Часть первая.
«Когда человек видит того, кого он по-настоящему боится, он понимает, что не может игнорировать его. И тогда у него остаётся лишь два выхода: либо подчиниться объекту своего страха и надеяться на защиту, либо устранить его, чтобы избавиться от страха.» «Берсерк»
— Эй, убери свой башмак с моего квадранта, у тебя выпало четыре, а не пять. — Да? — Рика перегнулась через стол и посмотрела на игровое поле. — А я даже и не заметила… погоди, у тебя уже что, вся железная дорога? У Нацуки было такое непонимающее лицо, что Рика растерянно захлопала глазами, не понимая, чем вызвано это выражение. — Балда, ты вообще следишь за игрой? Я уже за неё два раза ренту получил. И вообще, ты мне ещё кучу денег должна, если помнишь. — Вообще-то, скорее всего на следующем ходу я стану банкротом. Рика вздохнула и передвинула фигурку обратно. — Сколько раз мы уже сыграли в «Монополию»? Нацуки взял со стола блокнот, в котором вёл счёт, и перевернул страницу. — В общей сложности у нас четыре сыгранные партии в «Монополию», две в «Колонизатора», восемнадцать партий в карты, и по одному разу мы сыграли в «Скрэббл» и «Семь чудес». — Нацуки отбросил блокнот и с силой провёл ладонями по лицу. — Надоело. Я щас умру со скуки. Ситуация пипец, что делать будем? — Не знаю, — вяло вздохнула Рика, положив голову на скрещенные локти. — Что ещё у нас есть? Нацуки, разморенный духотой и ужасной скукой, развалившись на стуле, глядел в потолок. В тишине выстукивали секунды астрономические часы — жужжащие, с шестеренками и гирьками. Судя по ним, Ишида уже давно должен был вернуться, но его все не было. Ну и ладно, от него все равно никакого толку не будет, если он даже и сейчас придет, ведь самым увлекательным развлечением этот зануда считает чтение новостей в газете. Время тянулось так медленно, что даже десять минут, пока они сидели в полном молчании, показались ему целой вечностью. Они сыграли во все настольные игры, которые нашли дома, и от одной только мысли о том, что, если они не придумают ничего интереснее, придётся доставать «Твистер», ему стало дурно. «Господи… готов целый мир на алтарь богам отдать за шанс хоть полчаса посмотреть телек». — А почему дядя Ренджи вчера так быстро уехал? — спросила Рика. — Он же обещал остаться дома. Нацуки лениво поддёрнул плечами и цыкнул, мол, кто его знает. — Понятие не имею, спроси у него, — протянул он. — Как же я у него спрошу, если его здесь нет. — Ну…тогда, когда вернётся. — А когда он вернётся? — Рика, ты меня с ума сведёшь! — каркнул Нацуки. — Когда», «зачем», «почему», не знаю я! Она довольно засмеялась. — Братик, тебя так легко вывести из себя. — Ты, я смотрю, этого и добивалась? — шикнул он. — Ага! Ты очень смешно выглядишь, когда злишься! Сестра болтала ногами под столом, глядя на него с озорным блеском в глазах, и на некоторое время это заставило Нацуки отвлечься от дурного настроения, с которым он проснулся и проходил полдня. Но хорошее, к сожалению, не вечно. — А могли быть уже в столице, — отрешённо произнес Нацуки. — Ели бы сырную вату, и в парк аттракционов сходили, а ещё на гироскутерах бы покатались. Несколько мгновений он молчал, а затем добавил с бессильной злобой. — Там хоть море есть, а не один сраный песок… Рика ничего не ответила, и после произнесенного Нацуки на кухне повисла неуютная тишина. Нацуки в очередной раз вытер пот со лба, откинув взмокшие налипшие пряди, и глубоко вздохнул, позволяя разгоряченному воздуху проникнуть в лёгкие. Облизнув губы, он потянулся к кувшину с водой, и с разочарованием понял, что за двадцать минут та успела нагреться и стать тёплой. Тёплый воздух, тёплая вода… как же все это достало. Взгляд бесцельно заскользил по кухне, по навесным шкафчикам, посуде в сушилке, пустой коробке из-под хлопьев, которую с утра так никто и не выбросил, и остановился на мерно гудящем холодильнике. Может, сходить за мороженым? Нет, плохая идея — от дома до ближайшего магазина нужно было идти пешком минут двадцать — по раскаленным от жары и засыпанным песком улицам. — Нацу. От неожиданности Нацуки вздрогнул и молча поглядел на сестру. — Если бы…— запнувшись, произнесла Рика, глядя на игровую фигурку у себя в ладони. — если бы у тебя была возможность уехать отсюда насовсем, ты бы скучал по дому? — Нет, я бы не скучал, — после небольшого раздумья честно ответил Нацуки. — Ясно…— по возникшей в голосе тоскливости было понятно, что его ответ ее разочаровал. — А по нам бы скучал? — Наверное. Но не так уж сильно, ведь если я уеду отсюда, то непременно стану хантером, чтобы вернуться и забрать тебя, Ишиду и маму. Может, потом, когда отправился бы в путешествие, чтобы найти то, чем хочу заниматься. — Дядя Ренджи тоже обещал нас забрать, но он все время куда-то исчезает и редко нас навещает, — заметила Рика. — Он — хантер, а у хантеров много обязанностей, они не могут проводить все своё время с семьей, поэтому мы ещё здесь. Рика ничего не ответила, продолжая расставлять фигуры на игровом поле, а у Нацуки появилось вдруг неприятное чувство, к сожалению, хорошо знакомое, поэтому он не смог от него так просто избавиться. В тишине ощущалась висевшая между ними недосказанность. Нацуки и Рика посмотрели друга и обоих соединило мгновенное взаимопонимание — неоправданных надежд и ожиданий, болезненно ворочающихся в глубине души, те, о которых никто из них не желал говорить вслух. Нацуки никогда не говорил этого вслух, но порой Рика понимала его куда лучше, чем Ишида. Казалось бы, он его старший брат, и у них должно быть много общего, но тем не менее настоящей дружбы у них не получилось — они были слишком разными, а с сестрой, несмотря на то, что ей всего восемь, Нацуки мог разговаривать о чем угодно, обо всем на свете. И — так, по-честному — ему всегда втайне ужасно льстило, что она любила его чуточку больше, чем Ишиду и маму. Сколько они просидели в тишине, думая о своём, он не знал. Эта всеобъемлющая тишина висела бы между ними и дальше, если бы ее не прервал странный звук снаружи. Нацуки встрепенулся. Почему-то сердце начало колотиться, как сумасшедшее. Рика вскинула голову и выпрямилась на стуле, заметив его внезапно возникшую напряжённость: — Нацу? — Рика с волнением вглядывалась в недоумение на его лице. — Нацу, ты чего? Внезапно — он и ответить ничего не успел — под ногами задрожал пол. Нацуки вскочил на ноги. Он таращился на деревянные доски под собой, словно ждал, что они сейчас ему скажут, какого черта происходит. Но они продолжали вибрировать, идти мелкой дрожью. Вибрации и дрожь продолжались несколько секунд, затем вновь повисла тишина, но уже какая-то неправильная, пугающая. Сестра стояла рядом, явно не понимая, что происходит. Спроси она, почему Нацуки так странно себя ведёт, он сам бы не смог бы толком ничего объяснить. Что же это… Какое-то предчувствие? Чего? Бред какой-то…. И тут из другой комнаты послышался звон стекла. Сердце снова трепыхнулось и подпрыгнуло, только уже гораздо сильнее, чем в первый раз. — В гостиной, — выпалил он, и побежал через коридор в другую комнату. Когда Нацуки вбежал в неё, то обнаружил, что возле рамы лежали куски стекла, будто кто-то — или что-то— снаружи выбило их одним резким ударом. Нацуки, стараясь не наступать на стекло, подошёл к окну и осторожно из него выглянул. По небу, отчаянно споря с ветром, неслись стаи птиц. Никогда еще Нацуки не видел за раз такое количество — десятки косяков, стремительно удаляющихся за горные пики. С растущей тревогой Нацуки вернулся обратно на кухню. Рика подбежала к нему, глядя ему в лицо так, словно на нем была написана причина всего происходящего. — Это землетрясение? — Нет… не похоже, — ответил Нацуки, пытаясь не выдавать царящей в нем паники.— Э-э-э… слушай, побудь тут, я выйду посмотреть в чём дело. — Я с тобой! — с готовностью выдала Рика. — Нет, я сам, — рассеяно отмахнулся Нацуки, натягивая кеды. — Правда, посиди, я скоро буду. Ты только не выходи, пока я не приду, ладно? Рика разочарованно поджала губы, но кивнула. — Ты скоро придёшь? — Да-да, конечно. Попытки доказать себе, что он психует из-за сущей ерунды, не приводили ни к какому результату. Нацуки вышел из дома и спустился с холма. Соседей у них практически не было из-за того, что дом стоял обособленно от остальных, да и к тому же в отдаленном квартале, когда большинство населения жили в восточном — из-за ландшафта тень приходила туда раньше, поэтому воздух так сильно не нагревался. Прошло ещё десять минут. Нацуки, дошедший почти до низины холма, уже почти убедил себя, что зря он только накручивает — подумаешь, пол вибрирует, они, считай, жили посреди каньона, и тектонические сдвиги тут происходили сплошь и рядом, да и стеклу можно найти логичное объяснение… Так что ж он тогда паникует-то? Нацуки, задумчиво хмыкнув, развернулся, как вдруг раздался та же вибрация, та же дрожь, только в сотни раз сильнее. Нихрена это было не землетрясение — обернувшись, Нацуки увидел, как со стороны шахты валил дым. — Мать твою…— в ужасе пролепетал он. Через долгую, по ощущениям бесконечную, минуту, раздался ещё один взрыв, после чего, в минутной мертвенной тишине завыл звук сирены. Все внимание Нацуки было сосредоточено на оглушительном вое, разносившимся по всему городу. Никогда раньше не происходило чего-то настолько серьезного, чтобы заработала сирена. До Нацуки начало потихоньку