«Если судьба, непостижимая для человеческого ума, делает ребёнка игрушкой в своих руках, это ведёт к тому, что полный злобы ребёнок идёт наперекор судьбе».
Берсерк
Несмотря на то, что я знаю, что тебя больше нет, я всё равно не могу перестать писать тебе письма. Ты всегда их очень ждала, прости, что в этот раз так надолго задержался. Нужно было решить кое-какие дела. Недавно мне снился сон. Рев, ты помнишь Касане? Последнее лето, перед тем, как я ушел, чтобы сдать экзамен на хантера. Тебе только исполнилось двенадцать, и тот июль был самым жарким за все время, что я себя помню. Когда других детей загоняли домой из-за страха, что они получат солнечный удар, мы носились как угорелые целыми днями под палящим солнцем. Вот ирония, ты подумай — всю жизнь мы с тобой, наши друзья, все, кого мы знали, прожили возле сокровищ, за которые люди отдавали целое состояние, миллиарды, но всегда оставались нищими. Ха! Богатые ленивые мрази задавались вопросом, на что ещё могут открыть свои набитые карманы, чтобы развеять скуку и удовлетворить пресыщенный аппетит, а мы не знали, будет ли у нас завтра еда на обед. Не то, чтобы я жаловался, просто мне всегда хотелось, чтобы ты жила лучше, чем все остальные. Однажды, когда мы ездили в соседний город на ярмарку, ты увидела босого бездомного в переулке и отдала ему свои ботинки, а потом обожгла стопы до волдырей, потому что песок на дороге был горячим, словно раскалённые угли. Я тебе две недели ноги перевязывал. Всегда считал, что твоя доброта граничит с идиотизмом — невозможно жертвовать собой ради других просто так. Если ты рискуешь своей жизнью ради кого-то, то и он должен рисковать ей ради тебя. Но в мире не было человека, который бы сочувствовал и помогал другим больше, чем ты. Рев, прости. Я не смог сдержать ни одного обещания. Не забрал тебя, Ишиду, Нацуки и Рику с собой, когда вы больше всего во мне нуждались. Я не дал никому из вас лучшую жизнь, не защитил вас и подвёл твою дочь так сильно, что не знаю, смогу ли взглянуть ей в глаза. Все ошибки прошлого, все сожаления о них, вина и горечь утраты вытеснили все, что я мог бы дать ей после твоей смерти. Я не стал достойным человеком, которым ты могла бы гордиться, а стал хантером, которого ты всю жизнь стыдилась. Все, что я говорил, лишь слова. Я ничего не смог сделать. Если бы только можно было все исправить, клянусь, я бы сделал все… Но жизнь не даст мне такого шанса, ведь вас давно уже нет, а искупить свою вину я должен только перед тобой, никак иначе. Мне остается только ждать нашей встречи, но не жди меня слишком скоро, ведь мне нужно заботиться о Рике. Передавай от меня привет Нацуки и Ишиде». Ренджи опустился на колено и положил письмо возле деревянной дощечки, приложенной к могильному камню. На нем было написано всего три имени — как и большинство остальных, могила была семейной. Возле гранитного монумента находилось небольшое углубление, место для цветов, рядом с которым стоял пустой фимиам. Опустив руку в карман кимоно, он вытащил коробку спичек, поджег одну и поднес горящий фитиль к благовониям. Маслянистый похоронный запах ладана проник глубоко в горло, а дымка от горящих благовоний покрыла его издевательским паром — со всех сторон ему улыбалась память о родных. Он сел напротив памятника, сложил ладони и склонил голову. Воцарилась тишина. В тот момент, когда Ренджи закрыл глаза, чтобы прочитать молитву, в кромешной тьме раздался возглас, услышав который, его всего передернуло: — Йо, Ренджи, давно не виделись! Он резко вскинул голову.Это был голос последнего человека в мире, которого он желал сейчас увидеть. Паристон. Ренджи, не будь он собой, смог бы оценить абсурдность всей ситуации — он и Паристон в ярко-розовом костюме ночью вдвоем на кладбище. Звучит как начало неудачного анекдота, и он мог иметь шанс стать смешным, если бы происходящее не было бы гребаной реальностью. Паристон полностью проигнорировал полный молчаливого презрения взгляд, которым Ренджи его окинул, и улыбнулся еще шире: — Вообще-то, на приветствие нужно отвечать. — Ты сюда поздороваться со мной пришел? — Ну что ты, вовсе нет! — со смешком ответил Паристон, вызывая дикое желание дать ему в морду. — Тогда какого хрена ты приперся? — грубо рявкнул Ренджи. Паристон снова молча улыбнулся. Задавать вопрос не было смысла. Конечно, Ренджи знал, зачем тот пришел. И Паристон тоже знал, что он знает, и это доставляло ему даже большее удовольствие, чем если бы он планировал эффект неожиданности. Ренджи поднялся с земли и положил ладонь на катану. — Знаешь, за твоё предательство Ассоциация Хантеров кучу денег предлагает. Пятьсот миллионов за голову, и миллиард, если привести тебя живым, — с расстановкой начал Паристон, прервав загустевшую от висевшего в воздухе напряжения тишину. — Ты, наверное, сейчас самый разыскиваемый хантер в мире. — Интересно, кто же назначил такую огромную награду за мою голову? Даже не знаю, на кого мне и думать. — саркастично парировал Ренджи. — Ну да, это был я, — беззаботно признался Крыса; в отличие от него, Паристон вёл себя так, будто они находились где-то в куда более повседневном месте, чем кладбище, и были не врагами, а закадычными приятелями. — Ты преступник, Ренджи. А преступников положено наказывать. — Уж кто бы говорил. — Понятия не имею, о чем ты. — Паристон оглядел окружающее пространство и вдруг нахмурился. — Мрачновато здесь, не находишь? Беседа сложилась бы более приятно, если бы мы переместились куда-нибудь в другое место. Ренджи молчал. Крыса продолжал пялиться, и на его лице играла неизменная улыбка. — Как же с тобой сложно. — тяжко вздохнул Паристон. — Ладно, что поделать, будем говорить здесь. Ты помнишь четвертое правило хантеров? — Не убей ближнего своего? — Почти, но не совсем. — Чужие губы насмешливо дернулись. — Хантер не может охотиться на другого хантера, кроме случаев, когда есть неоспоримые доказательства виновности последнего в серьезных преступлениях. — Не тебе мне говорить о правилах, придурок, — раздраженно фыркнул Ренджи. Паристон насмешливо вздернул бровь. — Ты убил семьдесят невинных человек. Я вот что-то не припомню, чтобы когда-нибудь прикончил столько людей. Воцарилась неприятная, вязкая тишина. Их бессмысленный разговор уже порядком поднадоел, и Ренджи размышлял, сколько же еще он продлится и — самое главное — для чего эта шваль тянет время. — Слава богу, что ты отказался быть одним из Зодиаков. — Паристон, казалось, не замечал, как его окружает чужая враждебная аура. — От тебя одни проблемы, знаешь ли. Последнюю неделю только последствия твоих действий и расхлёбываю, вообще не продохнуть. И не сказать, что раньше ты был примерным одуванчиком, но сейчас совсем от рук отбился, а? Ренджи, сжав зубы, промолчал. Он мог бы в ответ послать его, но решил не тратить слова. Он знал — если уж сейчас откроет рот, то точно не сдержится и прикончит его в одну секунду. Но Паристон не заслуживал сдохнуть сразу, нет, его смерть должна быть мучительной, жестокой, чтобы боль охватила все его естество. Крыса сдохнет только тогда, когда сам Ренджи решит, что пора. — Я надеялся хоть на какое-то сочувствие от тебя, — обиженным тоном произнес Паристон. — Да хоть сдохни, мне то что. — сквозь зубы процедил Ренджи. Паристон криво усмехнулся, сморщив нос. Пока он делал шаги, размеренно сокращая расстояние между ними, в его голове проносились десятки вариантов событий, которые могли произойти. Если Паристон был здесь один, то справиться с ним не составило особого труда. Хоть Ренджи и чувствовал присутствие лишь одного человека и мог допустить мысль, что кроме них на кладбище никого нет, тем не менее обострившиеся инстинкты вряд ли его обманывали — чужие ауры едва уловимо вибрировали в воздухе, и только очень опытный пользователь нэн мог ощутить их. К тому же нельзя было недооценивать Паристона; тот далеко не идиот, и не самоубийца, чтобы вступать с ним в бой один на один, а значит поблизости точно должен быть еще кто-то, кто скрывает свою ауру и готовиться к атаке. Что же ты задумал, а, сволочь? — Невероятная духовная сила. — Паристон посмеялся, покачав головой. — Я даже с места сдвинуться не могу. Да уж, ты выдающийся хантер, Ренджи. Даже председатель Нетеро восхищается твоими способностями, а