Цветы Бога Смерти

«Любая жизнь когда-нибудь заканчивается. Плоть возвращается в землю, а над ней вырастает трава и распускаются цветы. Душа остаётся в воспоминаниях и продолжает жить в сердцах других. Всё в этом мире течёт и движется по кругу. И человеческая жизнь тоже». Стальной алхимик

Северо-Восток Йорбии. Город F — Кажется, оно должно быть где-то здесь. — Шалнарк взглянул на экран телефона и сверился со сведениями. — Мы точно где-то очень близко. — Постой. — раздался позади голос Нобунаги. Шалнарк обернулся. Все остальные тоже остановились. — Разумно ли было приходить в такое место без какого-либо прикрытия? — Надо было задуматься об этом прежде, чем тащиться сюда всей толпой. — заметил Шалнарк, засовывая телефон в карман. — Теперь уже ничего не поделаешь. Но нам не о чем беспокоиться. На сайте хантеров сказано, что это агентство сохраняет конфиденциальность как всех нанимателей, так и работников, так что всё в порядке. — Я не о том, что кто-то может узнать о запросе. — возразил Нобунага. — Нам не следует доверять кому-то, кто не является членом Геней Рёдан. — Неужели ты боишься? — ехидно спросил Финкс. — Да, боюсь не сдержусь и выбью тебе зубы. — огрызнулся тот. — Вы думаете, ублюдок с цепями не позаботился о том, что мы будем искать способ избавить босса от его нэн? — Я уверена на девяносто девять, нет, на сто процентов, что он в курсе, что можно как заблокировать чужое нэн, так и снять ограничения. Да, это долго и требует довольно много усилий, но в конце-концов способ найдётся. — Потому что другого выбора у нас нет. — мрачно подытожил Нобунага. — Только бы не вышло, что мы проделали такой огромный путь зазря. Если все закончится так же, как с тем парнем, будет неприятно.       Да, с Абенгане Пауки действительно потерпели неудачу. «Остров жадности» не оправдал их ожиданий, но по крайней мере они хотя бы поняли, в каком направлении им стоит двигаться. Вернее, кого им надо найти, чтобы избавить босса от нэн ублюдка с цепями.       Позади Мачи раздался тихий, шелестящий голос, принадлежащий Каллуто: — Простите. Моя вина. — Нет. Он был просто недостаточно силён. — констатировал Финкс. — Обыкновенный слабак. Когда изгоняющий нэн, которого они привели из игры, умер от того, что отдал слишком большое количество жизненной энергии своему нэн зверю, они удивились. Никто из них подобного не ожидал.       «Ублюдок с цепями хорош, действительно хорош» — с отвращением подумал Шалнарк, смотря на уродливую тварь, неподвижно лежащую возле хозяина —в попытках высосать чужую ауру та вся скукожилась и будто иссохла, словно змея, сбрасывающую чешую.       Ладно, теперь уже ничего не поделаешь. — Кстати, куда потом исчез Хисока? — спросил Финкс, когда Пауки двинулись дальше. — Я был уверен, что он будет таскаться за нами до тех пор, пока нэн ублюдка не будет снято. — Даже не упоминай при мне этого долбанного клоуна. — скривился Нобунага, инстинктивно положив ладонь на рукоять катаны. — Встречу, прибью нахрен. — Я согласен с Нобунагой. Надо прикончить Хисоку, пока есть такая возможность. Мы тут имеем планы на будущее, а он имеет наше будущее по плану. — Я тоже не в восторге от того, что нам приходится иметь с ним дело, но стоит отдать ему должное, он по крайней мере смог уговорить и привести того экзорциста. — заметила Шизуку. — Мы-то на «Острове Жадности» не добились никаких результатов. — Хисока действует исключительно из собственных эгоистических интересов. Класть он хотел на каждого из нас и на Геней Рёдан в целом, он помогает нам только потому что хочет сразиться с Куроро и не успокоиться, пока ему не предоставится такая возможность. — фыркнул Финкс. — Да чего он так зациклен-то на боссе? В мире полным полно бойцов, пусть уже найдёт кого-то другого. Мачи, до сих пор не принимавшая участия в обсуждении, задумалась: «Вы просто не знаете его. Все его существование сконцентрировано на том, чтобы находить противников с сильным по его мнению нэн и бросать им вызов. Его ненасытная любовь к пролитию крови сильных бойцов в бою и наслаждение от боли подпитывает его садомазохистские желания… Пожалуй, именно к боссу Хисока испытывает самый сильный интерес, что я видела, а это значит, он так просто от него не отстанет. Однако нам не стоит вмешиваться. Когда босс вернёт себе нэн, он решит покончить с Хисокой чтобы тот больше не мешался под ногами. От него слишком много проблем». — Всегда можно тратить очень много сил на что-то ровно до той секунды, когда ты видишь в этом смысл. — глубокомысленно заметила Мачи. — С Хисокой можно разобраться и позже. Давайте вернёмся к тому, зачем мы здесь. Агентство, представляющее из себя некое подобие биржи труда для охотников, нашёл Шалнарк через сайт охотников. Первый раз, когда они пришли по назначенным координатам, выяснилось, что те оказались подделкой, и им потребовалось ещё примерно два дня на нахождение настоящего агентства.       Вакансии могли разместить абсолютно все, но чаще всего этим занимались члены преступных организаций, люди с определёнными нетрадиционными интересами, религиозные деятели, люди искусства, государственные чиновники, промышляющие помимо своей публичной работы более незаконными видами деятельности. Пауки шли по пустынной улице, окружённой полуразрушенными высотными домами, откуда тянуло многолетней сыростью и тленом. Городок, находящийся на северо-востоке от Йоркшина, чем-то напоминал Метеор — бедная, жестокая и кишащая преступностью область, настоящие трущобы. — Раз тот парень провалился, почему ты думаешь, что здесь мы найдём кого-то стоящего? — спросил Шалнарка Нобунага после длительного молчания. — Потому что Абенгане был не заклинателем нэн, а экзорцистом. — пояснила вместо Шалнарка Шизуку. — Он призывал лесных духов и с помощью пламени вызывал существо, способное поглощать чужое нэн. Грубая и посредственная имитация способностей настоящих заклинателей, поэтому у него ничего не вышло. Нам нужен настоящий заклинатель нэн. — Я что-то все равно не пойму, почему мы не можем найти его сами. Зачем нам это агентство? — Потому что их способности очень редкие, и они все подчиняются напрямую верхушке Ассоциации, не принимая никаких заказов от сторонних организаций. Вероятно, не только потому, что она строго контролирует их численность, но и по их собственной инициативе — Ассоциация тщательно защищает всех заклинателей нэн, ну и, заодно, щедро им платит. — ответил Шалнарк засовывая телефон в карман. — Ты как образовательный канал в телевизоре. — хмыкнул Фейтан. Финкс громко хохотнул. — Организации? Ох, — он так энергично замотал головой, что зализанная гелем чёлка упала ему на глаза. — ну да, наверное, нас можно назвать организацией, раз уж нас раз, два… десять человек. — В любом случае, выбора у него все равно не будет, либо он сделает то, что мы скажем, или мы его убьём. — пожал плечами Нобунага. — Давайте для начала найдём заклинателя, а потом уже будем решать что мы с ним будем делать. — прервала их Мачи.        Шалнарк выдавил из себя самую дружелюбную улыбку, на которую был способен, хотя ему хотелось дать Нобунаге и Финксу по башке. Честное слово, времени и так нет, а они тут фигней страдают.       Они остановились у массивной железной двери, ведущей в подвал. Никак не обозначенной, никаких вывесок, ничего примечательного. Неосведомлённому человеку могло бы показаться, что в двери нет ничего особенного, но если использовать гё, то можно было увидеть еле заметную надпись у левого края:

«Кадровое агенство хантеров»

— Хорошо. Кто пойдёт?       Если рассуждать логически, то в первую очередь нужно отсеять тех, кто мало или никак не посвящён в вопрос — Нобунага, Боноленов и Колтопи, и тех, кто не умеет держать себя в руках — Финкс и Фейтан. Судя по отзывам на сайте хантеров, в зависимости от манеры поведения тебе могут как дать необходимую информацию, так и отказать в ней, а вспыльчивость этих двоих может все испортить. Остаются Шизуку, Франклин, он и Мачи. — У Шалнарка лучше всего подвешен язык, а Мачи просвещена больше остальных. — предложила Шизуку. — Пусть идут они. — Не имею ничего против. — пожал плечами Франклин. — Я тоже. — отозвался Фейтан. — И я. — Нобунага положил ладонь на гарду катаны. — Давайте уже разберёмся с этим побыстрее.        Шалнарк с Мачи кивнули. Остальные развернулись и пошли обратно в убежище, им оставалось только ждать. Шалнарк вспомнил слова Нобунаги — действительно, зачем они сюда пошли всей толпой, когда можно было решить, кто пойдёт в убежище? Ответ пришёл сразу же: на всякий случай. — Когда мы стали такими осторожными. — пробормотал Шалнарк, потянув на себя железную дверь. Над этим вопросом тоже гадать долго не пришлось, и пока они с Мачи спускались по длинной винтовой лестнице вниз, он думал о том, что ублюдок с цепями не только перетасовал им все карты в Йоркшине и захватил босса, но и посеял в каждом из них чувство, которое до всего для каждого из Рёданов ничего не значило. Осмотрительность.       «Насколько верное их решение найти заклинателя нэн? Мы перебрали множество вариантов, как можно избавить босса от нэн ублюдка с цепями и сошлись, что единственным безопасным вариантом, который сохранит Куроро жизнь и не лишит его способностей, это найти найти человека, который способен изгонять чужую ауру. Но никто из Рёдана не знал, какие именно условия наложил на своих цепи Курапика, кроме тех, что тот назвал боссу. Можем ли мы предположить, что именно произойдёт при попытке снять чужое нэн? Вдруг босс умрет?..» — Шалнарк.       Мачи остановилась. Шалнарк, шедший впереди неё на пару шагов, тоже притормозил и обернулся. — Ты слишком много думаешь. — сказала она. — Мы уже приняли окончательное решение, так что оставь свои размышления на тот случай, если ничего не выйдет. — Конечно. — миролюбиво ответил он. — Я и не собирался ничего говорить. — Конечно…— хмыкнув, повторила она.       На этом разговор и заглох.       Лестница заканчивалась ещё одной дверью, на этот раз чёрной чугунной с массивными дверными молотками. Шалнарк потянул ее на себя и та снова свободно открылась. — Как-то у них с защитой неважно. Так и задумано? — Да черт его знает. — пробурчала Мачи.       Комната, которую они увидели под дверью, выглядела как помещение дешевой офисной конторы, предоставлявшей услуги вроде страховки жизни и имущества: небольшой стол посередине с древним на вид компьютером, позади во всю стену шкаф со множеством полок, забитыми книгами, стопками бумаг, подписанными папками и прочей макулатуры.       За столом сидела женщина самой неожиданной наружности, абсолютно не вписывающаяся в окружающую унылую обстановку — потрепанная жизнью, излишне худая, в коротком открытом платье, с фиолетовыми волосами и вся с ног до головы в татуировках и пирсинге. — Добрый день. Что вас интересует? — голос у неё оказался хриплым и прокуренным. — Нас интересуют заклинатели нэн. — с места карьер начал Шалнарк. — Вся информация, что у вас есть. — Вот как… В глазах женщины загорелся огонёк интереса. Она неспешно перевела взгляд на монитор компьютера, клацая нарощенными ногтями по клавиатуре. — И какой именно профиль заклинателей вам нужен?       