доходить — что-то серьёзное произошло на шахте, настолько катастрофическое, что сигнал тревоги включили раньше, чем до них дошли хоть какие-то новости. Мысли вихрились в голове беспорядочным потоком, и он сразу не услышал приближающиеся шаги. К нему бежал какой-то мужчина. Нацуки прищурился. В приближающемся силуэте распознал их ближайшего соседа, Зортока. «Может, он уже знает, что происходит?» — подумал про себя Нацуки и уже сделал шаг, как заметил, что тот дико, беспорядочно машет руками и что-то кричит ему. Нахмурившись, он сделал ещё один шаг, после чего раздался хлопок. Мужчина повалился на землю, как подкошенный. Он сорвался с места и подбежал к нему. — Господин Зо… Слово оборвалось, костью застряло в горле. Из-под головы Зортока стремительно начала вытекать кровь. Часть черепа на затылке была раздроблена, и кусочки костей вместе со свалявшимися влажными от крови волосами выглядели как месиво. С трудом подняв взгляд, Нацуки увидел перед собой человека, с ног до головы одетого в чёрный. Его глаза были закрыты широкими солнцезащитными очками, а лицо упрятано под арафатку. Перед собой он держал ружьё. Стрелок. От ужаса у него, наверное, отшибло память, потому что он совсем не помнил, как развернулся, сорвался с места и побежал. Очнулся Нацуки только у порога дома, к которому принесли его ноги. За ним никто не гнался. — РИКА!!! — крикнул Нацуки, влетая внутрь. Сестра выбежала из комнаты, испуганная его вскриком. «О господи, слава богу с ней все в порядке». — Что случилось? Что произошло? Не отвечая ни слова, Нацуки схватил сестру на руки, быстрым шагом пересёк коридор с кухней, пнул ногой тяжёлую деревянную дверь и зашёл в кладовую. Он должен защитить Рику. Любой ценой. Тело будто действовало само, на автомате, поэтому он не обращал никакого внимания на все тычки и метания сестры. —Нацу, Нацу, что происходит?! — сестра, до чертиков перепуганная его поведением, вырывалась из его рук с такой силой, что заехала локтем ему в висок. Нацуки опустил Рику на пол, вытащил из угла кладовой стремянку, залез на самый верх и достал из металлического ящика, специально упрятанного в самый дальний угол навесной полки, ключ от кладовой. После этого, пнув в сторону все ящики и коробки, нагроможденные поверх, он открыл тяжёлый висячий замок и поднял наверх деревянный настил. Рика напряжённо глядела на него, захлебываясь вопросами, и, казалось, была в одном шаге от истерики. Нацуки опустился перед ней на колени, обхватил за плечи, и почувствовал, как она вся дрожит. — Рика. — Голос звучал грубо, хрипло, наждаком драл горло; на секунду Нацуки зажмурился, беря себя в руки, и продолжил более спокойно. — Послушай меня сейчас внимательно, хорошо? Нацуки едва смог выдержать ее взгляд — переполненный страхом, отчаянно что-то ищущий. Закусив губу, она молча кивнула. — Тебе нужно будет спуститься ненадолго вниз. Посиди здесь, только ни за что не высовывайся, а я… я скоро вернусь за тобой. — Братик, мне страшно! — Все будет нормально, просто слушайся меня. Сиди тихо, никаких звуков, ни в коем случае, ты поняла меня? Не шевелись и ничего не говори, если услышишь что-то странное, зажми себе рот руками, но ни за что не кричи. И никому, слышишь, никому не открывай, кроме меня. — Как я пойму, что пришёл именно ты? — У меня есть ключ, я постучу четыре раза и открою тебя. Пожалуйста, я очень прошу тебя сделать так, как я сказал. Заметив, что глаза Рики пусто и непонимающе смотрели вниз, в темноту, Нацуки встряхнул ее. — Сделаешь? — Нацу… — Ответь мне! Рика перевела на него взгляд покрасневших глаз. — Д-да. Он схватил ее, прижал к себе и обнял так сильно, что Рика пискнула. Через мгновение она обвила его руками за спину и Нацуки почувствовал, как что-то влажное прилипло к плечу — не понимая, что происходит, Рика тихонько шмыгала носом и прижималась к нему все сильнее, стараясь не плакать. Только вот футболка Нацуки все равно намокла от ее слез. — Обещай, что ты вернёшься. Мне страшно без тебя. — Я вернусь, все будет хорошо.Помнишь, что я говорил? — Д-да… — Молодец. Все, залезай, давай, быстрее! Он захлопнул навес, закрыл его на ключ и передвинул все коробки обратно. Находясь в какой-то прострации, Нацуки зашёл на кухню, вырвал листок из настенного блокнота, который мама использовала для своих рецептов, взял ручку и оставил на столе записку «Мам, ушел гулять с друзьями, буду к одиннадцати!» Он не был обманщиком. Он вернётся. Другого выбора у него просто не было. Рике всего восемь, но она умная и точно сделает так, как он скажет, поэтому за ее жизнь он не волновался. Нацуки вышел на улицу и побежал вниз, с холма. Думать о том, что он умрет было просто нереально, но ещё страшнее допускать мысль о том, что с сестрой может что-то случится. Она маленькая, и слабая, у неё нет даже шанса дать отпор — если ее найдут, то убьют на месте. Да что же я творю? Надо возвращаться за ней! Нет. Нет, нельзя. Времени на то, чтобы сбежать вдвоём уже не было — он слишком поздно понял, что происходит, хоть и не до конца, но взрывы на шахте, сирена и тот стрелок… Он убил человека прямо на его глазах. Но почему не побежал за ним? Ноги несли его так быстро, что пару раз он едва не спотыкался и целовал носом землю. Ишида должен был вернуться ещё час назад. Да где вообще его носит? Когда он его увидит, точно надерет ему задницу! Хотя, этот пентюх скорее всего и не в курсе, что происходит, он же ещё на шахте… Шахта! Ишида! Тяжело дыша, Нацуки остановился и согнулся пополам, пытаясь унять лихорадочно бьющееся сердце. Ишида сейчас там же, где и произошёл взрыв. Дерьмо… дерьмо, дерьмо, дерьмо! Не владея собой, Нацуки в отчаянии схватился за голову. Что же ему делать? Бежать? Куда? Искать маму? Или искать Ишиду? Телефонами здесь не пользовались, позвонить было некуда. Стоило ли направиться в сторону шахты, до которой как минимум полчаса бежать, или в город, где сейчас мама? Что же случилось? Почему произошел взрыв, да ещё и такой мощи? Может, они взрывали подземные ходы, но… почему же тогда валит такой дым? А что, если тот взрыв и то, что он увидел, как-то связаны? Вдруг эти люди знали, что именно на шахте находится большая часть охранных постов, которые могли бы сейчас помочь им или вызвать подмогу? Но от второго и смысла никакого не было, ведь Касане находится у черта на куличиках, и пока до них доберётся хоть какая-то помощь, они все тут уже давно кони двинут. Мысли-пчелы роились в голове. Паника нарастала и нарастала, грозясь обрушиться девятым валом. Вдруг он…вдруг он уже…а он тут стоит и даже не знает… Нацуки со всей дури впечатал колено в стену и, прижав сжатый кулак ко рту, безмолвно взвыл. От боли чуть искры из глаз не посыпались, колено горело и пульсировало, зато он взял себя в руки. Нельзя думать об этом. Что он вообще волнуется-то так? Ишида-то, который в любой сложной ситуации сохранял рассудок и находил способ все исправить, уж точно в порядке! Его брат найдёт способ выбраться. Нацуки побежал вперёд. Повсюду творился ад. Бесперебойно что-то взрывалось, пламенело, стрекотало короткими злыми очередями. Пулеметы, отстраненно подумал Нацуки, это были пулеметы. Отовсюду валили клубы угольно-черного дыма, откуда-то сверху сыпались жирные хлопья пепла. Слышались крики людей, выстрелы и звенящая тишина вслед за ними, а затем снова крики, и снова выстрелы, и снова, и снова. От ударных волн из домов вылетали стекла. Люди, ополоумевшие от страха и непонимания, метались в разные стороны, пытаясь найти укрытие. Нацуки было так страшно, что он едва соображал от ужаса, но тревога о том, что он не знает, где сейчас мама и брат, гнала его вперёд. Не было мыслей о смерти. Ничего не было. Нацуки потерял ориентиры во времени и пространстве, не понимал даже, день сейчас или ночь. Развернувшийся вокруг хаос сбивал его с толку, а висевшая в воздухе дымовая завеса скрыла от него небо и весь свет. Когда он пробежал мимо какого-то магазина с неразличимой от пыли вывеской, совсем рядом раздался грохот. Воздух прорезали куски стекла и бетонное крошево; взрывной волной Нацуки отбросило на несколько метров в сторону, к каменистому выступу. От запаха пороха и оглушительного эха закружилась голова, звук ударил по барабанным перепонкам. Слух и зрение притупились, мир перед глазами плыл, качался, но не желал возвращаться в привычное положение. Нацуки попытался встать, и тут же скривился от боли в ушибленном о выступ боку. Его прошибло холодным потом, руки и ноги мелко задрожали, но не от страха, а от тупой, ноющей боли. Казалось, если он сейчас уберёт ладонь от живота, все внутренности просто вываляться наружу. Вот дерьмо… надо идти, а я даже с места сдвинуться не могу. Внезапно рядом с собой Нацуки услышал чей-то голос. От испуга он вздрогнул всем телом и дёрнулся в сторону, но, не сумев удержать равновесие, упал на раненый бок. Неподалеку лежал человек, с ног до головы выбеленный пылью. Он выбросил ладонь и вцепился в руку Нацуки. Запаниковав, Нацуки рванулся назад, но человек только крепче ухватил его, все кашляя, кашляя. Он пытался подняться, но его голова тяжело болталась на шее, а нижняя часть тела была так страшно перекручена, что Нацуки боялся дотронуться до него. — Господи… — сказал он, склонившись, чтобы помочь ему, — стойте, стойте, не двигайтесь. Глаза у человека были мутные и будто бы остекленевшие. — Ух-ходи…. . Каждый