я склонен доверять его мнению. Бой с тобой один на один не оставил бы мне и шанса на победу. С точки зрения фактических навыков между нами непреодолимая пропасть. Значит, он прав. Паристон здесь не один. — Тогда при таком раскладе, если ты вступишь со мной в бой, то точно кони двинешь. — на губах заплясал ядовитый оскал. — Не лучше ли сбежать сейчас пока есть возможность? — Сбежать? — переспросил он. — Должен тебя расстроить, но не уйдешь отсюда только ты. Я намерен закончить с тобой здесь, и ты отличное место выбрал для своей могилы. Ренджи направил на него катану. — Меня не волнуют твои намерения, свинья. Я вспорю тебе брюхо и пущу кишки на фарш, а все остальное дам на корм твоим мелким вонючим поросятам из Ассоциации. — Сама жестокость! — воскликнул Паристон — да когда же эта чертова улыбка исчезнет с его лица?! — Можешь проклинать меня, если хочешь. Только все ошибки совершил ты сам, потому что сделал выбор. Из-за них, а не из-за меня, нет твоей семьи. Знаешь, я тут подумал, может, когда все закончится, я наведаюсь к Рике и сам ей расскажу, как все было на самом деле? Злоба захлестнула Ренджи с сумасшедшей силой, он почти оглох от стучащей в ушах крови. — Ты, мразь, ещё раз произнесёшь ее имя, и я отрублю твою башку прежде, чем закончишь говорить. Поле зрения сузилось, и тело само на инстинктах рвануло вперёд, чтобы схватить, разорвать на куски, уничтожить, стереть с лица земли эту тварь, которая по-прежнему топчет землю, ест, пьет, ходит, свободно передвигается и, весьма вероятно, наслаждается жизнью. — Тихо-тихо! — чужие ладони взмыли вверх в знак капитуляции. — Божечки, как же с тобой сложно разговаривать! Я вовсе не собирался вредить ей, это я так, к слову. Однако тебе сейчас не стоит ещё сильнее усугублять своё плачевное положение. — Крыса говорил мягко, успокаивающе, но мягкость эта все равно что шелковые ножны для кинжала. — Это не пойдёт тебе на пользу. Внезапно — Ренджи не успевал уследить за событиями — воздух отяжелел, и чужая подавляющая аура сдавила его тело, словно в одно мгновение он переместился из открытого пространства в тесную клетку. Возле храма они с Паристоном были не одни, но Ренджи понял это еще до того, как увидел не меньше шести десятков хантеров — по десятикратно усилившейся враждебной ауре, окружающей, сжимающей со всех сторон словно силки с тысячами отравленных игл. Такой жажды крови не могло быть у слабых бойцов. Все они были первоклассными хантерами. Что ж… Паристон действительно хорошо подготовился, так что, видимо, придётся ему тут попотеть. — Мне все равно, какая толпа здесь соберётся. — Ренджи применил сю на катане и плотно окружил ее аурой. — Я убью тебя. Ничего более меня не волнует. — Отлично-отлично. Как следует постарайся, Ренджи. Но для начала ты всё-таки разберись с этими ребятами. А я подожду. Раньше он много раз попадал в подобные ситуации. Когда противник превосходил его числом. Когда чужая нэн была настолько кровожадной, настолько пропитанной желанием убить, что от нее перехватывало дыхание и мутился рассудок. Когда он был не в лучшей форме, с ранами, из которых не переставала хлестать кровь, и тело могло в любую секунду отказать ему не от чужого удара, а от кровопотери. Порой он выбирался из такой беспросветной задницы, что потом еще долго вспоминал и удивлялся, как вообще смог остаться жив. Всегда лишь одно оставалось неизменным — он не боялся умереть. Что же ему помогало? Бог? Госпожа Удача? Или обычное стечение обстоятельств? Ренджи знал — есть вещи, с которыми шутить было просто нельзя; иначе накликаешь беду. Это все равно что плевать в лицо судьбе. И если игнорировать ее достаточно долго, она в конечном итоге плюнет в ответ. — Имейте ввиду, я лёгкой смертью не умру. Да, все верно… Но… Было какое-то предчувствие, которое он не мог объяснить… Ясно. В этот раз все не так. Он боялся смерти.Десять лет назад
Главное здание Ассоциации Хантеров, город N Когда три дня назад ему позвонил Бинс и попросил о встрече, он, конечно, здорово удивился. В центральный штаб Ассоциации приглашали только по особым случаям, например во время чрезвычайных ситуаций, когда требовался сбор всех хантеров, но даже на памяти Ренджи за двадцать лет такое случалось раз или два, один из которых был связан со смертью предыдущего председателя. Поэтому Ренджи совершенно не ожидал звонка от Бинса. Ренджи вышел из здания Ассоциации с ощущением, что из него выкачали всю кровь. Вот же… и ведь надо было так вляпаться. Погрузившись в собственные мысли, он рылся в кармане в поисках сигарет, пока его не окликнули: — Ренджи! Он моментально узнал зычный голос Шиго — резкий и громкий, в всеобщем гвалте он разносился как иерихонская труба. Шиго — двухзвездочный охотник за сокровищами. Высокая, стройная, с гладкой загорелой кожей, с длинными бордово-красными волосами, она любила одеваться в цветастые обтягивающие тряпки самых неожиданных фасонов, из-за которых ее всегда было видно издалека. — Поверить не могу, что ты отказался! — без предисловия воскликнула Шиго, приблизившись к нему. — Я всегда знала, что ты чудной, но чтобы настолько и подумать не могла. «Чёрт. Вечно она сует нос не в своё дело!». — Ну и кто тебе разболтал? — не скрывая недовольства, спросил Ренджи. — Паристон бросил смс-ку как только ты вышел. — она, прикрыв один глаз, оскалилась в улыбке, видимо, ожидая гневную тираду с отборным набором крепких ругательств в свой адрес, но Ренджи только чертыхнулся. — Мы поспорили с ним, согласишься ты или нет. Знаешь, я продула. — Жаль. Мои тебе соболезнования. — совершенно неискренне произнес Ренджи. Шиго с преувеличенной трагичностью закатила глаза, после чего отлепилась от стены и ткнула Ренджи в грудь. — Нисколько не верю, что тебе жаль! Блин, я так хотела выиграть билеты в вип-ложу на аукцион в Йоркшине! Ты даже представить себе не можешь как тяжело их достать, а Паристон обещал мне их в обмен на выигрыш. Мне следовало предположить, что ты можешь отказаться от предложения, когда Паристон сказал, что ты считаешь членов Зодиака кучкой лицемерных гнилых мразот, пляшущих под дудку председателя, но что уж поделать. — Что, он прям так и сказал? — едко переспросил Ренджи. — Слово в слово. — подтвердила Шиго. Ренджи не стал говорить ей, что сказанное относилось преимущественно к самому Паристону. — Я встретила его в коридоре пока ты торчал в кабинете у Бинса. Мне показалось, он был расстроен. Паристон всегда принимает неудачи слишком близко к сердцу. Ещё одна ошибка Шиго — думать, что она знает истинные чувства Паристона. Он никогда не говорит, что думает, и не показывает своих настоящих эмоций. В памяти всплыла холёная рожа Крысы и его сладкий, медоточивый голос: «У членов Зодиака нет никаких привилегий, разве что когда предстоит выбрать следующего председателя, то их кандидатуры будут рассматриваться в первую очередь, но даже так у тебя и шанса нет на то, чтобы возглавить в будущем Ассоциацию Хантеров!». Но несмотря на свои слова Паристон выжал из себя все своё красноречие, чтобы затащить его в Зодиак. Честное слово, еще немного, и тот бы начал с ним торговаться. Отчасти Ренджи мог понять его мотивацию — друзей держи близко, а врагов ещё ближе. Все члены Зодиака имеют хотя бы одну звезду, и считаются одними из лучших. Куда проще контролировать таких людей, сделав их своими союзниками. А Паристон всегда хорошо умел держать необходимую силу на коротком поводке. И все-таки. И все-таки. Что на самом деле ему надо? Не обращая внимания на нытье Шиго, Ренджи погрузился в свои мысли. Не то чтобы он совсем не уважал Ассоциацию, но даже в этой системе была та бюрократия и иерархия, которую он недолюбливал с самого детства. Сильные подавляют слабых. Офисные крысы управляют теми, кто делает всю грязную работу. Власть, неприкосновенность и несметные сокровища — вот что привлекает большинство тех, кто идёт на экзамен на хантера. Он уже часть этой системы, но не имел абсолютно никакого желания погружаться в неё ещё больше. Проще говоря, Ренджи просто хотел, чтобы все оставили его в покое и дали выполнять свою работу. Впрочем, не только он терпеть не мог эту крысу в лощеном костюме. В Ассоциации Паристона тоже не любили. Как однажды признался Канзай, любимым развлечением Зодиака, когда они