словно узник. Теперь у ребенка в руках нож. Он не знает что с ним делать, ведь он лишь забрал этот нож у своего "злого двойника", но что же с ним делать? Обороняться? Убить?... Ханагаки подумает над этим позже. Ведь голова упала на подушку. Холодное железо он как можно ближе прижал к себе, словно это то самое тепло, от которого он зависим. Мозг отключился. Такемичи проснулся. Точно проснулся и первое что он ощутил так это то как в руках он держал нож. Нож манил, нож подзывал. Нож хотел скорее всего крови. Ханагаки мог её дать, он мог бы угостить его своей кровью, он мог спокойно приложить нож к руке, но тут же остепенился. Скорее нужно больше крови, и того, кого не жалко. Ведь своё тело Такемичи не хотел собственноручно ранить без необходимой цели, а раз ножу необходима жертва нужно дать того, кто этой жертвой является, верно? -"Жертва уж точно не я", — думал про себя ребёнок, вставая с кровати. Такемичи пошел по полу, холодному полу, но ноги были и так словно льдом покрытые, потому не обращал внимания на эту глупую вещь, ведь сейчас у него есть другая цель, вместо восстановления идет убийство. Точное убийство. Ребёнок знал, что он скоро убьёт, но не человека, а чудовище, притворившиеся человеком. Оно просто натянуло маску людскую, и оно даже не старается походить на человека, видно таких тварей в мире куда больше и они достаточно распространены, поэтому скрываться даже нет смысла, ведь это глупо. Чудовищу среди людей скрываться глупо. Верно. Что еда сделает потребителю? Ни-че-го. Только если у еды нет в руках ничего. А у мальчика сейчас острый нож. Нож это хорошо. Нож это спасение. Нож спасение в трёх случаях: Случай самоубийства. Случай убийства. Случай самообороны. Ханагаки решил попробовать второй. Он добрался. Да, длинный коридор закончился. Он наконец дошёл до двери. Она большая, громоздкая, а за ней, как и во всём доме гулкая тишина. Тишина. Почему то этому животному нравится тишина. Наверное потому что она убивает ребёнка. Ханагаки дотянулся до ручки двери. Дверь перед сном отец всегда закрывал, всегда, но Такемичи понадеялся на удачу и постарался открыть. Получилось. Верно. На удивление ребёнка у него получилось открыть эту злополучную дверь. Омерзительный запах чего то проженного, словно тут кого-то кремировали, запах сигарет, алкоголя, одеколона, всё это безобразие ударило в нос с дури, и кровь у ребёнка действительно полилась. Блевать не хотелось. Нечем. Да и сейчас он точно видит свою цель. Только со странного ракурса, словно ему отрезали чуть ли не 10 см его роста. Или это оптический обман? Ханагаки оглянулся по сторонам. Беспорядок. Огромный беспорядок, а зеркала завещаны черной тканью. Такемичи было на это всё равно, он решил обойти кровать. Ханагаки покрутил головой, снимая на вождение и рост действительно вернулся на круги своя. Вот теперь можно и преступать. Ребёнок заметил, что отец почти полностью покрыт белой тканью. Только одна рука свисала с кровати и в ней находилась дымящаяся сигарета. Ханагаки отвернулся, посмотреть на дверь, которую он успел закрыть и вернул свой взгляд обратно на руку. -М? В руках у отца лежала теперь бутылка алкоголя. Сигарета, сколько бы не искал Ханагаки, не обнаружилась. Такемичи не предал этому значения и все же обошёл кровать, залезая на неё, и достаточно ловко. Нож был тяжёлым. Достаточно тяжёлый. Но его это не волновало. Ханагаки смотрел на очертание тела под белой тканью, вроде как это одеяло, Такемичи уже не соображал. Но очертания есть, рука есть, трупа нет. Ребёнок решил это исправить. Он взял нож двумя руками, и дабы наносить удары быстро и не причиняя себе вред от того, что руки скользят и могут дойти до лезвия, он большими пальцами