Цветы Бога Смерти

Быть лидером — значит стоять во главе организации, но также быть её абсолютным рабом. Если это ради выживания организации и её процветания, то я с радостью ступлю в любую грязь. Я буду взращивать своих подчинённых, давать им место, использовать их и избавляться от них, если необходимо. Я вынесу и совершу любые зверства во имя неё. Вот что значит — быть лидером. Bungou Stray Dogs — Выживший из клана Курута? — озадаченно переспросил Киллуа. — Звучит слишком невероятно, чтобы быть правдой. Разве Труппа Теней не уничтожила их пять лет назад? — Верно, но в городе появился кто-то похожий. Когда Курапика узнал его, это оказался его погибший лучший друг. Кажется, он назвал его Пайро. Но в итоге на него напали. Я попытался помочь, но в итоге его глаза украли.       Гон и Киллуа переглянулись. — Что с ним случилось? — притихшим от изумления голосом спросил Гон. — Я оказал ему первую помощь, и сейчас он в больнице на вершине холма. Его жизни уже ничто не угрожает, но он не приходит в сознание. — Почему? — Даже не знаю. — вздохнул Леорио.       Такси остановилось у больницы. На входе их встретила приветливая медсестра за регистратурой. Она сразу узнала Леорио в лицо, а вот Гону и Киллуа пришлось повозиться в вещах, чтобы найти документы, удостоверяющие личность — с недавних пор вместо карточек они показывали свои лицензии хантера — и заполнить лист посещений. Медсестра, пробежавшись взглядом по закрепленному на планшете листку, указала им на лестницу: — Третий этаж сто девятая палата.       Они поднялись наверх и зашли в палату. На постели, в хлопково-белой больничной одежде и с перевязанной на уровне глаз головой лежал Курапика. С покалывающей в груди тревогой Гон подошел к другу. Его взгляд прошелся по нездорово бледной коже, заострившимся чертам лица и искусанным губам, покрытыми розовыми трещинками, из-за чего Курапика казался старше, чем на самом деле. Под краями бинтов темнели синяки, делая его лицо еще более болезненным, уставшим.       Гон взял друга за руку и ужаснулся. Его ладонь была такой холодной… — Курапика… — сорванным шёпотом выдохнул Гон. Какое же потрясение ему пришлось испытать, что он столько времени не приходит в сознание. Позади себя он услышал шаги и через миг за спиной появился Киллуа. Гон обернулся и увидел на лице друга те же чувства, но в глубине раскосых глаз, помимо беспокойства был запрятан еще и глухой, невыразимый гнев.       Сколько пробыл в отключке он знал. Чей-то голос, смутно знакомый, эхом доносился до него, будто через толщу воды. Кто-то звал его… чей же это голос?       Сделав попытку вынырнуть из омута, Курапика шевельнул пальцами, как вдруг услышал четкий и ясный возглас, несомненно принадлежавший тому, кого он хорошо знал: — Леорио! — Гон?… — послышался собственный слабый, осипший голос. Топот ног, скрипят деревянные половицы. С другой стороны его ладонь аккуратно взяли в свою, большую, теплую, с длинными пальцами и мозолистой кожей. — Курапика, ты очнулся? — взволнованно позвал его Леорио откуда-то сбоку. — Курапика!       В ушах у него стоял свист и шум, голова болела так, что он едва мог думать: в глазах плескались волны черноты. Вместо ответа он легонько сжал чужие пальцы. — Слава Богу! — Извините. Похоже, вы все здесь. Леорио. — он повернулся в ту сторону, где, судя по голосу, должен был быть друг. — Что было с того? — С тех пор ты спал. — после краткой паузы ответил тот. — Три дня прошло.       Три дня... Он снова потерял столько времени впустую. — Ясно…— только и мог сказать Курапика. Он попытался подняться на постели, но тут же зашипел, переломившись от боли. — Тебе нельзя напрягаться! — раздался всзолнованный голос Леорио и чьи-то, наверное, его заботливые руки, удерживая, помогли ему принять сидячее положение, подсунув под плечи подушку. Его хорошенько отделали: все тело болело, ребра ныли, а по голове, как будто врезали металлической трубой — болела так, что чуть слезы градом из глаз не катились. Курапика прикоснулся пальцами к туго обмотанной вокруг головы повязки. Глаза…       Господи, рванулась в нем ужасная мысль, Пайро! — Переломов нет, но тебя сильно избили. Есть несколько трещин. Тебе нужно отдыхать, ты понял? — Но если я не пойду… — Ты все равно ему ничего не сделаешь. Единственное, что ты сейчас можешь так это отдыхать. Уже забыл, чем закончилось твое геройство в Йоркшине? Если будешь брыкаться, я тебя к кровати привяжу, понял? — не терпящим возражения тоном прервал его Леорио, и Курапика сразу почувствовал себя упрямым пациентом, которого строго отчитывает лечащий врач за несоблюдение рекомендаций. — С самого начала его целью были твои глаза. — Я отказываюсь верить, что кто-то вроде него может быть настоящим Пайро. — сдавленным голосом произнес Курапика.       Он снова почувствовал на своей ладони теплое прикосновение чужих пальцев, короче и тоньше. «Гон». — Курапика… — словно подтверждая его догадку встревоженно позвал его мальчишка. — А вдруг… Пайро действительно тогда выжил! — Нет! — отрезал Леорио так резко, что он вздрогнул. — Если Пайро и вправду был твоим другом, он бы не поступил так жестоко! Курапика прикусил внутреннюю сторону щеки и поморщился, почувствовав на языке привкус крови. — Ты прав. — «Я тоже хочу так думать». — Слушай, Курапика. Можешь рассказать нам о Пайро побольше? — Он ведь из клана Курута как и ты? — более низкий, бархатистый, серьезный голос. «Киллуа».       Ему не хотелось делиться столь личным и вместе с тем Курапика ничто не желал так страстно, так сильно. Появление Пайро выбило у него землю из-под ног, разрушило все ментальные стены, что он возводил долгие годы, пытаясь отстраниться от кошмарных воспоминаний, и сейчас он чувствовал себя растерянным, напуганным, беспомощным, словно ребенок, который потерялся в лесу — все запертые страхи вырвались наружу и душили его изнутри. — Пайро был моим лучшим другом, с которым у нас была общая мечта. — Общая мечта? — Тогда. — он запнулся, остановился. — Прекрасный лес, в котором я жил вместе со своими братьями был для меня целым миром.       Они не проронили ни слова. Когда Курапика закончил рассказ, его охватило чувство, будто он вернулся из другой реальности в настоящее, где на него, хоть он этого и не видел, смотрели взволнованные и немного растерянные лица друзей. Его рассказ не длился долго, но за это время в комнате заметно похолодало. Курапика не знал, утро ли, вечер ли, но пока он погружался в прошлое, казалось, прошло много-много часов. — После прохождения испытания я отправился путешествовать по всему миру, чтобы найти доктора, который смог бы вылечить глаза Пайро. — Курапика остановился, замолчал. Пальцы правой руки обхватили другую, стиснули. — И через шесть недель до меня дошла новость, что клан Курута был уничтожен. — Уничтожен? — ошеломление в голосе Леорио звучало так, словно он не мог он поверить, что где-то в мире могут происходить такие ужасные вещи. — Все сто двадцать восемь лесных жителей были убиты и на месте убийства было специально оставлено сообщение: «Мы примем все, что вы оставите, потому не пытайтесь забрать что-либо у нас»…       Курапика не успел закончить — внезапно его накрыло такой раздирающей болью, словно его голову сдавили раскаленным железным обручем. Темнота перед глазами начала расплываться. — Я что-то вижу… — сдавленно выдавил он.       Разум уплывал от него, кружился, исчезая, будто листок в ручье. Перед глазами, словно кадры кинохроники, проносились картинки — очертания незнакомого, полутемного помещения: старинная мебель, широкая лестница, подсвечники и канделябры на стенах. Он шёл… нет, его кто-то нес.       «Твоя красота восхищает меня… до тошноты» — глубокий низкий баритон пришептывающим эхом донесся до его ушей. — Я поднимаюсь по лестнице… — проговорил он, сжав виски в надежде не дать голове треснуть от боли, одновременно пытаясь приглядеться получше к тому, что видели его глаза, теперь ему не принадлежавшие. Затем — ослепительно яркий свет. Закатное солнце золотисто-медными, охристыми и алыми всполохами освещало безоблачный небосвод. Он сидел на стуле, похожем на трон, а рядом стоял человек. — Курапика, что ты видишь? — требовательно спросил Леорио. — Закат. — Закат? — стук чужих ботинок, звякающий, шелестящий звук — наверное, Леорио открыл шторы. — Должно быть, недалеко отсюда. Есть еще какие-то особенности? Может, мы сможем узнать место. — Да. — голова трещала по швам; мозг в черепной коробке пульсировал с такой силой, что, казалось, разнесет её на осколки. — На горизонте горы, там есть странная скалистая гора с круглой дырой. — Что-нибудь еще? — Вижу реку справа… Погоди, там кто-то есть! — Что? — это был Киллуа. Голова все больше наливалась тяжестью. — Как он выглядит? — У него проколота губа и черная одежда, как у священника.       Обзор снова зачернел — рука незнакомца протянулась к нему, и прозвучал тот же голос, что он уже слышал. Он изо всех сил попытался разглядеть и запомнить очертания, запечатлеть образ человека в памяти, как перед глазами появился вытатуированное ладони изображение черного паука с цифрой «4». — У него на ладони татуировка паука! — выпалил Курапика. — Татуировка паука ведь символ Труппы Теней? — уточнил Гон. — Более того — на ней был номер «четыре», как у Хисоки. Почему они оба четвертые? — Значит, он пришел на место Хисоки? — предположил Киллуа. — Подождите. Сначала нужно вернуть глаза Курапике. Найдем их по ориентирам       Курапика расслышал приближающиеся шаги и спустя мгновение в ладонь ему вложили небольшой блокнот, а в другую — ручку или карандаш. — Ну как, похоже?        Из него вырвался какой-то обреченный смешок. Нет, ну правда... — Леорио, ты же знаешь, что я ничего не вижу? — Ой, да, точно. — сконфуженно сказал тот. — Извини. — Что-то ты халтуришь. Ужас какой, ничего непонятно. — недовольно протянул Киллуа, забирая из его ладони блокнот. Гон коротко рассмеялся. — Ха-ха, да ладно тебе, ничего страшного. Для таких случаев все равно лучше всего подойдет Сайт Охотников. — Верный выбор. — согласился Курапика, выдыхая. Боль потихоньку отступала, но голова все еще гудела остаточной тяжестью. Надо попросить обезболивающее… — Да вы обнаглели. — раздраженно проворчал Леорио, подтверждая его догадку. Удаляющийся топот ног — Гон и Киллуа ушли из палаты, а Курапика ощутил, как Леорио сжимает его плечо, ободряюще. — Я рад, что ты не упирался и позволил нам тебе помочь. — тихо сказал он.       Только когда за друзьями закрылась дверь Курапика понял, что забыл попросить таблетки.