Шалнарк переглянулся с Мачи. Та сохраняла бесстрастное лицо — другой бы и не заметил разницу, но Шалнарк достаточно хорошо выучил весь широкий спектр безразличия на лице Мачи, чтобы заметить, что на него легла едва заметная тень растерянности. Деталей они не обсуждали, так как не знали о том, что такие тонкости, как профиль, среди заклинателей в принципе существуют. — Есть несколько типов заклинателей. — начала разъяснять женщина, расценив их молчание за незнание и растерянность. — Изгоняющие нэн обладают способностями снимать чужую ауру с человека, запечатывая ее в предмете или животном. Исцеляющие избавляют от проклятий, в которые проклинающий вложил свою ауру, а также очищает собственную ауру человека, если он при использовании своей особой техники нарушил наложенное на неё условие или правило. Запечатывающие заклинатели могут заблокировать чужую ауру на какое-то время, некоторые способны сделать надолго. — Насколько надолго? — внезапно спросила Мачи. Шалнарк бросил на неё вопросительный взгляд, но та лишь повела плечами, мол, не мешай.       Агентша положила голову на согнутую в запястье кисть. — Некоторые способны и на десятилетия. Таких мало, но все-таки они есть.       Мачи коротко кивнула. «И зачем ей эта информация?..» — хмыкнул про себя Шеллнарк. Вслух он говорить, конечно, не стал, но все-таки подумал и решил приберечь свой вопрос, когда они пойдут обратно. Интересно же.       Женщина скользнула взглядом по лицу Шалнарка; ее узкие глаза загорелись лукавым, всезнающим блеском, словно она читала его мысли. Ему, в общем-то, было наплевать, даже если это окажется правдой, но осознание того, что кто-то может легко залезть в твою голову сама по себе была не слишком приятной. — Самый распространенный тип — дознаватели. Они собирают необходимую информацию через нэн. Большая часть из них работает на Ассоциацию. У них есть особая следственная лицензия, и я бы советовала вам ее опасаться.        «Прямо как способности Пакуноды…» — Что ж, изгоняющие, исцеляющие, запечатывающие, дознаватели и…последний тип заклинателей нэн — манипуляторы. «Никогда о них не слышал». — Хм… — Что такое? — Данная информация требует оплаты. — Сколько? — Сто двадцать миллионов. «Если сайт запрашивает такую баснословную сумму всего лишь за общие сведения, то во-первых, скорее всего она секретна, а во-вторых, чтобы она появилась в доступе, кому-то пришлось либо очень поднапрячься, либо очень сильно раскошелиться, а может вообще и то, и другое сразу». — Куда перевести деньги? Женщина показала на листок с реквизитами за своей спиной. Шалнарк перевёл оплату и показал подтверждение на телефоне. — Манипуляторы управляют чужим нэн. Они берут под контроль ауру, которая попадает в их поле эн, включая способности и особые техники. Фактически, манипуляторы способны к изгнанию, исцелению, дознанию и запечатыванию, однако не на сто процентов, как это делает тип заклинателя, который развивает свои способности лишь в одном избранном направлении.       Манипулятор сможет не только снять, но и, возможно, управлять силой нэн Курапики. Может, он даже сможет передать ее боссу. Тогда в следующий раз босс одолеет ублюдка с цепями…его же техникой.       Они переглянулись с Мачи, и по блеску в ее глазах он понял, что она думает о том же самом. Идеальный вариант.       Тонкие губы женщины дрогнули в подобие улыбки, когда она заметила интерес, появившейся на, казалось, неизменном равнодушии. — Расскажите о том, где найти манипуляторов нэн. — спросил Шалнарк. — По имеющимся данным, их всего трое. Первый — монах из провинции Шинкогёку, но, кажется, он уже давно умер, судя по тому, что информация о нем не обновлялась почти сорок лет. Второй — охотник ранга D, по нему тоже давно не было никаких сведений… — А у вас есть живые манипуляторы? — с нажимом спросила Мачи.       Шалнарк хохотнул. — Вы уж извините ее, она у нас немножечко грубиянка. — извиняющимся тоном произнес он, продолжая почёсывать затылок. Зря он это, конечно, сказал, когда они выйдут Мачи звезданет ему за эту фразу. Женщина, очевидно, была прекрасно осведомлена о том, кто они такие, но судя по всему, информация об агенстве на сайте хантеров не обманывала — ей не было никакого дела ни до них, ни до их запросов, пока они платят деньги. — Есть. — клацнула кнопка мыши. — Последний — хантер из Чёрного списка. Работает в основном на мафию, сейчас телохранитель в семье Ностраде. — Имя, возраст, тип нэн. — Исаги Рика, восемнадцать лет, неизвестно. — на последнем слове Мачи вопросительно вздёрнула бровь.       Дальнейшая тишина после слов агентши была настолько очевидной, что он даже не стал вслух спрашивать цену, а просто перевёл достойную по его мнению сумму по реквизитам, пришпиленным к стене за спиной женщины.       «Любопытненько…» — подумал Шалнарк и, широко улыбнувшись, произнес уже вслух: — Не могли бы сделать десять копий всей информации? С минуту они молча стояли в тишине под шуршание лопастей вентиляции и гудение работающего принтера.        Шалнарк взял протянутые листы бумаги и посмотрел на фотографию. Девушка на ней была тщедушной, бледнокожей до прозрачности, с резкими чертами лица и раскосыми серыми глазами, под которыми багровели синяки. Иссиня-чёрные волосы столь резко контрастировали с бледной кожей и цветом глаз, что придавали ей какой-то неестественности, безжизненности. — Ужас. — кратко высказалась Мачи. — Ага. Как из страшной сказки. — девчонка вполне симпатична собой, но при взгляде на эту отталкивающую монохромность, он поморщился. — Если бы она хоть немного улыбнулась, фото бы вышло не таким плохим. — Мне плевать на ее фотогеничность. — хмыкнула Мачи. — А вот это уже интересно. Переверни страницу?       Шалнарк пробежался глазами по строчкам: — Работодатели: актриса Куроцучи Наки, арт-дилер антиквариата и ценных произведений искусства Обанай Вашу, наследный принц королевства Какин Церидних*, дочь одного из V5 Хайке фон дер Ляйен, судья Мичигиру Сатода, глава мафиозного клана Юнда Палласке и глава организации Ностраде. — Внушительный список. — Заклинатели нэн, не подчиняющиеся Ассоциации охотников, невероятно востребованы. Неудивительно, что заказчики такие статусные. — негромко заметила Мачи. — Мы узнали все, что хотели. Пошли. Когда они вышли на улицу, окончательно стемнело. Мачи свернула листы и положила их в холщовый мешок. Под туманным венчиком фонарей лоснятся от дождя бетонные здания. Чавкающие тропинка усыпана листьями. Мачи — голова опущена, руки в карманах, глядит себе под ноги — повесила мешок и теперь бормотала что-то себе под нос. — Ты чего? — Я вот что думаю, чтобы управлять чужим нэн, нужна колоссальная концентрация — и свою-то идеально контролируют единицы, а что говорить про две. — Босс же на это способен. — Да, но ему потребовалось поставить около четырёх-пяти условий, чтобы достичь такого уровня мастерства. Это значительно расширяет боевой потенциал, но риски слишком высоки — чем больше условий, тем сложнее использовать способности. К тому же, он может пользоваться лишь заимствованной нэн-способностью, что проще, чем контролировать всю ауру. Но с другой стороны это как вести машину со вторым водителем, который тоже жмёт на педали и знает, как ей управлять, лучше, чем ты. — Можно взять под контроль водителя. — задумался Шалнарк. — Не в этом ли суть? — Контроль разума и контроль нэн не одно и то же. Я думаю, нужно безупречно владеть эн, чтобы получилось брать под контроль чужую ауру. А если получится растягивать ее на большое расстояние, то такая способность делает из манипулятора нэн бойца как на ближних, так и на длинных дистанциях. — Да уж…пугающая способность. — он вспенил ногой фонтан листьев. — Интересно, как девчонка ее получила? — Сила заклинателя нэн почти всегда врожденная, ему невозможно обучить, поэтому их так мало. — Слушай, откуда ты так много знаешь о них? — полюбопытствовал Шалнарк. — Интересовалась. — кратко ответила Мачи и отвернулась. Оставшееся время до базы они шли в молчании.       Когда они вернулись обратно в убежище, Мачи протянула листы Фейтану, после чего они передавались по кругу, пока последний, Франклин, не вернул их Шалнарку. — Какая ностальгия. — протянул Нобунага. — Снова встретимся с семейством Ностраде. — В отличие от тебя, я не испытываю по этому поводу никаких приятных эмоций. — хмыкнул Фейтан. — Прежде, чем мы начнём обсуждение, хочу спросить — почему в качестве убежища мы опять выбрали крысятник? Хоть раз мы можем собраться в более-менее нормальном месте, например гостинице. — произнес Финкс, брезгливо косясь на железные контейнеры, откуда был слышно подозрительное копошение. — Ну иди в гостиницу, мы же будем совершенно незаметными. — ехидно произнес Нобунага. — Должен напомнить, Нобунага, что Паука волнует комфорт в последнюю очередь. — раздался высокий голос Фейтана из-за арафатки. — Только вот не надо меня отчитывать. — проворчал он. — Давайте уже перейдём к делу. — прервал начавшийся спор Шалнарк, усаживаясь на железный ящик. — Как вы знаете, наша цель сейчас работает у семейства Ностраде. — Как и ублюдок с цепями. — рыкнул Нобунага, но тут же заткнулся, словив предупреждающий взгляд Мачи. — Может быть, но мы этого точно не знаем. Если он действительно там, то это обстоятельство, конечно, подкинет сверху немного проблем, но ничего серьезного. Нужно найти способ выйти на контакт с заклинателем и заставить ее пойти на сделку. — Сделка? Не смешите меня. Либо она избавляет босса от нэн ублюдка с цепями, либо мы ее убьём, вот и все. — Что-то мне подсказывает, что ее не запугать обычными угрозами смерти. — задумался Шалнарк.— Если посмотреть на список людей, на которых она работала, то у неё есть опыт обращения с чудовищами в человеческом обличье. — Скорее всего она одновременно не может контролировать сразу несколько разных нэн, и предпочитает сражения один на один. Мы можем напасть группой и тогда у нас будет преимущество.       На какое-то время воцарилось молчание. В словах Нобунаги прослеживался смысл, и никто не мог придумать убедительный аргумент против них. Все решится быстро и легко, и существовала малая доля вероятности, что план не сработает. Они могли даже не нападать все вместе, достаточно всего двух-трёх человек, чтобы захват заклинателя нэн произошёл успешно. — У меня предчувствие, что это плохая идея. — Ах это твоё предчувствие…— с насмешливой снисходительностью проговорил Нобунага. — Нобунага, инстинкты Мачи практически никогда ее не обманывали, так что помолчи. — раздался голос Франклина где-то позади. Тот недовольно цыкнул. — И что ты предлагаешь? — Равноценный обмен. Мы предложим ей сделку с условием. Она возвращает нэн боссу, а взамен мы сделаем то, что она скажет. — Что за хрень я только что услышал?! Я на такое не подписываюсь! — Что-то я не припомню, чтобы Рёдан когда-то шёл на сделки с тем, что они хотят заполучить. Мы просто приходим и берём то, что нам нужно, другие варианты неприемлемы. — прошипел Фейтан, сузив глаза и смотря при этом на Мачи. Вот уж для кого принципы Геней Рёдан и собственные было не отделимы друг от друга.        