его вздох был булькающим, тяжелым, явно дававшимся огромным трудом. Нацуки не знал, куда деться, что придумать, как помочь, но помощь и не понадобилась: изо рта человека хлынула кровь, сквозь ее он попытался что-то сказать, но слова потонули в потоке крови. Хватка на ладони Нацуки ослабла. Дрожащей рукой он потер лоб, попытался сморгнуть песок с ресниц и с огромнейшим усилием, будто выжимая непосильный для себя вес, попытался упорядочить мысли. Только вот Нацуки не мог заставить себя сдвинуться с места. Впервые он видел смерть так близко, и все его мысли были только о ней. Увиденная смерть лишила Нацуки последних крох здравомыслия. Кое-как он смог встать, морщась от боли в правом боку, и, стараясь дышать часто и поверхностно, медленно побежал прочь от разрушенного здания. Куда он теперь мог пойти? Спрятаться где-то и надеяться, что его не найдут? В пустой дом? Найти подвал? Бежать в сторону пустыни? Все идеи казались ему гибельными, а разум, словно издеваясь, подкидывал картинки дальнейшего развития событий — вот он прячется в пустом доме, а потом вокруг сотрясаются стены и тот взлетает на воздух. Перед глазами все завертелось. Нацуки совсем разволновался и помотал головой, словно так хотел выбросить красочную картинку из головы. Вот же ж… очень вовремя, особенно с учётом того, что он оставил Рику одну. А если обратно? Домой? Нет, он же уже думал об этом. Тем более, за те полчаса, что он мечется по улицам, город заполонили эти люди, и если он сейчас вернётся, то точно приведёт за собой хвост. Может быть, тогда водохранилища? Но они находились в получасе езды, а бегом и того дольше… Медленно, но верно, Нацуки сам себя загонял в ловушку. Не обращая внимание на боль, он припустил так, будто за ним кто-то гнался (а может, так действительно и было, он боялся обернуться назад). Едва удерживаясь на ногах, он свернул в очередной переулок. Быстрее, быстрее, быстрее! — билось в голове оглушающим набатом. Что в переулке могло помочь ему? Выдохнув сквозь зубы, Нацуки огляделся вокруг и увидел пожарную лестницу. Схватившись за перекладину, он с усилием потянул ее вниз и тяжело забрался на крышу дома, после чего, пригнувшись, подобрался поближе к краю крыши и посмотрел вниз. На площади стояло около двадцати вооруженных до зубов человек в форме. Поверх формы на них были надеты бронированные жилеты, а лица скрывали темно-серые арафатки; из всех частей тела были видны только глаза. Все они держали на прицеле небольшую группу людей, приставленных к стене приземистого здания. Не успел Нацуки ничего как следует разглядеть, как раздались выстрелы. Сердце пойманной птицей забилось в груди. Тела повалились наземь, как тряпичные куклы. Нацуки, не в силах оторвать взгляд от жестокого зрелища, приложил ладонь к грудной клетке, боясь, что оно сейчас проломит рёбра и выпрыгнет прямо ему в руки. Ненормально частый пульс отдавался во всем теле. Солдаты подошли к месту расстрела, взяли тела и потащили их на другой конец площади. Не обращая внимания на живых, стоящих в шеренге, ожидающих очереди на смерть, они бросили их — жестоко, по-скотски — к общей куче десятков других. Продавец в бакалейном, куда он заходил чуть ли не каждый день. Незнакомая старушка — ее глаза пусто глядели на небо. Девочка лет шести… красное пятно крови на груди расползалось по белому платьицу уродливым цветком. Взгляд лихорадочно скакал от трупов, к солдатам, а от тех к людям, которых они держали. Сущий ад, разворачивавшийся перед ним, казался настолько немыслимым, невозможным, что на мгновение Нацуки усомнился в реальности происходящего. Но он был здесь, был в этом аду. То, что его мозг отказался воспринимать этот кошмар как данность, было лишь попыткой сбежать от реальности. Придерживая живот с правой стороны, Нацуки сумел подняться и доковылять обратно до лестницы. Прыжок с последней ступени дал о себе знать приступом тупой боли в боку, заставившей Нацуки буквально согнуться пополам. Подняв трясущимися руками футболку, он увидел на животе огромный безобразный багрово-фиолетовый синяк. Дотронувшись до него кончиками пальцев, ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не застонать в голос — боль была жуткой, едва выносимой, а кожа на ощупь обжигающе горячей. Опустив футболку, Нацуки отстраненно понял, что с тех пор, как он врезался в тот выступ, все его тело била дрожь. «Внутреннее кровотечение» — подсказал ему разум. Очень вовремя. Господи… не могу я тут подохнуть! Не могу! Прислушиваясь к каждому звуку, Нацуки прошел через двор и свернул дальше вглубь. Сердце у него подпрыгивало от каждого шороха, от звуков выстрелов и шелеста песка. Впереди виднелся пустынный узкий переулок, который заканчивался одним-единственным поворотом. Оттуда не было слышно никаких звуков, и, немного подумав, Нацуки направился туда. Дойдя до конца переулка, он присел и осторожно заглянул за стену. — О, а кто это у нас здесь? — раздался насмешливый голос за спиной. Нацуки помертвел. Нет… нет-нет-нет-нет!!! Рука, сдавившая плечо и заставившая его развернуться, ощущалась глыбой льда. За спиной Нацуки оказалось двое мужчин — один был низким, крепко сбитым, с коротким ёжиком на голове и уродливым шрамом, пересекающим всю правую половину лица; второй, с чёрным беретом на копне темных волос, держал меж губ тлеющую сигару. Нацуки напрягся, оттолкнулся и рванул назад, но не успел сделать и пары шагов, как по виску разлилась ослепительная боль. — Че, думал, сбежишь отсюда, уебыш?— Тот, что пониже, склонился к Нацуки, обдавая его смрадным дыханием, оскалился зло и весело. — Эй, еще раз рыпнешься, я засуну руку тебе в глотку и вытащу твои кишки наружу. Понял? В голове верховодил страх. Страх и ничего кроме. Нацуки не мог оторвать взгляд от глаз мужчины — мелких, прищуренных, как у гадюки. Тот, что в берете, схватил его сзади за шею и потащил за угол, где, как думал Нацуки, будет безопасно, где он так надеялся спрятаться… Теперь же Смерть незримо присутствовала за его плечом. Когда они свернули, он увидел высокую стену. К ней были приставлены пятеро пленных, среди них Нацуки узнал своего друга. — Юта! — вылетело у него прежде, чем он опомнился. Тот резко вскинул голову, услышав знакомый голос. — Нацуки, беги отсюда, быстрее! — Бежать? — вопросительно спросил мужчина со шрамом. — Куда бежать? Приставив ладонь козырьком ко лбу, он демонстративно покрутил головой по сторонам. — Бежать он собрался. Йома, тащи его к остальным, — выпрямившись, велел он. — Постойте! — заикаясь, выкрикнул Нацуки. — Мой дядя хантер! Идиот… идиот! Какой же он идиот! Зачем он это сказал! В глазах мужчины со шрамом промелькнула искра интереса. — Вот как? Ну и как его зовут? Что же теперь делать? Сказать правду? Соврать? Надо придумать какое-нибудь другое имя, быстрее… А вдруг… вдруг ему это как-то поможет? — Садахару… Ренджи Садахару. Мужчина приподнял брови и вытаращился на него до того удивлённо, что у Нацуки где-то в глубине души проснулась надежда. — Нихрена себе! — выплюнул он, а потом вдруг отошёл от него; грудь у него задрожала от смеха. — Да ладно, пацан, ты серьёзно что ли?! Не шутишь? Этот проклятый охотник за головами? Он вновь взглянул на Нацуки — остро, холодно. Затем вдруг разразился громогласным хохотом: — У-у-у, ха-ха-ха! Ты и правда не гонишь! Ха-ха! Думаешь, он тебя сейчас прибежит и спасёт?! Он-то, ага?! Да твой дядя только за этот год порешал народу в десять раз больше чем мы за всю жизнь! Что?… Нет… Что он… да что он несёт такое?.. Мужчина, словно акула, учуявшая кровь, продолжал давить на больное: — Хочешь узнать, как его прозвали в своих кругах? Хочешь, м? Не дождавшись ответа, он пнул Нацуки в живот ногой, обутой в тяжелый военный ботинок. Тот упал, закашлявшись, но мужчине, видимо, показалось этого мало: он наступил на запястье Нацуки. В неестественной тишине хруст прозвучал оглушительно громко. Хруст, и еще какой-то омерзительный звук. Заткнись, лениво подумал Нацуки, заткнись. И только потом понял, что это был его собственный крик. — «Бешеный пес». Крутое погоняло, и оно отлично ему подходит. Когда тебя выбирают его целью, можешь считать, что ты уже гниешь в земле. — Закрой рот! Мой дядя не убийца! — задыхаясь от боли, просипел Нацуки. — Он хантер, а не какой-то ублюдский наёмник вроде вас! Он никого не убивает! — Ты чё, реально думаешь, что хантеры не могут кого-то прикончить? — Нет! — Нет? Нет, говоришь? Ха-ха-ха, вот умора, ну ты меня и рассмешил, сученыш! — Мужчина улыбался, зло и весело. — Ты поди-ка не знал что ли, что хантерам разрешено убивать направо-налево? Это даже у них в правилах написано! А некоторые, вроде твоего дяди, зарабатывают на этом неплохие бабки! Сраная Ассоциация им всем, козлам, жопы прикрывает! Нацуки прикусил внутреннюю сторону щеки так, что почувствовал во рту вкус крови. Он стоял на коленях перед выродком, который глумился над его семьей, и ничего не мог сделать. — Поимел тебя твой дядя знатно, но зато ты теперь знаешь правду... Пусть и перед смертью! — все глумливо хихикал первый. — Заткнись…— прошипел Нацуки, смаривая жгучие слезы стыда. — Закрой свой поганый рот… — Серьезно, Рёко, черт тебя дери, завязывай уже, достал, — скучающим тоном протянул его напарник, затягиваясь сигаретой. — Вместо того, чтобы трепать языком, лучше бы прошёлся и посмотрел, не осталось ли кого-то ещё в