держался за кончик рукоятки ножа, фиксируя. Мальчик выдавал себя по полной. Он даже сел на тело отца, чтобы было удобнее наносить удары в его грудную клетку, которая вроде как должна была двигаться. Но затуманенный разум этого скорее всего не замечал. Ханагаки замахнулся и ударил. Нож вошёл в тело, Такемичи оставил оружие на некоторое время там, посмотреть, что получится и через секунды белая ткань ожидаемо окрасилась красным. Нужно больше красного. Нужна красивая красная ткань и Такемичи это сделает. Ребёнок вырывал нож и продолжал наносить удар за ударом в тело отца, куда попадёт. В его глазах не было слёз. Его холодные пустые темно синие глаза забирали жадно вид красной жидкости растёкшийся по такому траурному цвету. Он закончил. Одеяло было багровым, а бутылка алкоголя, насколько увидел Такемичи давно укатилась под кровать. Цель выполнена. -М... Первый вариант. Ведь у меня больше нет выбора. Кроме первого варианта. Ребёнок спокойно спустился вниз. Он не ощущал ничего, кроме новой поставленной цели. Сейчас ребенок не живет эмоциями, лишь задачами, которые отдаёт уже поплывший мозг. Ханагаки зашёл в ванную комнату, даже не включая света, он закрыл дверь и поставил в ванную пробку, дабы включить на полную мощность холодную воду. Пока та набиралась он положил окровавленный нож на раковину. Но, это чертово зеркало. Его выводят эти безумные зеркала. Потому, ребенок перетащил стульчик поближе, взял нож и воткнул со всей дури его в зеркало. Заставляя то лопнуть и раскрошиться. Такемичи не видел себя в отражении, он словно сломал не зеркало, а телевизор, и теперь отражающая поверхность просто не работала. Ванная уже набралась. Ханагаки стоя рядом уже чувствовал этот безумный холод. Ванная дышала на него морозом. Такемичи не раздеваясь начал залезать в неё, первое что там оказалось от него так это капля крови с носа. Она спокойно упала словно на лёд. Ханагаки застопорился но продолжил свои действия. Ноги каменеют от безумного холода, но он толком на это не реагировал, продолжая забираться в ванную. Он лег в неё. Он окунулся в неё лицом вниз. Резко, дабы не задумываться. Он не задерживал дыхание. Его тело кричало что это больно, ужасно больно. Вода пронзает кости и органы с безумной силой. Но мальчик на это лишь продолжал игнорировать действительность, выдыхая из своего рта воздух, заглатывая поглубже эту отвратительную ледяную воду, что попадает во все щели. Ханагаки отказывается всплывать, последний раз вода забрала с легких остатки необходимые организму. Такемичи поднимает голову, действительно наконец очнувшись ото сна. Он тяжело дышит, открыв рот он заглатывает воздух. Содержимое рта падает на подушку нитями, а он продолжает лишь дышать, не глотая. Ему не нужна вода, ему нужен именно воздух. Он ошарашенный. Глаза Ханагаки рассматривают все во круг и мозг понимает, что он в своей комнате, но... Поза... Такемичи наконец заметил в какой позе он находится. Он сейчас пародирует себя из сна, когда тот убивал отца, только вот он убил не тело, а подушку. Во круг валяются перья от неё. А сама она просто в клочья. Нанесённые удары были слишком сильными для неё. Ханагаки убрал руки от ножа, который так и остался в подушке, далось ему это с трудом, ведь пальцы словно превратились в скелет держась за предмет мёртвой хваткой, но тот справился. Такемичи вытер рот от жидкости,но заметил что, что-то не так. Верно. Кровь. Ханагаки размазал кровь из носа, которая от части засохла, а от части ещё была свежа. Голова раскалывается, а мальчика тошнит. Как же его тошнит. Он не сможет добежать до туалета, потому повернулся в сторону от кровати к полу и желудок всё же нашёл, что отдать пространству. -Нет... — он в аффекте вытер