***

— Район Тотория. — Значит, его укрытие где-то там? — Да, скорее всего. Похожих мест все еще много, но у нас нет выбора — придется обыскать их все.       По Гону не было видно, что он как-то озадачен или растерян таким количеством мест, а их, на минуточку, явно было больше двадцати, скорее наоборот — желание помочь Курапике поскорее найти глаза воодушевило его еще больше. — С таким количеством мы как-нибудь справимся! — с жаром сказал мальчишка. — Ну да. — не так уверенно поддакнул Киллуа, рассудочная сторона их маленькой команды из двух человек. — Я бы хотел пойти с вами, но… — Ты должен приглядывать за Курапикой. — понимающе кивнув, закончил за него Гон. — Да, положитесь на меня. — Киллуа, пойдем прямо сейчас. — сказал Гон, и едва договорив фразу, унесся вперед. Киллуа пожал обогнул стол, как вдруг заметил, что Гон оставил карточку в разъеме. — Эй, ты забыл свою лицензию охотника! — Подержи пока у себя! — издалека отмахнулся Гон. Киллуа пожал плечами, мол, так и быть, сунул карточку в карман и побежал за лучшим другом. — Надеюсь на вас! Если что-нибудь узнаю, сразу вам сообщу.       Курапика потерял счет времени. Иногда он спрашивал Леорио, который сейчас час, и тот говорил ему, но для него ничего не менялось. Той беспросветной мгле, куда его бросили чужие руки, было все равно, какое сейчас время суток.       Из глубины палаты до него доносилось чужое размеренное дыхание. Леорио весь вечер развлекал его рассказами из своей жизни, вспоминал моменты с экзамена на хантера, и Курапика, прекрасно чувствуя отчаянные попытки друга поднять ему настроение, слушал и кивал. Ему не хотелось ни о чем говорить, но Леорио так старался отвлечь его, что Курапика только спустя несколько часов соврал, что немного устал и хочет спать, и в палате воцарилась тишина. — Я буду тут, рядом. Если снова что-то увидишь или почувствуешь себя плохо сразу зови меня, хорошо? — сказал Леорио, и Курапика кивнул. В который уже раз.              Тьма была повсюду. Бездонная, глубокая, неиссякаемая темнота. Он знал, что его веки закрыты, но не ощущал их. Курапика коснулся повязки и обнаружил, что возле переносицы она была влажной. Кончиками пальцев он скользнул по коже вниз, прочертив дорожку вслед за прокатившейся слезой.       Он даже не заметил, что плакал. И когда Курапика это осознал, его губы задрожали, скривились в подступавшем, и затем горе нахлынуло на него, погребая под собой. Не сумев сдержаться, он беззвучно разрыдался, почти завыл, спрятав лицо рукой, чтобы Леорио ничего не заметил. Бинты стремительно пропитывались солёной влагой. С трудом сев на кровати, он съёжился, больше всего на свете желая спрятаться от того, что с такой силой разрывало его на части и исходило слезами. Сотрясаясь крупной дрожью, корежась от судорог, Курапика горько плакал и не мог остановиться.       Последние шесть лет — лишь одиночество и тоска. Или отсутствие одиночества и тоски, и ему ничего не нужно было, ничего не хотелось, кроме этого второго состояния. Перед слепым взором возник образ Пайро, ясный и четкий, будто тот был прямо перед ним. Если бы Пайро и правда каким-то чудом, вопреки всему сумел спастись, если бы это и правда был его лучший друг, живой, теплый, он бы умер от счастья прямо там, на той площади. Эта мимолетная надежда, которой он позволил себе поверить, сейчас разрывала его сердце на куски. Ему было так плохо, так больно, что это было невыносимо. Ему хотелось только одного — умереть.       Висела гробовая тишина. Он медленно отнял ладони от лица, ощущая внутри себя лишь сосущую пустоту, которую вдруг растревожило непонятное чувство. Курапика встрепенулся. — Кто здесь? — позвал он с заметной трещинкой паники в голосе.       Тишина. В палате кроме них с Леорио никого не было… пока в ней не появилось присутствие посторонней ауры. Её появление длилось не дольше доли секунды, но из-за обострившихся эмоций он успел заметить ее. — Ты?! — послышался возглас Леорио. — Как мило. — мурлыкнул знакомый голос. — Запах антисептика, смешанный с кровью. Курапика с бьющимся где-то в глотке сердцем подскочил на кровати.       «Хисока!». — Какого черта ты тут делаешь?! —рыкнул Леорио. — Тц-тц-тц, не мог бы ты не шуметь? — лениво протянул Хисока, и в эту же секунду Курапика почувствовал, как ему в горло упирается что-то тонкое, острое, похожее на бумагу. — Все в порядке. — хрипло произнес он. — Он мог бы убить меня в любой момент, если бы хотел, значит он здесь не за этим. — Правильно. — с одобрением отвесил Хисока. — Зачем ты пришел? — холодным тоном спросил Курапика. — Я подумал, что могу рассказать тебе, кто украл твои глаза. — беспечным тоном отозвался Хисока. — Ты знаешь?       Перестукивания, скрипение. Раздавались такие звуки, словно кто-то передвигал мебель. Он прислушивался к каждому шороху с той стороны, где, вероятнее всего, мог находиться Хисока, но тот говорить не спешил. Курапика начал терять терпение. — Рассказывай. — раздраженно шикнул, поддаваясь вперед. — Его зовут Омокаге. — неспешно начал бывший Паук. — Я ведь уже тебе говорил тебе в Йоркшине: два или три года назад я присоединился к Труппе Теней, заменив бывшего номер «четыре». Да, это он украл твои глаза. Он называет себя «Божественным творцом кукол». — пренебрежительная усмешка; Хисока явно не был в восторге от столь пафосного прозвища. — Прокрадывается в разум людей и создает кукол, основываясь на их сильнейших привязанностях. Куклы становятся его слугами и строго следуют его приказам, но даже под его контролем они не теряют воспоминания о своей жизни. Они захватывают души оригиналов, так что у кукол есть собственная воля, хоть они и должны следовать приказам Омокаге. Он любит наблюдать за такой трагедией.       Ярость обожгла его, как хлёсткая пощечина. В животе расползалась чёрная мерзость, присасываясь щупальцами к внутренностям. Курапика крепко сжал челюсти, так, что скрежетнули зубы. — Значит он подослал к нам куклу Пайро, чтобы украсть глаза Курапики? — Возможно. Ведь он коллекционер... Омокаге, которого я победил, чтобы стать номером «четыре», был его куклой. — Ублюдок! — в сердцах бросил Курапика.— Даже зная это, почему?!… — Почему я его не убил? Хочешь знать? — закончил за него Хисока; и… интонация изменилась. Стала хищной, вибрирующей. — Было бы слишком расточительно убивать такого забавного парня. — У тебя, как обычно, дурной вкус. — с отвращением хмыкнул Курапика. — Зачем ты поделился с нами информацией? — спросил Леорио. — Потому что вместе с Гоном вы прекрасные, но еще не спелые фрукты. Я не позволю сорвать вас до того, как вы поспеете.       Леорио что-то едва различимо пробормотал. Курапика сидел, не шелохнувшись. Хоть Хисока и сказал, что не собирается нападать, он все равно оставался слишком непредсказуемым, чтобы верить ему на слово. Курапика понимал, что сейчас он был абсолютно беспомощен, ведь из-за ауры Омокаге, ранившей его при встрече с Пайро, он еще не до конца восстанановил свою нэн, поэтому, если Хисока что-то задумал, вступать в бой придется Леорио, а у того не было никаких шансов.       Подле себя он услышал шаги — Хисока остановится возле его кровати. Курапика обернулся туда, где должен был находится Леорио, но тот не издавал ни звука. — Как интересненько. Надо же, как бывает порой тесен мир… — О чем ты? — не понял он. — Позволь спросить, Курапика. Что тебе нужно от этих занятных ребят?       «Да про кого он, черт возьми, городит?» — разозлившись, подумал он. Хисока, видимо, что-то понял по его непонятливому выражению лица, но сказал то, что он меньше всего ожидал услышать: — Ты наверняка знаешь, что Труппа Теней ищет заклинателя нэн, который избавит его от твоей ауры, ведь так? — Подозреваю. — скупо ответил Курапика. Это было не совсем правдой, но и не совсем ложью. — Ты им помогаешь? — Противник такого уровня, как Куроро встречается раз или два в жизни. Я ни за что не хочу упустить такую возможность. Мне понадобилось почти три года, чтобы появился шанс сразиться с ним лицом к лицу, но ты, увы, его меня лишил. И среди тех, кого ты ищешь, есть экзорцист нэн, который может помочь Куроро. Его способности в обмен на того, чье место я занял в Гёней Рёдан. Как по мне так весьма выгодная сделка.       Курапике не пришлось долго думать над ответом. Подозрение, что Хисока здесь не только из-за внезапного альтруистического порыва подтвердилась. Его душа была также черна, как и раньше, и бывший член Труппы Теней этого даже не скрывал. — Им нужен Омокаге? — Верно. — Хисока уронил листок рядом с ним — сложенная бумажка приземлилась ему в раскрытые ладони. — Почему именно он? — требовательно спросил Курапика, вскидывая голову. — Кто знает? — с пространным смешком произнес тот. — Предупреждаю, если ты станешь мешать мне схватить Омокаге, я убью тебя. — Ты такой милый. Тебя так легко вывести из себя. — шелковым тоном ответил Хисока; лишенный зрения он почувствовал, как тот жадно обгладывал его взглядом. — Курапика, именно такой настрой мне от тебя и нужен… эта воля, это выражение лица, эта жажда поквитаться. Надеюсь, от них останется хоть что-то после боя с Омокаге и Куроро. У меня только одна просьба — оставь немножко и для меня. Жду не дождусь, когда смогу сразиться с тобой. — Не дождешься. — голос так и сочился ядом. — Ты мне неинтересен. Я сказал, что если ты будешь мне мешаться, то сдохнешь. Воспринимай мои слова всерьез. — Страшно-о-о как. — протянул Хисока, судя по шуршанию, перетасовывая колоду карт. — Всерьез воспринимать или нет — решать только мне.       Курапика лишь фыркнул, не скрывая своего отвращения. Несмотря на обстоятельства , в отсутствии зрения был один большой плюс — по крайней мере, ему не приходится лицезреть эту гадкую, лукавую улыбочку, играющую на лице Хисоки, и жадно сверкающих глаз хищника, высматривающих себе подходящую жертву.       Тот рассмеялся чему-то своему — низким, мурчащим смехом, и в миг чужое присутствие стало еще более ощутимым. Хисока наклонился к нему; его аура была липкой, тягучей, словно приставшая жвачка или карамелька-тянучка. — Тебе следует быть осторожным, Курапика. — раздался возле уха томный голос. — Подозреваю, ты и сам не понимаешь, во что хочешь ввязаться.       Хисока исчез. Его трясло. В последнее время ему казалось, что все вокруг знают что-то, чего не знает он, и чувствовал себя дураком, потому что ничего не понимал. — Можно у тебя кое-что спросить? — сказал Леорио, и через минуту-другую.— У тебя что-то случилось недавно?       Леорио положил руку ему на плечо; плечо дернулось, но он не убрал ладонь. — С чего ты решил, что что-то случилось? — спросил он, понимая, что тот имеет ввиду, но притворился, что не понял. — Я ни еще ни разу не видел тебя таким. Даже в Йоркшине. — Леорио помолчал. Курапика тоже ничего не говорил. — Ты изменился. — И что же во мне поменялось? — все же спросил, хотя внутри себя знал, что ответ ему не понравится. — Не знаю, как и сказать… — Леорио замялся, опасливо глянул на него. — В тебе что-то сломалось. В Йоркшине ты выглядел таким решительным и уверенным в себе, что можно было позавидовать. А сейчас ты будто находишься на грани отчаяния.       Курапика усмехнулся. Нехорошо, невесело. В тишине послышался скрип придвигающегося поближе к кровати стула. Курапика инстинктивно отодвинулся, словно близость с Леорио была ему неприятна, но на самом деле он хотел убежать от разговора, но вот только бежать-то было некуда. — У меня все в… — Если ты сейчас скажешь «Всё в порядке», я клянусь, что тебя ударю. — Слушай, Леорио, я не думаю, что у тебя есть право избивать калеку. — тускло усмехнулся Курапика. — Ты не калека, а «временно нетрудоспособный». — серьезным тоном возразил друг. — Скоро Гон и Киллуа вернут твои глаза и будешь, как новенький. Мы здесь и делаем все, что тебе помочь. — Курапика кивнул, да, конечно, я знаю. — Ты сейчас так разозлился, потому что Омокаге оказался бывшим членов Рёдана?       Леорио был простым и понятным человеком, два росчерка кисти — и фигура готова. Он не обладал врожденной проницательностью: совершенно не прозорливый, он смотрел на вещи такими, какими они есть. — Не волнуйся, скоро мы поймаем Омокаге и вернём твои глаза.       Какое-то время они молчали. Курапика не знал, что сказать, да и Леорио не мог придумать, о чем еще можно поговорить, чтобы не сидеть в неуютной больничной тишине. — Что-то от ребят давно никаких новостей. — раздался обеспокоенный голос Леорио рядом. — Может, мне пойти за ними? — Я уверен, Гон и Киллуа скоро вернутся. — Курапика поразился спокойствию своего голоса, хотя внутри все выкручивалось и выворачивалось наизнанку.       Он снова сжал его плечо. Заботливо, обнадеживающе, как умеет только Леорио. Будто якорь цепляет, чтобы знал: он рядом. Его чуть всего не передернуло. Впервые его так трясло от собственной злости, с которой он жил бок о бок столько лет. — Всё будет хорошо. Пойду кофе куплю что ли, все равно заснуть не смогу. — пробормотал, поднимаясь с кровати. — Тебе что-нибудь взять? — Нет, спасибо.       Он услышал, как тот вышел и закрыл дверь. Курапика повернулся к прикроватной тумбе, где стоял кувшин с водой. Он переполз ближе к краю, слепо нащупывая гладкую деревянную поверхность, затем пальцы коснулись прохладного стекла. Рядом стоял пустой стакан. Положив на него ладонь, придерживая за края Курапика налил из кувшина воды, поставил его обратно, поднёс к губам, замер. А затем замахнулся и швырнул стакан в пустоту. Услышав оглушительный звон разбитого стекла он даже не вздрогнул.       Курапику не волновали его глаза. Ему было на них наплевать. Сейчас наплевать. Омокаге вытащил его лучшего друга из могилы, чтобы просто повеселиться. Позабавиться его трагедией. С удовольствием смотреть, как он задыхается от безысходности, вынужденный столкнуться лицом к лицу с живым трупом, которого похоронил своими руками. Поймаем Омокаге, вернем глаза… А что дальше? Что дальше? Я убью его. Я хочу убить его голыми руками. Он должен умереть. Убить его. Я должен его убить.       «Соберись» — зазвучал голос в голове. — «Возьми себя в руки. Прекрати распускать сопли и действуй».       Послышался скрип открывающейся двери. — Вода несвежей оказалась? — притворно шутливым тоном спросил Леорио, видимо, заметив осколки на полу. Проскочившую нотку испуга не услышать было невозможно. — В телефоне Гона встроена ведь функция геолокации? — вместо ответа спросил Курапика, принимая сидячее положение. — Да, но… эй, ты куда это собрался?       Чужие руки настойчиво попытались уложить его обратно, но Курапика крепко схватил его за предплечье, сжимая пальцами за рукав пиджака: — Лучше помоги мне подняться.