квартале. — Да никого нет, этот последний. — Что с телами делать будем? — Командир сказал их оставить, на солнце-то они быстро сгниют. Вонь будет стоять страшная, так что давай сделаем все побыстрее и свалим уже наконец из этого сраного города. Молчащий мужчина не смотрел ни на коллегу, ни на Нацуки; его холодный, бездушный взгляд был устремлен, казалось, в иное измерение. Однако Нацуки явственно понимал: мужчина мог казаться отстраненным, но впечатление это было обманчивым. Ни одна мелочь не могла ускользнуть от его пристального внимания. — Слушай, а куда ушел Феннет? — Не знаю. Но бежал он так, будто опаздывал на похороны врага, — лающе хохотнул тот, кого назвали Рёко. — Может, решил проверить как дела на шахте. Она наша основная цель. — Смысл? Ее больше не охраняют, там всех уже убили. Нацуки обдало ледяным холодом. Убили?... В смысле? О чем они? О чем они говорят? Нелепица. Чушь какая-то. Не понимаю. Больше не… как же… там же его брат… он… нет, да нет же, глупость какая, он не умер, Ишида не умер, не мог он там погибнуть, нет, нет, нет… Нет. Нет. — Да, все подохли. Хорошо, что за один раз управились, не хотелось во второй раз также долго возиться. Все… Вот как. Ишида… мёртв. Убит. Его брат убит. Военные продолжали что-то говорить, но для Нацуки все слова сливались в бессмысленную, бессвязную кашу. — Почему… зачем вы все это делаете? — немеющими губами выдохнул Нацуки. Вопрос прозвучал столь тихо и надломлено, что Нацуки сразу не понял — голос, его задавший, принадлежал ему, Нацуки. — Отсоси мне, может тогда я расскажу, — премерзко ухмыльнулся Реко. — Страшно тебе? Уперевшись ладонью в землю, Нацуки попытался подняться на ноги. От запаха песка и крови мутило. — Эй-эй, выблядок, куда это ты собрался? Один из солдатов подошёл и с размаху пнул его в живот. Нацуки охнул и повалился наземь, больно ударившись подбородком. — Хочешь, ещё кое-что скажу? Нет… пожалуйста, хватит. Прекратите. Он попытался схватить Нацуки за волосы, но они были слишком коротки, и тогда он сжал беззащитное мальчишечье горло. — Ходят слухи, что ему заказали поймать одного из этих лупоглазых демонов с алыми глазами. Прирежет его, как скот, и глаза вытащит, те на чёрном рынке стоят целое состояние, лямов шестьсот за каждый, а то и дороже. Может, он прямо сейчас снимает глазёнки с лесных отродьев, как ягодки! Что же это такое… Почему… почему я ничего не делаю? Неужели все, что я могу, это стоять на коленях в ожидании собственной смерти? — Может, и твои глаза вырежем, а? Они у тебя ничего, симпатичные. Не яблочки клана Курута, но для всяких извращуг, которым нравится смотреть на части тела, тоже сойдёт. — Да пошёл ты. — Губы сами разомкнулись, выплевывая эти слова. Как жаль, что они, слова, не пули, безжизненно размышлял Нацуки, я бы тогда их всех… Хватка на волосах ослабла. Кто-то незримый и страшный велел: — Пора. Кидай его к остальным. «Что — пора?» — тупо подумал Нацуки, когда его грубо схватили за плечо и поволокли в конец переулка. Они даже тела не убирали. Просто свалили их возле стены. Какая-то женщина рыдала возле него. Какой-то мужчина вопил где-то в конце шеренги, умоляя его пощадить. Рядом послышался шум и плач. Явился солдат, ведя двух девушек лет по пятнадцать-шестнадцать. Девчонки кричали, плакали, бросались на землю и пытались целовать ботинки мужчины, умоляли заставить их делать всё что угодно, лишь бы их не убивали. Мужчина смотрел, как они валяются, и отодвигал ноги, и затем, схватив одну за волосы, бросил к стене. Через несколько секунд раздался выстрел, звон отскочившей гильзы. Спина покрылась холодной испариной. За ребрами больно билось сердце. Вперив взгляд в землю, Нацуки старался не обращать внимание на звуки. И не думать о том, что за спиной возвышалась каменная стена, за которой скрывалась свобода. Молнией прошило осознание — сейчас он умрет. Вот и все. Возле уха раздался шёпот Юты, больной и тоскливый. — Нацуки… почему ты не убежал? Он молчал. Его сознание все глубже и глубже погружалось в бездну, которой не было конца. Боже мой… как же страшно. Спасите его. Спасите, хоть кто-нибудь. — Ю-юта… — Да? Республика Кунейтра, провинция Лаксо За спиной болталась сумка, собранная матерью — свернутый плед, бутылёк с соком, свежая выпечка и еще кое-что, ради чего они устроили соревнование наперегонки. Курапика, бросив взгляд за плечо, ускорился, перепрыгивая через оставленную кем-то тележку с яблоками. Дорога стелилась ему под ноги ровным широким полотном, ветер ласково трепал волосы и обдувал разгоряченное лицо. Скоро должен был подойти Пайро. Курапика прождал друга довольно долго, пока тот, запыхавшийся и раскрасневшийся от бега, не появился между высеченных деревянных столбов, стоявших у начала арочного моста, проходившего через реку. — Ку-курапика… — выдохнул он, упираясь руками в колени и пытаясь отдышаться. — Ты слишком быстро бегаешь, я за тобой не успеваю! — Ты же сам сказал, что сможешь обогнать меня и просил тебе не поддаваться. — с улыбкой напомнил ему Курапика. Пайро поднял голову и взглянул на него с легким недовольством в глазах. — Да, но не настолько же. Вместе они перешли через мост и двинулись дальше, в ясеневую рощу, через которую проходила извилистая тропинка. — Как думаешь, что в этой книге? — спросил его Пайро, когда они прошли половину пути. — Даже не представляю. Та женщина сказала, что ее написал какой-то знаменитый охотник, а сама книга о его приключениях. — О приключениях? — несколько задумчиво переспросил Пайро. — Он что, написал целую книгу о том, как выслеживает косуль и ловит по лесу диких кроликов? Курапика подхватил сползающую сумку на плече и закрепил понадёжнее. — Я предлагаю сначала попробовать прочитать, а потом составлять о ней мнение. Тем более, мы с тобой никогда не видели книг, написанных людьми из внешнего мира. Они прошли рощу и вышли к берегу небольшого озера. Стоял конец лета, приближались последние дни августа. Куда ни глянь — синева и золото, золото и синева. Курапика и Пайро могли бесконечно любоваться чистым глубоким небом и пестроцветными кронами деревьев. У озера было зябче и прохладней. На слабом ветру медленно покачивались пламенные клены. Они отбрасывали на берег озёра причудливые тени; сквозь ветви кленов пробивался свет, окрашивая все в багряные, оранжевые и охристые цвета. Небо над головами Пайро и Курапики разливалось апельсиновым соком. Разложившись на траве, Курапика сел рядом с Пайро и вынул из сумки толстую книгу, переплетённую красной кожей, со вставками из мятки. Ее ляссе и каптал сделаны из шелковой ленты, а обрез со всех сторон был обработан и затемнен — когда Курапика с восхищением пролистал книгу, то увидел, что форзацы между страницами текста оказались цветные. Книга ощущалась тяжёлой, в ней явно было не меньше пяти-шести сотен страниц. Обложку венчала табличка с бронзовыми буквами. — Ого, какие странные буквы, — произнес Пайро, прикасаясь к металлической гравировке. — Текст написан на языке внешнего мира. Только вот их огромное множество, и я не знаю, на каком именно изложено в этой книге. — Как думаешь, мы сможем вдвоём его перевести? — Конечно, — уверенно кивнул Курапика. — Отец часто выходит за пределы леса, поэтому дома много словарей. Я взял с собой несколько. — Он вытащил из сумки еще несколько книг, более тонких, не так искусно выполненных, и разложил их вокруг себя. — Один из них точно должен помочь. Оба Курута замерли в предвкушении. — Итак, надо хотя бы начать с названия. Хоть они с Пайро и никогда не пытались читать книги из внешнего мира, они почему-то думали, что перевести ее будет не так уж сложно. Однако ни Курапика, ни Пайро даже примерно не представляли, с какими трудностями им предстоит столкнуться. Язык оказался сложным, мудреным, надо было читать и переводить не слева направо, как они привыкли, а справа налево, да еще и предложения в книге были написаны по вертикали. Одно название у них заняло по меньшей мере полчаса. — Охо-т…о-хотн…охотник на дино, — по слогам произнес Пайро спустя несколько минут. — «Охотник Дино», — поправил его Курапика; он прочитал название быстрее, чем друг, но решил промолчать и не торопить его. — Да уж… даже со словарем справится не могу, куда мне во внешний мир, — невесело улыбнувшись, сказал Пайро. — Все в порядке, Пайро. — Курапика придвинулся ближе и положил словарь на колени. — Давай вместе, так получится быстрее. До самого вечера они переводили книгу. — Только представь, есть места, где только горы и песок! А где-то сплошной лед, целые глыбы изо льда высотой с дом, и круглый год идет снег! А еще города, где живут миллионы людей… Нас в клане сто двадцать восемь, но я даже половины не знаю по имени, а где-то в одном месте сразу столько! Как они все умещаются в этих неб…нескре…небоскрёбах? Наверное, они просто огромные. Тут ещё написано про Йоркшин, город на континенте Йорбия, где каждый год проходит самый большой в мире аукцион. А что такое аукцион, кстати? — Это продажа каких-либо ценных предметов, например драгоценностей и антиквариата, среди большого количества людей. В рамках аукциона эти люди, чтобы получить желаемый товар, конкурируют друг с другом, предлагая самую высокую цену, — ответил Курапика, вспоминая, как отец рассказывал про знаменитый аукцион в Йоркшине, на котором однажды смог побывать. — Отец говорит, когда люди соревнуются за