рот рукой,-Если я убью отца, то это будет ужасно, ведь, за этим будет идти наказание, — голос мальчика был сам не свой. Отстранённый и пугающе убитый, такой тихий, на грани слышимости, -Для меня наказание, а значит, всё разрушиться ещё больше, и то, что строила мама просто разрушится... Я не хочу разрушать то, что уже из-за меня идёт по швам! — слезы лились уже не так интенсивно как прежде. Странно. Как и голос становился всё менее эмоциональным, хотя ребёнок кричал. Это ведь должен был быть гнев, но он был лишь странной пародией на него. Краски теперь пропадают не только с мира. Нож остаётся использовать только в оборонительном ключе. -"Как это делала мама"... Сколько времени прошло? Ребёнок не знает. Что сейчас? День, ночь? Ребёнок не знает. -Я только ради мамы старался выглядеть опрятно, потому пересиливая себя я находил смысл в чистке зубов и в том чтобы принять ванную. Расчёсывать волосы самое не любимое занятие, но я его делал, чтобы пойти на могилу. Ненавижу свои волосы, они не послушные. Теперь я даже этим толком не занимаюсь! Следующий возможный день. Такемичи уже в них не разбирается, ему лень как либо разбираться в этом, решив, что вернется попозже к этому. Дверь открылась. Верно, там точно слышится два голоса: голос отца, и голос бабушки. -Иногда мне кажется, что он просто зависим от этого ножа. -Зависим от ножа? -Да... Как не прихожу так у него сразу в руках он, не отпускает этот ребёнок его толком. Ханагаки решил немного развеяться и найти что-то... -"Я не зависим от ножа, отец. Я просто хочу безопасности. Безопасности. Я зависим от желания безопасности. Мне кажется, я таким способом свихнусь. Мне стоит меньше себя слушать, и больше гулять. Нужно придумать что-то. Точно придумать что-то, это уже просто никуда не годится"... -Что этот непутёвый навешал здесь? — женщина прикасалась к тканевой двери. -Херню. Не обращай внимания, мать, пошли за стол, ты говорила, что мне это очень нужно услышать. -Ах, да! Верно Шаги удалились. Спать. Ханагаки всегда совал под подушку нож. Этот раз не стал исключением Сегодня ребёнок быстро отключился. Это точно не к добру. Проснулся ребёнок в неизвестном месте, по началу было неизвестное место, странное ощущение и вонь, но когда ребёнок покрутился по сторонам, он понял, это комната родителей. Старая комната родителей, где открыты шторы, где порядок, где зеркала, где стоит... -Ма... Ма? — ошарашенный ребёнок смотрел на неё, он понимал, что это явно всего лишь сон, он понимал это ведь собирал ее кости собственным руками, но она тут и стоит в свой рост и смотрит на себя в зеркало. Ханагаки находился скорее-всего в углу, в таком странном закутке, которого возможно даже в реальной комнате родителей то и нет. Он почувствовал себя ещё меньше, хотя за этот год он немного вырос, однако сон решил забрать набранные чудом сантиметры и в наказание укоротить его ещё больше. Но его это не волновало. Ребёнок желал подойти, но он боялся к ней прикоснуться. Словно если он это сделает, то та просто рассыпется прахом на его глазах. Прахом, по которому он точно под дулом пистолета пройдётся. Такемичи хотел было сжать руки в кулаки, но с одной из рук было что-то не так, сжать не получилось, словно он держал неизвестный предмет в руках. Но оно было не важно. Совершенно не важно что чувствует тело, сейчас важно что видят его собственные глаза. Спектакль в авторстве мозга Такемичи был жестоким и отвратительным. Ребёнок продолжал удивленно смотреть на мать, шага тот не мог сделать, ведь прирос. Его явно используют только как зрителя в пустом зале, или как камеру, ведь глаза улавливают достаточно. Та начала наконец двигаться. Она своими плавными движениями аккуратно открыла