***

— Будет нелегко вернуть глаза от Омокаге. — заметил Гон, когда они дошли до места, где, как он уверен, сейчас был Омокаге и все его куклы.       Курапика шел за Гоном, Киллуа и Леорио молча, за всю дорогу не сказав ни слова. Пораскинув мозгами, он понял, что заранее продумывать стратегию против Омокаге и его кукол было бесполезно. Он не видел ни его, ни то, как он использует способности, а значит никакой информации кроме той, что видели своими глазами Гон и Киллуа, у него не было, да и то они сражались сначала с куклой Увогина, а затем с Иллуми. Перед боем с настоящим Увогином Курапика пристально наблюдал за тем, как Паук использует убийственную комбинацию своей врожденной физической силы и хацу усиления. К тому же, нельзя было не признать, что Увогин был умелым пользователем нэн — у обычных людей против него не было и шанса. Курапика смог его победить благодаря тому, что увидел все, на что способен Паук своими глазами и на основании наблюдений заранее разработал стратегию, иначе ему вряд ли бы удалось свалить это животное. Но сейчас ему в буквальном смысле нужно было слепо довериться инстинктам. Обдумав слова Хисоки, Курапика пришел к выводу, что Омокаге будет драться с ними в последнюю очередь, отправив сначала на передовую кукол. А каких… Курапика выругался сквозь зубы. Нетрудно было догадаться. Если он хочет лицезреть настоящую трагедию, то, скорее всего, станет мучить Киллуа куклой его старшего брата, а против него, Курапики, поставит его лучшего друга. Сражаться с Пайро… От одной только мысли об этом внутри отзывалось холодом.       Курапика с трудом вынырнул из своих мыслей, прислушиваясь к разговору: — Что будем делать? — прозвучал откуда-то сбоку голос Леорио. — Гон и Курапика слепые. — Все нормально. При необходимости я могу использовать нэн. — с холодной решимостью отозвался он. — Так как он опасен, не объединившись нам не победить. — заметил Леорио. — Я знал, что ты так скажешь. — послышалось от Киллуа. — Кажется, ты представляешь, что задумал Омокаге? — Нетрудно догадаться. — отозвался Курапика, когда до него дошло, что голос Золдика обращался к нему.       Скрип двери. Хоть он все еще оставался слепым, аура помогала ему ориентироваться в пространстве ровно настолько, чтобы не быть совсем уж беспомощным. Темноте Курапику уже не пугала. Самое страшное было впереди. — Похоже, никого нет. — голос Гона отразился эхом и прокатился по церковному залу.       Как только они вошли, запах ладана и благовоний ударил в него тошнотворным духом. От него кружилась голова, сердце тревожно заныло, оседая тяжестью. Говорят, что в церкви люди находят утешение, но едва он переступал порог любого собора или храма, то весь деревенел, скованный напряжением, которое не покидало его все то время, что он находился там, словно ждал, что на его голову вот-вот приземлится длань Господня. — Добро пожаловать!       Курапика узнал раскатистый голос, принадлежащий бывшему четвертому номеру Труппы Теней, и сразу понял, что тот ждал их.       Он вышел вперед, снимая с себя удерживающую его руку Гона. — Ты Омокаге?! Отвечай, ты был членом Пауков, когда они напали на клан Курута?! Он услышал, как тот глумливо рассмеялся. — Пайро может тебе ответить. — Я тебя спрашиваю! — Это было прекрасно. Я помню, будто бы все это было только вчера. Жар духа клана Курута и тепло его свежей крови.       От нахлынувшей злобы у него голова пошла кругом. — Ублюдок… у тебя есть еще алые глаза помимо моих?! — К сожалению, только твои. — с легкой досадой ответил Омокаге, словно он стоял в кондитерском магазине и речь шла о вкусе конфет, которые закончились, потому что их разобрали другие покупатели. — Да и принадлежат они сейчас Пайро. Хрупкое тело Пайро и вспыльчивые глаза Курапики. Честные глаза Гона и безумный нрав Иллуми… Так гармонично и прекрасно противоположности могут сочетаться только в кукле. Люди же, притворяясь кем-то другим, становятся уродливыми лжецами и самозванцами. Например как ты, Киллуа. Самоуверенный и независимый внешне, но на деле всего лишь подлый трус и предатель. — Золдик ничего не ответил, но из него вышел судорожный вздох. — Или как ты, Курапика. Благородство, честность, стойкость снаружи и… такая черная гниль внутри. — Заткнись! — взъярился Киллуа. — Живо возвращай глаза Курапики и Гона! — Не пойми неправильно, я дал вам подсказку как добраться сюда, но не для того, чтобы вернуть глаза, а для того чтобы заполучить ваши — Киллуа, Леорио. Ваши глаза тоже станут моими.       Через секунду Леорио тронул его за рукав. Тихо сказал: — Они идут. Ты готов?       «Нет» — хотелось ответить ему, но Курапика, стиснув зубы, лишь кивнул. Ему и в страшном сне бы не приснилось, что он должен сражаться с лучшим другом. Последний раз он видел Пайро шесть лет назад, когда хоронил его своими же руками. А теперь… — Рад видеть, что ты нашел новых друзей. Я думал, что был твоим единственным другом, Курапика. — родной голос серпом резанул его не только по слуху, но и по сердцу. — Ты не Пайро. — надломленно ответил Курапика. — Настоящий Пайро мертв. — Да. — согласилась кукла. — Но я снова жив. Меня контролирует сильная воля, которой я не могу противостоять. Я должен забрать глаза твоих друзей. — Я тебе не позволю. — Конечно. — кукла склонила голову, посмотрела на него и равнодушно бросила. — Но знаешь, мне приказали убить всех, кто будет мешать. Хоть я этого и не хочу.       Это было сигналом к атаке. Напоминая себе, что это не Пайро, а марионетка Омокаге, Курапика усилил ауру вокруг себя, но отсутствие зрения сказалось на скорости реакции. Как только кукла появилась в поле эн, он сразу понял, куда собирается атаковать Пайро, но не успел защититься.       От удара деревянным мечом в живот он переломился от боли. Хоть он и не мог резать, сила была такой, что Курапике показалось, у него треснула парочка ребер. Снова. — Могу ли я жить, как Пайро? — Ты н-не более… ч-чем мое воспоминание. — натужно прохрипел, выпрямляясь и вставая в стойку. — Но я все помню — старейшину, твоих родителей. Даже если умрешь, то обязательно вернешься, как кукла. И тогда мы бы могли жить вместе. Как тогда.       С этими словами он взял его за горло и швырнул от себя, в колонну, оказавшуюся позади. В этот раз он успел сконцентрировать ауру, потому боли почти не почувствовал, но в голове пронеслось, что если бы не успел, то Пайро сломал бы ему позвоночник.       Поднявшись на ноги, он завел руку за спину, и похолодел, не ощутив под ладонью привычной глади оружия. Видимо, оно упало, когда он врезался в колонну. Но даже если бы оно было с ним…       «Я не могу… не могу ударить его. Не могу! Понимая, что он всего лишь кукла, я все равно не могу сбросить с себя образ Пайро».       Отвлекшись, он не заметил, что кукла уже была готова нанести удар. Блокируя удары, он отступал назад, пока не уперся спиной в скамью, и в этот момент появился Леорио, вставая между ним и Пайро. — Курапика, возьми себя в руки! Хоть Пайро и был твоим лучшим другом, но теперь у тебя есть мы! Ты должен… — Ты мешаешь.       Деревянный меч рассёк воздух, послышался глухой удар. Леорио летит в сторону, Пайро на ногах, бросается в сторону Курапики. — Мы вместе, Курапика? Отныне и навсегда… навсегда.       На одном инстинкте Курапика отскочил в сторону, зная, что попал в слепую зону видимости куклы, протянул руку, схватил её и притянул назад, перехватывая оружие. Пайро крепче ухватился за меч, не давая его отнять, и попытался ударить его ногой. Блокируя корпус, он переместил одну ладонь на его плечо, другой выкрутил руку и толчком ауры вывихнул плечо из крепления. Пайро, не издав ни звука, выронил мечи. Человек бы на его месте издал из себя хоть что-то, крик или стон, доказательство того, что он чувствует боль. Но Пайро не был человеком. Ведомый этой мыслью, Курапика подхватил меч, покрыл его аурой и нанес удар. Прямо. Точно. Безжалостно.       Кукла в его руках затихла.       Сдернув с себя повязку, он обхватывает куклу за шею и резко притягивает к себе. Короткая вспышка, щекотное покалывание за глазницей, и мир приобрел отрезвляюще четкие очертания.       Пустые глазницы смотрели на него холодно. Безразлично. Если бы там были глаза, он бы смог увидеть отражение собственного взгляда, переполненного удушливой тоской. — Курапика, скажи мне. — тихо, словно хотел, чтобы услышал только он и никто более, сказал Пайро. — Во внешнем мире было весело? Курапика рвано выдохнул. Во внешнем мире… Было весело? Если бы хоть кто-то сказал ему, что там, за границей родного леса их не ждет ничего хорошего. Он должен был понять это еще тогда, когда на его глазах убили отца Пайро. Раз такие люди, как то чудовище, существуют, значит они всегда будут для них ценной добычей, станут охотиться пока не изведут, не получат желаемое. Он должен был понять это во время последнего этапа испытания, когда на рыночной площади их с Пайро окружила толпа людей. Им было плевать, что они дети — в их глазах они были красноглазыми монстрами. Он посмотрел на Гона, Киллуа и Леорио. Стоила ли их дружба всего вот этого? Всей той боли и горя, что ему пришлось пережить. А если и стоила, то что будет, если они погибнут? То что тогда? Этот мир… что это за мир такой, в котором так небезопасно к кому-то привязываться?       