что-то по-настоящему ценное, это завораживает. Они готовы на все, чтобы получить предмет. — Как интересно. Вот бы и нам когда-нибудь на него попасть, как думаешь? — благоговейно выдохнул Пайро, во все глаза смотря на друга. Курапика положил ладони на книгу. Со стороны казалось, он не был так уж сильно впечатлён книгой, но на самом деле внутри себя дрожал от восторга. Внешний мир оказался ещё более невероятным, чем по рассказам их братьев. Всю жизнь прожив в изоляции от остальных людей, он не имел ни малейшего представления о том, какова жизнь там, за пределами его родного леса… какие там люди? Чем они занимаются? Какая у них культура, как они живут, что едят, на что похожи их города? Неужели языков действительно так много, и если мир так огромен, как они передвигаются по нему? Вопросы, которым не было конца, терзали детский разум и требовали ответа. У Курапики зарождалась мечта. Внешний мир… В лесу, где жил их клан, очень редко можно было встретить чужаков. Местные считали, что в нем опасно из-за большого количества неизведанных животных, которые в нем водились, потому лишний раз и не совались. Впрочем, и сам клан не вызывал у них доверия. Для простых людей они были «красноглазыми демонами», «посланниками дьявола», «адскими отродьями». Когда Курапика слышал истории братьев, возвращавшихся из внешнего мира, подобные оскорбления по отношению к его народу приводили его в недоумение и негодование — как другие люди могут называть их «адскими отродьями», не зная ничего о них? В его клане жили лишь миролюбивые, добрые, терпимые и милосердные люди, которые по своей воле никогда не причинили бы никому вреда. Их племя не несло враждебности, а добровольная изоляция от внешнего мира была вынужденной мерой. Среди всех прочих причин изоляции особенно выделялась одна. Глаза Курута. Курапику из-за малого возраста дома старательно оберегали от подобных разговоров, но он знал, что на их клан охотились из-за их алых глаз. Об этом знали все дети, когда их начинали отпускать в лес самостоятельно, как и фразу, которую им втолковывали каждый раз, когда те выходили из дома: «Если встретишь чужака — беги». — Эй, ты меня слушаешь? Курапика вздрогнул, выдернутый из своих мыслей. — Да? — осторожно спросил он. На лице Пайро проглядывалось лукавство. — Заметил, как на тебя смотрела Линли? Вопрос привёл его в некоторое замешательство. — Линли? — непонимающе переспросил Курапика. — А что с ней? — Мне кажется, она в тебя влюбилась. — Ч-чего? — тут же вспыхнул он. — Что ты такое говоришь! С чего ты так решил? — Ну не зна-аю даже, — протянул Пайро, с веселым выражением лица. — Она часто ходит за нами, напрашиваясь вместе погулять, на уроках господина Вайшу пытается сесть именно с тобой, а не с другими девчонками, а еще она постоянно краснеет, когда заговаривает с тобой, прям как ты сейчас! Курапика от стыда не знал, куда себя деть. — Покраснел! Курапика смущается! — торжественно воскликнул Пайро. — Неправда, отстань! — пробормотал он, краснея ещё больше — жар нещадно заливал лицо и скатывался на шею; он чувствовал, как горят щеки, и мысленно проклинал свою бледность — из-за неё на его лице всегда можно было прочитать любую эмоцию, как бы он не старался ее скрыть. И как объяснишь теперь, что смущался он вовсе не потому, что ему нравилась внучка старейшины, а от того, как легко Пайро вгонял его в краску? Нет, не так. От того, как хорошо Пайро знал его настоящего. Со стороны Курапика производил впечатление не по годам взрослого, выдержанного и ответственного ребенка. Но лишь его лучший друг знал, каким он мог быть несдержанным и безрассудным, особенно когда дело касалось дорогих ему людей. Наверное, это и означает доверие. Когда ты не боишься кому-то показать свои слабости и черты характера, которые ото всех стараешься скрывать. — Ты видишь то, чего нет на самом деле, — вернув себе самообладание, парировал Курапика. — Тебе виднее, — легонько пожал плечами Пайро. — И что это значит? — Ох, Курапика… в моих словах не было никакого скрытого смысла, я просто хотел тебя поддразнить. Внезапно Курапике стало стыдно. — Извини. Наверное, все из-за этой книги. Я слишком впечатлился ей, и поэтому сейчас такой… эмоциональный. Я не хотел тебя обидеть. — А кто сказал, что эмоции — это плохо? — удивился Пайро. — Старейшина. — Ну, ты его больше слушай, — фыркнул Пайро. — Что же, ты не уважаешь нашего старейшину? Пайро мотнул головой и посмотрел на него. Его темно-карие глаза, подернутые белёсой пеленой на месте зрачка, казалось, заглядывали куда-то туда, до чего Курапика сам дотянутся никак не мог. — Я такого не говорил. Просто ты его слова воспринимаешь… однобоко, — мягко начал объяснять Пайро.— Старейшина утверждает, что с детства мы должны тренировать самообладание, чтобы управлять нашими эмоциями и научится подавлять их тогда, когда это необходимо. Без выдержки мы не сумеем защитить даже себя, не говоря об остальных. Но… и без эмоций тоже плохо. Любовь, радость и счастье ведь тоже эмоции, и жизнь без них была бы… неполноценной что ли. Нельзя постоянно держать себя в руках только потому, что кто-то сказал, что это полезно. Курапика ошеломлённо смотрел на своего друга. А ведь он считал себя таким умным, но оказалось, что Пайро гораздо умнее и проницательнее него. Да, иногда он бывал доверчивым и наивным, но это ни на долю не умаляло его ума. — Мне очень повезло, что ты мой друг, — едва слышно признался Курапика. Пайро склонил голову и тепло посмотрел на него. — А мне повезло, что ты мой друг, Курапика. Внешний мир очаровывал своей неизвестностью. Но… прекрасный лес, в котором каждый день казалось, что счастье будет бесконечным, Курапика любил намного больше.***
Следующим утром Курапика хотел продолжить переводить книгу, чтобы узнать о внешнем мире больше, но у матери на его день были другие планы. — Скоро осень, нужно делать заготовки на зиму. Набери ягод, — попросила она, ставя перед ним корзину. — Вчера ты целый день гулял с Пайро, и я уже не стала вас трогать, но сегодня уж выполни, пожалуйста, мое порученье. Кстати, если встретишь отца Пайро, передай ему, что его искал старейшина. Курапика вздохнул. Видимо, внешнему миру придется немного подождать. — Хорошо, все сделаю. — Надолго не задерживайся. — Не переживай, я скоро вернусь, — пообещал Курапика, вешая корзину за спину. Мать, держа в руках стеклянную банку, продолжала глядеть на него, на что Курапика ответил ей вопросительным взглядом. — Ты точно сам справишься? Может, кто-то из братьев пойдёт с тобой? Курапика уловил в ее тоне едва заметную встревоженность. — Тебе не стоит так волноваться за меня, — с улыбкой произнес он. — Все будет хорошо. Конечно, Курапика был слегка разочарован, что придется отложить перевод книги, но почти все лето он провел вместе с Пайро и почти не помогал родителям, поэтому ничего не сказал. Выйдя из дома, Курапика с удовольствием вдохнул свежий послеполуденный воздух. Пройдя несколько домов, он взобрался на небольшой холм, откуда прекрасно просматривалась вся деревня, и пошел в южную часть леса, где росли морошка и костяника. Курапика не слишком хорошо ориентировался в том, как выглядят эти растения, поэтому всегда носил с собой листки с рисунками этих ягод и пометками о них. Больше всего морошки росло на диких болотах, но идти туда было по меньшей мере три часа. Курапика надеялся, что ему повезет, и он найдет морошку поблизости у реки. Спустя некоторое время, когда набралась почти вся корзина, Курапика встретил отца Пайро, идущего ему навстречу. — Джиро-сан, здравствуйте! — А, Курапика, — приветливо произнес мужчина, приближаясь к нему. — Что ты здесь делаешь? — Выполняю поручение матери, но уже возвращаюсь. Можно я с вами? — Конечно. Он не хотел себе в этом признаваться, но рядом с Джиро-саном чувствовал себя спокойнее. Курапике была свойственна осторожность: даже несмотря на то, что он знал свой лес вдоль и поперёк, он всегда следил за окрестностями и, бывало, останавливался, чтобы прислушаться к окружению. Так, на всякий случай. — А что это за цветы? Пройдя половину пути, они вышли на опушку леса, окруженную ольхой, на которой Курапика заметил с десяток странных по виду цветов. Они были изящными, с закрученными лепесточками и длинноватыми тычинками. Цветок напоминал паучка, раскинувшего свои лапки в разные стороны. — Это красная хиганбана. Довольно редко ее можно встретить в нашем лесу, особенно в такое время. — А почему у них нет листьев? — Когда хиганбана цветет, её листья опадают, и наоборот — цветы увядают, когда растут листья. — Красивые… — восхищённо выдохнул Курапика. Джиро-сан на это как-то странно хмыкнул, прикасаясь пальцами к тонким красным лепесткам. — Может, цветок и красивый, конечно, но бутон имеет малоприятный аромат, а ствол с маковками и вовсе опасны. Во внешнем мире хиганбану сажают на кладбищах около могил с целью уберечь мелкие захоронения от зверей. — Джиро-сан выпрямился и взглянул наверх, на стремительно темнеющее небо. — Пойдем, Курапика, хорошо было бы вернуться до темноты. Некоторое время они шли по тропинке, окружённой со всех сторон ясенями, пока не вышли к небольшой поляне, заросшей полынью и чемерицей. Вдруг Джиро-сан замер. На противоположном краю поляны стоял человек. Это был высокий мужчина с широким подбородком, выраженными скулами, и волнистыми чёрными волосами, собранными