собирались вместе, было делать ставки на то, кто из своих прикончит Паристона первым. Но в аду тоже не дураки сидят и никогда не заберут к себе эту тварь. Ренджи точно знал, что и Шиго не шибко нравился Паристон, но в отличие от него она была не столь принципиальна в том, с кем водить дружбу. Охочая до чужих секретов и интриг, кто с кем, где и когда, зачем и почему, Шиго ручкалась и приятельствовала практически со всеми, кто мог рассказать ей свежую сплетню не только внутри Ассоциации, но и за ее пределами. С Паристоном у неё были отношения, основанные на взаимовыгодной передаче полезной информации. Хотя, если подумать, у того вообще не могло быть ни с кем иного рода отношений. До аукциона в Йоркшине оставалось всего две недели, и Шиго говорила без остановки только лишь о нем: — Как же я люблю Йоркшин, ты бы знал, Ренджи! Из-за работы совсем не получается осесть где-то надолго, вечно меня забрасывает то туда, то сюда… Но если бы появилась возможность, то этот город я бы ни за что не променяла ни на какой другой. Роскошное жилье, отличные рестораны, столько богатых мужчин на любой вкус… Знал бы ты в каких условиях я сейчас живу, ты бы ужаснулся. На прошлой неделе была на Вергеросе по последней наводке, мы ведь с Паку уже три года охотимся на сокровища «Барсийского дракона», вот наконец-то что-то стоящее нашли. Так вот, прилетели мы в столицу, а там от их местного аэропорта до побережья Хеллбель на автобусе двенадцать часов ехать. Да ещё и по ухабистой дороге. Не, ну ты прикинь? Дирижабли у них, видите ли, не ходят из-за муссонов! Все задницы себе отбили в этой мусоровозке, Паку, бедняжка, весь зелёный был, когда мы приехали, срочно пришлось отель искать, а то бы прямо у меня на руках окочурился… Эй, ты слушаешь меня? — Да-да, конечно. Как-то не получалось у него изобразить бурный энтузиазм, но он честно старался, чтобы не обидеть Шиго. Она любила почесать языком — много, не по делу и со вкусом, и остановить ее был в силах разве что конец света или предложение сходить куда-нибудь выпить. Но у Ренджи и так было скверное настроение из-за Паристона, а нажрись он сейчас с Шиго, получил бы кучу проблем. Так что он эту мысль отбросил — не без легкой доли сожаления. К его удаче, из здания Ассоциации вышел Паку. Парень заприметил его раньше и махнул рукой, прежде чем окликнуть свою наставницу. Заметив, какое благодарное лицо было у Ренджи, Паку усмехнулся, поняв, что пришёл как нельзя вовремя: — Добрый вечер, Ренджи-сан. Шиго-сама, я взял у Асачи разрешение на въезд в НЗЖ, так что мы можем уже начать собираться… Та его не слушала — Шиго от своего же рассказа перевозбудилась от эмоций и расчувствовалась, и Ренджи, давно потерявший нить хитросплетеного сюжета, с ужасом увидел на ее лице слёзы. Силы небесные, ну неужто она опять… — Шиго-сама, с вами все в порядке? — осторожно спросил Паку. Внезапно Шиго схватила Паку, обняла за шею, прижав к своей необъятной груди, и с трубным звуком высморкалась в платок. — Мой мальчик, как же ты вырос! — разрыдалась Шиго, тиская в объятьях ученика. — Ты такой взрослый, умный и ответственный, вот уйду я в отставку, станешь самым молодым лучшим охотником за сокровищами! — Ш-Шиго-сама, пожалуйста, прекратите, я сейчас задохнусь. — просипел парень, пытаясь вырваться на волю, но сенсей его не слушала: — Я вот сейчас Реджи рассказывала, каким смелым ты был во время шторма у Хеллбеля! Ты мне практически жизнь спас! — хлюпнула носом та, вновь высмаркиваясь в платок. — Паку же мне ведь как сын родной, я его вырастила, всему научила, отправила на экзамен на Хантера, мы с ним через столько приключений прошли, Паку, мальчик мой, меня столько раз выручал! «Выручал» в понимании Шиго означало, что Паку вытаскивал ее пьяную в хлам задницу из очередного кабака прежде, чем она спустила бы там все свои деньги или решила бы что-то прикарманить. — Отпусти ты его уже, он же сейчас задохнётся. Та послушалась и отпустила своего ученика. — Благодарю. — осипшим голосом произнес Паку, потирая горло раскрытой ладонью. — Сенсей, я же просил вас так не делать. — Ёмае, Шиго, я реально удивлен, как Паку, постоянно находясь рядом с тобой, остаётся жив. — Со мной хотя бы кто-то находится, от тебя бы уже даже ручной таракан на второй день сбежал. — возмущенно огрызнулась она. — Может быть, но все равно не так быстро, как твой муженёк. Паку, отвернувшись, громко хрюкнул от смеха, а вот Ренджи пришлось уворачиваться от летящей в его голову бутылки газировки. — Да не злись ты так, я просто случайно сказал правду! Шиго, судя по всему, была настроена не только запустить ему в голову ещё одну банку газировки, но и ударить его, но Паку, благослови его бог, во второй раз спас его: — Шиго-сама, нам уже пора, рейс через полтора часа. — Ещё уйма времени, мы все успеем! — отмахнулась она. —Должен в таком случае напомнить, что вчера вы скупили почти все магазины одежды. Вы хоть представляете, сколько времени понадобится, чтобы сложить все эти вещи? Если мы сейчас задержимся, то точно не успеем. — с нажимом сказал Паку, и та сдалась. — Ладно-ладно, какой серьёзный, идём. С тебя билеты на следующую Олимпию, Ренджи, в качестве компенсации за мой проигрыш! Они попрощались, и он почувствовал, как на него накатило облегчение. Он уже как-то подзабыл, что с Шиго надо быть поосторожнее — она крайне вспыльчива, и если бы не Паку, ему бы точно досталось. Ренджи едва отошел от здания Ассоциации, как наткнулся на старых знакомых, Морау и Нова. Он заметил их первыми и, в отличие от охотницы за сокровищами, действительно рад был их видеть. — Здорово. Это что, была Шиго? — спросил Морау. — Ее довольно сложно не узнать. — со смешком ответил Ренджи, хлопая Морау по подставленной ладони. — Даже не представляю, как Паку с ней справляется. — Только этот пацан и может с ней сладить. — У Паку стальные нервы. Я бы не выдержал ее и одного дня. — сказал Нов, и Морау с Ренджи переглянулись, удивлённые столь жестким ответом. — Я и не знал, что ты ее так недолюбливаешь. — Вовсе нет. Шиго — бездельница и пропащая выпивоха. Я бы не доверил ей даже стакан воды подержать. — Нов очень тщательно подбирал слова. — Но она хантер с двумя звёздами, так что я отношусь к ней с должным уважением. — Как ты только умудряешься это делать? — Что делать? — Втискивать в одну фразу похвалу и оскорбление. — А я что-то не так сказал? По-моему, с Шиго все очевидно. — Морау, не суди его так строго, Нов и так постоянно достаётся от Шиго — та его на каждой пьянке пытается затащить к себе в постель. — Боже мой, вот тебе обязательно было это говорить? — горестно простонал Нов. — Он ведь от меня теперь не отстанет! — Нет, спасибо тебе большое, наконец-то за два года я узнал хоть какую-то его слабость, а то я всерьез решил, что Нов робот, а не человек. — Хочешь подраться? — Чё, прям в костюмчике будешь? — с долей иронии спросил Морау. — а то он у тебя только из химчистки, не боишься запачкать? — Ты сомневаешься, насколько я силён, а? По Морау было видно, как сильно он сдерживал распиравший его смех. Голосом Нова можно было вгонять в депрессию целые увеселительные кварталы Йоркшина, и это, в принципе, самый большой вред, который он мог кому-то нанести. — А мне нравится ее метод решения проблем. Капелька бухла — и сразу все прекрасно. — весёлым тоном сказал Морау, на что Нов только презрительно фыркнул, выражая этим все своё отношения к методам Шиго. После произнесённой фразы повисло молчание, и Ренджи, занятый поиском сигарет в необъятных карманах кимоно, не сразу понял, что оба хантера все это время выжидательно наблюдали за ним. Ему хватило десяти секунд чтобы понять, чего именно ждали Морау с Нов. — Можете так больше не смотреть. Я отказался. Ответом ему было молчание и такие непонимающие взгляды, будто он предложил взять галлон керосина и устроить массовое самосожжение. — Ты…реально отказался стать одним из Зодиаков?! Ты что, больной? — Вот именно. — огрызнулся Ренджи. — Вместо меня теперь в Зодиаке Джин Фрикс. На это Морау и Нов переглянулись, будто пара кошек. — Странный выбор. — констатировал Морау, поправив средним пальцем очки. — Чем он странный? — спросил Нов. — Джин — неуправляемый сумасброд. Он делает только то, что хочет, и не подчиняется чужим указаниям. — Джин