Курапика отнял от себя бездушную куклу — теперь это просто груда деревяшек, больше не подчиненных чужой воле, а на месте глаз теперь были бездонные дыры глазниц. Не глядя, он свернул ей шею и отбросил голову в сторону. Не Пайро. Паршивую куклу.       Омокаге стоял прямо перед ним, лениво хлопая в ладоши, словно Курапика разыграл увлекательный акт и тот пришелся ему по душе. Это было видно по медовой улыбке, играющей на бескровных губах. Благодаря эн Курапика знал, что перед ним стоит живой бывший номер «четыре», из плоти и крови. Хорошо. Значит, ошибку, которую допустил Хисока, оставив его в живых, он не допустит. — У трагедии сладкий привкус мёда. — драматично произнес Омокаге. — Печаль знак того, что ты жив.       Курапика материализовал цепи на руке. Приятная тяжесть, придававшая ему уверенности. Но её и так было с лихвой.       С ним были его глаза. Совсем другое дело. Быть беззащитным слепым оказалось труднее, чем он предполагал, но даже в таком состоянии ему удалось победить куклу Пайро с его глазами. Теперь можно начинать. — Печаль? — с ледяным равнодушием переспросил он. — О чем это ты?       Он поднял руку — нужная цепь послушно взвилась в воздух, застыв, словно змея перед тем, как вонзить клыки в свою жертву. — Сначала я хотел использовать цепь правосудия, чтобы лишить тебя нэн. Как-никак, пусть и бывший, ты член Труппы Теней, а значит подходишь под все мои условия. К тому же, если ты не сможешь создавать своих марионеток, то ты все равно что будешь мертв. Но затем я подумал — если мне нужна смерть всех Пауков, то почему ты должен стать исключением? Отнимаешь чужие жизни, оскверняешь могилы и память о людях, бахвалишься своими паршивыми куклами… С чего бы мне сохранять жизнь ублюдку вроде тебя? — Двольно, Курапика! — Гон, отойди. — тихо, сквозь зубы. — Хватит! Прекрати, Курапика! Ты не должен этого делать! — Этот ничтожный выродок зашел слишком далеко. Он будет корчится в луже собственной крови… пока я не решу, что ему хватит.       Не убегать и не прятаться. Найти и уничтожить. Раздавить всё, что встанет на пути, устранить все препятствия и идти до конца. — Однажды один монстр вроде тебя перед тем, как отнять глаза и убить дорогого мне человека, тоже решил позабавиться. Он игрался с ним, наслаждаясь каждой секундой его мучений.       Омокаге поднял голову. На чужом лице не было ни тени страха, напротив — его глаза было покрыты, а губы растянуты в ухмылке, словно слова Курапики приносили ему наслаждение, и в то же время будто развеселили его. — Значит, уподобишься тому убийце?       Этот плотоядный тон стоял ему уже поперек горла. — Вовсе нет. Я не собираюсь играть с тобой. Только больные на голову выродки вроде тебя получают удовольствие от чужих страданий.       Омокаге вдруг расхохотался — пронзительным, неуравновешенным смехом, от которого кровь стынет в жилах. — Сопляк чертов, да от тебя несет тьмой… Да-да, этот смрад, им от тебя за версту разит. Я почуял ее, когда примерил твои глазёнки! Он живет внутри тебя… Эта гниль…. Чёрный-чёрный смрад… Поэтому ты так силен. Ты знал, что злой ум порождает злой нэн?       С гримасой абсолютной отчужденности Курапика направил цепь в его сторону. Та обмотала тело Омокаге, обернулась ошейником вокруг горла, направив острие меча правосудия прямо в яремную вену, там, где несмотря на показушное веселье, судорожно билась бледно-голубая жилка.       Киллуа схватил его за руку. — Курапика, тебе не нельзя больше убивать! Не поступайся своими принципами, я буду тем, кто замарает руки!       Нет. Он никому не позволит отнять у него месть. Ни за что. Нет. Внезапно в нем проснулась извращенная, кровавая жадность, собственничество, стяжательство — моё, моё, моё. Не смейте отбирать у меня то, что принадлежит мне. — Моя гордость ничто по сравнению с той болью, которую испытала моя семья. — Я никуда не уйду. — твёрдо отчеканил Золдик. — Киллуа. — голос зазвенел сталью. — Уйди с дороги. Сейчас же.       Никто кроме него не убьет Омокаге. Никто.       Смотря в мутные, потерявшие всякую осознанность яркие, дикие глаза Курапики, Киллуа ясно понимал, что сейчас он желал лишь одного — убить. Он глядел ему прямо в лицо в поисках хоть какой-то искорки понимания, но не нашёл. Нужно было срочно что-то делать. Киллуа, сосредоточив ауру в ладони, попытался вывернуть ему руку, чтобы не дать использовать хацу, но стоило ему схватиться за неё, цепь внезапно раздвоилась и её второй конец остановился напротив его лица — аура обожгла вмиг похолодевшую кожу угрозой. — Я же сказал тебе — уйди с дороги. Не мешай мне, иначе богом клянусь, ты пожалеешь.       Он оттолкнул в сторону Золдика, приблизился к Омокаге, обхватил ладонью собственную цепь и одним движением натянул её так, что тот склонился вперёд и упал перед ним на колени. — Как же ты не понимаешь — благодаря моей силе твой друг сможет жить вечно! — заорал Омокаге во всю глотку, с вызовом глядя ему прямо в глаза. — Ты должен быть мне благодарен за то, что я воскресил его! Кто бы еще дал тебе возможность еще раз увидеть Пайро, а? Никто! Только я на это способен! — Закрой свой рот, сучье отродье. — Курапика не узнал свой голос: низкий, по-звериному рычащий. Он вскидывает голову с помутившимся рассудком: глаза горят алыми всполохами, и гнев хлещет из него, как из открытой раны, безудержным, пульсирующим потоком, толкая его в амок.       Гон, Киллуа и Леорио смотрели на него. В собственном отражении в глазах последнего Курапика увидел себя — красноглазого дьявола, чей обезумевший взгляд был совершенно диким. Его аура —сгусток необузданной злобы, и в этом слепом бешенстве он не понимал себя и не видел ничего вокруг. Красноглазый монстр! Посланник дьявола! Проваливай отсюда! Прочь! Прочь отсюда!       Курапика не стал тратить время на то, чтобы ставить условие Омокаге. Условия нужны для того, у кого есть информация или привилегия какое-то время остаться жить в силу обстоятельств, но ни тем, ни другим бывший номер «четыре» Труппы Теней не обладал.       После Киллуа никто к нему не решился подходить, но голоса звучали отовсюду, долетая до него как из потустороннего мира, голоса, взывающие к рассудку, но те бились об глухую стену.       Цепь вокруг горла начала сжиматься. Омокаге издавал мерзкие, удушливые хрипы, цепляясь пальцами за цепи, пытаясь оттянуть их от шеи, его лицо багровело, и глаза наливались кровью. Курапика резко дернул рукой наверх и затянул цепь посильнее — кукольник покачнулся и упал на колени, как провинившаяся шавка, которую пнули. Впав в бесконтрольный раж, он натягивал цепи все сильнее, все крепче, испытывая садистское удовлетворение, наблюдая за тем, как тот глотает воздух, задыхаясь. Это зрелище почти утоляло боль… Почти насытило его гнев… — Отвратительно. — прошипел он, второй рукой вздергивая его голову на верх, заставив посмотреть на себя. Пальцы дрожали от желания схватить за шею, пока не хрустнет.       Вместо ответа из его горла вырывались лишь скрежещущие звуки, булькающий клокот мучительной агонии. — Знаешь… какую ошибку… допустил Рёдан? — тихий, хриплый рокот. — То, что не перебили тогда вас… всех до единого…       Рот Курапики исказился в злом оскале. Острие клинка взмыло вверх и остановилось напротив глазного яблока.       «Господи Боже, он же совсем спятил!» — Леорио захлестнула паника. Курапика потерял голову от слепой ярости, если он сунется к ним, то точно концы отдаст. Но если он не остановится, то будет куда хуже.       Не раздумывая, Леорио бросился вперед, но не прошло и секунды, как мимо него пронесся бледно-зеленый вихрь. — КУРАПИКА, сзади! — заикаясь, выкрикнул Леорио, и в этот момент Иллуми замахнулся над ним с ножом.       Он взвыл от боли. Цепь, сковавшая Омокаге, исчезла. Собрав ауру в ладони, он наотмашь ударил Иллуми. Под костяшками жалобно затрещало дерево — переломившись, кукла отлетела назад, сметая собой церковные скамьи. От резкого движения кровь хлестнула из раны, в глазах потемнело; он посмотрел на плечо, куда кукла всадила нож, и увидел рваную рану в глубине среди разорванных мышц которой виднелась белая кость. Глаза от напряжения уже едва видели, пульсируя в глазницах так, будто если он моргнет, они вывалятся ему прямо под ноги. Курапика сосредоточился, собирая остатки ауры, чтобы использовать исцеляющую цепь и с ужасом понял, что ее не было.       «Я слишком быстро использовал ту малую часть нэн, которая у меня была!»       