в хвост. Он был одет в темно-синее хаори и широкие черные хакама. Человек ничего не делал, лишь неподвижно рассматривал что-то перед собой с безучастным видом. «Он точно нас заметил, так почему не обращает внимание?» — подумал Курапика, но все же подходить не решился. Джиро-сан тоже не двигался. — Значит, двое. Пугающий взгляд льдистых серых глаза скользнул по его лицу, а затем на Джиро-сана. Взгляд этот был тёмен и тяжек. Мужчина сложил ладони, положив одну на другую, после чего, удерживая их в одном положении, повернул ладони в разные стороны. Стало трудно дышать. Курапика попытался шагнуть назад, но ставший неимоверно тяжким воздух затруднял, сковывал движения. Возле человека из воздуха начал проявляться силуэт, с каждой секундой приобретавший четкость и плотность. Перед обоими Курута возникла распятая в воздухе женщина. Она была одета в белое кимоно, перевязанное темно-красным поясом с цветочным узором. Ее длинные, заплетенные в петли волосы свисали до земли. В горле Курапики застрял крик. Что… что это за монстр? — Курапика, не двигайся, — велел Джиро-сан, выставляя руку. Его глаза горели алым. Человек тоже это заметил. Его губы дрогнули в скупой улыбке. Джиро-сан попытался двинуться вперед, как вдруг покачнулся. Едва удержавшись на ногах, он медленно выпрямился. — Что… что это такое? — почти беспомощно спросил Джиро-сан. Курапика скорее почувствовал, нежели увидел, как над ним выросла холодная тень — дышать от усиливающегося давления стало невыносимо сложно. — Это один из моих духов. Любит питаться человеческими глазами. Если позволить ему находится с человеком достаточно долго, то он и глаз его может лишить, а так он вполне себе безобиден — всего лишь временно лишает способности видеть. Эффект ты ощутишь не сразу, но алыми глазами пользоваться не сможешь. Курапика с отрезвляющей ясностью осознал, что мужчина не видит в них людей. И Джиро, и Курапика были для него товаром, который он может продать. — Вот это да, они и правда прекрасны. — произнес человек; голос у него был низкий, глубокий, со странной вибрирующей хрипотцой. — Никогда раньше не видел вблизи алые глаза клана Курута. — Отпусти мальчика. — сказал Джиро-сан; его голова была почему-то опущена, а руки странно вытянуты вперед. — Прошу тебя, он ни в чем не виноват. Усмешка мужчины вышла сухой и жесткой. — Слушай, я бы и сам хотел, но малец наверняка побежит в вашу деревню и приведёт за собой хвост. Так что пока я не разберусь с тобой, он останется здесь. Человек смотрел только на Джиро-сана — на Курапику он не обращал никакого внимания. — Знаешь, есть много странных демонов. Например, Баку. Химера с телом медведя, хоботом слона, глазами носорога, хвостом коровы, лапами тигра и пятнистой шкурой, который питается снами. Или вот Бакэ-дзори: старый сандаль, за которым плохо ухаживают. Бегает по дому и распевает глупые песенки. — человек бросил взгляд на его плечо. — Пытаясь объяснить необъяснимое, люди придумали много разных монстров и столь глубоко погрузились в это, что порой перебарщивали и начинали принимать всякую чушь за истину. Бегающий сандаль, как же… А вот красноглазые демоны вполне себе реальность. Правда ли ваши глаза краснеют, когда вас обуревают сильные эмоции? Молчание. Рот человека исказила кривая усмешка. — Отвечай. — Верно, — нехотя процедил Джиро-сан. — Например, злоба? — Да, но… — Ах! Действительно — но! Твои глаза сейчас не алые, потому в тебе больше страха, чем злости, или ты сумел за такое короткое время взять себя в руки и успокоиться? Джиро-сан промолчал. — Я смотрю, все-таки второе. — хмыкнул человек. Мужчина склонил голову и посмотрел на Джиро-сана так, словно перед ним был неодушевленный предмет, который требовал тщательного изучения. — Какое благородство. — он выпрямился, разочарованный отсутствием реакции. — Хотел бы я посмотреть на способности клана Курута, когда их глаза становятся алыми. — Мужчина с огорчением развёл руками. — Но мне сказали не оставлять на теле никаких увечий, а что касается обращения с трупами, боюсь, я не особо аккуратен. Курапика не мог спокойно наблюдать за тем, как этот человек насмехается над отцом Пайро. — Ублюдок, да как ты смеешь! — выкрикнул Курапика, бросаясь вперёд, но в последнюю секунду был перехвачен Джиро-саном. — Не надо. — твердо сказал он; повернув голову, он посмотрел мимо Курапики невидящим взглядом. — Ты с ним не справишься, только подвергнешь себя ненужной опасности. Курапика сжал ладони. Злость медленно отступала, проясняя разум. О её присутствии напоминали только короткие и слабые вспышки красного перед глазами. Что он о себе возомнил о себе? Он был слаб и бесполезен, он ребенок, его мгновенно убили бы, и даже его смерть ничего бы не изменила. — Ну да, ага, тут ты прав. А знаешь, почему я выбрал именно этого демона? Глаза — ваше самое сильное оружие, но и одновременно и самая большая слабость. Если лишить вас зрения, вы ничего не сможете сделать. Очень жаль. Без глаз вы ни на что не способны. Курапика со свистом выпустил воздух из легких, волком смотря на человека. Где его хваленая выдержка и хладнокровие, которыми он так гордился? Когда дело касалось его близких, Курапика неизменно терял голову. Мужчина запустил руку в карман хаори и достал оттуда маленький прямоугольный предмет белого цвета, длиной не больше мизинца. На лицевой стороне был изображен зеленый дракон. — Это одно из домино, которое используется в традиционной игре на моей родине, маджонг. Для того, чтобы в него сыграть нужно не меньше трёх людей, да и правила сложные. Потребуется слишком много времени, чтобы разъяснить даже основную суть, так что я упрощу правила. Мужчина сложил ладони, но не так, как в первый раз, а будто собирался читать молитву. Затем, удерживая одну в вертикальном положении, он повернул одну из них так, что пальцы были направлены на Джиро-сана. — Вот как мы поступим. Ты сыграешь с моим демоном Мононокэ. В одной из трёх чаш будет лежать это домино. Если угадаешь два раза из трёх, то я отпущу паренька. А если проиграешь… Дикая ярость застлала рассудок Курапики. Этот ублюдок… он просто игрался с отцом Пайро! Ему доставляло удовольствие видеть, как тот мечется в своём безвыходном положении, пытаясь сохранить жизнь Курапике и придумать, как можно спастись. Если бы только кто-то из братьев был неподалёку… если бы только был хоть какой-то способ отвлечь его и сбежать… если бы только у него были алые глаза! Эмоции, обуревавшие Курапику, не укрылись от человека. — Жалеешь, что у тебя нет алых глаз? — насмешливо спросил мужчина, обращаясь к Курапике. Тот вздрогнул, встречаясь с ним взглядом. — Праведный гнев на твоём лице сменился отчаянием. Но тебе не стоит винить себя за то, что не можешь ничего сделать. — Да что ты знаешь…— прошипел Курапика, сжимая ладони. Он не выдержал прямой взгляд человека и отвернулся. Глаза у него были странные, неприятные — широко расставленные, раскосые. Казалось, что на лице у мужчины были кусочки грязного подтаявшего льда. Демон, которого вызвал мужчина, был бесформенной субстанцией из темно-фиолетовой дымки, практически бесплотным, кроме белой маски с человеческими чертами вместо лица — узкие глаза, широкий нос и улыбающийся рот. — Озвучу лишь одно предупреждение — если попытаешься напасть, то Юрэй лишит паренька глаз. — сказал человек и опустился на траву. Он напоминал хищника, следившего за каждым движением жертвы. — Начинаем. Демон сел напротив Джиро и провёл бесплотной рукой над землей: из воздуха возникли доска и три глиняные чаши. Верхняя часть туловища духа вместе с маской поднялась, и демон сделал приглашающий жест. Джиро-сан перевёл взгляд на мужчину, непринуждённо наблюдающего за происходящим. Курапика попытался сглотнуть, но не смог — гортань ощущалась наждачной. — Джиро-сан… — Курапика, успокойся. — оборвал его тот. — Я разберусь, а ты не делай никаких глупостей, понял? С такой разницей в силе он может выкинуть любой трюк. Джиро-сан старался выглядеть уверенным, но Курапику не могло обмануть это показное спокойствие — Джиро было страшно. Курапика старался не смотреть на демона, особенно на того, который находился за плечом Джиро-сана, постепенно лишая его зрения. Как… как он контролировал их? Они не были похожи на безвольных марионеток, но подчинялись малейшему жесту человека. Судя по тому, как он особым образом складывал свои ладони при вызове демона, каждый из них вызывался определенными жестами. Они с Джиро-саном видели двух. Стоит ли ожидать трех остальных? Курапика посмотрел на мужчину. Нет. Он вел себя слишком уверенно, чтобы использовать всю свою силу. Скорее всего он считал, что и без них способен с легкостью справиться с алыми глазами Джиро-сана… так почему он использует демонов? Глиняные чаши перемещались невероятно быстро для человеческого глаза, и без алых глаз Джиро-сан не отследить домино. В этой игре все зависело только от удачи. Если сумеешь угадать, то выиграешь, а если нет… Курапика стиснул зубы — игра, где где на кон поставлена жизнь ради чьей-то забавы, была такой уничижительной, такой издевательской, что ему потребовалось все усилие воли, чтобы продолжать стоять на месте. — Тварь… — с ненавистью прошипел он сквозь зубы. Чаши остановились. Демон издал странный шипящий звук, и убрал когтистые руки. — Ты считаешь себя вправе решать, кто умрет, а кто будет