шкафчик под зеркалом, и достала от туда ножницы. Юко их разобрала, спокойно и плавно, странно что не было ни истерики, ничего. В ее глаза была лишь пустота, кромешная темно-синяя бездна. Та явно олицетворяет то, что скоро будет с Такемичи, потеря всех красок в его личности и характере. Она просто разобрала большие ножницы и резким движением выкинула в сторону одну из половинок. Ей явно нужна была одна. -Ма... Ма? — удивлённо, нет, скорее напуганной произнёс ребёнок, смотря за действиями женщины. Он мог лишь произносить слова, но это не меняет сюжета. Она ведь не слышит, или делает вид, что не слышит? Как же всё запутано. Юко лишь сказала что-то губами, Ханагаки не слышал что, словно та просто не желала и звука издавать, или не могла. Но ее выражение лица... Её выражение лица в зеркале сулило лишь ужасное недовольство. Чем она недовольна? Кем она недовольна? Зеркало. Ребенок в нём не отражался. Да, весь мир кроме обезображенной от гнева матери там не отображался. Она произнесла что-то вновь и резким быстрым движением разрезала себе гортань. Её голова продержалась в более правильном состоянии пару секунд, а после, голова опрокинулась назад, к мальчику. Этот взгляд полный смерти и отчаяния с гневом, ребёнок никогда не забудет, как и напоминание от отца и того мужчины работающим в органах безопасности. Самоубийство матери было по вине мальчика. -Ма..ма... — Такемичи потерял сознание. Глаза женщины в последний момент сверкнули ужасно сильным материнским беспокойством. Ребёнок очнулся от того, что ощутил боль в области шеи. Это первое, что ощутилось ранее, дальше было всё так по привычному, а именно : сильно бьющееся сердце, панический способ набрать воздуха, холод, дрожь, и остальные не очень приятные ощущения с эмоциями. Однако это было что-то новое. Ханагаки осознал, что проснулся в иной позе, позе не подходящей для сна. Его две руки держат нож, нож повёрнутый на него остриём. Нож протыкает подушку рядом, которую пришлось перевернуть на другую сторону из-за иного сна, лезвие касается шеи. С шеи течет кровь. Такемичи это понимал, Такемичи это точно ощущал. Он аккуратно вынул нож из подушки, положив рядом. -... — он прикоснулся к своей шее, вернув руку для осмотра, он действительно заметил кровь. Но ее не так много, порез не глубокий. Нож мать затачивала достаточно хорошо. -Я не покончу с собой вот так... Мне это не нравится. Такемичи чуть не упав, но встав на свои ноги начал искать глазами аптечку. -Мне нужно перебинтовать шею... Ханагаки вновь собирался на могилу. Цветы, были единственное что он взял с собой. С горем пополам тот постарался выглядеть более опрятно, и пойти до могилы, ведь не помнит, когда он ходил ранее, а письма матери в ящике остановили свой рост, ведь рассказывает этот ужас ребенок ей не хотел. Тетрадь заберёт кровь, мать должна быть чиста. На нем одета черная кофта с капюшоном, дабы не показывать растрёпанные волосы на могиле матери. Дорога прошла через миг, словно тот придумал как использовать телепортацию и для него это не было каким то сюрпризом. Ворота уже были не воротами, а дверью домой. Хотелось ужасно спать. Провалиться в эту землю и заснуть. Да, если это будет осквернением чистой могилы матери, то хотя бы заснуть рядом с тем котом. Лишь бы заснуть. Тело уже не ощущалось, время тоже, давление было постоянное поэтому давление стало частью тебя. Снова это место, снова в вазах цветы и дул ветер, что несёт благоухания. Ханагаки прижал колени к себе и убрал в них голову. Ханагаки думал над тем, чтобы здесь выпустить эмоции. Заплакать. Он правда хотел этого, но... Это всё же случилось. Свершилось то, что было страшнее смерти.. Слёзы, более не идут. Он с ужасом встрепенулся и