согласился не потому, что я отказался. Ему на Ассоциацию по барабану. Для него быть членом Зодиака просто очередная развлекуха. — Ренджи встряхнул порядком измятую пачку и вытащил оттуда сигарету. — Как же меня бесит, что Ренджи считает, будто знает намерения всех людей вокруг. Господи, конечно, в чем-то он, возможно, ориентировался слабо, но в том, что касается того, что у людей на уме, он уж точно собаку съел. — Меня больше волнует, почему Паристон оказался заместителем председателя. Это совсем на него не похоже. — Думаю, у председателя были причины взять его на эту должность. Его поступки не всегда понятны и объяснимы, но смысл у них точно есть. Кстати, — Нов повернулся к Ренджи. — А почему Паристон, а не Нетеро выбирал следующего Зодиака? Ренджи промолчал. Может, этот вопрос и требовал всестороннего обсуждения, но, если так, по-честному, у него не было ни малейшего желания и дальше разбирать мотивы старика и особенно Паристона. — В любом случае, у Джина нет амбиций, он явно не желает пробиваться наверх, поэтому вставлять палки в колёса Паристон ему не будет, да и согласие Джина не повлечет за собой никаких проблем. Повинуясь какому-то странному чувству, Ренджи поднял взгляд наверх, на бесчисленные окна возвышающейся над ними башни. Может, разыгралось воображение, а может, отголоски неприятного осадка после разговора с Крысой, но казалось, будто с верхних этажей кто-то следил за ними. — Что ж, я пойду. — попрощался Нов. — У меня ещё встреча с Комиссией За Контролем Качества, а они не любят ждать. Больше ничего не сказав, Нов ушел в сторону центрального входа башни Ассоциации. Когда тот отдалился на достаточное расстояние, Ренджи краем глаза заметил, как Морау едва заметно качнул головой. — Пойдем, поговорим. Пройдя несколько метров к зелёной аллее, растянувшейся на противоположной стороне улицы, они сели на лавку напротив фонтана. Ренджи оглядел окружающее и пространство и использовал Эн, расширив свою ауру вокруг них. — Что ты знаешь о Метеоре? Такое начало стал для Ренджи неожиданностью. — Огромная населённая свалка где-то в Йорбии, рассадник изгоев, преступников, наркоманов и прочей швали. Далеко не самое приятное место для жизни. — проговорил Ренджи, копаясь в обрывках памяти. — Кажется, его вообще не существует. Соседние страны используют город как место для сброса отходов, и считается, что там никто не живет. Морау кивнул, мол, все так. — Посмотри-ка на это. Морау вытащил из кармана два листка бумаги, проглядел их, один протянул Ренджи. Тот взял лист и увидел, что это копия распечатки. — Это список компаний, зарегистрированных в Метеоре. Один знакомый Хантер подкинул информацию. После случая с подрывниками-камикадзе вся полиция в Йоркшине на ушах стояла, и администрация города привлекла кое-кого из верхушки Ассоциации. Но как только это произошло, дело быстро свернули. А потом на счёт одной из компаний поступил перевод в пять миллиардов дзени. Знаешь, от кого? — Ассоциация? Морау кивнул. — Ты же не серьезно. — недоверчиво сказал Ренджи. — Абсолютно серьезно. — Да с чего бы Ассоциации отправлять деньги в Метеор? В этом, блин, нет никакого смысла. — Да, смысла нет. Но знаешь, с чьих счетов через Ассоциацию переводятся средства? Ренджи почесал подбородок. Ответ напрашивался сам собой. — Мафия? — Верно. И все началось три месяца назад, практически тогда же, когда поступил запрос в Ассоциацию, и дело о подрывниках свернули. Улавливаешь связь? За очками нельзя было разглядеть выражение лица Морау, но в его голосе явственно слышалось беспокойство. Способности Морау отлично ему подходили, ведь прежде, чем сказать что-то конкретное, он вечно наводил тумана. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Значит, у него там связи? — Похоже на то. — Мне трудно в это поверить. — Насчет связей? — Нет, насчёт мафии. Этот парень — если бы я не знал кто он, у меня сложилось бы впечатление, что он еще полгода назад в школу ходил. И в мафии тоже не идиоты сидят, они в жизни не станут брать в партнёры такого типа как Паристон. Морау глядел куда-то вперёд, казалось, забыв про дотлеваюшую сигарету. — Меня больше волнует, почему председатель считает, что Крысе можно доверять. — А тебе не кажется, что старик говорит меньше, чем знает? — хмыкнул Ренджи. — Уверен, он в курсе всех подковерных игр Паристона, но ему просто интересно посмотреть, как далеко тот зайдёт. — Не думаю.— В манере Морау была какая-то отстраненность, будто он сам с собой разговаривал. — Никак не могу понять, что у него в голове творится. «Подождем — увидим». Вот все, что я слышу. Но, собственно, чего я жду, это же председатель….А напрямую вопросы задавать я не могу. — Если деньги мафии в Метеор и правда идут через Ассоциацию, то это значит, что мафию поддерживает кто-то из вышестоящих. И Ренджи, и Морау, отлично знали, что мафия при возникновении сложностей, не решавшихся грубой физической силой, предпочитала обращаться к хантерам. Обращение обосновывалось двумя причинами: первая — практически любые действия хантеров, в отличие от обычных наёмников, не преследовались по закону, а во-вторых, из-за способностей, недоступных обычным наемным убийцам. Однако сами хантеры не слишком стремились ввязываться в заказы, исходящие от самой мафии. Грязно, опасно, и, ко всему прочему, немногие из них жаловали быть простой наемной силой. — Ты хочешь разобраться в этом? — Ренджи бросил окурок на землю и придавил его сандалей. — Не знаю… Но у меня дурное предчувствие. Если кто-то из руководства проворачивает свои дела с мафией, это бросает тень на всю Ассоциацию. А если такое произойдет, то это поставит под угрозу всю организацию, потому что государство посчитает, что мы и сами ничем не лучше мафии. — Погоди, Морау. — прервал его Ренджи. — Мне кажется, ты забегаешь вперед. У тебя есть расплывчатая информация о компаниях-пустышках мафии в Метеоре, теория о том, что Ассоциация поддерживает мафию и предположение, что Паристон во всем этом замешан. Не думаешь, что слишком много предположений и слишком мало фактов? — И что ты предлагаешь? — Для начала собрать информацию. Без нее у нас не будет и шанса продвинуться дальше. Я, конечно, рад, что ты так печешься об Ассоциации, хоть и не совсем понимаю, зачем тебе это нужно. Если мы не будем осторожны, то помрем раньше, чем доберемся до правды. Ты действительно всерьез хочешь взяться за это? — Если оставить все так, как есть, то закончится тем, что хантеров станут считать обычными преступниками. Хочешь сказать, что ты бы на моем месте закрыл на это глаза? — Я просто спросил. Попробую поискать по своим каналам, если что-то найду, сразу свяжусь с тобой. — Я тоже кого-то найду. — Морау поднялся и закинул трубку на плечо. — Ренджи. — Чего еще? — Спасибо. За то, что согласился помочь. В голосе Морау звучала такая явная благодарность, что Ренджи фыркнул и отвернулся. — Пока еще не за что.***
Нурарихён — небольшая республика на полуострове возле континента Очима в Азии. Ее территория главным образом занята пустыней и горными хребтами, высота отдельных пиков которых превышает четыре тысячи метров. До самого большого города полуострова, Бирендра, можно было добраться от столицы на дирижабле или по морю от ближайшего порта Денсапар, находившегося в прибрежном городке на востоке континента. Но Ренджи не интересовала Берендра — его пункт назначения лежал на самом юге полуострова, в провинции Касане. Из-за огромного расстояния между населенными пунктами, Касане была практически отрезанной от внешнего мира, поэтому, как и тридцать лет назад, когда Ренджи впервые покинул родной дом, от Берендра до Касане шёл автобус один раз в день. Его попутчиками были возвращавшиеся с заработок в столице рабочие-шахтёры в темно-зелёных формах и туристы, желающие поглазеть на знаменитые алмазные шахты. Последние первый час поездки вовсю обсуждали брошюрку-путеводитель с изображениями преувеличенно ярких, сверкающих бриллиантов. —…провинция Касане является местом добычи самых дорогих драгоценных минералов в мире — радужных алмазов. Стоимость одного карата — примерно одна целых и три десятых миллиарда дзени. — прочитала женщина в кепке напротив Ренджи. — Одна и три миллиарда?! Ты не шутишь? — пораженно воскликнула ее подруга. — В