жить? — раздался голос Джиро-сана. — Бог дал тебе такое право или ты сам возомнил себя богом? Человек подпер рукой голову, подняв глаза от чаш. — Интересный вопрос. Думаю, ни первое, ни второе. Мне просто нравится наблюдать, как проявляется везение человека в действии. Есть в этом что-то увлекательное, когда от тебя совершенно ничего не зависит и остается полагаться только на Госпожу Удачу. Значит, Курапика был прав. Он перевел взгляд на отца Пайро. Если все зависело от удачи, то не было никакого смысла тянуть время…тогда почему он не выбирает? В Курапике зародилась слабая надежда — вдруг у Джиро-сана все-таки есть план? Джиро-сан указал на вторую чашу. — Везение не может быть вечным; невезение, к счастью, тоже. Демон поднял руку, и через мгновение чаши исчезли. Под второй! — радостно воскликнул Курапика про себя. — Еще две… Джиро-сан, пожалуйста, угадайте! Демон положил домино перед собой, снова провел рукой, создавая чаши. Те стремительно задвигались, перемещаясь между собой, вперед и назад, вокруг своей оси, чтобы запутать соперника; второй раз ничем не отличался от первого. Во второй раз Джиро-сан молчал дольше обычного. — Вторая. Чаши растворились в воздухе. — Как я и сказал, невезение тоже не длится вечно. Домино оказалось под второй. Курапика несколько раз видел людей из внешнего мира. Они практически ничем не отличались друг от друга, и казались Курапике совершенно обыкновенными. Но только не он. Этот человек внушал страх на подсознательном уровне. Он —опытный убийца, умный, наблюдательный и непредсказуемый, ему нравится взаимодействовать со своей жертвой прежде, чем лишить ее жизни. Если бы даже у него были алые глаза, он бы ни за что не смог навредить ему. Все его существо, каждая клетка тела кричала о смертельной опасности. Ясно. Он считал Джиро-сана сильным, но они с этим человеком были на абсолютно разных уровнях. Он ни за что не победит его. Он не сможет ничего сделать этому человеку. Джиро-сан умрет. Хватит! Прекрати так думать! — прикрикнул он сам себе, сжав ладони в кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. — Так-а-ак, а теперь последний раунд. Курапика неотрывно следил за чашами. Он до последнего надеялся, что сможет заметить хоть что-то, позволившее бы повысить вероятность правильности ответа, но здравый смысл слабой надеждой обмануть нельзя. Черт…черт! Если хоть что-то? Есть ли хоть какое-то чудо, которая вытащит их из неминуемой погибели? Внезапно Курапика распахнул глаза. Третья! Это точно третья! Мысли в голове метались безумным потоком. Домино под третьей чашей. В последний миг перед тем, как демон остановился, домино пролетело под второй в сторону третьей. Курапика не мог поверить, что смог разглядеть его, ведь до этого момента был уверен, что это просто невозможно. В тот момент, когда он собрался открыть рот и сказать Джиро-сану, что домино под третьей чашей, его остановила мысль, в одну секунду жестоко оборвавшая всю его нерушимую уверенность. А что если он ошибся? От нахлынувшего на него волнения он прокусил губу до крови. Что делать? Он же был так уверен в своем выборе! Вдруг, если он ошибся, а Джиро-сан довериться ему, то проиграет и человек убьет их обоих? Миг, когда Курапика по-настоящему понял, что от от последнего выбора зависит его жизнь, обрушился на него каменной глыбой. Если он окажется прав, то умрет. В этом нет никаких сомнений. Этот человек убьет их. Но если его решение окажется верным… Он разрывался от сомнений. Может…а если… — Первая. — произнес Джиро-сан. И демон поднял свою руку. Чаши растворились в воздухе; Курапика с ужасом увидел, что домино лежало под третьей чашей. — Нет. — неверяще прошептал он. В голове внезапно опустело; он весь окаменел. — Нет. — Уже все? Как грустно. Я искренне хотел, чтобы ты выиграл. — человек, оперевшись на катану, поднялся с земли. — Ну, тут уже ничего не поделаешь. Придется вам умереть. Курапика закрыл глаза и вжался спиной в ствол дерева. Вот и все. — Это ты так думаешь. Он распахнул глаза. Лезвие керамбита разрезало воздух, где долю секунды назад был глаз человека. На каких-то нечеловеческих рефлексах тот сумел уклониться, но, когда убийца поднял голову, Курапика увидел, что лезвие оставило порез на его щеке. Джиро-сан бросился вперед и в одно мгновение приблизился к мужчине, целясь вторым керамбитом в шею; тот выхватил катану из ножен и отразил удар. Лезвие оказалось так близко к шее, что казалось, одно неверное движение, и оно перережет человеку глотку. Хамон катаны лязгнул об лезвие керамбита — убийца, поменяв положение катаны, отбросил его вперед. Схватив второй керамбит, Джиро-сан снова атаковал его. Мимо. Мимо. Опять мимо. Как… как он уклонялся от ударов Джиро-сана? Он отразил первый удар, затем уклонился ото всех остальных. Ни один удар Джиро не причинил человек ни малейшего вреда. — Знаешь, а ты хорош! Ты прекрасно воспользовался мгновением, когда я потерял бдительность! — восторженно воскликнул человек. — Ты даже лучше, чем я ожидал! Едва Джиро-сан успел отвести руку, чтобы нанести следующий удар, как человек вдруг резко перехватил её и вывернул назад. Ладонь Джиро разжалась, и керамбит с глухим стуком упал на траву. Мужчина медленно выворачивал ему плечо под неестественным углом. — Однако, ты не можешь задеть меня. — вкрадчиво произнес он. — Так что от этого все равно никакого толку. Предлагаю тебе сдаться, тогда я заберу только твои глаза. — Я лучше вырежу их сам и умру, чем позволю тебе забрать. — процедил сквозь зубы Джиро-сан и резко выбросил вперёд и вверх голову. Раздался глухой хруст. Затылок Джиро со всей мощи впечатался в лицо мужчины, на мгновение дезориентируя его. Джиро-сан вырвался из хватки, и выбросил руку вперёд, наклоняясь, чтобы схватить керамбит, но этого мгновения ему не хватило. — А вот это ты зря. — злобно выплюнул человек. На секунду мир поблек, выцвел и замедлился. Как в замедленной съёмке Курапика видел нечеловечески быстрые движение наёмника. Взмах — и цвет вновь вернулся в мир Курапики. Багряный цвет свежепролившейся крови. Кровь хлынула потоком. Удар оказался такой мощи, что руку Джиро-сана вырвало из плечевого сустава, и та повисла на сухожилиях и остатках кожи. Ноги сами понесли Курапику вперёд, но едва он успел сделать шаг, как споткнулся об корягу и рухнул на землю. — Идиот. — презрительно бросил человек, оказываясь перед отцом Пайро. — Ты все испортил. Я не собирался его трогать. Он взмахнул катаной и одним движением распорол ему живот. — НЕТ! — отчаянно заорал Курапика. Мужчина шевельнул пальцами и демон вместе с чашами рассеялся. Фиолетовая дымка медленно растворялась в воздухе. Джиро-сан стоял на коленях перед человеком, прижимая руку к животу. — Тогда зачем?.. — Потому что у тебя появился стимул меня победить. Ты не знал, отпущу ли я пацана после того, как убью тебя, и я дал тебе надежду, что если ты меня обыграешь, то он точно будет жить. Всегда интереснее наблюдать за противником, который во что бы то ни стало хочет выиграть. Сражаться с теми, у кого нет сильной мотивации, скука смертная, не находишь? Развёртывающаяся драма начала докучать Ренджи. Пора было заканчивать. Единственное, что он не успел решить — пришить парнишку или нет. Ребёнок не представлял никакой ценности, да и алых глаз у не было… Впрочем, он ещё успеет подумать, что с ним делать. Брызнула кровь, кость под ножом мерзко захрустела. Быстрее всего было бы раздробить глазницу по краям, но он боялся что осколки повредят глазное яблоко. Разрезав кожные складки век, он ввёл под нижнее кюретку, чтобы аккуратно срезать мышцы, поддерживающие глаз. Курапика закрыл уши руками и зажмурился изо всех сил. Он хотел закричать, так сильно хотел, но не мог издать ни единого звука. Сжавшись, от ужаса, он весь оцепенел. Глаза Джиро-сана… этот человек вырезает его глаза прямо сейчас, а он ничего не может сделать. Через минуту истошные крики боли прекратились — видимо, Курута потерял сознание. Меньше всего Ренджи хотелось возиться слишком долго, чтобы кто-то из их клана услышал вопли и прибежал. Тогда вырезать глаза пришлось бы на скорую руку, параллельно отбиваясь от разъярённых Курута. Ренджи срезал тонкий глазной нерв и отделил глазное яблоко от пустой левой глазницы. Тёплая влажная кровь ощущалась на руках омерзительно. — Сука. — в сердцах прошипел он. Достав из нагрудного кармана два стеклянных футляра, он бросил в них глазные яблоки — жидкость, мешаясь с кровью, тут же окрасилась в нежно-розовый. Да уж, он-то считал, что ему придётся как следует повозиться, чтобы завалить хоть одного из этого племени, а в итоге даже не пришлось использовать нэн в полную силу. Вот если бы Курута были пользователями нэн…. интересно, чем бы всё обернулось?