С усилием отодвинув боль на задний план, он лихорадочно начал искать взглядом деревянные мечи, чтобы покончить с Омокаге, но не успел — кукольник, воспользовавшись шансом, набросился на него сзади. Курапика еле успел сосредоточить гё в глазах, и, увидев, что тот направил всю свою ауру в ладони, перекатился в сторону, ударившись затылком о церковную скамью. Ослепленный болью, он схватился за сиденье, но на него уже навалились всем телом, придавливая к земле и смыкая руки на горле. — Какая неистовая ярость! — гортанно расхохотался Омокаге, нависая над ним, заслоняя собой свет. — Когда я убью тебя, обещаю, ты станешь шедевром в моей коллекции кукол! — Пошел ты, тварь! — прошипел Курапика, с ненавистью глядя в гадючьи глаза, выжимая из себя последние силы, чтобы отбросить от себя ублюдка. Омокаге, сдавив его шею ладонью, другой вцепился пальцами в его плечо, прямо в рану, раскурочивая её. Послышался пронзительный крик, и только спустя несколько секунд он понял, что кричал он. Кровь из раны хлынула прямо ему на лицо, заливая глаза и все покрылось багровой пеленой. Поблизости доносился треск и грохот — Гон с Киллуа пытались остановить ожившую куклу Иллуми.       Хватка на шее усилилась. Несмотря на адскую боль в руке, которую он почти не чувствовал, Курапика изо всех сил вцепился в запястья на своём горле и впился ногтями в кожу, раздирая её в кровь, чтобы хоть как-то ослабить хватку, но Омокаге не обращал никакого внимания. Курапика хрипел, жадно заглатывая воздух, дергался, как безумный, с остервенелым отчаянием попавшего в капкан животного, готовое отгрызть себе лапу, лишь бы вырваться на свободу. В голове гремели горны и били в набаты, сознание стремительно мутилось, перед глазами все темнело — искаженное безумной улыбкой лицо перед собой расплывалось в очертаниях. Его охватил дикий ужас.       «Я сейчас умру!». — ЛЕОРИО! Не стой столбом! — заорал Киллуа, ставя перед собой блок от прямого удара Иллуми, и затем ударил его. Кукла, пролетев несколько метров, снесла собой горящий светильник прямо на алтарь перед средокрестием, который тут же вспыхнул и загорелся.       Глядя на объятый огнем алтарь, Леорио чертыхнулся, и, опираясь на деревянную скамью, поднялся на ноги, как вдруг полы и стены церкви сотрясло от прокатившегося рёва.       Жуткий сатанинский вой пронесся по нефу. В тот миг, когда он замолк, Леорио вздрогнул всем телом и от испуга едва не вывалился в проход. Сердце у него стучало так сильно, что он еле дышал; такого чудовищного, всепоглощающего страха он не испытывал никогда в своей жизни.       «Что… что за ужасающая аура… Такое чувство, что меня сейчас разорвет на куски!»       Омокаге отбросило назад. Курапика со страшным всхрипом перекатился на бок и схватился за горло. Кашель сотрясал его с головы до ног — натужно втягивая в себя воздух, он дышал, дышал и дышал! Каждый вздох давался неимоверно тяжело, горло будто полосовали лезвиями изнутри.       Его всё еще потряхивало, мысли еле-еле ворочались в голове. — Курапика!       Кто-то звал его. Он в панике огляделся по сторонам, но какое там, он едва видел даже перед собой, не то что творится вокруг.       «Плохо дело… В глазах темно, рук и ног не чувствую… Где Леорио? Что с Гоном и Киллуа?». Схватившись за валявшийся кусок камня, Курапика кое-как поднялся на ноги. И увидел, что Омокаге смотрит на него, глядит в его глаза так, будто хочет душу хочет через них вытащить.       «Надо прикончить его! Сейчас же!» — лихорадочно стучало в голове у кукловода. Он рванул вперед, сосредоточив взор на враге, но едва приблизился к Курапике, его вдруг отбросил назад поток горячего воздуха. Каменная стена, в которую он врезался, выбила из него весь воздух.       По замку прокатился вой, совсем не похожий на ветер. Он был словно голос монстра, ревущего под землей, и рёв этот нарастал вместе с грохотом, сотрясающим все вокруг.       Вдруг все замерло и наступила тишина. Но в следующий миг раздался рёв, гораздо громче и хуже предыдущего, и затем, когда он посмотрел в сторону Омокаге, то увидел, что за его спиной, возвышаясь на несколько метров, отбрасывая в полыхающем пламени за собой бесчисленное множество зловещих теней, стоит самый настоящий зверь.       Чудище обнажило острые зубы, скалясь окровавленной улыбкой. Вздыбленная черная шерсть лоснилась в тусклом свете горящих фонарей замка, и казалась не шерстью, а сотнями острых игл. Стоял невыносимый запах крови и смерти, от которого мутился рассудок. Курапика, поднявшись на ноги, почувствовал, как у него от страха дрожат колени. В висках пульс отбивал ритм заходящегося от тихого ужаса в груди сердца.       «Это… невозможно… таких монстров не существует».       По подбородку голодного зверя стекала смешанная с кровью слюна. Он возвышался над Омокаге, выгнувшись в спине, и проводит когтями по каменному полу — визгливый скрежет режет слух, заставляя закрыть уши ладонями. Курапика вздрогнул всем телом. С ног до головы его прошиб холодный пот, а нутро заполнил ужас при виде гигантского зверя с самой жуткой аурой, которую он встречал. В воздухе бесновались исходившие от него необузданная злоба, ярость и жестокость.       На один кошмарный мир они со зверем встретились взглядами, алый к алому. В его глазах, налитых кровью, сквозь бурю тёмных, пропитанных ненавистью эмоций и звериной жажды убивать, Курапика разглядел абсолютную покорность. Он пожирал взглядом его лицо, и стоял, расставив лапы, готовый напасть по первому зову.       Не ощущая себя, Курапика поднял дрожащую руку. Зверь будто этого и ждал — мгновенно бросился вперед, раскрывая саблезубую пасть на Омокаге, чьи глаза смотрели со страхом и мольбой.       Красная вспышка. Омокаге закричал, и кричал, и кричал, срывая горло жутким, нечеловеческим криком, пока не заклокотал кровью. Словно во сне Курапика смотрел на то, как под клыками зверя лопается голова и разлетаются осколки черепа. Слышал омерзительный влажный хруст и следом конечности Омокаге оторвались от тела, будто растянутые на дыбе. Ноги подогнулись — он упал, не в силах оторваться от представшей перед ним ужасающей картины. Перед ним лежал выдернутый хребет: тускло-белые соединенные между собой позвонки в длинный изогнутый столб были омыты кровью и жидкостью, бледным желтым пятном вытекавшей прямо из позвоночника… —… Курапика! Курапика! Курапика!       Взор застилал багрянец — кровь хлынувшая из разорванного тела, заливала ему глаза. Курапика провел ладонью по лицу и поглядел на красное пятно. Киллуа твердил ему что-то настойчивым голосом, наклонившись прямо к нему, чуть ли не тряс его за плечо, но он только и видел, что губы у него шевелятся, а из звуков складывалась одна бессмыслица. Сердце билось такими резкими, острыми, болезненными ударами, что он еле дышал, словно бы кто-то изнутри колотил ему в грудь кулаком. Остекленевшим взглядом Курапика смотрел, как расползается кровавое пятно возле ног, лезет к нему, окрашивая белую ткань штанов багровым, как просачивается через неё еще не остывшая жидкость и кожей чувствует, до чего же она теплая…. — М.. К-ки… н-н… — его голос ломался от страха.       С силой, но безо всякой злости, Киллуа отвесил ему затрещину: бесстрастная оплеуха, ничего личного, будто первая помощь. Леорио (точно Леорио? Точно он? Голос, вроде, похож…) подхватил его безвольное тело, омытое кровью с головы до ног, и, как мягкую игрушку, попытался поставить на ноги, но тех он не чувствовал, как и всего остального. Леорио, видимо, понял, что сам он стоять без посторонней помощи не в состоянии, поэтому взял его руку и перекинул через свою шею, поддерживая туловище с другой стороны. Чувство было такое, словно в него вкатили лошадиную дозу анестезии — он все понимал, все видел и слышал, но говорить, контролировать тело и реагировать на встряхивания, щелканья пальцами перед носом, с помощью которых друзья пытались привести его в чувства, не мог. — Он в шоке. — долетел до него сухой голос Киллуа. — У тебя есть с собой успокоительные или типа того? — Да какое там! Я все оставил в больнице! — воскликнул Леорио, резко повернувшись. — Курапика?! Курапика, ты меня слышишь? Можешь ответить? Скажи ты уже хоть что-нибудь!       Лицо у него было пепельно-серое, зрачки застыли, казалось, он смотрел на него, но вообще ничего не видел.       Гон беспокойно носился вокруг, как размытое зеленое пятно, не зная, что делать, чем помочь, закидывая его вопросами, которых он даже не слышал.       Насытившийся зверь поворачивается к нему, блестя красными сознательными глазами и пристально смотрит на него. Последнее, что видит Курапика, прежде, чем провалиться во тьму, как тот размыкает огромную пасть и обнажает острые белые клыки, на которых остались куски чужой плоти… Теплое дыхание вырывается сизым облачком, и зверь, теряя очертания, исчезает.