жизни не поверю, разве может что-то стоить так дорого? — Говорят, радужные алмазы одни из самых прекрасных вещей на всем свете. — Ох, наверное, поэтому тур стоил так дорого. — предположила женщина; Ренджи не смог уловить связь между ее словами и вышесказанным. Ну да, конечно, отдавать пятьдесят тысяч дзени ради того, чтобы тащиться в такую глушь и глазеть на камни, действительно неоправданно дорого. — Надеюсь, он того стоит. Хоть и ехали они довольно долго, Ренджи не заметил ни одного указателя, и человеку, который никогда раньше не был в Нурарихён, было непонятно, в каком направлении они едут. Пейзаж был однообразным, одинаковым, и казалось, что нагромождения киноварных камней не закончится никогда. На безоблачном небе пылало раскаленное солнце, воздух был тягучим и вязким, словно резина. Жара заставила умолкнуть даже галдящих туристов, которым, казалось, погода была нипочем. Лето в Касане не было прохладным и свежим, напротив, оно словно задавалось целью иссушить все живое. Спустя несколько часов пустынная равнина начала менять свои очертания, искажаться, подниматься и опускаться. Вдалеке, за зыбким песчаным маревом, проступили пики карминно-красных горных хребтов. Это означало, что они приближались к каньону Яри, за которым до Касане было рукой подать. На Ренджи нахлынуло облегчение — дорога между высоченными каменными массивами проходила по большей части в тени, где можно было укрыться от удушливого жара пустыни. Небо пестрело багрянцем. Закатное солнце медленно, но неотвратимо уплывало за горизонт. Темнота наступила в один миг, будто кто-то зашёл в комнату и выключил свет. Автобус подъезжал к городку, оттеснённому на самый край пустыни. Туристы, увидев, что пункт назначения уже совсем недалеко, заметно приободрились и возобновили разговоры. Большинство домов выглядели так, будто в них никогда и не жили. У остальных, недостроенных, окна были без стекол, с облупившимися рамами, а сами дома стояли в лесах, с серыми от летящего песка стенами. У их дверей были свалены бетонные блоки и кучи желтеющих стройматериалов. Ренджи вышел из автобуса, когда тот проехал северный квартал, и пошёл по пустынной улице. Он приезжал сюда не так часто, раз или два в год, но каждый раз удивлялся, как городок еще окончательно не запустел. Касане существовал за счет туризма, но по большей части благодаря финансированию правительства республики, ведь именно здесь, в карьере Гелай, добывались те самые радужные алмазы и другие драгоценные металлы, так ценимые толстосумами со всего света. Практически половина населения Касане были горняками и шахтерами. Только так можно было здесь выживать долгие годы, ведь другой инфраструктуры у города практически не было. Дом его сестры стоял практически на отшибе поселения в самой северной стороне. Песочного цвета, с плоской черепичной крышей и замысловатой оранжевой лепниной, украшающей свод, он состоял из двух этажей и имел на парадной стороне небольшую террасу, укрытую пологим козырьком. Окна на первом этаже были распахнуты, и теплый вечерний ветерок вздувал полупрозрачные занавески. — Нацу, быстро встал! Пока ты читал мангу и ржал, как идиот, мать уже успела приготовить ужин! Требовательный голос, доносящийся из глубин дома, принадлежал старшему сыну сестры — Ишиде. Ренджи, решивший не отказывать себе в удовольствие понаблюдать за происходящим, прошел мимо входа в дом на террасу, и сел на выступ под окном так, чтобы его никто не смог заметить, а он —беспрепятственно смотреть, что происходит на кухне. Через пару минут после по лестнице раздались неторопливые шаги и на кухню зашел младший брат Ишиды, Нацуки — загорелый, босоногий и худой, с падавшими на глаза и веснушчатый лоб взлохмаченными черными волосами, одетый в белую футболку с парочкой застиранных пятен и шорты-хаки. — Да блин, тут я, тут… — Дрыхнешь весь день. Опять поздно лег спать? — строго спросил Ишида. Он стоял возле раковины, полностью одетый, собранный, и вытирал полотенцем мокрую посуду. Вместо ответа Нацуки широко зевнул и уселся на стул, потирая глаза сжатой в кулаке ладонью. С минуту смотря в никуда заспанным взглядом, он ещё пару раз зевнул, и тут его внимание привлекла одна из тарелок. — Ого, пироженки! — радостно воскликнул Нацуки, но как только тот потянул руки к тарелке, Ишида коршуном навис над братом. — Что это ты делаешь? Никаких пирожных, они не для тебя. Нацуки фыркнул. — Чё ты раскомандовался, петух. Мама для всех купила, ты не имеешь права лишать меня их. Ишида бесцеремонно отпихнул ладонь брата и отодвинул тарелку на край стола. — Во-первых, не суй свой нос туда, куда не следует. Во-вторых, мама их купила для своей подруги, так что никто из нас их не получит. — отчеканил Ишида. — А в-третьих — ешь свой ужин. — Если ты ей не скажешь, она ничего не узнает. — Можешь даже не пытаться. Все равно будет так, как я сказал. Если бы можно было убивать взглядом, от Ишиды бы уже и мокрого места не осталось, поэтому Нацу оставалось только тихо скрипеть зубами и разрабатывать план, как отомстить старшему брату и при этом не лишиться пирожных. Когда Ренджи снова посмотрел на Нацу, выражение лица стало у него уже совсем другим. Значит, что-то задумал. — Ну Ишида-а-а, я же знаю, ты и сам ведь хочешь эти пирожные, вон как смотришь на них. — льстиво протянул Нацуки, наивно решив сыграть на человеческих слабостях. — Их тут целых восемь, если возьмем по одной штучке, мама и не заметит. — Она уже спускается с Рикой, а ты убери от тарелки свои руки! Нацуки хмуро посмотрел на брата, буркнул себе что-то под нос и обиженно засопел. Воцарилась тишина. Ренджи решил, что перепалка племянников закончилось и больше ничего интересного он не застанет, но не тут-то было. Нацуки, притворившись, что пирожные его больше не интересуют, покосился одним глазом в сторону старшего брата, стоящего к нему спиной. А следовательно, и к столу. А следовательно, и к пирожным. Выждав, когда Ишида включит воду, чтобы домыть оставшуюся посуду — тот будет сконцентрирован на деле, значит, вряд ли повернется посмотреть, что делает младший брат — Нацуки протянул руку к тарелке и начал медленно тянуть к себе желанный десерт… — А НУ БЫСТРО ПОЛОЖИЛ!!! Нацуки от испуга громко охнул и подпрыгнул на месте. — Черт! Словно в замедленной съемке тарелка взлетела в воздух и покатилась по столу. Казалось, будто время замерло — все глядели наверх, не в силах оторвать взгляд от летящих сливочно-шоколадных пирожных. Их полёт длился лишь миг, пока они с печальным шмяком не приземлились на пол. А следом за ними, с хрустальным звоном, и сама тарелка. — Нацу…— послышался угрожающе тихий голос Ишиды. — Придурок, ты что наделал? По первому было заметно, насколько сильно тот напрягся («очканул» как сказал бы сам Нацуки). Ситуация была соизмерима с той, когда наблюдаешь, как из песка на тебя поднимается кобра. — Я это… э-э-э…я не специально, правда… — Почему нельзя просто делать так, как я прошу?! — А почему ты вечно командуешь? Достал уже! Из-за каких-то пирожных решил, что ты тут самый главный! Жалко что ли было дать?! — А тебе сложно было заткнуться и молча сожрать ужин вместо того, чтобы пререкаться?! Это была любимая тарелка мамы! — Ты меня спровоцировал и вывел на эмоции, я разозлился! — распалялся Нацуки. — И вообще, если бы не ты, я бы не уронил тарелку! Я не виноват! — Это самое тупое оправдание, что я слышал в своей жизни. — насмешливо хмыкнул Ишида. —Ты планировал это с самого начала, чтобы потешить свой комплекс «старшего брата»! — заорал Нацуки, с грохотом выскакивая из-за стола. — И вообще, я знаю, что ты по-любому хотел все пирожные себе забрать! — Нацуки, ты уронил тарелку, потому что ты… Господи, я забираю свои слова обратно, ты не придурок, ты бог идиотизма! А теперь извинись и приберись тут, пока мать не пришла и не увидела! — Не смей командовать мной! Мерзкий Ишида, ты у меня поплатишься за все! Раз — и Нацуки, перемахнув через стул, занёс сжатый кулак и, не тратя времени ни на силу, ни на прицел, ударил старшего брата прямо по переносице. Ишида, отпрянув, схватился за нос. От внезапности произошедшего он находился в шоке, но Нацуки не дал ему времени сориентироваться, а схватил за бока и с воинственным воплем повалил на пол. Как только Нацуки придавил