потрогал своё лицо. Ни одной капли более нет на них. Ни одной. -"Черт.... Я..." — Ханагаки знал, что в такие моменты всегда давал волю слезам, всегда, ведь несправедливость душила, а сейчас... Сейчас слёз попросту... Нет. -Нет... Нет нет нет... — проговорено было быстро и так отчаянно тот,-нет прошу... Нет... — его тело расслабилось пересилив безумное напряжение. Его глаза являлись точной непроглядной пустотой. Такое чувство, словно можно было их использовать, для того, чтобы оказаться там, где нет ничего, и свихнуться с ума. Быстрый способ самоубийства. -Всё, — голос потерял жизнь, -что держало меня в сознании, и что я считал проявлением своей человечности, были слёзы... Теперь их нет. И я действительно теперь похож на куклу... Я кукла... Такемичи не зная себя поклонился, и поплёлся домой. Мальчик поплёлся, он не пошел, не побежал, он именно что поплёлся. От такого эмоционального удара, тот не мог толком ходить, перебирая очень вяло свои ноги, чуть было не потеряв сознание несколько раз, и не упав, разбив своё лицо об бетон. Он не знал что делать. Потому очутился. С грохотом оказавшись на кровать, набитой всяким мусором. Ханагаки попробовал через возможный день снова вернуться к могиле и всё же опровергнуть свои мысли об их отсутствии, но... Слез нет. Ни одной. Глаза болели, но слёз не давали. Реки высохли до конца. Он лишь подтвердил жуткую, ублюдочную реальность. -Можно я заплачу?... Пожалуйста... Пожалуйста! Прошу...умоляю... — говорил ребёнок преклоняясь перед монументом. Это был поклон, который как можно больше прилегал к земле, достаточно сильно, как только это мог себе позволить ребёнок с человеческой анатомией. Ханагаки отчаялся. Даже в таком отчаянии слез попросту... нет. -Я плакал по разным пустякам, а теперь их нет... Прошу... Верните мне слёзы... Я готов терпеть пытки... Но лишь бы мои слёзы мне были спутниками. Самое мерзкое чувство это их отсутствие. Мне плевать на эту ебучую боль, пусть будет, но дайте мне слёзы... Всё что я прошу это слёзы. Самое мерзкое и проблемное это засуха... Прошу... Я правда умоляю... — земля оказалась в ногтях мальчика, когда тот сжал руки, однако того чего он так сильно просит так и не появляться. Слёзы отказались от Такемичи. Ханагаки не знал насколько долго он будет без них, но страх, что это уже сейчас, был неописуемым и пожирал. Ханагаки пытался собственноручно их воспроизвести, например: как резка лука, от этого он часто плакал и не любил это делать. Но сейчас, сейчас было лишь щипение в глазах и отсутствие результата. Ни один из способов не помог вернуть слёзы. Боль, из-за которой он плакал, более на него не действовала. Он уже привык к этому, это не те эмоции. -"Я больше не ощущаю нужных эмоций... Страха потерять жизнь больше нет... Я умер вместе с мамой на все сто? Так люди ещё умеют умирать? Мне никто не говорил, что человек может умереть находясь в живом теле, но я это знал и сейчас знаю, на своём примере... Я больше не жилец? Тогда... Мне нужно избавится от тела, верно?" Ханагаки встал с земли, не отряхиваясь. -"Моих слёз больше нет... Того, что делало меня человеком больше нет... А значит, мне нельзя находится на территории могилы мамы, ведь я не человек. Я приду когда верну свою человечность... Если верну, мама", — он снова очень низко до земли поклонился, тогда встав лишь для того, чтобы возобновить поклон, как и свои слова, -"Если я верну свою человечность, я приду на могилу. Прости, пожалуйста, я... Не смогу тебя более посещать... Прости... " — Такемичи по своей задумке должен был плакать, но слёзы всё ещё продолжали упрямится и отказывались дальше служить ему. Этот чертов кран стучит своими слезами по дну пустой холодной ванны, где и сидит