***

      Леорио сунул ему в руки чай, но руки у него тряслись так, что он все расплескал, едва донеся стакан ко рту. — Нет, так не годится. — пробормотал он, поднимаясь с места и поискал взглядом свой чемоданчик. — Я же говорил, что от дурацкого чая не будет никакого толку! Надо было вернуться в больницу! — Не нужно в больницу… — механически отозвался Курапика. — Не нужно. — Одеяло? Курапика, принести тебе одеяло? — суетливо носился вокруг него Гон. — Как ты себя чувствуешь? Может тебя все-таки лучше показать врачу? — Я в порядке... Мне уже лучше.       Гон с Леорио переглянулись. Лица у обоих были крайне недоверчивые. Гон наклонился к нему, взял обеими ладонями за щеки и заставил посмотреть на себя. Его лицо было так близко к Курапике, что он мог разглядеть до чего у Гона были густые ресницы и небольшую горбинку на носу — Курапика припомнил, что как-то однажды он сказал, что в детстве он несколько раз ломал себе нос. — Выглядит вполне нормально. — констатировал Гон, несколько секунд пристально таращась ему в глаза. — Кажется, он не обманывает, ему и правда лучше. — Да черта с два! —воскликнул Леорио, нависая над ним, как дотошная воспитательница. — Ты только посмотри на него! Он еле языком ворочает и бледный, как смерть!       Тут послышался голос Киллуа, который всё это время стоял возле окна и хранил молчание. — Раз ты пришел в себя, нужно кое-что обсудить. — Золдик отошел от окна, нашел взглядом стул, сел напротив. — Что это было?        Курапика молчала. Гон, стоявший рядом, выпрямился, в непонимании сдвинул темные брови к переносице. — О чем это ты? — Тебе ведь тоже интересно, так, Леорио? — проигнорировал друга Золдик. — Не понимаю, о чем ты. — Не прикидывайся дураком. Ты видел то же, что и все остальные. Какого черта ты не сказал нам, что у тебя есть такая способность? — Что?…       Так значит, Киллуа… — Я не знаю. — Курапика хрипит, слова даются неимоверно тяжело. — Я ничего не знал. — Врешь. — от непривычно жесткого тона его коробит. Раньше тот никогда с ним так не разговаривал и от растерянности он даже не может возмутиться. Но Леорио его молчание расценивает по-своему: — Киллуа, сбавь обороты. Курапике сейчас и так плохо. Или ты считаешь, что любому нормально будет, если на его глазах огромный монстр откусит человеку полголовы и выдернет из его тела позвоночник? — скептично произнес Леорио. — Ты у нас из семьи наемных убийц, но не все привыкли видеть кровавые ужасы с пеленок! — Причем тут это? — начал кипятиться Киллуа. — Я вообще про другое говорил! — Ребят, правда, давайте не будем… — встрял в бестолковое препирание Гон, с миролюбивым видом разведя руками. — Самое главное, что мы вернули глаза Курапике, да? Ну и мне заодно… — Гон, ты, блин, на чьей стороне? — Я? Я… Э-э-э, ты знаешь, Киллуа, я бы не хотел…       На стене, над головой Леорио, Курапика бессмысленным взглядом пялился на могильный пейзаж с выжженной пустошью: разрушенные обгоревшие дома, ветряные мельницы с продырявленными крыльями, воронье, кружащее в дымном небе. Понимая, что уже не в силах терпеть, он поднялся с дивана. — Эй, ты куда? — тут же напал на него Паладинайт. — Курапика!       Шатаясь, как пьяный, он вяло оттолкнул от себя Леорио, зашел в ванную, захлопнув за собой дверь, где его мучительно и некрасиво вырвало.       Несколько минут Курапика просидел на полу, прислонившись щекой об прохладную кафельную стену и приходя в себя. Спазмы в желудке еще не ослабли, во рту стояла противная горечь, которую немедленно хотелось смыть. Облизнув запекшиеся губы, он с трудом встал на ноги и поплелся к раковине.       Ополоснув ледяной водой рот и лицо, Курапика поднял мутный взгляд на свое отражение и безо всякого интереса посмотрел на себя. Выглядел он ужасно. В белках лопнули капилляры из-за чего глаза стали устрашающе красными и воспаленными. На шее после того, как Омокаге душил его, остались багровые следы его пальцев — на коже расползались буро-коричневые, почти черные гематомы. Он взглянул на плечо и обнаружил, что рана, которую нанес ему ножом Иллуми, была плотно перевязана бинтами. Едва Курапика о ней вспомнил, та будто тоже вспомнила о нем, вспыхнув резкой, жгучей болью, когда он до дотронулся до повязки. Шикнув сквозь зубы, он отдернул руку, пытаясь не обращать внимание на горячечную пульсацию в плече. Неважно. Еще один шрам. Очередной. Какой по счету — не знал. Их уже давно не счесть.       Когда он вышел из ванной, в комнате никого не было, но из коридора доносились приглушенные голоса. Ноги сами понесли его и остановили у приоткрытой двери. — О чем ты говоришь? Все её почувствовали, значит, оно всех защитило!       Киллуа сунул руки в карман, холодно взглянул на Гона. — Нет. Та штука защищала только Курапику. Ему было плевать на нас — её иинтересовало только то, что угрожает непосредственно ему. Я думаю, он что-то скрывает и не хочет рассказывать. Прямо как тогда, в Йоркшине. — Ты не прав, Киллуа! — твердо заявил Гон. — Тогда Курапика не хотел втягивать вас в разборки мафии и Труппы Теней, поэтому ничего не говорил! И вообще, как ты можешь его винить после того, как он спас нас? — У него просто не было иного выбора. Если помнишь, он вообще не собирался встречаться с нами в Йоркшине. Труппа Теней для него всегда будет на первом месте. Не схвати нас тогда Куроро, он бы уже наверняка избавился от половины членов Рёдана, так что я уверен, Курапика до сих пор жалеет о том, что вообще согласился тогда на твой план. — Гон открыл рот, чтобы опротестовать, но Киллуа вздёрнул подбородок. — Но не это сейчас неважно. Эта тварь, которая убила Омокаге... Я ему не доверяю. Мы не знаем, что еще он скрывает и какие у него способности, поэтому нам нужно быть с ним осторожными…       Слова Киллуа плеснули спиртом на открытую рану. Не выдержав, Курапика резко толкнул дверь и вышел в коридор. — Скажи мне это прямо в лицо, Киллуа. — потребовал он.       Золдик выдержал пущенный исподлобья взгляд. — Когда Омокаге схватил тебя, я почувствовал, как твоя аура внезапно изменилась. Не хочешь объяснить, что это было? — Киллуа, ну хватит уже. — почти жалобно промямлил Гон. — Давайте не будем ссориться, ты разве не видишь, что Курапика, как и мы, ничего не понимает? Да и вообще, он жив и... — Я еще не опустился до того, чтобы позволить себя защищать. — он обернулся к Золдику, так и продолжающего глядеть на него с явным недоверием. — Если у Киллуа есть какие-то претензии ко мне, я с радостью на них отвечу. Но обвинять себя я не позволю. — Курапика… — выдохнул Гон. По его выражению лица и заблестевшим глазам он понял, что Фрикс был расстроен его поведением. — Никто тебя не обвиняет. Киллуа просто пытается, ну, разобраться в произошедшем...       Киллуа нахмурился, сведя бледные брови переносице, ему хотелось выжать из него всю информацию, которую Курапика якобы скрывал.       Но вдруг досаду как рукой сняло. Все бурлящие эмоции стихли внутри так резко и неожиданно, словно кто-то нажал на выключатель. Вместо них разверзлось болезненное опустошение. Киллуа имел право злиться на него.       Ничего не говоря, Курапика прошел мимо Гона и Киллуа. Те, также молча, проводили его взглядами. Мельком взглянув на Гона, он увидел, что в его теплых золотистых глазах трескалась тревога.       Он вышел на улицу и глубоко вздохнул, словно заключенный, которого впервые за много дней вывели подышать свежим воздухом. Все еще чувствуя слабость в ногах, он сел на лестницу, обхватив руками колени, и посмотрел наверх.       Лучи восходящего в рассвете солнца освещали небо сквозь кучерявые, лениво плывущие по небосводу облака. Их свет словно сбросил саван ночи, черный, окутанный тьмой, и рассеял тот ужас, что происходил под его покровом. Это зрелище не заставило его сердце замереть или затаить дыхание, как в книжках. Небо не было прекрасным. Оно было жестоким, одиноким и холодным… и таким ясным, как будто после бури.       На него вдруг посыпались острые, как скальпели, воспоминания. Курапика не знал, чем эти последние дни, полные страха, тоски и потрясений, были для него, но ясно было одно — он стал опасен для своих друзей.       Он с затаенной опаской прислушался к себе, ожидая какой-то реакции, всплеска нэн или эфемерного рычания, но ничего не почувствовал. И все равно ему стало вдруг так страшно, что он порывисто вскочил на ноги, спустился по лестнице, подошел к окну и испуганно посмотрел в собственное отражение. На первом этаже никого не было, поэтому никто не увидел его побледневшего, искаженного страхом лица. Из него вырвалась нервная усмешка. Как глупо. Что он ожидал увидеть в отражении? Рычащую пасть и алые глаза? Но вместо этого он вглядывался лишь в свой собственный тусклый, настороженный взгляд. Он боялся сам себя и того, что может сделать.       Могу ли я признаться себе, что это был не я?       Пальцы вцепились в рубашку, там, где саднило и без того измученное сердце. Курапика поднял голову и увидел прислонившегося к дереву Хисоку. — Какая удача. Ты жив. — взгляд Хисоки удовлетворенно блеснул и неспешно скользнул по нему сверху вниз, оценивая внешний вид. — Выглядишь лучше, чем то, что осталось от Омокаге.       «Я даже не заметил, как он появился». Видимо, он истратил слишком много нэн, раз не ощущал чужую ауру, либо Хисока скрыл свое присутствие прежде, чем появился. В это, правда, верилось с трудом — он был слишком самоуверен, чтобы осторожничать. — Что тебе надо? — хмуро спросил Курапика.       Фокусник повернулся к нему, положив руку на бедро, и слегка вскинул голову, от чего вид у него стал еще более заносчивым. — Пауки попросили передать тебе весточку: не пытайся искать босса. Им сейчас с тобой некогда возиться, но если ты будешь путаться под ногами, то им придется ответить. Вот оно как… Значит, Куроро все еще не избавился от его нэн. Замечательно.       Курапика с вялой усмешкой качнул головой. Обласканный гнев, которым он щедро подпитывался в последние дни, да что там дни, месяцы, целые годы, требовавший утоления, вылинял до апатии. — Пока на сердце их любимого босса моя цепь правосудия они ничего не сделают. Так что передай им в ответ, что мне начхать на их угрозы.       На бледном лице янтарные глаза блеснули каким-то новым, особым интересом. — Ясненько… Поверь, они знают, что если убьют тебя, то умрёт и Куроро. Именно поэтому ты до сих пор жив. Ты скорее позволишь замучить себя до смерти, чем снимешь с него свою цепь. Фейтан выглядел очень недовольным, когда им пришлось оставить тебя и уйти. Он так хотел с тобой развлечься… Даже поспорил с одним из Пауков, как долго ты выдержишь его пытки прежде, чем сломаешься.       «Мачи поставила на то, что ты продержишься до конца и наверняка снова заработает кучу денег» — мысленно продолжил Хисока. — Мне не интересно. — отрезал Курапика. Слова через саднившую глотку пропихивались с трудом. — Ты пришел сюда только за этим?       Хисока пожал плечами. Его такое не заденет. — Раз уж я все равно нарушил условия сделки, мне не хотелось отказывать себе в удовольствие остаться и посмотреть, как ты расправишься с Омокаге. Это было потрясающе. Давненько я не чувствовал такого наслаждения, наблюдая за чужой схваткой. — и добавил не без удовольствия. — Знатно тот зверюга отлюбил Омокаге, да, Курапика?       Хисока не мог не заметить, в каком состоянии был сейчас Курапика, но вместо того, что разозлить, слова больно ударили по расшатанным нервам. — Когда ты сказал, что я не подозреваю во что ввязываюсь — что ты имел ввиду? — Сам не знаю. — пожал плечами Хисока. Точно солгал. Чтобы растормошить его? Или потому, что он патологический лжец? — Не увиливай от ответа. — сказал и сам тут же понял, какую сморозил глупость — просить Хисоку не юлить все равно что попросить планету перестать вращаться вокруг Солнца. — Ой-ой, смотрю я на тебя и совсем не узнаю. — фокусник с наигранным разочарованием поцокал языком. — Куда подевалась вся твоя выдержанность? Такими методами ты не узнаешь от человека даже то, что он ел на завтрак. — Говори нормально! — потребовал Курапика.       