своим весом тело старшего брата, и поднял руку, чтобы нанести решающий удар, Ишида очнулся от остолбенения. Злобно рыкнув, он ударил того стопой по спине, да так, что Нацуки, охнув от боли, на мгновение ослабил хватку. Ишида ловко повалил брата в сторону, сжал его бока коленями и придавил локтем плечо. — Ах…ты…грязная обезьяна…— прохрипел Нацуки, и упёрся ладонью в подбородок Ишиде. Все внимание Ренджи было сосредоточенно на разворачивающейся битве, поэтому он не услышал звуки торопливых шагов по лестнице. Реви стояла в дверном проёме, с ужасом глядя на пол. — А ну быстро прекратили, вы, оба!!! Вся эта эпопея длилась минут десять. Реви гневно кричала, что выпорет обоих сыновей, взрослый серьёзный Ишида мутузил Нацуки под истеричные вопли последнего, что его убивают. — Ты никогда не победишь меня, мелкая сопля! — прокряхтел Ишида, стараясь увернутся от ладони брата, но Нацуки не сдавался. — Заткнись, Мерзишида! Гнилошида! Лицо Ишиды побагровело, и вовсе не потому, что Нацуки упирался коленом ему в трахею. — Хватит коверкать мое имя! — Отцепись от меня! — Сам отвали! — Отпустите друг друга, немедленно! Ишида, Нацуки, ну-ка быстро! — прикрикнула Реви, наклоняясь, чтобы разнять братьев, но вряд ли те вообще ее слышали — у них самих в голове наверняка все шумело и глохло от злости и адреналина. Стоило разнять этих двух идиотов, иначе среди пострадавших оказалась бы не только тарелка, но и вся кухня. — Рев, ты вообще воспитываешь своих детей? — с толикой насмешки произнес Ренджи. — Они ведь у тебя сейчас весь дом разнесут. Нацуки, единственный, кто услышал в разгаре битвы посторонний голос, кое-как повернул голову и уставился обалделым взглядом в окно, пропустив удар Ишиды в бедро. — Мам, это же дядя Ренджи! — радостный возглас Рики разнесся по дому. Перемахнув через раму, хантер схватил Ишиду за шкирку и оторвал от брата, Ишида всё же успел нанести последний удар, на что Нацуки зашипел, как разъяренная кошка, и пнул того в ответ по хребту. — Я тебе сейчас зубы в морду вомну! — Хватит уже. — Ренджи небрежно поставил старшего племянника на ноги. — Ты взрослый, так чего ведешь себя как буйная пятилетка? Ишида хмуро посмотрел на него и поджал губы. — Ты все видел? — Естественно. Кстати, ты выигрывал. — усмехнулся Ренджи, на что Ишида едва заметно улыбнулся. — Иди, давай, приведи себя в порядок. Реви проводила старшего сына взглядом, полным молчаливого осуждения. — О Бо-о-оже, дядя Ренджи, спасибо, я думал мне точно кирдык. — простонал Нацуки; запыхавшийся, багрово-красный, взмокший от пота, он перекатился на живот. — Скажи-ка, Нацу, почему я застаю вас дерущимися каждый раз, когда приезжаю? Тот в ответ пожал плечами и состроил выразительную гримасу, мол, откуда я знаю. — А ты опять в своём старушечьем кимоно, дядя. — В глазах Нацуки плясали бесенята. — Где ты их покупаешь, на барахолке для старых перечниц? — Будешь дерзить, сопляк, о поездке в Йоркшин можешь забыть до совершеннолетия. — Ладно-ладно, извини.— Нацуки тут же выставил руки в примирительном жесте. — Больше ничего не хочешь сказать? Пацан в непонимании захлопал глазами, и как только понял, его лицо слегка скривилось. — Твои кимоно высший класс, — нехотя буркнул он. Вот ведь паршивец. — Другое дело, — ухмыльнулся Ренджи. Нацуки ещё сильнее помрачнел. Он-то считал, что в их семье у него язык подвешен лучше всех, поэтому Ренджи не отказывал себе в удовольствие время от времени разубеждать Нацуки. — Ты к нам надолго? — раздался рядом голос; Реви вернулась из соседней комнаты. — На пару дней. У меня в соседней республике заказ, пока есть время, собираю информацию. — Ну, хорошо, — понимающе кивнула она. — Ребята по тебе соскучились, как-никак полгода не видели. — Съездим с ними в столицу, — пообещал Ренджи. — Отличная идея. — Мягкая улыбка осветила лицо Реви. Тщательно вытерев руки и положив полотенце на край раковины, она окинула его каким-то оценивающим взглядом. — У тебя что, опять новое кимоно? А где то, с воронами? Они читают друг друга мысли или просто сговорились заранее? — Вообще-то оно с журавлями. — проворчал Ренджи. Нацуки тем временем играл с Рикой в какую-то игру, придуманную ими двумя, но по плохо скрываемому любопытству на лице становилось ясно, что он жадно подслушивал их разговор. У сестры после этих слов по губам расползлась ехидная улыбка. — Ренджи, скажи-ка, ты никогда не задавался вопросом, почему все твои якобы «сшитые на заказ» кимоно имеют женский фасон? — Сто процентов он их у какой-нибудь престарелой гейши спёр. — А что значит «спёр»? — спросила Рика, поворачиваясь к брату. — Следи за языком, пожалуйста, — недовольно проговорила Реви, убирая тарелки со стола. — Ты же знаешь, Рика все повторяет за тобой. Когда мать отвернулась, Нацуки быстро наклонился к уху сестры и что-то прошептал, на что девочка приглушенно захихикала. Тот заговорщицки ей подмигнул и приложил палец к губам, мол, только молчи. Ренджи, глядя на происходящее, не смог сдержать дрогнувшие губы в улыбке. Рика с самого первого дня была любимицей племянника, и несмотря на то, что Рев держала своих детей в строгости, он разбаловал сестренку своим вниманием. На кухню зашел Ишида. Причёсанный, опрятный, в заново отглаженной форме, будто бы и не вступавший недавно в яростную схватку с братом. — Я пошёл на работу, — он закинул на плечи рюкзак и, проходя мимо, потрепал Нацуки по голове, а затем и Рику. — Присматривай за мамой и сестрой. — Да знаю я! — фыркнул тот, уворачиваясь от касания, на что у Ишиды вырвался только снисходительный смешок — видел, как младший брат покраснел от смущения. Как только старший брат вышел, Нацуки с горящими глазами вихрем повернулся к нему. — Видал, как Ишида на очко присел, когда я на него замахнулся… АЙ! — зашипел Нацуки, потирая затылок. — Мам, за что?! — В следующий раз дам тряпкой по зубам. Это что ещё за слова такие, ты что, только вчера из свинарника выполз? Кто тебя научил так ужасно выражаться? — возмутилась Реви, складывая своё «оружие» на край стола. — Не будь таким наглым только потому что вам не досталось за драку, тебя всё равно ждёт серьёзный разговор. Когда они остались с Рев вдвоем, окончательно стемнело. Ренджи оглядел кухню — просторную, со старой объемистой плитой изумрудно-зеленого цвета, деревянными подвесными шкафчиками с посудой и кулинарными книгами, большим столом под чистой светлой скатертью. В углу кухни стояло старое бахромчатое кресло с валяющимся гейпадом, подарком Ренджи на прошлый день рождения Нацуки. Пространство уютно освещал мягкий теплый свет от настенной лампы, висящей над входом. За полгода Реви нисколько не изменилась. У неё была бледная кожа, ярко контрастирующая с загорелой кожей местных, гладкие чёрные волосы, светлые, почти прозрачные глаза. Все её дети были похожи на неё, кроме Ишиды, которому достались тёмные глаза отца. Реви поставила перед ним дымящуюся чашку кофе и села рядом. Ренджи кивнул на противоположный угол стола: — Гидо больше не платит алименты? Реви бросила нечитаемый взгляд на стопку счетов. Если бы он не знал её так хорошо, то не заметил бы едва уловимую тень тревоги, промелькнувшую у неё на лице. — Его уже несколько месяцев нет в городе, — отмахнулась сестра. — Неважно. Никто не знает, где он, и меня это не волнует. Мы без него отлично справляемся. — Я не сомневаюсь, но у тебя трое детей. Этот козел не участвовал в их воспитании, так пусть хоть деньгами помогает. Куда он мог деться? — Ренджи, хватит, пожалуйста, — через силу улыбнулась Реви. — Всё нормально. — Вот опять ты, вечно у тебя всё нормально, — раздраженно фыркнул Ренджи. — Поэтому Ишида работает, да? Только не говори, что на шахте. Последние слова упали в пустоту. — Я дам вам денег. — Нет. — В обыкновенно мягком голосе Реви зазвучал металл. — Мы говорили об этом. Я приняла твою…профессию с условием, что мы никогда ее не обсуждаем, но принимать деньги, заработанные подобным образом, я не буду. — Ты говоришь так, будто эти деньги я беру у трупов. — Я не это имела ввиду, но твои слова недалеко ушли от истины. — Реви тяжело вздохнула, проигнорировав его недовольный взгляд. — Когда ты стал хантером, я так обрадовалась за тебя. Думала, наконец-то твоя мечта исполнилась. Но убивать людей за деньги…я никогда не