Мачи вскинула голову и перехватила задумчивый взгляд Шизуку. «Шизуку не из тех, кто предпочитает решать проблемы физической силой, но и мой план ей тоже не по душе. Скорее всего, она послушает сначала всех, и только потом выскажет своё мнение». — Внутренние конфликты в Пауке неприемлемы, если вы забыли. — напомнил Франклин, выразительно глядя на Фейтана, который во время споров имел репутацию зачинщика драки. Колтопи и Боноленов, как и Шизуку, молчали. — Так что, есть ещё какие-нибудь идеи или мы все согласимся, что моя в сто раз разумнее, чем весь этот бред, что сказала Мачи? — поинтересовался Нобунага. «Скорее всего, Фейтан и Финкс будут на стороне Нобунаги, как и Каллуто. Я согласен с Мачи, не имеет никакого смысла нападать на заклинателя, гораздо эффективнее и проще с ним договориться. Колтопи и Боноленов примут сторону большинства, Франклин и Шизуку, скорее всего, либо предложат свою идею, либо присоединятся к Мачи. И таким образом…шесть против четырёх». «В Йоркшине ублюдок с цепями отпустил их из-за заложников, так как на тот момент они являлись для него высшим приоритетом. Не лучше ли воспользоваться слабостью ублюдка с цепями и покончить с ним раз и навсегда? Найти этих мальчишек, его друзей, дать ему понять, что они у Рёдана и тем самым выманить, а затем убить? Конечно, он силён, но их десять, а он всего один, у него не будет времени и возможности, чтобы за такой короткий срок разработать стратегию против каждого, тем более ублюдок не знает способности всех».        Шалнарк не имел привычки недооценивать противников — он по себе знал, что внешность порой бывает очень обманчива и за видимой хрупкостью могла скрываться чудовищная физическая сила. Однако, глядя на фотографию, что-то ему подсказывало, что эта девчонка не будет в бою размахивать кулаками. Заклинатели нэн умные, осторожные, проницательные, они ломают не тело, а душу, источник жизненной энергии, той, что питает нэн. «Вот оно как, значит… Все ясно». — Сделаем так, как сказал Нобунага. — Что?! — рассерженно зашипела Мачи. — Но мы не станем нападать. Более того, мы не будем с ней говорить. Отведём ее к боссу. Он убедит. Я точно знаю. Соединенные Штаты Сагельты. Город Эрдингер — Тебе нельзя ходить влево, там ее фишки. — Я как-нибудь без твоих советов разберусь, ладно? — огрызнулся Линсен. — Отцепись от меня, не видишь, я думаю.       Капля пота скатилась по лбу и шлепнулась на игральную доску. Сенрицу, сидя напротив, слышала, как бешено выстукивает напряжение сердце Линсена. «Он действительно серьезно относится к этой игре… А ведь говорил, что никогда не променяет сянци** на маджонг. Но он все равно проиграет, ведь все его движения сопровождаются определенным сердечным ритмом, и я прекрасно понимаю, на каком ходу он сомневается, в каком уверен, и где хочет меня обхитрить. Прости, Линсен, но тебе стоило выбрать другого соперника».       Через десять минут в гостиной раздался громкий вопль. — Ма — Джонг***. — улыбнувшись, произнесла Сенрицу, взяв последнюю недостающую кость из Стены. — Ещё одна партия! — прорычал Линсена, сгребая кости с игрового поля. — И уж в этот раз я точно выиграю! — Вы уже сыграли три раза, вам не надоело? — протянул Сквалло, беря со столика напротив дивана журнал.       Перед тем, как уехать из Йоркшина, они с Исаги и Курапикой зашли на блошиный рынок, где продавали хлам за сущий бесценок. Главные аукционы прошли, и считалось, что в последние дни можно было купить то, что ещё в начале недели стоило десятки тысяч дзенин, а теперь отдавали за пять-шесть сотен. Так у них и оказался набор для игры в маджонг какого-то императора неизвестной чайной страны — легенда-приманка для туристов для которых важно, чтобы у старинной вещи было хоть какое-то знаменитое прошлое.       Торгаш в антикварном, куда они забрели, попытался заломить цену в три тысячи дзенин, но спустя пару фраз понял, что перед ними не обычные бестолковые покупатели с толстым кошельком, и цена опустилась до тысячи двести дзенин: — Почему ни на одной вещи не было ценников? — спросил Курапика, разглядывая потёртости на деревянной коробке, когда они выходили из магазина. — Вещь — любая вещь — стоит ровно столько, сколько ты заговоришь покупателя за нее заплатить. — ответила Исаги. — Он убрал ярлычки со всех товаров, чтобы, оценив клиента, задрать цену как ему вздумается.       Когда старую потрепанную коробку увидели Линсен и Басё, они бросили на неё недоуменные взгляды: — И что вы будете делать с этим старьем? — Будем играть в кости. — Это как-то связано с человеческими костями? — Да, кто умер, тот победил. — усмехнулась Исаги, и у Курапики дрогнули губы в слабой улыбке. — Ещё немного, и Сенрицу станет таким же мастером, как Исаги. После фразы Сквалло повисло молчание, становившееся с каждой секундой все шире и неприятнее.       Сложно было поверить в то, что Басё вдруг заинтересовали фисташково-зелёные шторы на панорамных окнах, а Линсена —старинная уродливая ваза в углу комнаты.       «Словно она умерла, и теперь о ней нельзя говорить» — подумала Сенрицу, но все же улыбнулась…вышло натянуто. — Лестно это слышать, но, боюсь, мне до ее мастерства слишком далеко. — Не говори глупостей. Просто Линсен считает, что раз он из Азии, то автоматически лучше всех играет в традиционные восточные игры. — в голосе Басё, как змея в кустах, проскользнуло насмешливое ехидство. — Вовсе нет, я просто устал! Если бы я отдохнул после того, как мы вернулись с задания босса, то у Сенрицу не было бы никаких шансов! — Обычная отмазка проигравшего. — фыркнул Сквалло, листая журнал. — Кстати, почему после того, как Басё упомянул Исаги, все вдруг замолчали? Раз она ушла, то теперь ее имя под запретом? Тот Кого Нельзя Называть?       От тянущегося с ленцой голоса Сквалло у Сенрицу дрогнули губы. Никакой тактичности, прямой, как рельса. За три дня ни у кого не хватило духу поднять тему ее ухода, и, видимо, Сквалло решил, наконец, сам открыть Ящик Пандоры.       Хорошо, что хотя бы Курапики здесь нет. — Думаете, она ушла насовсем? — осторожно спросил Басё, видимо, подумав о том же, о чем она. — Неужели все так… э-э-э…серьезно? — Ты не слышал. — сдавленно ответила она. — Я слышал, как орал Курапика. — хмыкнул Басё. — После того вечера, честно говоря, я первый раз поставил его выдержку под сомнение. — Если бы Исаги умела держать язык за зубами, а Курапика не терял голову при упоминании своего клана, ничего бы не произошло. — жестко констатировал Сквалло. — Так что оба виноваты. — Ты даже не знаешь, что произошло, а уже берёшься судить их. — мягко осадила его Сенрицу. — Да какая разница? Ё-мое, почему их склоки должны доставлять проблемы нам? Эта работа и так выжимает из меня все соки.       У Ностраде в подчинении находились около пятидесяти телохранителей, десять из которых, включая Курапику, Сенрицу, Басё и Линсена, охраняли его дочь, Неон. Сквалло же, изначально выполнявший обязанности по охране территории поместья, после того, что произошло в Йоркшине, решил вернуться к своим привычным обязанностям. Почти все время пребывания там они находились на грани смерти (а кто-то, на кого не будем показывать пальцем), на грани нервного срыва, и его решение уйти с поста телохранителя Ностраде воспринял не слишком положительно, но отказать не мог. Так что Сквалло теперь жил себе припеваючи в поместье в окружении псов, да ещё и со своей девушкой под боком, и Сенрицу что-то не замечала, чтобы он каждый день выбивался из сил. — К тому же… — Босс вызывает нас.       Сенрицу вздрогнула, услышав знакомое сердцебиение, и перевела взгляд на дверь, откуда раздался голос.       Курапика стоял в проеме с прямой спиной, будто проглотил палку, и равнодушно смотрел перед собой. Его все еще было непривычно видеть не в клановой одежде, а строгом черном костюме. — Мы… идём. — первой отозвалась Сенрицу. — Жду вас снаружи. — сухо произнес он, после чего, не дождавшись ответа, развернулся и ушёл.       «Курапика…» — Я понимаю, ты волнуешься за него. — Басё, сидевший рядом, глядел на нее как-то жалостливо. — но нам все-таки не стоит лезть в их дела. Если Курапика узнает, ему это не понравится. — Не понравится… — эхом повторила Сенрицу, продолжая смотреть в закрытую дверь.       Все вместе они поднялись и пошли на третий этаж, где располагался кабинет Ностраде. — Что ж, давайте сконцентрируемся на работе. — деловито начал Сквалло, игнорируя все еще висевшую напряженность. Линсен, сохранявший на своём лице постное выражение безразличия, слегка скривился: «А он-то тут чего забыл?». — После того, как Неон-сан лишилась своего нэн, все силы босса направлены на то, чтобы вернуть ей способности. Скоро выборы новых Крестных Отцов, а без предсказаний своей дочери у него мало шансов заполучить голоса. — Значит, либо он будет зарабатывать деньги и влияние без ее помощи, либо найдёт способ вернуть ее в прежний вид. — произнесла Сенрицу. — Правда, сама Неон не слишком расстроена тем, что больше не может делать предсказания. Элиза говорит, они ее утомляли. — К сожалению, Неон-сан утомляет все, кроме покупок. Если меня ещё раз пошлют с ней в магазины, клянусь, я повешусь прямо на вешалке в примерочной.       Когда дочь Ностраде раз или два в неделю возвещала их о том, что едет за покупками, они обычно подбрасывали монетку чтобы решить, кто пойдёт. Последние три раза удача обходила стороной Басё. Сенрицу жалела его от всего сердца, потому что даже слежка за Рёданом была проще, чем таскаться по всему торговому моллу за избалованным подростком-шопоголиком. — Может, в следующий раз подрядим на это предприятие Курапику? — предложил Басё, ища в лицах товарищей поддержку. — Он единственный, кому ещё не приходилось десять часов подряд смотреть, как Неон-сан выбирает тряпки и нести одновременно восемнадцать пакетов с одеждой и косметикой. Пусть узнает, что это за кошмар. — Мне кажется, у него и без этого достаточно дел. — тихо заметила Сенрицу, и тут же умолкла, когда увидела вдалеке знакомую фигуру.       Утром три дня назад, после того, как они узнали, что Исаги разорвала контракт с Ностраде и ушла, Сенрицу ждала появления Курапики несколько часов, пока, изведя себя ожиданием не приняла решение спросить все самой.       Поднявшись наверх, она постучала в дверь: — Курапика?       Нет ответа. Она постучала ещё раз.       Снова тишина.       