Но Хисока в ответ только посмеялся. — Ну-с, раз уж я сказал все, что хотел, то мне, пожалуй, пора идти.       Смерив его напоследок насмешливым взглядом, фокусник развернулся и прощально махнул ладонью. С чего он вообще решил, что от Хисоки получит какую-то информацию? Тот мог поделиться ей только в том случае, если бы ему было что противопоставить. В Йоркшине Хисока рассчитывал, что Курапика отвлечет внимание остальных Пауков, пока он подберется к Куроро, а ночью пришел только потому, что не хотел лишить себя перспективных противников, не помышляя о помощи. — Ах да. — в его взгляде было что-то жутковатое, лукавый сплав озорства и хладнокровия. — Пауки нашли своего заклинателя нэн и могут привести его к Куроро раньше, чем я. Тебе надо поспешить, если хочешь поймать его. — Не боишься, что я его убью? — вскинув бровь, холодно поинтересовался Курапика. — Ну и самонадеянность, Ку-ра-пи-ка. — разделив его имя по слогам, произнес Хисока. — Даже я не знаю, смогу ли победить Куроро, а ты говоришь так, словно заранее знаешь, как всё будет. Хочешь ещё один совет? — Нет. — Я всё-таки скажу: прежде, чем бросаться в пасть Пауку, приведи свою нэн в порядок. Искришь, как сломанный телевизор. — тонкие губы исказила кривая усмешка. — А может, так ведет себя нэн, когда человек сломан?       Чтобы добраться до аэропорта Шанха-Сити, им пришлось взять такси. Все то время, что они ехали, из Гона то и дело вылетали безнадежные попытки завязать общую беседу, которые неизменно топились в болоте угрюмого молчания. Киллуа так ни разу и не посмотрел на Курапику, всю поездку упрямо уставившись в окно, словно не замечал, как воздух отяжелел от висевших в нем недосказанности и враждебности. Леорио ерзал на сидении, поглядывая то на него, то на Киллуа. Но в аэропорту, после того, как они прошли регистрацию на свои рейсы, Киллуа вдруг подошел к нему, засунув руки в карманы, и, глядя куда-то в сторону, бросил: — Можно с тобой поговорить?       Курапика, с удивлением моргнув, кивнул.       Они отошли в сторону огромной застекленной стены, за которой виднелись взлетно-посадочные полосы, дирижабли, ждущие подзаправки, бегающие работники аэродрома в неоновой желтой униформе, перевозящие пассажирский багаж. — Извини. — первым нарушил молчание Курапика. — Прости меня, Киллуа.       Мальчик непонимающе заморгал раскосыми, кошачьими глазами, словно не понимая, о чем это он толкует. — Будет тебе. Это я виноват, зря только набросился на тебя с обвинениями. Я просто… — Испугался. — с улыбкой закончил за него Курапика.       Киллуа кивнул, окончательно сконфузившись. Золдик, как и сам Курапика, не любили признаваться в своих слабостях. — Киллуа. — тот вопросительно глянул на него, склонив голову, чем стал еще больше напоминать кота. — Когда ты расспрашивал меня о том чудовище, мне показалось, ты что-то знал. Это так?       Киллуа посмотрел в то место, где стояли Гон и Леорио; стоя возле автомата с шоколадками и и газировкой, они громко спорили, что взять, клубничный вафельный батончик (настаивал Гон) или упаковка кислых драже (яростно требовал Леорио). — То, что разорвало Омокаге на части похоже на зверя из нэн. — наконец сказал Киллуа. Курапика молчал, ожидая пояснений. — Я слышал про них от деда. Порожденный и взращиваемый смесью человеческих эмоций, нэн-звери являются очень сложным видом созданий и появляются у человека, который обладает могущественной нэн. Они преследуют свою жертву, пока не убьют, питаются аурой своего носителя и видоизменяются за счет цели. Если кратко, то нэн-зверь это воплощение личности своего хозяина.       По громкой связи раздался электронный женский голос: «Внимание, посадка на рейс Шанха-Сити-Бероун будет осуществляться в терминале D, просьба пассажирам проследовать к выходу номер сорок один. Повторяю: посадка…» — Если я правильно запомнил, то он появляется, когда человек чувствует страх смерти. Зверь никак не связан с ненавистью к кому-то, но при этом сам состоит из всех негативных эмоций, живущих в человеке. — Хочешь сказать, он появился, когда мне угрожала смертельная опасность?       Киллуа пожал плечами. — Что-то вроде того. По-крайней мере, так дед говорил мне. Когда Омокаге душил тебя, твое тело высвободило огромное количество нэн, пробудив зверя, который тебя защитил. — и затем прозвучал вопрос, который Курапика с самого начала ожидал услышать, без лишних слов, прямо в лоб. — Может, это еще одна способность твоих глаз? Ты же сам говорил, что когда членов клана Курута обуревают сильные чувства, то их глаза не только загораются алым, но и многократно усиливаются их физические данные. К тому же, с алыми глазами твой тип меняется на специализацию. Твой нэн-зверь не может быть её проявлением? — Я успел подумать об этом. В режиме «Время Императора» я способен использовать Хацу всех типов, но я никогда ничего подобного сознательно не… создавал. Поэтому нет, я уверен в этом.       Киллуа продолжал пытливо глядеть на него. — Курапика, по правде говоря, со стороны казалось, что ты способен им управлять. Нет, не совсем так — словно ты приказал ему напасть на Омокаге.       Он попробовал вспомнить, делал ли то, о чем говорит Киллуа, но все то, что происходило в церкви, почему-то смешалось в голове в беспорядочную муть. — Я ничего не помню. — Совсем?       Курапика медленно качнул головой. Почему? Почему он не мог вспомнить? Это же происходило с ним, как он мог этого не помнить? — Во всяком случае, ты можешь попробовать вызвать нэн-зверя, чтобы самому во всем разобраться. — Ясно... — задумчиво сказал он, все еще пытаясь растормошить свою память. — Спасибо тебе, Киллуа.       Золдик смущенно фыркнул и отвернулся.       Гон перехватил взгляд Киллуа. Еле заметно тот кивнул ему, и Гон кивнул другу в ответ. Значит, все прошло хорошо. — Эй, Леорио.        Тот стоял рядом, бесцельно листая ленту новостей в телефоне. — Не сердись на Курапику. Он отталкивает тебя не потому, что ты ему не нравишься или он не хочет, чтобы ты ему помогал и всё такое, а потому что очень сильно боится, что с тобой по его вине что-то случиться и ты, ну, пострадаешь. Ты же знаешь Курапику, он никогда себе этого не простит. — Да знаю я… — ворчливо сказал тот, убирая мобильник в карман. — Это-то как раз меня и так бесит. Никак не получается вдолбить ему в голову, что я сам могу о себе позаботиться. Я же не слабак или трус какой-то, и вы с Киллуа определенно нет.       Гон в ответ как-то по-доброму улыбнулся, щуря медовые глаза. — Такой уж наш Курапика, что тут поделаешь. Но мы же и полюбили его как своенравного упрямца, ага? — легко сказал Гон, на мгновение переведя взгляд на Киллуа. — С ним все будет хорошо. Курапика очень сильный! Просто верь в него также, как он верит в нас.       Леорио смотрел на эту сияющую, полную света улыбку и никак не мог отделаться от мысли, что тринадцатилетний Гон порой бывает мудрее, чем многие взрослые. А он так редко это замечает… — Да… — медленно произнес Леорио. — Это точно.        Они вернулись к Гону и Леорио, смотрящих на электронное табло вылетов. — Стоит прощаться, мне уже пора. — сказал Курапика. — Погоди-погоди, совсем забыл тебе отдать. — Леорио вскинулся, торопливо щелкнул замком, достал из портфеля пластиковую баночку с зеленой этикеткой, всучил ему. — Антибиотики. По две таблетки пять дней, обязательно. И ходи на перевязки, понял?        Он кивнул — да, как скажешь. — Что-то я не уверен, что тебя можно вот так отпускать. Скажи хоть, какой у тебя теперь план? — со вздохом спросил Леорио. — Я возвращаюсь обратно. — сжатый в кармане кусочек бумаги, тот, на котором было написано всего четыре символа, прожигал ему ладонь. — У меня есть одно дело. Вашей помощи было достаточно. Дальше я сам. — Хорошо, Курапика. — ответил Гон, прежде чем Леорио успел что-то ответить. — Я уверен, ты со всем справишься. Только впредь будь осторожнее и не теряй голову почём зря, договорились?       Курапика вспыхнул. — Да, конечно.       Он взял его за руки. — Пожалуйста, береги себя. — Д-да… — неловко отозвался Курапика. — Если тебе нужна будет наша помощь, сразу звони. Обещаешь?       Он улыбнулся, благодарно глядя в ответ, и проводил удаляющихся на посадку друзей долгим взглядом, после чего развернулся и влился в толпу людей.       «Внимание, пассажиры, зарегистрированные на рейс Шанха-Сити — Эрдингер просьба пройти к выходу тридцать восемь для посадки на рейс номер… Повторяю: просьба пассажирам проследовать к выходу тридцать…». В это время. Эрдингер. Квартал Ренгео. — Ты долго будешь в трубку дышать или все-таки что-нибудь скажешь? — Прости-прости, ничего не мог поделать, они его убили. — легкомысленно пожал плечами Хисока. — Ну, так или иначе, он все равно оказался обыкновенным слабаком, разве нет? — Ты идиот. — буркнул Воконте. Хиде, облокотившись на стол рядом с лежащим мобильником, хмуро смотрел на мерцающий экранчик. — Я же говорил — делай что хочешь, но не дай им грохнуть его. И что в итоге? — Воконте вздохнул и через мгновение на другом конце послышался громкий вопль.       «Даже знать не желаю, что там происходит»... — Случилось кое-что непредвиденное. Увы, но лезть в чужие разборки я не могу. Не то чтобы не могу — не хочу. Я прекрасно понимаю, что нарушил договор, и согласен искупить свою вину. Есть альтернатива?       Последовала пауза. Воконте посмотрел на Янаги — тот, как и Хиде, все это время слушал разговор через громкую связь. Он состроил какую-то странную гримасу, которую он расценил как «он брешит», и качнул головой. На секунду ему даже показалось, что они разговаривали, не слыша друг друга. — Так что, когда я смогу увидеться с Шиф?       Воконте скрежетнул зубами от досады. «Мало того, что он не сделал ровным счетом ничего из того, о чем мы договаривались, так еще имеет наглость спрашивать о Шиф… Нет, всё-таки Пойкерт был прав — нам нужно держаться от него подальше».       На том конце Хисока тихонько мурлыкал себе под нос что-то невнятное, ожидая ответа. — Я должен обсудить с боссом. С тебя пока хватит. — Ну не милаха ли ты. Решил ожиданием чуток разогреть мой интерес? — И не надейся. В ближайшее время перезвоню. — Ммм… Славненько-славненько. С нетерпением жду. — повисшая между ними тишина отдавала финальностью, и Воконте сбросил звонок.       Когда экран погас он снова переглянулся с Янаги — вид у того был такой, словно слова Хисоки его совсем не порадовали. — Что ж, признаться честно, я не удивлен… — пробормотал он, тяжело усаживаясь на шатающийся стул напротив стола, за которым расположился Воконте. — Полагаю, можно пустить их обратно.       Он кивнул и подошел к двери. Едва открыв ее, Воконте увидел, как Шиф, подслушивающая у щели внизу, чуть не вывалилась за порог. — Интересно было? — ядовито поинтересовался он. Та глянула на него снизу вверх, оскалившись во вредной улыбке. — Не то слово. Так ли надо было выгонять нас, чтобы посекретничать, если ты все равно включил громкую связь?       Ёкотани, скучающе зевнув, спрыгнул с жужжащей стиральной машинки, и прошел мимо него, а за ним Малыш Адзуса ( который малышом вовсе не был, а был размером с холодильник) и Ораруджи. Воконте захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.       Мужчина огляделся, и рот сам собой дернулся от отвращения. «Ну и гадюшник» — первое, что появилось в мыслях, когда он увидел это место. Тесное подвальное помещение на юге квартала, где раньше находился офис клининговой службы — четыре комнаты с тонкими гипсокартоновыми стенами с ужасной шумоизоляцией. Та, где сидели сейчас они, была попросторнее остальных: широкий офисный стол, пару неплохих деревянных стульев, которые они стащили из соседнего ресторана, продавленный местами диван с приблизительно красной обивкой — перегнившего помидорного цвета, но мог быть и красным когда-то — и низким столиком, заваленный коробками из-под еды навынос (администраторша в дрянной азиатской кафешке «Чи Хо» на углу уже знала все их предпочтения наизусть), переполненными пепельницами, зарядками для телефонов, бумагами, пустыми банками из-под энергетиков и кофе. Стена у противоположного конца комнаты скрыта коробками «Бест Клин Сервис — уберемся без следа!» ( при виде такого слогана у него вырвался покоробленный смешок) с чистящими средствами, которые бывшие владельцы не успели захватить с собой при переезде, за все три недели они так и стояли нетронутыми. Пару раз Ёкотани и Хиде собирались устроить полномасштабную уборку, мол, не стоит разводить свинарник в месте, где спишь и ешь, но планирование уборки так и остановилось на стадии разработки.       