думала, что ты такой жестокий. Неужели деньги могут быть важнее жизни? Ренджи молчал. На это ему нечего было ответить. Так ты думаешь, дело в деньгах. Тогда тебе тем более не стоит знать правду. Почему я убиваю? Потому что это интересно. А когда противник силён, это интереснее в десять раз. Мне не нужна причина, чтобы быть хантером-убийцей. — У этих людей может быть семья, любимые, могут быть дети, ты не можешь убивать их просто потому, что этого хочет другой человек! — Если у человека есть деньги, он может захотеть все что угодно. Богатые, знаешь ли, люди капризные, и желание кого-то прикончить ещё не самое аморальное, что может придти к ним в голову. Я просто выполняю чужие приказы, не делай из меня какого-то серийного маньяка. Реви посмотрела на него; в ее светлых глазах застыл ужас. — Господи, Ренджи, в тебе что, нет ни капли милосердия? — Милосердие? Извини, Рев, что-то я не припомню за собой подобной фигни. — Вот как. — Реви замолчала на какое-то время, переваривая информацию. Лицо ее разгладилось, приобрело нечитаемое выражение, но по холодному взгляду глаз он понял, что она уязвлена его словами намного больше, чем показывала. — Не знала, что ты так к этому относишься. — Как — так? — сухо спросил он, с трудом подавляя нарастающее раздражение. Да что она, собственно, прицепилась к нему? Каждый раз одно и тоже, двадцать лет никак не может оставить его в покое. — Просто. Будто убить все равно что вынести мусор. Хотя…уверена, именно так все для тебя и выглядит, — произнесла Реви, испытующе глядя на него. — Знаешь, Нацуки только и болтает о том, что хочет стать хантером. Все время спрашивает меня, чем ты занимаешься, и просит, чтобы я отпустила его вместе с тобой охотиться за сокровищами. Ренджи, мне приходится врать собственному сыну, чтобы не говорить, что ты наёмный убийца! — Я не наёмный убийца, а охотник за головами, и большинство из тех, кого я убил — преступные отродья, заслуживающие либо пожизненного срока, либо смертной казни, так что в каком-то смысле я помогаю им, и себе, и заодно и всем вокруг тем, что избавляю общество от швали. Спроси любого хантера из Чёрного списка** что они думают по поводу своих убийств, и те ответят тебе едва ли не то же самое. — Замечательно, что ты считаешь свою профессию полезной, но даже так ты ничем не лучше карателя. — Отрадно слышать, — грубее, чем следовало оборвал ее он. Рев продолжала сверлить его мрачным взглядом. Устало вздохнув, он сбавил обороты и продолжил. — По крайней мере это лучше, чем быть в твоих глазах грязным убийцей. Слушай, я уже реально устал пререкаться с тобой, сколько мы все это обсуждали, пятьсот тысяч раз? Ты не хуже меня знаешь, что я не такой сердобольный, как ты, я не обливаюсь слезами каждый раз, когда вижу голодных детей или замученных кошек, так что давай закроем тему, пока мы окончательно не рассорились, ладно? Наступила тишина. Вместо того, чтобы сказать что-то, Реви просто глядела на него и ждала. — Ну что? — наконец спросил он после долгого молчания. Прошло ещё несколько мгновений прежде, чем раздался голос сестры. — Скажи…— начала она, как показалось, с неуверенностью, но после секундной заминки продолжила. — В твоём мире все хантеры такие, как ты? Беда была вот в чем — он совершенно не знал, как объяснить Реви про то, кто такие хантеры. По своей сути, каждый, кто хочет стать хантером, имеет свою труднодостижимую цель, будь то деньги, знания, охота за редкими видами животных, за вечной красотой и молодостью, неизведанными землями, и мир предоставляет возможность исполнить все свои мечты, получив заветную лицензию. Она открывает множество дверей, наделяет свободой и влиянием, средствами, информацией, а также защитой под покровительством Ассоциации. Профессия Хантера безумна и опасна, но все опасности с лихвой окупаются тем, что можешь исполнить свои самые сокровенные желания. Вот как видит хантера обычный человек. И вот что быть хантером означает для него. Когда-то давно и сам Ренджи грезил о несметных богатствах и приключениях, как и любой нормальный мальчишка лет в десять, но когда вырос и получил лицензию, то быстро понял — по-настоящему великим хантер станет лишь тогда, когда превзойдёт всех остальных в своей области. Приключения уже казались ему детской блажью, как и стремление гоняться за сокровищами. Все это виделось ему пустой тратой времени. В течение нескольких лет он искал то, чем хотелось бы заниматься, какую-то свою цель, о которой прежде и не задумывался, и пройдя через одно за другим события в жизни, Ренджи понял: Лучше всего у него получается убивать. Так уж вышло, что темперамент, манера вести себя и говорить, и особенно его способности нэн как нельзя лучше подходили под профессию наемного хантера. Он был терпеливым, уравновешенным, им сложно было манипулировать и вывести из себя. Ренджи не был скован законами морали и этики, так как считал их не более чем помехой в деле и раскрытию его потенциала. Он хорошо разбирался в людях, и ещё лучше понимал, что подавляющее большинство людей слабы, глупы и трусливы, что они проживают жизнь, руководствуясь стадным инстинктом, что ими движет лишь эгоизм. Самая обыкновенная масса. Эти мысли с годами все больше подталкивали его к тому, что жизнь переставала иметь какую-то великую ценность, а заказы стало выполнять проще и быстрее. Его заказчиком были в основном правительственные организации, держащие под контролем Ассоциацию хантеров, но находились и богатые люди, которым нужно было добыть нужную информацию так, чтобы потом нельзя было найти концов, и члены мафии. Наблюдая за такими людьми, он понимал, что многие из них, поняв, как быстро решаются проблемы заказными убийствами, больше не могут остановиться, потому и обращались к нему снова и снова. У него даже были постоянные заказчики. Как только возникали очередные трудности из-за того, что кто-то кого-то подставил, не шёл на уступки или просто мешался под ногами, то они рассуждали так — нет человека, нет проблем. Зачем все решать дипломатичным путём, учитывать чужие интересы и идти на компромиссы? У большинства заказчиков деньжищ было столько, что им на все это было глубоко насрать. А он не собирался жертвовать репутацией из сентиментальных соображений. Если ты потерпел неудачу с сильным противником, в худшем случае тебя ждёт смерть, а в лучшем ты выживешь, но не получишь вознаграждения, и вроде можно с этим смириться. Однако для Ренджи неудача становилась делом принципа — выживи и убей того, кто не смог убить тебя. Он делал то, что умел лучше всего, и, казалось, это было бы для него вполне достаточно, чтобы не задумываться о словах сестры. Но… А если бы у него была настоящая цель в жизни, что бы он тогда ответил?… Нет. — Я пойду на террасу, — сказал Ренджи, поднимаясь с места. Все это неважно. — Опять сбегаешь от разговора? — снисходительно усмехнулась Реви. — Значит, все-таки тебе не безразличны мои слова. — Мне не безразличны твои слова, потому что ты моя сестра, а не потому что они тронули мое чёрствое сердце жестокого убийцы. — Тц, ты невыносим, — буркнула она. — Верно подмечено. — Вот тебе обязательно это делать? Твоё любимое развлечение, выводить меня из себя! — возмущённо всплеснула руками сестра. — А зачем, по-твоему, мне ещё в эту песчаную глушь тащиться? Полюбоваться, как по пустыне катится перекати-поле? Не дождавшись ожидаемого ответа, известного только ей, Реви махнула на него рукой и пододвинула к себе за блюдце чашку чая. Поднявшись из-за стола, Ренджи уже хотел уйти, хоть и не любил, когда оставался неприятный осадок от разговора, ощутимо повисающий в воздухе между ними. Игнорировать его было сложно, а вот как-то развеять казалось ещё сложнее, если не невыполнимой задачей. — Эй, Рев. — Ну чего ещё. Все ещё обижается. — Почему вы не хотите уехать отсюда? Тебя здесь ничего не держит. Встрепенувшись, Реви вскинула голову и устремила на него глаза, полные недоумения и растерянности. — Это наш дом. Ишида, Нацуки и Рика выросли здесь, я не могу представить, чтобы мы вдруг взяли и куда-то уехали… — Дети тут тоже не причём, — качнул он головой, не соглашаясь. — Думаешь, Ишиде в восемнадцать очень нравится работать на шахте за сущие гроши? Нацуки мечтает сбежать отсюда сколько я его помню, а Рике