Вся ее способность, по своей сути, была вторжением в личное пространство других, но Сенрицу старалась не ступать дальше той территории, на которой ее влияние заканчивалось. Каждый имеет право на тайны, которыми не желает делится. Самым правильным решением было оставить все, как есть, ведь это не ее дело… Не ее же?       Нет. Они друзья, пусть и таковыми, возможно, их считала лишь Сенрицу. И если у нее была возможность помочь Курапике, то она не могла ей не воспользоваться.       Дверь оказалась открыта, но внутри никого не было. Маленькая комната с самым необходимым — кроватью, письменным столом и стулом в углу — пустовала. Но Сенрицу еще из коридора слышала беспокойное сердцебиение, принадлежавшее другу. Пройдя в комнату, она повернула голову в сторону и замерла. — Курапика…       Ванная была разгромлена; осколки разбитого зеркала лежали на полу, разбросаны вещи, вся раковина и пол были в ржавых, застывших пятнах. Тошнотворный сладковато-металлический запах, стоящий в помещении давал понять, что это ничто иное, как кровь.       Курапика стоял на коленях и тёр щёткой для обуви кафельный пол. Остекленевший взгляд смотрел в никуда, а руки механическими движениями водили вперёд-назад по полоскам между плитками. В стоящем рядом ведре плескалась бурая вода. Он остервенело натирал пол, полоскал трясущимися пальцами щётку в ведре, брал полотенце и вытирал поверхность, затем повторял движения снова, и снова, как незадачливый слуга в какой-нибудь сказке, которому до рассвета необходимо исполнить невыполнимое задание, иначе — смерть.       Когда он поднялся, чтобы повернуться к ведру, Сенрицу увидела его ладони с покрытой ярко-розовыми пятнами кожей, будто от какой-то страшной заразной болезни. Вокруг лежали комковатые мумии испорченных кровью медицинских бинтов, и стоял такой резкий запах хлорки, что у Сенрицу заслезились глаза. — Сенрицу, ты не могла бы отнести полотенца в прачку? — прозвучал бесцветный голос — Курапика даже не повернулся, продолжая намывать пол. — У меня не получилось их отстирать. — Да… конечно. — сдавленно ответила она.       У раковины стояли пустые гели для душа, шампуни и мыла для рук. Рядом лежал даже использованный тюбик зубной пасты.       «Он что, всю ночь здесь убирался?» — подумала Сенрицу, сцепив перед собой ладони. Что же здесь случилось?… — Курапика. — окликнула его Сенрицу. На мгновение тот замер, давая понять что слушает. — Что произошло?       Молчание. Отжав полотенце в ведро, он убрал его в сторону и резанул ее взглядом карих глаз. — Ты ведь все слышала? — от ледяного тона Курапики, казалось, температура вокруг опустилась на сотню градусов ниже нуля. — Не нужно обвинять меня в том, что я слышу все, что происходит в доме. — игнорируя его враждебность проговорила Сенрицу. — Я ничего такого не имел ввиду. Просто не нужно задавать вопросы, на которые ты уже знаешь ответ. Это заставляет людей чувствовать себя дураками. — произнес он, поднимаясь с колен. — Зачем пришла? — Мы… можем поговорить. — О чем? — О чем хочешь. — ответила Сенрицу, делая шаг ближе. — О том, что тебя беспокоит. Всем нужен кто-то, с кем можно просто поговорить… или поделиться переживаниями. — Мне не нужен, благодарю. — отрезал Курапика.       Сенрицу вздохнула, не зная, как подступиться. Когда к Курапике лезли с разговорами о личном, он тут же ощеривался, но она чувствовала, что он подпустил ее немного ближе, чем всех остальных. — Все спрашивают, почему Исаги ушла. — тихо начала она. — Ностраде не дал никаких объяснений. Я бы хотела услышать причину от тебя, если ты не против.       Повисшее в ванной молчание можно было резать ножом. Курапика, как одержимый очищающий пол, делал вид, что ничего не услышал. Сенрицу терпеливо ждала.       Наконец до него дошло, что она никуда не уйдёт до тех пор, пока не добьётся от него хоть чего-то, кроме односложных ответов или молчания. — Она ушла потому что захотела. Никто ее не принуждал, если ты об этом. И хорошо: от неё было слишком много проблем.       «Лжец» — мгновенно пронеслось в её мыслях, когда она услышала, как его пульс моментально скакнул наверх. — Это ведь неправда. Зачем ты обманываешь? — Если тебя не устраивает мой ответ, то мне больше нечего тебе сказать. — вяло огрызнулся Курапика.       Казалось, он не знал как закончить разговор, не разругавшись. — То, что сказала тебе Рика…ее слова… ты и сам знаешь, что они не были правдой.       Взгляд покрасневших глаз сверкнул из-под отросшей светлой челки. Сенрицу знала этот взгляд и то, что будет за ним, но не могла уйти. — Вот как, сам знаю… Ну и что же? — негромко сказал Курапика. — Что же я, по-твоему, знаю? Я не могу определить ложь по чужому сердцебиению, как ты, поэтому твои рассуждения о том, чего я знаю, а чего нет, смехотворны и субъективны. Я услышал то, что услышал, этого достаточно, чтобы сделать о человеке, говорившем мне подобное, собственный вывод. Даже если они не были правдой. — Курапика… — с каким-то отчаянием выпалила Сенрицу. — Может, я поступил не как лидер, проявив эгоизм и устранил ее присутствие из-за личных счетов, но это мое решение и мне нести за него ответственность. — будто бы не замечая ее присутствия продолжил он, выпрямляясь на коленях и беря в руку щётку. — Единственное, что в ней было стоящее, это её способности нэн. Будет сложно найти им замену, но если потребуется я приложу все свои усилия, чтобы это сделать.       Внутри что-то неприятно кольнуло, противной холодной волной спускаясь между рёбер. Голос Курапики звучал отчужденно, с знакомыми режущими интонациями плохо сдерживаемой злобы, как когда он говорил о Рёдане.       «Я не имею права осуждать его. Если бы я была на его месте, то наверняка отреагировала бы точно также, однако Сквалло прав: он действительно слишком остро реагирует когда речь идёт о его клане, но…но… ».       Это «но» засело в голове терзающей червоточиной, засасывающей в свою мрачную пропасть все аргументы стоило только вспомнить произнесённые слова: Что будет, когда ты найдёшь глаза своих братьев и убьешь всех членов Геней Рёдан? Цель будет выполнена…и что потом? Вероятно, после всего ты погрузишься во тьму ещё больше, в самое беспросветное отчаяние, когда поймёшь, что тебе незачем больше жить. Выполнив своё предназначение, смысла в твоём существовании больше не будет и ты станешь никем. Ты живешь на одной ненависти. Не лучше ли похоронить себя раз и навсегда прямо сейчас? Твои братья уже мертвы. Их костям в могилах все равно, есть у них глаза или нет. Твоя цель не более чем жалкая эгоистичная попытка искупить вину за то, что ты остался жив. Если тебе так хочется врать себе, продолжай оправдывать своё бесполезное существование и дальше, находя глаза своего клана…мертвого клана.       Исаги била своими словами прямо в цель, туда, где было самое уязвимое, незащищенное место в его душе, куда он спрятал всю свою скорбь и сомнения, чтобы не думать, а двигаться к собственной цели. Слова, ломающую волю, уничтожающие морально. Почему она была так жестока? Должна же быть причина, хоть какая-то…       Она соврала. Она хотела убедить Курапику, что все это неправда, вот только сердце Исаги билось ровно и размеренно, как у человека, который искренне верит, что все его слова — чистая правда.       В голове осталась только одна мысль — хорошо, что он ее не убил. Этого было достаточно, чтобы Сенрицу оставила попытки заставить Курапику заговорить. — Прости, Сенрицу, но я не намерен обсуждать эту тему. Ни с тобой, ни с кем либо. И не надо пастись над моей душой, мне это не нужно. — он прошёл мимо неё и на ходу бросил через плечо. — Если мы закончили, то идём к остальным. У нас полно работы.       Сердце его играло скорбную песню гнева, боли и печали. Десять лет назад Северный район Королевства Какин, округ Сингабайсайден, земли храма Шинкогёку — Ты не вернёшься.       От её бесцветного, совершенно безразличного голоса внутри словно что-то оборвалось и рухнуло в дыру, зияющую и подтекающую кровью. Намного хуже, чем если бы она сейчас устроила истерику, умоляла бы его не уходить и разрыдалась.       Но Рика не плакала.       Она не плакала, когда смотрела, как ее мать и брата с дырой, размером с бейсбольный мяч, медики кладут в холщовые мешки и бросают их в железный кузов. Как в мешок поменьше по частям складывали то, что осталось от старшего брата — левую руку до локтя и несколько пальцев с правой ладони. Не плакала, когда они заходили в дом, где Ренджи не глядя отрывистыми движениями собирал самые необходимые вещи, как можно быстрее, чтобы поскорее убраться из этого проклятого дома, где каждая деталь, каждый предмет напоминал о них, а Рика сидела на кухне, даже не наблюдая за ним, а держала в руках железную фигурку башмака из настольной игры. Она не плакала даже на кладбище, когда хоронили почти всю ее семью.       Всего погибли четыреста тридцать семь человек.       Хоронили сразу всех, в гробах из железных пластин. Кладбище…отгороженная каменистым заборчиком территория посреди пустыни, где от простора охватывал ужас и хотелось поскорее убраться оттуда       Рика стояла рядом с ним, не отрывая глаз от песка под ногами, пока священник проводил обряд. Похороны длились от силы полчаса — родственников практически ни у кого не было. Из всех людей выжили лишь трое. — Сколько это будет длиться. Ренджи не узнал резкий голос, который произнес эти слова. И только спустя несколько секунд понял, что он принадлежал Рике, когда она дернула его за руку. — Что? — хрипло спросил он. — Это. — она посмотрела на него пустым взглядом. — Я не хочу этого видеть. Сколько мы еще должны тут стоять? «Она не понимает? Нет…не может быть. Наверное, она просто не осознает, что происходит». — Рика… — он не знал, как сказать, какие слова подобрать. В этот момент она смотрела, как священник присыпает каждый гроб храмовой землей. — Твоя мама и братья… Они погибли. Их больше нет. Это их похороны, нужно пробыть до конца. — Зачем? — безжизненно. — Так надо. — Зачем? — Рика… — Нацуки спас меня. Зачем? Мне не нужно здесь быть. Я хочу к ним. Когда я смогу уйти?       Ренджи попытался взять ее за руку, но ее ладонь тут же исчезла, выдернутая из его — Рика отвернулась, больше не желая смотреть на него. Ее странные слова… Она действительно не могла поверить в то, что ее матери и братьев больше нет.       Под влиянием неизвестного предчувствуя он поднял глаза и увидел человека, смутно показавшимся ему знакомым. Понимание рухнуло на него подобно топору по затылку.       «Господи…только этого здесь не хватало» — с мысленным стоном подумал Ренджи. Это был бывший муж Реви. Гидо.       Тот стоял в стороне до самого конца церемонии, шаркающей походкой прохаживаясь по песку и попинывая камни. Казалось, он так и продолжал мерить шагами пространство, пока не смог больше игнорировать угрюмый сверлящий взгляд в свою сторону.       Гидо подошел и остановился напротив. — На мать похожа. — гнусаво пробормотал Гидо, коротко взглянув на Рику. — Одно лицо.       