… — Во имя всего святого, хорош трястись. — сказал мужчина, пряча футляр во внутренний карман хаори. Курапика поднял голову и с трудом взглянул на убийцу. Ненависть в его глазах была физически осязаема. — Как вы можете… как вы можете вырезать глаза людям… твари… скольких моих братьев вы уже погубили… чудовища… вы все настоящие чудовища… Услышав его слова, человек повернулся к нему. — А ты только языком чесать и умеешь? Курапика побелел от ярости. Убийца ударил по больному, напомнив о полной беспомощности. — Ч-что? — Да что с тобой? Так и будешь стоять и таращится, даже не попытавшись убить меня? Курапика растерянно замер. Человек состроил выразительное лицо, и покачал головой, мол, ну ты и тугодум. Застилавшая сознание злоба подутихла, давая Курапике осознать слова убийцы. — Как неудобно-то. — человек постучал пальцем по подбородку; из длинных волос выбилась чёрная смоляная прядь и упала ему на левый глаз. — Ты ребёнок, и к тому же безоружен. Твои глаза ни разу не стали алыми, хотя ты все это время трясся в гневной горячке, значит, тебе не больше десяти — глаза клана Курута достигают окончательного развития к этому времени… — Ты… дерись со мной! Наверное, от пережитого у Курапики окончательно помутился рассудок. Ненависть и жажда мести полностью захватили его сознание, напрочь отшибая инстинкт самосохранения. — А? Все плыло перед глазами. Ненависть душила Курапику, ненависть и тяжёлая, душная злоба. — Ого. — удивлённо приподнял брови мужчина; серые глаза-льдинки сверкнули. — А ты мне нравишься, малец. Духовно ты гораздо крепче этого старика. Курапика шагнул вперёд — движения тела опережали движения мыслей. Какая-то часть его молила остановиться, но ненависть была сильней здравого смысла. Джиро-сан… Пайро… Как я скажу ему, если его отец умрет из-за меня? Как я посмотрю ему в глаза? Человек усмехнулся — остро, неприятно, став невероятно похожим на свой клинок. Его убийца небрежно вонзил в землю, мол, вот ещё, марать о тебя добрую сталь, сопляк. Когда Курапика увидел, как убийца запускает ладонь в складки хакама, его сердце дрогнуло, а затем затрепетали раненой птицей. Ударившее в голову безрассудство смазало восприятие реальности, и человек буквально за долю секунды оказался совсем рядом с ним. Пряди чужих волос щекотнули щеку — Курапика отшатнулся как ошпаренный. Убийца поднял руку Курапики и вложил в неё клинок. — Я дам тебе шанс. Попробуй убить меня. Неверие на лице мальчика позабавило Ренджи. — Ты готов драться со мной, хоть и понимаешь, что у тебя нет ни малейшего шанса. Я даю тебе фору, немного уравнивая силы. — Вы ещё недостаточно позабавились? — прошипел Курапика прямо ему в лицо, сжимая в пальцах рукоять. — Хммм… а ты как думаешь? В его клане никогда не пользовались холодным оружием, поэтому клинок ощущался в руке чем-то чужеродным. — Чего ты боишься? Давай, нападай! Курапика выбросил руку вперёд и неуклюже взмахнул клинком. Лезвие со свистом разрезало воздух. Он сделал ещё один взмах, и ещё один, беспорядочно рассекая пространство вокруг. Не имея никакого боевого опыта, Курапика не прекращал двигаться и пытался нанести хоть один удар за счёт непрекращающихся атак, но он был ребёнком, и его бестолковые движения ожидаемо не доставали мужчину — тот легко уклонялся от любой атаки. Он пригнулся к земле и снова бросился вперёд, целясь по ногам. — Не размахивай ты руками, как чайка. — посоветовал человек и небрежно ударил Курапику ребром ладони по затылку. От боли все перед глазами помутилось, колени подкосились и Курапика рухнул на измятую траву. — Слишком много эмоций. Никуда не годится. Тяжело дыша, Курапика пытался подняться. Мужчина, с минуту выждав, когда он поднимется, разочарованно хмыкнул и развернулся, направляясь к своей катане. — Ещё не все… Я ещё не закончил! — Нет, закончил. Мне уже скучно. Нет смысла драться с тем, кто уже одной ногой в отключке. — Я сказал, дерись со мной, сволочь!! Понадобилось одно мгновение, чтобы острие клинка коснулось шеи. — Ты слишком много о себе возомнил, сопляк. — его голос мгновенно заледенел; в своей жажде отомстить на миг Курапика позабыл, что и сам может быть убит, и мужчина, видимо, решил ему об этом напомнить. — Я пропускал мимо ушей твои грубости все это время, но скажешь ещё хоть одно слово, и отправишься на тот свет. Не обращая внимание на слова, Курапика с трудом поднялся. Он не может отпустить его просто так. Ни за что позволит себе. Клинок выпал из ослабевших пальцев. Что… что это такое? Человек просто стоял, но казалось, его пальцы сжимались на тонкой мальчишеской шее Курапики. Ужас сковал тело. Курапика был не способен даже пошевелиться. Он никогда не чувствовал даже подобия столь чудовищной силы. Наблюдая за убийцей, до мальчика вдруг дошло, как сильно у него дрожат колени. Это был самый жуткий испуг, который он ощущал в своей жизни. Он не мог даже взгляд на него поднять. Он не мог найти объяснения этим чувствам, давлению, что физически заставляла его прогнуться и упасть на колени, охваченный холодным ядом удушающего страха. Не могу… не могу сделать вдох. Его аура подавляет меня, вдавливает в землю. Не могу… даже пальцами пошевелить… Неожиданно все прекратилось. Чудовищное давление спало и Курапика, обессилев, рухнул на землю. — Попробуй стать сильнее. Может, если я сочту тебя достойным противником, тогда я приму твоё предложение. Слова убийцы упали в пустоту. Курапика был обессилен, обесточен, и ничто больше не волновало его. Присутствие человека исчезло. Джиро-сан… мне нужно… нужно помочь ему, если не добраться до деревни, то он умрет…надо подняться Мысль о том, что из-за его бездействия может умереть отец Пайро, заставила Курапику очнуться. Поднимайся же! Больно-больно-больно-больно-больно ПОДНИМАЙСЯ!!! Уперевшись локтями, Курапика попытался встать на четвереньки, но из-за боли даже это несложное действие заняло у него целую минуту. Издав полувсхлип-полустон, Курапика рывком оттолкнулся и всё же сумел подняться. Каждое движение отдавалось болью. Бесполезный, никчемный, слабый. Курапика медленно дошел до места, где лежал Джиро-сан. Из его тела пульсирующим потоком вытекала яркая алая кровь. Надо… надо ее как-то остановить. Он поднял трясущиеся руки и попытался закрыть огромную рану на животе, но кровь всё текла и текла сквозь его пальцы. Почему её так много… почему она не останавливается… Сглотнув, Курапика поднял голову на лицо Джиро-сана и от ужаса чуть не закричал. В пустых глазницах клубилась первозданная чернота. Курапика упал на колени перед Джиро и дотронулся до его вздутых багровые век. Как же… что же делать… что же ему делать… — Д-джиро-сан, я п-позову на помощь…— Слова, тяжёлые и неповоротливые, с трудом срывались с языка. — Постой, Курапика, — он ощутил прикосновение к своему локтю. От ужаса и страха он вновь не мог пошевелиться. — Нет! Ничего не говорите, берегите силы, я должен… я сейчас… мне нужно немного времени, держитесь, господин Джиро, пожалуйста, не умирайте! Прошу вас, только держитесь! — Курапика. — раздался едва слышный голос. — Тебе не нужно никуда идти… мне ничем не помочь. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Ты должен идти… без меня. — Нет, нет, нет, я должен вас спасти, ради Пайро, он же будет горевать о вас, у него никого кроме вас нет, а наши лекари…наши лекари самые лучшие, они вас обязательно вылечат. — захлебнулся словами Курапика, — простите… простите, все из-за меня, если бы вы не защищали меня, вы бы смогли выжить, мне так жаль, простите… Джиро сжал его локоть — ласково, успокаивающе. И затем, за коротким, поверхностным вздохом, последовал длинный выдох. Воцарилась гробовая тишина. Курапика поджал искусанные губы, и моргнул. Ещё раз. И ещё. Но всё равно ничего не видел перед собой из-за дрожащей пелены слез, стоящих в глазах. Кроме мертвого отца лучшего друга. Точка обмена, где передавали из рук в руки товар, находилось в тайном больничном подвале захолустного городишки. Ренджи даже не смог найти его по карте, лишь приблизительно знал, в какой местности находится поселение. Когда он, наконец, до него добрался, дорогу к больнице подсказал местный фермер, подозрительно зыркнувший на него из-под широкополой шляпы. Обменщик — огромный мужчина, напоминавший бойцов Небесной Арены с пронзительными ледяными глазами — вытащил из ячейки железный поднос. Ренджи поставил на него глаза Курута. Тот даже не посмотрел на них; сузив крошечные глаза, он впился взглядом в самого Ренджи. — Почему принёс не все тело? — прозвучал грубый голос; он эхом отразился в промозглом шлакобетонном помещении с безликими хранилищными ячейками, обитыми металлическими пластинами. Ренджи поморщился. Он что, всерьёз решил, что он пересечёт полстраны с мертвецом на горбу так, что этого никто не заметит? — Возникли непредвиденные сложности. — Если бы принёс хотя бы голову, то получил бы больше. — Ты серьезно или просто издеваешься? — Видно, что мне смешно? — А я-то с какого хрена знаю? — огрызнулся Ренджи. — И вообще, что ты пристал ко мне? Не имею я привычки таскаться с отрезанной головой. Заказ был на глаза, и они здесь, что ещё надо-то? То, что им было нужно больше всего, они получили, а любоваться алыми глазами в отрезанной голове… за закрытыми дверями может быть сколько угодно извращенцев, но условия обязательно принести ещё и голову нигде не было прописано, впрочем, как и все остальные части тела, так что Ренджи на чьи-то неоправданные ожидания было глубоко наплевать. — Стой здесь. Я позвоню заказчику. — наконец произнес обменщик Тот все смотрел на Ренджи, ожидая, что убийца что-то ответит, но Ренджи молчал. На короткий миг его взгляд остановился на руках Ренджи, но говорить обменщик ничего не стал, предпочтя скрыться за железной дверцей. Ренджи опустил взгляд вниз — рукава хаори были испорчены кровью. Воды, чтобы смыть ее, не было. Он взял ткань хаори, чтобы подвернуть края, и едва отодвинул ее, как увидел резаную рану с воспалёнными краями. Из горла вырвался смешок. Этот сопляк…