всего восемь, она ещё не успела привязаться к Касане так, чтобы у неё сохранились о нем хоть какие-то воспоминания. — Не знаю… С чего ты решил об этом вдруг сейчас поговорить? — Я вижу, что ты не слишком-то и счастлива здесь. Ренджи вышел на улицу. За несколько часов невыносимая духота спала; с наступлением вечера, ветер из пустыни больше не обжигал ноздри и сушил глотки, а давал долгожданную прохладу. Сумерки властвовали над каменистой равниной, окрашивая небо с застывшими на горизонте пухлыми облаками в лиловые, пурпурные и нежно-розовые оттенки. Сквозь облачную дымку проступали серебристые точки звезд, ожидающих заката солнца и воцарения луны. Нацуки, подобрав ноги, сидел на плетёном кресле-качалке, устремив взгляд куда-то вперёд, с холма, где находился их дом. — Я надеюсь, что после нашего разговора ты пойдешь и извинишься перед матерью, — произнес Ренджи, устраиваясь на свободное место рядом с ним. — Вот вечно она… из мухи слона раздувает! — буркнул Нацуки, выпячивая нижнюю губу, как в детстве. — И все-таки, ты и сам все прекрасно понимаешь, хоть и паясничаешь, — заметил Ренджи. Нацуки вздохнул и опустил ноги на деревянный дощатый пол. Ренджи перехватил быстро брошенный на себя взгляд племянника, и угадал в них невысказанный вопрос, который тот очень хотел задать, но почему-то колебался. —Дядя Ренджи… — не очень уверенно начал Нацуки через минуту молчания. — Чего? — А почему ты стал хантером? Он вздернул бровь. — А почему спрашиваешь? Нацуки подернул плечами. Не хотел говорить. Причины Ренджи выяснять не стал. Сопляк оставался закрытым, как бы не казалось обратное, и на откровенность его вывести было сложно. Прежде, чем ответить, он вспомнил разговор с Реви и задумался — стоило ли ему рассказывать? Стоило ли поощрять в племяннике стремление стать хантером? Несмотря на полное отсутствие опыта, задатки у Нацуки все же были: он быстро соображал, голова на плечах имелась, физическую силу можно развить через тренировки, а вспыльчивость и упрямство направить в нужное русло. Не такая уж безнадежная и гибельная идея, но Реви… — В детстве я много читал про Сейрин — отряд самых сильных хантеров в мире. Его возглавлял предыдущий председатель ассоциации хантеров. Он был великим человеком. Как и все мальчишки, мне хотелось необыкновенных приключений, путешествовать по всему миру, сражаться со свирепыми чудовищами и находить сокровища. Я понимал, что мой единственный шанс это сдать экзамен на хантера. В первый раз я с треском провалился. — Да ну?! — воскликнул Нацуки. — Да, вылетел со второго этапа и поехал домой, — со смешком ответил Ренджи, вспоминая, какой позор, гнев и унижение испытывал, когда, глотая сопли плыл на корабле домой. — Я ведь когда уезжал, то на всю округу всем с пеной у рта доказывал, что вернусь профессиональным хантером. Да я чуть со стыда не сгорел, когда продул и понял, что мне придется им всем в глаза потом смотреть, даже не хотел возвращаться, пока не сдам. Помню, даже две недели из дома первое время не выходил. Но я не сдавался, и когда мне исполнилось восемнадцать, смог пройти экзамен с третьего раза. Тогда я сразу же начал усердно тренироваться, однако через год предыдущий председатель умер и отряд Сейрин был расформирован. Мне нужно было искать себе другую цель. Подобрав ногу под себя, Нацуки заерзал на стуле и откинулся назад, задумчиво постукивая по подбородку. Мальчишка определенно обдумывал полученную информацию. — Что нужно, чтобы стать им? — Для того, чтобы стать хантером, мало заинтересованности и способностей. Нужна жадность, огромное желание, наглость и талант. Все хантеры выдающиеся люди благодаря этим качествам, особенно последнему. Талант — это необработанный алмаз. Сколько ни точи камень, бриллианта из него не выйдет. Нацуки молчал. Его лицо приобрело задумчивое выражение, словно в его голове вовсю работали сложные и запутанные механизмы. За все четырнадцать лет за этот вечер Нацуки узнал о хантерах больше, чем за всю свою жизнь, и теперь с учётом полученной информации, переосмыслял собственную цель. — В этой дыре совершенно нечего делать, — неожиданно произнес Нацуки, скрестив руки за головой. — Если бы я смог стать хантером, то заработал бы кучу денег и точно уехал отсюда. — Экзамен на Хантера очень сложный, Нацу, ты ещё не дорос до него. — Но тебе же было пятнадцать, когда ты сдал его, а мне через четыре месяца как раз исполнится, — отмахнулся парень, после чего устремил мечтательный взор в потолок. — Я уже даже придумал, каким Хантером стану. Буду охотиться за сокровищами. Или стану Охотником Моря, как твой друг с той прикольной большой дуделкой. А может, вообще и тем, и другим попробую. Ренджи рассмеялся — никак не мог сдержаться. Если бы Морау услышал, как Нацуки назвал его трубку «прикольной дуделкой», то даже несмотря на свой характер плюшевого медведя, задал бы мальчишке жару. Нацуки тоже фыркнул от смеха и взлохматил волосы на затылке. Этот резкий жест не уклонился от взгляда Ренджи. — Давай, рассказывай. — Что рассказывать? — притворился удивленным племянник, на что Ренджи только покачал головой, мол, выкладывай уже. Повисло выжидательное молчание. По сцепленным между ног ладоням и притворно безразличному лицу было видно, как сильно Нацуки не хотел поднимать эту тему. Хантер перехватил отрешённый и хмурый взгляд племянника, просто кивнул головой. — Я боюсь, что застряну здесь и проживу заурядную и никчемную жизнь. Знаешь, дядя Ренджи, я до смерти боюсь, что через двадцать лет буду сидеть на крыльце одного из этих домов и думать о том, почему я не смог решиться изменить свою жизнь. А потом утром идти и работать на шахту, потому что по-другому здесь денег не заработаешь, а надо семью кормить, — он скривился. — Это Ишида у нас правильный. Ему нравится следовать правилам, он ничего не хочет от жизни, как…как робот какой-то. — Нацу. — А? — беспомощно отозвался он, помолчав. — Ты не знаешь, что у Ишиды в голове. Может, он тоже хочет вырваться отсюда. Но он старший сын. Он считает, что должен помогать маме, тебе и сестре. Что никто, кроме него, этого не сделает. — Ренджи повернулся к племяннику; Нацуки сидел, положив локти на колени, и смотрел на свои ботинки. — Я не пытаюсь сказать, что у твоего брата судьба тяжелее, чем у тебя, но из вас двоих у тебя куда больше шансов оставить жизнь здесь позади. — Я эгоист. — Хмм… Я бы так не сказал. Старший брат рождается первым, чтобы защитить младших братьев и сестёр. Не злись на Ишиду только потому, что он слишком хорошо понимает это. — Да ладно, я знаю, что в первую очередь должен думать о семье. Но как-то…и самому жить хотелось бы. И дело не только во мне. Вот стал бы я хантером, заработал бы кучу денег, и маме огромный дом построил. Ишида слишком умный, так пусть в универ идёт учится, а я бы заплатил за его учебу, а Рике купил кукол, самых красивых, и пирожных, сколько захочет. — Хочешь услышать кое-что ещё? Нацуки склонил голову и покосился на него одним глазом. Ренджи воспринял это как положительный ответ. — Хантеры —эгоисты. Они готовы на все ради достижения своей цели. Вдруг Нацуки поднял голову, и он заметил, что его взгляд изменился. Непонятная эмоция мелькнула у него на лице. — Я нас всех вытащу отсюда, чего бы мне это ни стоило.***
Когда Нацуки ушел спать, Ренджи ещё некоторое время сидел на террасе. На столике рядом стояла пепельница, в которой набралось уже с десяток окурков. Разговор с Реви всколыхнул что-то давно забытое, что-то, теперь не дающее Ренджи уснуть. Пачка уже давно закончилась, но руки продолжали тянуться за сигаретой, и на пятый или шестой раз Ренджи чертыхнулся, смял пачку и убрал ее подальше с глаз. Он посмотрел на часы — ещё полчаса и уже перевалит за полночь. Внезапно, в гробовой тишине, нарушаемой только стрекотом цикад неподалёку, раздался электронный писк. Экран телефона замерцал неприятным искусственным светом. «Местоположение: провинция Луксо». Раньше, чем предполагалось. Не успел он ответить, как телефон снова коротко завибрировал. Не используй призыв. Тело доставить в пункт передачи без увечий.» Ренджи непонимающе уставился в крохотный экран. Без увечий? Что ещё за ерунда… И снова вибрация: Твоей целью является один из членов клана Курута. Сохранить глаза любой ценой.»