Молчание. Когда она посмотрела на него в ответ, в ее глазах проскочил проблеск узнавания, но ничего более. Рика не бросилась к отцу, не стала его обнимать или даже здороваться. Ей было абсолютно все равно, и Ренджи не мог ее осудить — в принципе, все, что заслуживал Гидо, так это молчаливое презрение.       Тот, на вид, не был обескуражен или расстроен ее реакцией; вместо того, чтобы поговорить с дочерью, он выразительно мотнул ему головой в сторону. — Мда, видит бог Реви такое не заслужила. — покачал головой Гидо, когда они с Ренджи отошли в сторону. — да и ее сыновья тоже… — Это и твои дети. — его аж затрясло от ярости. — Нацуки и Ишида твои дети, они были твоими сыновьями.       Гидо посмотрел на него мутным, ничего не выражающим взглядом, словно Ренджи нес какую-то околесицу. — Я заберу Рику. — Хм… хорошо. Мне она не нужна. — монотонный голос, совершенное безразличие; на Ренджи он не смотрел, полностью поглощённый поиском ключей от машины, чтобы поскорее убраться отсюда. — Делай что хочешь. Но… слушай, было бы отлично, если бы ты вообще не упоминал ей обо мне. Скажи, что у меня работа или вроде того… — Мразь. — прошипел Ренджи сквозь зубы, приблизившись к Гидо. — Да как моя сестра вообще умудрилась связаться с такой тварью, как ты?       Тот вопросительно поднял брови, усмехнулся. — Ну, ты это у неё спроси. — хохотнул он, с вызовом глядя ему в глаза. —хотя, уже не спросишь. В общем…       Гидо поддался вперёд, чтобы хлопнуть Ренджи по плечу, но его рука застыла в воздухе — тот отшатнулся, глядя на него с отвращением. — Пошёл на хер! — прорычал он. Развернувшись, Ренджи пошёл к Рике, как в спину прилетел смешок Гидо, и он еле сдержался, чтобы не вернуться и дать ему в морду.       Сейчас он стоял перед ней, пытаясь собраться с мыслями, но давалось с огромным трудом. — Рика… я вернусь, обещаю тебе. Я должен найти того, кто это сделал, ты понимаешь?       Пауза. Рика скользнула по его лицу воспалёнными глазами. — Ты хочешь отомстить им? — Да. Я хочу их уничтожить. — Я тебе не верю. — отрезала Рика. Ладони, державшие маленькие хрупкие плечи, дрогнули. Ренджи надеялся, что маска уверенности не разбилась вдребезги об эти четыре слова, но, видимо, образовалась глубокая трещина. Рика смотрела прямо ему в глаза, не отрываясь, словно ждала чего-то…        «Что же ты хочешь от меня услышать?» — Ренджи стиснул зубы, и неосознанно сжал чужие плечи так, что племянница болезненно поморщилась. — Я не виноват в их смерти.       Глаза Рики расширились. Одно едва уловимое движение… Все стало ясно. О чем она думала…все стало понятно. — Рика, послушай. — Ренджи опустил руки; те повисли безжизненным плетьями. — Я знаю, о чем ты думаешь. Я должен был остаться. Если бы я не уехал, то смог бы вас защитить и твоя мать, и братья…— резко спрятав ладони в складки хакама, он сжал их в кулак. — они были бы живы. Но я не мог даже представить, что подобное случиться. Я… — Знаешь, понимаю… только Нацуки может такое сказать. — пробормотала Рика. Она его не слушала. — Он, не ты. А тебе наплевать. Ты думаешь только о себе. Тебе было плевать на нас, поэтому ты уехал. Нацуки всегда тебя оправдывал, говорил, что ты очень занят. Ты все время что-то обещал ему, а потом у тебя находились дела поважнее. И так каждый раз. Знаешь, почему он хотел стать хантером? Потому что перестал тебе верить и надеяться на то, что ты сдержишь хоть одно своё слово.       Рика, добрая, застенчивая, тихая и молчаливая, всю жизнь боготворила Нацуки, несмотря на то, что очень сильно отличалась от него. В ней не было его дерзости, наглости, напористости, уверенности в себе, но, видимо, от него она переняла кое-что, из-за чего Ренджи не мог сейчас выдавить из себя ни слова — беспощадную, безжалостную честность. — Ты никогда… никогда не выполняешь своих обещаний. — задыхаясь от эмоций, выпалила она. — Если бы ты не уехал, мама с Ишидой и Нацуки были бы живы! Все из-за тебя! Ты бросил нас, нашлись дела поважнее, и ты бросил нас! Это ты во всем виноват! А теперь ты хочешь бросить и меня! — Рика, пожалуйста… — Нет! Почему ты не можешь остаться?! — Не могу, Рика, послушай… — Почему не можешь? Скажи мне! Скажи, почему ты бросишь меня здесь?!       Между ними протянулась невыносимая тишина.       Он не мог остаться. Не мог, и не хотел. Если он скажет об этом, то окончательно разобьёт ей сердце. Стоило Ренджи в посмотреть в глаза своей племянницы, и его так и обдало взглядом умершей сестры — они были такими же, как у нее, светлыми, проницательными, прозрачными, как вода. — Прости. Я не могу. — выдавил из себя он, развернулся, больше не смотря на неё, и ушел. Мама. Ишида. Нацуки. Мама. Ишида. Нацуки. Нацуки…       Шелестел ветер, лаская пожелтевшие листья багряников. Храм, куда они пришли, находился в высокогорье, и воздух здесь столь сильно отличался от раскалённого жарой пустынного, что от его свежести странно пощипывало в носу. Рика шмыгнула носом, смаргивая влагу на глазах, и села на чемодан.       Когда он ушел, то сказал ей сидеть и ждать, когда за ней придут. Кто придёт, откуда, что это будет за человек и какое отношение он имеет к дяде ее совершенно не волновало. Тех, кто был ей важен больше всех на свете, уже нет, а на остальных ей было наплевать. Не имело значение и то, понравится ли ей этот храм или нет. Рика воспринимала его как место, где она будет временно жить, пока не сможет уйти оттуда сама. Или пока ее оттуда не выставят.       Просидев неопределенное время, уставившись на мелкие листья влажного после дождя моха под ногами, она услышала за своей спиной шаги. — Я уж думала, ты догадаешься подняться наверх. — раздался позади недовольный голос, и Рика обернулась.       К ней подошла женщина, одетая в чёрное кимоно, достающее до колен. Под кимоно на ней была надета белая рубашка, запахнутая с левой стороны на уровне ключицы и застегнутая на мелкие пуговицы, и широкие чёрные хакама. Темно-каштановые волосы собраны сзади в аккуратный пучок, подвязанный чёрной лентой.       Приблизившись, женщина остановилась перед Рикой и молча прошлась по ней оценивающим взглядом прежде, чем сказать: — Мое имя Микито, я одна из старших мико храма. — говорила она на одной строгой интонации, быстро, отрывисто, словно читала текст. — Меня поставили присматривать за тобой. Это вовсе не означает, что я буду твоей нянькой. Надеюсь, мы друг друга поняли.       Женщина молча смотрела на неё, ожидая ответа. Рика, растерявшись от неожиданного «приветствия» несколько секунд молчала, не зная что сказать. Так и не найдя слов, решила просто кивнуть. — Хорошо. Теперь иди за мной. Микито махнула рукой, и Рика, подхватив вещи, поторопилась за ней. Перед ними возникли п-образные ворота без створок, состоящей из двух красных вертикальных столбов, сверху соеденненных изогнутой чёрной балкой касаги. Старшая мико, притормозив, коротко поклонилась, и посмотрела через плечо на Рику. Слегка растерявшись, она начала быстро соображать, что это могло значить, пока не расценила строгий взгляд Микито как повеление повторить за ней. — Храмовая земля считается священной, поэтому граница между духовным и будничным мирами всегда бывает отмечена каким-либо образом. — раздался голос Микито. — Эти врата называются тории. Они прошли сквозь врата. На одном из столбов как раз на уровне глаз была прибита небольшая деревянная табличка. Рика, чуть замедлив шаг, попыталась прочитать, что на ней написано, но Микито так быстро шла вперёд, словно куда-то торопилась, а ей не хотелось ее разозлить своей медлительностью. Поднявшись по лестнице, не успели они сделать и десяти шагов, как Микито вдруг резко остановилась возле навеса на столбах, под которым стояла ёмкость с водой и черпаками. — Омой руки и рот в тэмидзуя. — сказала она, указав на ёмкость. — Сначала левую, потом правую, не перепутай. — А что будет, если перепутаю? — Не задавай глупых вопросов. — отрезала старшая мико, и Рика быстро сделала то, что ей сказали. Микито была прямо как Ишида — тот тоже терпеть не мог, когда спрашивали, по его мнению, бесполезные вопросы. Для него все в этом мире было так очевидно, что некоторые люди рядом с ним чувствовали себя глупцами.       «Наш Ишида считает, что он бог, а все остальные просто невежественный мусор» — раздался саркастичный голос Нацуки в голове. Рика зацепила зубами нижнюю губу, чтобы не разреветься. Они пошли дальше. После омовении в том, что Микито назвала тэмидзуя, начинался главный храмовый комплекс. Из земляной, усыпанной пожухлыми опавшими листьями, тропинка превратилась в уложенную широкими плоскими камнями дорогу, разветвляющуюся в разные направления с выставленными по обе стороны каменными фонарями той же расцветки, что и тории. — По левую сторону находится майдоно, помещение для ритуальных танцев. Скорее всего, ты не увидишь его внутри, но если задержишься здесь до Сёгацу****, то увидишь, как наши мико исполняют танцы, которыми обучались в течение года. Рядом с ним находится зал для встреч храмовой гильдии. — Микито махнула рукой направо, и, не сбавляя шаг, продолжила. — Это здание называется наорайдэн, сюда воспрещён вход всем, кроме каннуши, рядом стоящий склад это хранилище для подношений. Через несколько минут они подошли к большому крытому павильону с покатой черепичной крышей, покрытому антрацитовыми листами, отливающими в свете солнечных лучей синеватым оттенком. Павильон окружал сад, высаженный нежно-розовыми камелиями и космеями, крупными бутонами гортензий небесно-голубого цвета, между которыми тут и там выглядывали полянки с мелкими цветочками, токкобанами. Несмотря на разнообразие цветов, каким-то образом сад только подчёркивал строгость храма. — Хайдэн, зал для молящихся. — пояснила Микито. — Он открыт каждый день круглый год. Сюда приходят молиться люди. Здесь находится также зал для ритуальных пожертвований, проведения церемоний и поклонения шинигами. Хайдэн является самым значимым местом в храме. Сюда ты будешь приходить каждый день утром и вечером, чтобы молиться. Можешь приходить и чаще, как захочешь. У богов нет расписания, когда они слушают молитвы.       Разглядывая здание, Рика увидела, что за ним возвышается ещё одно, больше и массивнее по размеру: трехэтажное, с арочными проемами окон, по створками украшенными серебряными узорами. К хайдэну и вторым зданием позади прилегал небольшой пруд, отграниченный невысокой верандой. — А что за ним?       Микито слегка вскинула голову. — Синдэн. Главное святилище храма. Он является домом для шинигами. — тут она склонила голову и, нахмурив брови, посмотрела на неё так, словно не могла что-то припомнить. — Забыла сказать самое важное. Наш храм называется Шинкогёку. Все мы служим здесь шинигами. — Шинигами? — переспросила Рика. — Боги смерти.       