сжавшись ребёнок, в вещах, видимо отказываясь принимать ванну. Кран доводит. Он всегда стучал... Но сейчас слёз у Ханагаки нет, чтобы вторить ему. Поэтому кран его так нервирует, до того же нервного тика глаза. -"Мне даже лампочка в комнате не светит... Она перегорела. Только хотел свет включить, как она тут же сказала мне, что не будет этого делать, и чтобы я на многое не надеялся..." Ханагаки не знал, почему находится в ванной, ведь в ней он чуть не утопился грубо говоря два раза, но та всё равно манит его к себе. -"Я не хочу просыпаться в этом месте. Никогда. Оно пропитано тем, что моё тело не вывозит. Моё тело не хочет умирать, но мой разум не хочет жить так. Это мерзко... Я хочу снова почувствовать хоть какую то безопасность. Пожалуйста... Я Искренне об этом прошу. Умоляю. Я могу только умолять, потому что я уже устал что то предпринимать. Всё ведь уйдет в мусорку. Все мои действия. Абсолютно. Нет того, кто поддержит мои мысли. И не найдётся в этой дыре мира беззакония. Да потому что я даже толком не могу найти человека! У меня нет ресурсов, чтобы его найти! Нет ничего у меня нет! Остаётся только вариант со смертью и приобретением жизни другим способом... Остаётся только лишь посмотреть смерти в глаза и выйти в социум, социум иного состава... Разрушив тем самым свою реальную личность, которую я пытался сохранить. Сначала туда, в мир пиздеца, а после накопление денег на возращение хоть чего то... Человек мне необходим, но найду я его явно в достаточном возрасте,однако точно не сейчас. Самоубийство, это лучший для меня вариант нахождения адреналина и реальной смерти... Мне нужно снова почувствовать себя живым"... Ханагаки вспомнил несколько моментов. Как он оборонялся с помощью ножа от отца, и то как он ловил его, когда у Ханагаки не было в руках острого предмета. -"Ты так странно боишься того, что у меня есть оружие... Отец... Ты можешь спокойно выбить у меня нож, но почему то каждый раз не позволяешь себе этого сделать... Как так? Что такого в ножах? Или дело в том, что нож держу именно я? Как все запутано. Я не хочу думать. Я ненавижу думать... И так много уже думаю, что голова трещит по швам, и я удивлён что она не сломалась, как видно моя психика, раз слёз теперь у меня нет. Но их же можно вернуть, верно? Можно ведь? Я надеюсь что можно... Я хочу их вернуть, они мне дороги... Я не хочу не плакать. Я этого боюсь. Почему что я боюсь всегда сбывается? Это проклятье? Я заебался... Я хочу жить... Почему мне нельзя жить?... Не хочу... Ничего не хочу делать... Я хочу быть ребёнком, я не хочу взрослеть и принимать на себя огромную ответственность именно сейчас. Я боюсь ответственности... Она меня раздавит. Но выхода у меня попросту нет. Как можно скорее нужно предпринимать что либо, ведь мое время, которое я и так тяну, на исходе..." Мужчина поднял Такемичи с пола за грудки, тот лишь тяжко дышал ртом, стараясь не шмыгать носом. Отец собрался нанести удар, как тут же остановил свой взгляд на его глазах, и отсутствию хотя бы слёз. -Как же мне противны твои глаза... Они пустые сродни глазам твоей матери. -... — мальчик мягко улыбнулся, прикрывая глаза, -хах, спасибо за комплимент, отец, это очень приятно, словами не передать. Иошайо кинул ребёнка на кровать и подошел ближе, положив пальцы на шею.. -Что ты делаешь?... — удивлённые ребёнок старался справится с болью по всему телу, ведь раз нет адреналина, то нет и обезболивающего здесь и сейчас. -Разве не знаешь? Пульс проверяю. -Зачем? -Ну может ты уже давно сдох, смотря на твои, блядь, глаза. Ханагаки хмыкнул и увел взгляд в сторону, отрешённо говоря: -"Извини, мама, я наверное приду к тебе намного быстрее чем планировалось. Прости... Пожалуйста..."