Наверное, на ее лице возникло настолько удивленное выражение, что даже Микито, относившаяся к ней скорее как подброшенному бездомному котёнку, которого некуда девать, немного смягчилась. — Я бы могла тебе рассказать о нашей вере и истории Шинкогёку, но во-первых я не знаю ее настолько безупречно, как каннуши храма, а во-вторых из-за того, что я мико, хоть и старшая, мне не положено вести беседы с обычными людьми, пусть ты ещё и ребёнок. «Обычные…а здесь что, люди какие-то особенные?» — проскочила мысль, чисто в духе Нацуки, который относился к любой вере ужасно скептично и при ее упоминании вечно кривил нос, особенно когда мама по праздникам ходила в храм. «Она верит в существ, которые торчат на небе, занимаются своими божковыми делами и спокойно взирают на то, как те, кто им следует, подыхает от голода, страдает от нищеты, работает в рабских условиях, болеет смертельными болезнями, как умирают их дети, но при этом создали кучу правил, которым надо следовать, типа не лги, не воруй, делай добро, и если нарушишь хоть одно из них, тебя ждут вечные муки и страдания в аду. И вот эти люди каждый день усердно молятся им, просят хоть о каком-то благе, а они такие: «Ну, посмотрим на твоё поведение! Ты главное старайся, но мы обещать ничего не будем». Вот и скажите мне, где тут справедливость?»       Рика оставила свои мысли при себе, но внутри все так и свернулось в болезненный ком — горе накатывало волнами, и в такие моменты от того, как сильно она скучала по нему, казалось, что волна удушливой безнадёжности вот-вот рухнет на неё и задавит своей непреодолимой тяжестью. — Ты сирота?       Она сглотнула, в горле пересохло. — Что это? — спросила осторожно. — Это когда у ребёнка нет матери и отца. — последовал ответ. — Ну так? — Моя мама умерла. Отец сказал, что я ему не нужна. — Что ещё он сказал? — Он сказал моему дяде, что если он захочет оставить меня с ним, то я буду жить с ним в столице, и к четырнадцати от безысходности либо покончу с собой, либо стану проституткой.       Микито угрюмо хохотнула. — Да уж, действительно суровый взгляд на реальность. Ну, девочка, твой отец недалеко ушел от правды, поэтому знай, тебе повезло, что ты здесь, а не там, с ним. Запомнила?       Ей было четыре, когда отец бросил их, не оставив ни записки, ни каких-либо сведений о том, куда он направился. Находясь в более сознательном возрасте, она, глядя на то, что мама, в общем-то, не слишком расстроена уходом отца, хоть и жить было трудно — денег не хватало, Ишида, бросив школу в пятнадцать, ушел работать на шахту, запретив делать тоже самое Нацуки, который как-то после очередного праздника, на который они не могли позволить себе купить даже торт, заикнулся о том, чтобы тоже пойти работать — поняла, что для них всех отец не был таким уж любимым или важным членом семьи. Своё отношение к ним он высказал своим уходом, поэтому никто по нему не скучал.       И если бы у неё имелась возможность выбирать, с кем остаться, то Микито права — выбор был очевиден. — Что я буду здесь делать?       Микито посмотрела на неё таким взглядом, будто услышала самый идиотский вопрос на свете. — Это решит каннуши Йошинори. Так как ты не наша воспитанница, скорее всего ты будешь убираться и ухаживать за захоронениями. Я научу тебя. Учись быстро и не задавай глупых вопросов.       «Не задавай глупых вопросов» — это правило в Шинкогёку она усвоила быстрее всего.       Пока они разговаривали, сёдзи майдоно открылись, и оттуда выбежала стайка девочек в темно-бордовых, как спелая вишня, юката и гэта. У каждой из них в руке был небольшой, в форме паруса, вытянутый плоский инструмент со струнами, закреплёнными клыкообразными колками. Стайкой спустившись по лестнице, они направились в восточную сторону, туда, где стояли приземистые одноэтажные жилые здания. — Канае! — зычно позвала Микито. На ее оклик обернулась девочка с длинной косой. — Подойди сюда. Рика наблюдала, как та кивнула двум шедшим с ней рядом девочкам, и торопливым шагом пошла в сторону старшей мико.       Поравнявшись с ними, она коротко поклонилась. — Касиваба-сан уже ушел? — Нет, учитель ещё в своём кабинете. — ответила девочка, стрельнув перед этим на неё любопытным взглядом. — Вы хотите, чтобы я что-то передала ему? — В этом нет необходимости, мне нужно было просто узнать. — Микито протянула руку и убрала с воротника нитку. — Держи свой кото бережнее, иначе останешься без него.       Канае на это что-то пробормотала, перехватив музыкальный инструмент поудобнее, и в этот момент их взгляды снова встретились. Рика, не зная, что делать, неуверенно улыбнулась. — Госпожа, это новенькая? Она будет теперь учиться с нами? — выпалила девочка, обращаясь к Микито, и повернулась к ней. — Как тебя зовут? — Ее зовут Рика. И нет, она не мико, вы с ней видеться практически не будете. — А-а…— протянула Канае и отвернулась, тут же потеряв к ней всякий интерес.       Микито отпустила девочку, и они пошли дальше.       Пройдя мимо хайдэн и обогнув его центральную часть, откуда виднелся зал для молящихся, она с Микито прошла вглубь сада. Он оказался гораздо больше — невысокие холмы перекатывались один на другой, тропинки, уложенные гравием, сопровождались теми же каменистыми фонарями, которые стояли в центральной части храмового комплекса. Сад был высажен мелкими хвойными кустарниками, мхом и красиво цветущими травянистыми растениями. Посреди сада находился небольшой пруд, из водной глади которого то тут, то там выглядывали мелкие островки, на которых тоже стояли фонарики. Через озеро перекидывался деревянный арочный мостик, по которому они прошли к стоящему возле высаженной рощи вьющихся глициний чайный домик. — Доброе утро, Сейширо-сан. — поклонилась мико.       Внутри домика сидел человек в каригину — широких серых штанах и удлиненной рубашке того же цвета. Человек поднял голову и улыбнулся так широко, словно испытал неописуемое счастье, увидев Микито. — А-а, знакомое лицо! Моя прелестная Микиточка решила навестить меня с утра пораньше? — Всего лишь показываю девчонке храм. — хмыкнула та, проигнорировав все остальное. — У меня слишком много дел, чтобы везде ее таскать за собой, поэтому пусть запоминает, где что находится. — Можешь оставить ее со мной. — неожиданно предложил человек.— Все равно дел у меня сегодня нет, впрочем, как и всегда, чудесная возможность, чтобы разнообразить утро компанией маленькой будущей мико.       Рика повернулась к старшей мико с немым вопросом. — Она не будущая мико. — поправила его женщина тем же строгим тоном, которым разговаривала, кажется, абсолютно со всеми. — Она племянница Ренджи.       Тонкие брови монаха взметнулись вверх. — Вот оно как…       Ничего более не сказав, он поднялся с места, где сидел, спустился по ступенькам домика и подошёл к ним.       Росту в нем было как минимум метр девяносто, а то и все два: осанистый, с вытянутым лицом и выраженными скулами, прямыми волосами до плеч и самыми чёрными глазами, которые Рика видела в своей жизни. На вид ему было где-то около сорока-сорока пяти лет.       Смерив ее оценивающим взглядом, вдруг он расхохотался. — Ками небесные, да вы прямо одно лицо! — воскликнул он, нагибаясь прямо к ней — Рика аж отпрянула. — Только вид у тебя не такой агрессивный и, конечно, гораздо, гораздо симпатичнее, но эти глаза… точно как у Ренджи. Это, наверное, ваше семейное сходство. — Чудесно. — хмыкнула Микито, но по ее тону было понятно, что чудесного она в словах мужчины находила мало. — Тогда оставляю вас вдвоём. — А ты разве не составишь нам компанию, прекрасная Микиточка? — льстивым тоном проговорил человек, расплываясь в очаровательной улыбке, которая должна была, по его мнению, покорить суровое сердце старшей мико. —Ты сегодня особенно восхитительна, твоя красота подобна цветущей сакуре ранним весенним утром… — Чертов дамский угодник. — шикнула она сквозь зубы, и подтолкнула Рику в спину. — Давай, иди. Микито ушла. Переминаясь с ноги на ногу, держа в руках чемодан и сгорая от неловкости, Рика заставляла себя не пялиться на человека, который своими габаритами был похож на титана. — Как тебя зовут? — миролюбиво спросил монах. — Рика. — А фамилия у тебя есть, Рика? — Исаги. — после небольшой запинки ответила она. — Знаешь, твоя фамилия имеет большое духовное значение. Идём. Рика за человеком поднялась по ступенькам в чайный домик. Мужчина взял листок бумаги и нарисовал сложную кандзи. — Значение твоей фамилии. —перехватив чемодан одной рукой, она взяла протянутый листок и взглянула на него. — «Непорочный, чистый и праведный». Молчание. Рика натянуто улыбнулась, не зная, какой реакции он от неё ждёт. Спасибо? Вот это да? — Ты, наверное, думаешь, почему я сказал тебе значение твоей фамилии, а не имени? — спросил человек, испытующе глядя на неё.       Она ни о чем таком не думала, но из вежливости кивнула. — Имена ничего не значат. Тебе стоит это запомнить. Лишь то, что передается из поколение в поколение имеет ценность.       Этот человек был странным, чудаковатым даже, но не вызывал у неё никаких отрицательных эмоций. Честно говоря, он был одним из немногих взрослых, к кому Рика на каком-то интуитивном уровне ощутила доверие.       Между тем мужчина, подняв со столика, стоящего в углу чайной, кружку шумно отхлебнул из неё. — Например у нашего главного каннуши, Йошинори, кандзи означает «благородное достоинство». Ещё его можно прочитать как «справедливый». Самое то для занудного старикашки вроде него.       У неё вырвался слабый смешок. Монах склонил голову и посмотрел на неё. — Замечательно, я увидел твою настоящую улыбку, маленькая конэко. Теперь идём, прогуляемся. Оставь свой чемоданчик здесь, потом за ним вернёмся. С такой тяжестью будет неудобно ходить, правда ведь? Рика хотела сказать, что тяжести там никакой нет, потому что вещей у неё было немного, но вместо этого просто кивнула и поставила чемодан на дощатый пол.       Некоторое время они шли по саду в неизвестном ей направлении. Рика пыталась вспомнить, как они шли по нему с Микито, но всю дорогу она вертела головой, рассматривая огромное количество разнообразных растений, и не запомнила маршрут. Тишина, в которой они шли, не была ни неуютной, ни тягостной. Рика, перестав запоминать дорогу, хотелось спросить про то, откуда он знает ее дядю, но почему-то вырвалось совершенно другое: — Господин Сейширо… — Зови меня просто Сейширо. — Сейширо… Почему Микито назвала вас «дамский угодник»?       Секундная растерянность сверкнула во взгляде, после чего он снова рассмеялся, густым, резким хохотом: — О…Ха-ха! Все нормально, обо мне просто сложилось неправильное впечатление из-за пары случаев. Микито-чан не напугала тебя? — Эмм…да нет. — Рика пожала плечами. О ней у неё, честно говоря, не сложилось никакого впечатления. — Она очень правильная. И очень строгая. — Очень правильная и очень строгая, самая краткая и самая точная характеристика Микито-чан. — сказал он деловито, и Рика подумала, что он хочет ее как-то приободрить, поэтому улыбнулась.       Но этой надежде суждено было разбиться об острые камни реальности, когда из сада они вышли на храмовое кладбище.       В отличие от того, где были похоронены ее родные, посреди пустыни, кладбище храма Шинкогёку находилось практически в глубине леса, окружённое хвойными деревьями — криптомериями, соснами и кипарисами. Воздух здесь был свеж и чист, неподалёку раздавалось журчащее течение реки, спрятанной между массивными скалистыми валунами. На пустынной равнине, посреди необъятной ширины и простора под палящим солнцем и открытым небом, перед свежими захоронениями, даже без надгробных камней, а просто с деревянными табличками, воткнутыми в могилы, на которых грубо выцарапаны имена погибших, на неё накатывал неконтролируемый ужас. Оцепенев от него, она даже не могла расплакаться.       Здесь же, хоть и сердце при виде бесчисленных захоронений начало лихорадочно стучать в груди, не было того испуга, той паники. Да, находится здесь было не слишком приятно, но… не хотелось убегать. Не хотелось закрывать глаза, чтобы не видеть.       Рика дернулась, едва не отскочив в сторону и не упав, когда Сейширо утешительно положил ей руку на плечо, сжав его несильно, ободряюще. — Спокойно здесь, правда? — добродушно сказал он. Мягкость в его голосе отбросила панический страх. — Хочешь немного расскажу про Шинкогёку?       Все ещё не имея сил говорить, она кивнула. — Летом и осенью сюда приезжает много людей. Некоторые считают, что мы здесь оккультные фанатики, поклоняющиеся демонам. Некоторые, что храм для молений шинигами не более чем ловушка для туристов, таинственная и загадочная, оттого и более притягательная. На самом деле сюда приходят неизлечимо больные просить о лёгкой смерти, и те, кто из-за хвори стал бременем для своей семьи. Наши мико, служащие в храме, заботятся о них, пока шинигами не заберут их души к себе. Приходят родственники умерших, чтобы помолиться об их мирной жизни в Ёми и родители, чьи дети упокоены ещё до их рождения. Мы проводим поминальные службы, отпевания и погребальные обряды.       Пока он говорил, они медленно шли между могилами. Все они были ухоженными, с одинаковыми каменными монументами в виде прямоугольной гранитно-серой плиты с нанесёнными на передней части именами — большинство высечены прямо на них, но встречались и те, прорези которых были заполнены красными чернилами, имена ещё живых. У каждого монумента имелось место для цветов, ёмкость с водой и черпаком, лоток для благовоний и небольшая площадка для высаживания живых цветов. У многих надгробий росли одни и те же цветы: причудливые, красного цвета, с закруглёнными лепестками и множеством тычинок. Ни на одном стебле не было листов.       Рика остановилась возле одного захоронения. Никогда раньше она не видела ничего подобного. — Эти цветочки называются ликорисы. — раздался рядом голос Сейширо; речь его была плавной и размеренной, а не быстрой и резкой, как у Микито.— Обыкновенные лилии, но те, кто ухаживают за захоронениями, считают их сорняками, однако высаживают из здесь специально — сердцевина ликорисов ядовитая и отпугивает паразитов.       Рика присела и дотронулась до распустившегося цветка. Лепестки на ощупь оказались нежными, бархатными, и немного липкими от пыльцы. — А почему у них нет листов? — спросила она, обернувшись к Сейширо. — Когда ликорис цветет, его листья опадают, и наоборот — цветы увядают, когда растут листья. — ответил мужчина, приблизившись к ней. Он спрятал руки в рукава юкаты и продолжил. — Эта особенность породила различные легенды, например легенду о двух духах: Мандзю, который заботился о цветке, и Сака, который заботился о листьях. Им было запрещено встречаться друг с другом, но любопытства ради они бросили вызов судьбе и, встретившись, полюбили друг друга с первого взгляда. Тогда разгневанная их непокорством богиня солнца Аматэрасу разделила несчастную пару и в качестве наказания наложила на них проклятие — цветы Мандзю больше никогда не могли встретиться с листами Сака.       Ему пришлось ее окликнуть, чтобы она очнулась. Рика снова и снова переживала тот миг, когда Нацуки, белый, как простыня, схватил ее в гостиной. Его ласковый голос, за которым он старательно прятал тревогу. Темнота кладовой и грохот взрывов. Она понимала, что случилось непоправимое, и в то же время все казалось, что должен быть какой-то способ вернуться назад, всё изменить. — Дай-ка я тут кое-что подправлю. — сказал он, наклонившись; Рика тут же отодвинулась в сторону, чтобы не мешать. — Ликорисы, конечно, симпатичные, но вот одуванчики и пырей не добавляют им красоты…       Интересно, откуда дядя знает этого человека? Видимо, он специально привёл ее именно сюда, потому что может доверять ему. Что он ему сказал? На сколько она здесь останется? Если верить словам Микито, то ее пребывание не будет длиться долго… А что будет потом? — Лилия красным пылает огнем, сделалось ночью светло, словно днем, юноша, трудишься ты день и ночь, фея цветов тебе хочет помочь…— мурлыкал себе под нос Сейширо, убирая с захоронения сорняки. Рика, стоя рядом, молча наблюдала, пока тот со вздохом не выпрямился, придирчиво осмотрел проделанную работу, и махнул рукой. — Ну все, кажется, всё в порядке. Идём.       Они вышли обратно к хайдэну. — Откуда вы знаете моего дядю? — наконец решилась выпалить терзающий ее вопрос Рика.       Сейширо ответил на вопрос не сразу. Сначала казалось, он не слишком-то хотел отвечать, замешкавшись с ответом, но потом раздался его голос, по которому Рика догадалась, что монах просто подыскивал верные слова: — Скажем так, я наставник Ренджи. Он проходил обучение в Шинкогёгу, когда ещё был совсем юнцом. — Обучение? — нахмурившись, переспросила она. — Он что, собирался стать мико?       Глаза у Сейширо расширились, и он расхохотался так, что слёзы выступили на глазах. — Знаешь, мне много что хочется обсудить с Ренджи, но вот это я расскажу ему в первую очередь! Честное слово, обучался на мико… Боюсь, Микито-чан бы прибила его на первом же занятии по игре на кото. Этот диковатый паршивец, как пришёл сюда, уже через неделю поставил на уши весь храм. Ему было тогда лет семнадцать, совсем ещё пацан, но казалось, будто в него бес вселился. От него были сплошные неприятности. Как-нибудь я тебе о нем расскажу побольше…не сейчас.       Пока Сейширо говорил, они поднялись по ступенькам внутрь хайдэна. Перед входом Рика увидела прямоугольный глиняный сосуд, похожий на тот, что стоял после тории. Замолчав, Сейширо низко поклонился, подошёл к тэмидзуя и омыл с помощью черпака сначала левую, потом правую руку, а затем лицо. Рика повторила все движения.       Они зашли внутрь, в зал для молящихся. — Знаешь, почему люди верят в богов? Подобные вопросы никогда не посещали ее голову. Мама иногда ходила в храм, но не брала с собой никого из них, ни ее, ни Нацуки, ни Ишиду. Правда, Нацуки как-то пытались притащить на собрание в храм, но видимо там произошло что-то такое, после чего мама больше никогда не заставляла его идти с ней. Единственное, что смогла Рика выпытать у матери про то собрание, так это фразу, произнесенную мрачным тоном: «Твой высокомерный братец считает, что он сам прекрасно разберётся со своей жизнью и мнение богов о себе его совершенно не волнует».       Вряд ли стоит говорить Сейширо мнение Нацуки. — Почему же? — Счастье верующего в том, что он уверен, что жизнь не заканчивается после погибели и его душу ждёт перерождение в небесном царстве. Их не страшит неизвестность, потому что они верят в то, что им все известно. — чёрные глаза на бледном вытянутом лице странно сверкали. — Когда человек живет, он редко задумывается о своих поступках и лишь на пороге смерти жалеет о том, что не смог ничего исправить, ведь никто не знает, что его ждёт на той стороне — милость богов или карающая длань…от того и страх — люди боятся неизведанности.       Над широкой деревянной коробкой со множеством прорезей висела длинная переплетенная чёрными и белым нитками веревка, ведущая наверх к колоколу. — Это суза. Колокол, в который звонят молящиеся, чтобы объявить богам храма, что они прибыли. — пояснил Сейширо. — Если хочешь, я могу тебя оставить одну. — Я не знаю, о чем просить. — хрипло выдохнула Рика. — Проси о чем хочешь. Можешь попросить о том, чтобы о твоей семье позаботились на той стороне. Чтобы они нашли покой и не мучились, желая вернуться. Чтобы боги оберегали их души.       «Но мне все это не нужно… Всё, что я хочу, чтобы они были живы» — подумала про себя Рика, и сказала это вслух.       После этих слов Сейширо покачал головой, будто бы в неодобрении: — Твоих родных не вернуть, и своими мыслями ты только оскорбляешь их память. Нельзя быть столь эгоистичной, малышка Исаги. Прими их смерть и постарайся их отпустить. — Принять их смерть? — повторила она куда грубее, чем следует.       «Неужели это эгоизм — желать того, чтобы твои близкие и дальше были живы и счастливы?»       Видимо да, эгоистично. Так они все тут считают.       Весь мир казался неправильным. Всё, что ее окружало, было неправильным, поблекшая, подгнившая реальность, не здесь она должна быть, не в этом храме, где поклоняются каким-то богам смерти, до которым ей нет никакого дела. Смотря на все это, из глубины начала вскипать злоба. Рика слушала Сейширо с опущенной головой и жгучими слезами ярости на глазах. Да что он понимает, этот старик?! Сидит себе тут, в окружении людей, прислуживающих ему, целыми днями играет в свои кости, ходит по саду и рассуждает о смерти; у него комфортная, беззаботная жизнь, и никаких понятий о том, какого это, когда в один момент всё рухнуло, исчезло! Так, как говорит он, могли говорить только люди, которые никого в своей жизни не теряли.       Все это время, пока она угрюмо молчала, Сейширо смотрел на неё. — Не стоит ненавидеть меня, конэко. — вздохнул он. Рика продолжала смотреть себе под ноги, не желая поднять глаза. — Все мы хотим, чтобы наши родные были живы всегда. Завтра, и послезавтра, всю нашу жизнь. Но беда в том, что никто не давал нам таких гарантий. Мы не знаем, что произойдёт в будущем, и можем только надеяться, что с близкими все будет в порядке, ведь жизнь хрупкая, словно стекло. Лишиться ее также просто, как сдуть семена у одуванчика. Люди молятся богам о здравии и долголетии, о том, чтобы они защитили их от бед и несчастий, но мало кто просит о том, чтобы они оберегли тех, кого уже нет с нами от того же самого. Кто знает, может, мир мертвых ещё более суров, чем мир живых, и единственной их защитой от зла могут быть наши молитвы. Твоей матери и братьев больше нет рядом. Ты можешь горевать, плакать, проклинать убийц, обвинять богов, испытывать невыносимую боль от потери… Но ничто не вернёт твою семью. Мне очень жаль. Но это так. Жизнь жестока к тем, чьё сердце переполнено любовью.

***

      Неужели было возможно скучать по кому-то так, как она скучала по маме и братьям?       Первый месяц по ночам Рика лежала без сна. Она пыталась вспомнить про них все, воскресить каждое воспоминание и запечатлеть в памяти, чтобы никогда не забыть, но вместо дней рождения и прочих счастливых моментов, в голове всплывали обрывки обычных будничных дней: как в воскресенье она остановила Ишиду в дверях и заставила его снять рабочий комбинезон, чтобы пришить болтающуюся пуговицу. Или за завтраком, за которым они собрались последний раз все вместе, когда Нацуки поставил перед ней тарелку с омлетом и ласково дотронулся до ее щеки, без слов говоря: «Приятного аппетита, котёнок». Его прикосновение горело так, что она порывисто прикладывала руку к лицу, словно хотела схватить ускользающую ладонь брата, прижать её обратно. Порой, бывало, она долго смотрела в потолок, а в голове, не замолкая, звучали их голоса, такие близкие, привычные, словно всего этого кошмара не было, и она лежит в своей комнате, слушая, как Ишида бурчит себе под нос «Кто оставил на столе чайный пакетик?», мамино беспокойство «Надо закупиться овощами про запас, пока снова не подорожали» и восторженные вопли, скачущего по кухне Нацуки: — Смотрите все, великий король уличных гонок Исаги Нацуки перешёл на двухсотый уровень и стал Мастером Дорог!       По ночам она часто просыпалась от того, что ее душил страх — вскакивала с кровати, взмокшая, с бешено колотящимся сердцем. Никаких полноценных кошмаров: лишь короткие, смутные рваные клочки оживших воспоминаний о том дне — лицо Нацуки, кладовая, ожидание, страх. Она поняла, что стала бояться темноты и с тех пор каждую ночь распахивала окно, открывала сёдзи, лишь бы не ощущать сдавливающей со всех сторон тьмы.       С того момента, как дядя оставил ее у ворот храма, он больше не появлялся. Не то чтобы Рика ждала его, но робкая надежда на то, что он сдержит своё обещание и заберёт ее отсюда теплилась несмотря на растущее количество дней, перетекавших в недели, а те складывались в месяцы. И вот уже подходил конец года, а за все это время Микито передала ей только два письма. Первое, вырвав прямо из рук старшей мико, она начала читать прямо на бегу, еле разбирая прыгающие перед глазами строчки.       Но оно оказалось чрезвычайно кратким. Всего четыре строки. Оторопев от того, как внезапно закончилось письмо, Рика остановилась прямо посреди коридора, уставившись в листок бумаги.       Четыре… За три с лишним месяца он нашёл время, чтобы написать ей всего четыре строки неряшливым почерком, словно вспомнил о нем в последнюю минуту и начиркал куда-то торопясь.       Она пыталась себя убедить в том, что это неважно, но удавалось откровенно плохо. Может, он обиделся на ее слова, когда бросил ее здесь, ничего не объяснив, ничего не сказав, когда придет обратно и придет ли. Неужели он и правда оставил ее здесь навсегда? Словно вещь, которую ему нужно было куда-то пристроить, потому что она мешалась. Рика, раз за разом перечитывала строчки, пока; в конце-концов, со злости не скомкала письмо и выбросила.       Через месяц стало немного легче. Мысли о родных, с которыми она просыпалась и засыпала, ни на на минуту не оставлявшие её, понемногу уступали место другим, более обыденным, но все равно сама идея о возвращении к привычной, нормальной жизни казалась неправильной и даже предательской.       В храме Шинкогёку ее распорядок дня был изо дня в день совершенно одинаков: Подъем в шесть утра. Утренняя молитва (во время неё Рика думала о своём) Завтрак Уборка в храме Обед Уход за захоронениями Уборка Ужин Вечерняя молитва       Изо дня в день. И снова, и снова.       И так текло время. Дни были настолько похожи один на другой, что она не замечала, как проходят целые месяцы. Осень сменилась зимой, влажным морозным воздухом, соснами, припорошенными снегом, короткими днями и длинными тёмными ночами, а потом зима перешла в цветущую сакурой весну…       Однажды, в последние дни февраля, когда она подметала пол в храме после вечерней службы, в сгущавшихся сумерках Рика заметила мужчину. Он медленно шёл по направлению к хэйдану, держа в руке длинную палку и выстукивая ей перед собой.       «Он слепой» — сразу же догадалась она. Недолго думая, нужна ли была ему помощь или нет, Рика отложила метлу и спустилась вниз.       Когда она приблизилась к нему, оказалось, что это вовсе не мужчина, а молодой парень. Его голова на уровне глаз плотно перевязана бинтами. — Добрый вечер. Парень остановился. Его голова была повёрнута чуть левее от места, где она стояла. — Добрый. — произнес он и вежливо кивнул. — Вы мико этого храма? — Мм…нет, не совсем. Я просто увидела вас и решила, что вам нужна помощь.       Из-за бинтов было трудно понять, какое выражение сейчас у него на лице, но дрогнувшие губы в улыбке Рика заметила сразу. — Тогда не могла бы ты подвести меня к хайдэну? Буду тебе признателен. Меня зовут Юширо. — Меня Рика. — и сам собой у неё вышел поклон.       Подняв свою руку и дотронувшись до его плеча, она дала понять, что Юширо может опереться на нее. Его длинные тонкие, даже костлявые, пальцы сомкнулись вокруг ее плеча, и они неторопливо пошли в сторону хайдэна. — Если хочешь, спрашивай. — вдруг сказал парень. — О чем? — спросила Рика, не понимая. — Тебе ведь интересно, почему я ничего не вижу.       Эта фраза заставила Рику смутиться. — Вовсе нет… — пробормотала она, а потом спохватилась. — Нет же! Не то чтобы неинтересно, просто… Извините, я не хотела быть грубой. Просто я решила, что все спрашивают о ваших глазах, и вам это, должно быть, неприятно. — добавила, сконфузившись окончательно. — Почему же? — просто спросил парень, опираясь на ее руку. Ещё две ступеньки. Всего одна.       Они подошли к сайсен-бако, коробке для пожертвований. Слепец вытянул руку, трогая воздух, пока не опустил ее вниз и дотронулся кончиками пальцев до деревянной дощечки. — Не волнуйся. — мягко произнес Юширо, когда молчание слишком затянулось. — Ты не оскорбишь меня, какие бы мысли у тебя не были. Я давно ни с кем не разговаривал, поэтому с удовольствием послушаю тебя.       Рика смотрела, как он, продолжая держать одну руку на коробке, вторую опустил в карман и достал оттуда монетку, после чего, несколько секунд подержав ее в сжатой ладони, опустил в одну из прорезей. — Все в первую очередь обращают внимание на внешность. Это несправедливо. От нас не зависит то, с каким ростом, чертами лица, цветом глаз и цветом волос мы родились, но почему-то только это всех и волнует. А к тем, кто болен, люди ещё более жестокие. — Как ты к этому пришла? — спросил Юширо. — Я не вижу тебя, но мне кажется, с тобой все в порядке. Такие мысли обычно посещают людей с физическим изъяном.       Воцарилась тишина. Рика не хотела отвечать на этот вопрос. В Шинкогёку почти каждый день приходили люди, чьи родственники тяжело болели. Кто-то приводил их молча, а кто-то красноречиво описывал, как надоело им за ними ухаживать, как это сложно, как затратно покупать лекарства, как расточительно тратить еду на почти полутруп, и они бросали их здесь, словно бездомную хромую собаку. — Этот мир жесток. И несправедлив. Так все устроено. — жестко сказала Микито, когда одна из старших мико увела за собой оставленного мальчика, которого парализовало после падения с крыши. — Люди думают только о себе и редко хотят жертвовать собой ради других. Эта женщина хотя бы не стала притворяться, что ей было не в тягость ухаживать за своим сыном.       Рика посмотрела на Юширо. — Что с вами? — Рак легких с метастазами в мозг и глаза. Сегодня я был у врача. Он сказал, что я умру через две недели.       О своей скорой смерти парень рассказал так легко и просто, будто его спросили, что он думает о прогнозе погоды на завтра.       Раньше, до того, как погибла мама и братья, до того, как видеть чьи-то похороны стало обычной частью повседневной жизни, как и каждый день приходить на кладбище, чтобы выполнить необходимую работу, она не нашла бы слов, чтобы выразить сочувствие человеку, который узнал, что он точно умрет через каких-то несколько дней. Но теперь…       Рика тронула его за лежащую на сайсен-боко ладонь. — Если хотите, можете мне рассказать о себе. Я послушаю столько, сколько вам будет нужно.       Сейширо был прав. Боги смерти или шинигами в храме Шинкогёку у большинства людей приравнивались к чему-то оккультному, темному, окутанному призрачной дымкой потусторонней таинственности. Сюда не приходили те, кто счастлив и здоров, имел обе ноги и обе руки, для кого жизнь представлялась длинной долгой дорогой, не имеющей конца. До какого-то момента все люди верят, что они бессмертны. И лишь когда они первый раз сталкиваются с неотвратимостью того, что жизнь имеет конец, будь то смерть любимого или болезнь, то начинают понимать, что их дорога рано или поздно закончится. И Юширо стоял прямо на конечной развилке с одним единственным направлением.       Шинкогёку стал пристанищем для тех, кто не мог справиться с неизбежностью того, что придется сделать шаг вперед. — Мой отец умер на войне с федерацией Сагельта ещё когда я был совсем маленьким. Новелевский фонд оказал моей семье финансовую поддержку и полностью оплатил обучение моего брата в медицинском университете. Он выучился на военно-полевого хирурга и отправился на фронт. Пока он учился, война продолжалась, но едва его командировались, конфронтация с федерацией обострилась. Он умер в первом же бою — командир отряда сказал, что он и его товарищи хотели перенести часть самых тяжело раненых солдат через лес в соседнюю деревню, там, где не шли сражения, но отряд вражеских диверсантов уже ждал их и убил всех на месте. Действовали они так, словно их кто-то предупредил. На них были белые повязки с красными крестами, а их оружие разве что короткоствольный пистолет, которым и собаку не убьешь…       Он рассказал обо всем. До позднего вечера, практически до полуночи, Рика слушала о его жизни, даже когда чувствовала усталость и клонило в сон. Все это время он держал ее за руку, будто это давало ему сил говорить дальше — порой его лицо содрогалось гримасой боли, и Юширо начинал говорить быстрее, словно времени почти не было и ему нужно было успеть. Впрочем, так оно и было.       Юширо умер через три дня.       Об этом сказал ей Сейширо. Как и том, что ни отпевания, ни поминальной службы не будет — его похоронят за пределами кладбища, как всех тех, у кого не было родственников, не было друзей и к которым никогда никто не придёт. Юширо умер в одиночестве.       Первый раз за все месяцы, что она находилась в Шинкогёку, она пришла в хайдэн не для того, чтобы выполнить свои обязанности.       Рика дёрнула за веревку. Звук колокола разнесся по просторному помещению внутри храма, эхом отражаясь от стен скорбным звоном, словно в легенде, о грядущем несчастье.       Рика сложила ладони и закрыла глаза.       Мысли ворохом копошились в голове, мешая нормально сосредоточиться. С чего начать? Что люди говорят, когда хотят попросить о чём-то? Эй, добрый день, извините за беспокойство, хочу попросить у вас… Так начинают? Нет, как-то оно невежливо. Кажется, Микито говорила, что когда я похлопала в ладони, то уже привлекла внимание шинигами, значит, приветствие можно опустить. Хорошо…       «Не существует верных слов, когда ты обращаешься к богам. Ты можешь говорить с ними как захочешь. Главное правило — уважение. А оно идёт от сердца, а не через слова» — Я… молюсь о том, чтобы вы защитили мою маму. Прошу, защитите моих братьев, Ишиду и Нацуки от всех бед. Я надеюсь, что они все сейчас вместе и им не так одиноко, как мне. Оберегайте их от тех, кто хочет навредить им, от несчастий и всего плохого. Если так можно, передайте, что я люблю их и очень сильно скучаю. И… прошу, защитите Юширо. Помогите ему встретиться со своим братом и отцом.       Неподалёку, прислонившись к колонне, Сейширо наблюдал за хайдэн.       Ренджи, как думаешь, станет ли она монстром вроде тебя? Или, может, ещё хуже?