Шиф взобралась на сломанную стиральную машинку с отломанной дверцей и спросила: — Что случилось? — Случилось то, что если просишь кого-то сделать что-то, то лучше этого не делай, а делай все сам. — Понятно. — не слишком уверенно ответила Шиф; её тон явно говорил о том, что ничего она не поняла. — Так когда я встречусь с Хисокой? — Никогда. Забудь об этом. — отрезал Воконте, поискал взглядом стул, притянул к себе и сел.       Было видно, что новые сведения ее сильно озадачили. — Ладно… а что тогда с Омокаге? Его не будет? — Будет. Только сначала нужно его откопать.       Повисло молчание, нарушаемое только шуршанием кипящей воды в чайнике. Хиде, сидящий возле него на корточках с чашкой в руках, буркнул себе что-то под нос, но никто из них не услышал. — Вот незадача, он умер? — Ты, как всегда, чертовски проницательна. — с иронией ответил Воконте. — Хочешь его воскресить, пожалуйста — бери лопату и вперед. — Если бы только моя способность сохраняла прижизненные техники нэн, цены б ей не было. Но какой нам сейчас толк от ходячих мертвецов? — Шиф спрыгнула с машинки; глаза у неё отчего-то возбужденно блестели. — Знаешь, я вот что подумала, забавно ведь вышло, я работала санитаркой в морге, а теперь воскрешаю трупы. Вообще-то я экзорцист, но мне больше нравится говорить, что я шаманка. Шаманка нэн, круто ведь звучит, да?       Этот вопрос был встречен холодным презрением. — Нет. — Может, нам все-таки стоит договорится с Хисокой? У него полезная нэн-способность. Он точно нам пригодится. Давайте позовем его и предложим новую сделку — я готова взять все риски на себя. — Замечательный план. — саркастичным тоном отозвался Воконте. — Правда? — обрадовалась Шиф. — Нет. Сиди молча или я тебе ампутацию головы сделаю.       Позади себя Воконте услышал шуршание — по спинке дивана с неспешной ленцой, вытягивая короткие лапы, шел кот, которого притащила с улицы Шиф. Это было жирное, откормленное исчадие ада, донельзя разбалованное и, по его мнению, абсолютно бесполезное, потому что пушистый урод только и делал, что ел, спал и орал по ночам, не давая спать другим. Впрочем, рот у него днём тоже не закрывался. Шиф его холила и лелеяла, даже дала ему такое же дурацкое имя, как и он сам — Джигглпуф или просто Пуф.       Пуф спрыгнул ему на плечи; Воконте дернулся, надеясь, что тот от резких движений убежит, но кот соскочил ему на колени, потоптавшись и оставив клочки линяющей шерсти, после чего вызывающе мякнул и приземлился на стол. — Ты жопа. — прошипел Воконте, испытывая желание пнуть кота под зад. — Хисоке нужно было всего лишь привести Омокаге сюда в обмен на Шиф, чтобы мы смогли использовать его нэн — способность для наблюдения. — послышался из угла голос Хиде. — Раз он решил не вмешиваться, то будем считать, что он сам принял такое решение и больше мы ему ничего не должны, впрочем, как и он нам. —Эмм, алло?! — ощерился Адзуса и ткнул пальцем в его сторону. — Ты просто предлагаешь так его оставить? — Труп Омокаге нам уже никак не поможет, да и мы ему тоже помочь не можем, не так ли? — пожал плечами тот. — Я говорю не о нем, а о Хисоке. Шиф права. Предложим ему сделку.       Воконте, отряхивая брюки от шерсти, сердито поглядел на него, будто говоря — ну-ка, поспорь мне тут. — Хисока создаст только больше проблем, если ты не понимаешь. Он похож на лиса — запусти его в курятник, и повсюду полетят пух и перья. — Да плевать. Меня вполне устраивает хаос. — с беззаботной улыбкой ответил Адзуса. — Еще бы. — хмыкнул он. — Но, если честно, я бы предпочел не влезать в его противостояние с Труппой. Во-первых, это не наша проблема. Во-вторых, этого мне хочется меньше всего.       «Я прекрасно понимаю, что нам вряд ли удастся одолеть Хисоку или Пауков… С противниками такого класса справится разве что верхушка Хейл-Ли, но они явно будут не в восторге от такой перспективы— если мы заключим сделку с Хисокой, а потом из-за этого начнется грызня с Пауками, потому что из-за соглашения мы будем на одной стороне, придется отвлекаться на них. Хотелось бы, чтобы разборки этих ребят были как можно дальше от нас…».       Воконте сдвинул очки на нос, посмотрел на него поверх оправы. — Надо спросить у Рин. За ним, к несчастью, как за младшим боссом, последнее слово. Или у Шузо, но это в самом крайнем случае… — Если Рин даст добро, я могу его схватить сам?       От его тона Воконте стало неприятно. — Да пожалуйста. — ответил, но скорее для того, чтобы закончить разговор.       У Адзусы стал такой вид, словно слова Воконте довели его до блаженной атараксии. Он подозревал, что у того был не просто скверный характер, а патологическая тяга к насилию, гомоцидомания или как-там её, и явные садистские наклонности. Вспыльчивый, с враждебным видом, злобным взглядом, Адзуса легко велся на провокации и был как бойцовская собака, которую забрали у равнодушных хозяев и теперь пытались научить дисциплине. Послышался щелчок — Шиф открыла банку газировки. — Мастер Шузо удивительная личность. Он классный, интеллигентный, элегантный, и состоятельный и… э-э-э… классный и состоятельный… ой, я повторяюсь. Но это из моего безграничного уважения к нему… но быть может и нет… кто знает, у меня к нему особые чувства… — Можно тебя перебить? Она вскинула голову и заморгала. — Э? Простите, я увлеклась… — Блин, меня сейчас стошнит. — пожаловался Хиде и театрально изобразил, как опустошает желудок. — А когда мы в Какин отправляемся? Пора бы уже, а то… — последняя часть фразы Янаги потонула в грохотание вентиляционной шахты.       С минуту они сидели, уставившись в потолок словно кошки на светящуюся точку от лазерной указки, и, когда шум, наконец, стих, то посмотрели друг на друга, чуть ли не по-дружески прямо, читая в глазах мысль, которая возникла у каждого из них в голове — ну какую же дыру они выбрали своим пристанищем. — Если ты забыл, то я напомню, что наша цель — поддерживать в Ренгео порядок, и пока часть из нас следит за кварталом, другие должны набрать как можно больше людей с нэн. — раздался с другого конца комнаты невыразительный, безжизненный, как запись автоответчика голос Ёкотани, подпирающего собой стенку. — Найти нужных людей не так-то просто, знаешь ли. — саркастично прилетело от Хиде. — Или как ты себе это представляешь? Что мы ходим по улицам и кричим «Эй, есть тут пользователи нэн? Нет? А если найдем?». За три недели мы сумели найти только одного человека с достаточным потенциалом для обучения и то он пока что оставляет желать лучшего…       Откуда-то сверху раздался грохот — захлопнулась железная дверь и послышались приближающиеся шаги. Все напряженно вслушивались в торопливые перестукивания на крутой железной лестнице. Затем на миг повисла тишина, Янаги, Шиф и Воконте уставились на дверь так, будто она воплотилась в стене прямо у них на глазах — и следом в неё постучали — так, как надо. — Открыто! — громко произнес Хиде, сообразив быстрее всех.       На пороге стоял Рин. Помятый, измочаленный, с воспаленными глазами, в насквозь промокшем пальто и рубашке. От него воняло так, как будто он давно не мылся. — Хорошие новости! Мальчуган Йонебаяши стал крестным отцом. — А мастер Шузо молодец. — горделиво вскинул подбородок Ёкотани, будто это была его заслуга. — Остальные тоже в курсе? — Воконте выжидательно посмотрел на товарища. — Да, он уже всем сообщил. Есть хочу — умираю! Кофейцо найдется? — запыхавшимся голосом сказал Рин, стягивая с себя пальто и заталкивая его в машинку. — Ну и неделька! Всю ночь, блин, ехали. Остановились в какой-то придорожной дыре, на заправочной, взял сэндвич с беконом, я его так люблю очень, но господи, что у меня было с желудком... — Где Нараки? — с места в карьер спросил Янаги, пристально глядя на парня. — Там остался. Этот курильщик кинул меня прямо там, сказал, что пойдет купить сигареты, а сам слинял. Три часа его ждал, так дозвониться и не смог. — Что-то случилось? — А бог знает, — безучастно ответил он. — Так у него проблемы? — Похоже на то. — Но что случилось-то?       Рин скривился: да черт его знает. Взяв со стола кофе, он отсыпал в пустую чашку прямо из банки и плеснул кипятка. — Как ты его пьешь? Меня оно совсем не бодрит, а только нервозности добавляет. — А чего нервничать? — удивился Рин. — Все идет как по маслу. Радоваться надо. — он огляделся и саркастично добавил.— Вы, ребята, я смотрю, живете тут, не тужите. Купаетесь в роскоши.       Все угрюмо отмалчивались. Воконте цыкнул и отвернулся. В этот момент он увидел, как Янаги смотрит на Рина укоризненным взглядом, но, как и все, не произнес ни слова.       «Да что это с ними такое?» — озадаченно подумал Рин. — Так что, какие последние новости?       Воконте вкратце пересказал, в конце в сухих фактах разложив разговор с Хисокой. Рин отпрянул, откинулся на спинку стула, сложа руки на груди и протянул: — По правде сказать, я ожидал чего-то подобного. Заключать контракт с Труппой Теней себе дороже. Слышали, что они устроили в Йоркшине несколько месяцев назад? Городские кладбища переполнены трупами членов мафии, которых они убили. — Мы говорим не о Труппе, а о Хисоке. Он сильный боец. Если мы предложим ему способности Шиф, он согласится быть на нашей стороне. — вставил Адзуса и положил ноги прямо на стол, разместив свои грязные кроссовки прямо на бумагах. — Если Пойкерт говорит, что с Хисокой лучше не связываться, стоит прислушаться к его мнению. Насколько мне известно, он больной на голову психопат и умелый манипулятор, а еще опытный пользователь нэн, с которым никто из вас не справится. — Никто из вас? Имеешь ввиду, что мы слабаки? — Я имею ввиду, что кроме меня, Хиде и Шиф никто не умеет пользоваться нэн, а обычному человеку с ним не совладать. — Вот оно как, значит. Вы у нас не такие, как все, а мы тут так, пушечное мясо? — Тебя что-то не устраивает? — хмуро спросил Рин. — Меня не устраивает, что если есть возможность переманить за свою сторону отличного бойца, то мы не пользуемся ей, потому что до усрачки боимся облажаться, если что-то пойдет не так. — Хисока может заинтересоваться нашим предложением, но действовать будет только на своих условиях. Если он потеряет интерес, а это вопрос времени, то он сразу уйдет и по дороге наверняка наворотит проблем, с которыми разбираться будешь не ты, а кто-то другой, кто, в отличие от тебя — да, боится облажаться перед боссом. Нам нужен надежный союзник, а не клоун-психопат. Тебе достаточно этого объяснения или мне еще что-то прибавить? — Можно хотя бы попробовать. — к удивлению Рина, предложила Шиф. — Почему нет? — А если он станет проблемой?       Адзуса насмешливо скривил губы в издевательской ухмылке. Из него вырвался смех — резкий, пронзительный. — Если он станет проблемой, мы просто убьем его. — ответил парень. — Все просто, не так ли? — У тебя все проблемы решаются убийством. — Только это заставляет людей слушать. — Вы гляньте на него. Убьем одного, убьем другого, а потом и того, кто на тебя косо посмотрел или «Спасибо» не сказал, так что ли?       По лицу Адзусы скользнула кровожадная улыбочка. — Издержки профессии. — Профессии? Твоя работа — заткнуться и делать то, что я говорю, а не гадости и убийства. — Ты, наверное, считаешь себя очень умным? — Да уж поумнее тебя буду. Два плюс три сколько будет? — Ты думаешь, я совсем дебил?! — заведено осклабился парень. — Пять! — Запомни эту цифру, потому что это уровень твоего айкью. — Да?! Ну тогда я тебе сейчас покажу, какой он у тебя. — Адзуса потянул руку к бедру и выхватил из кобуры пистолет.       Все повскакивали с мест, будто услышали сигнал пожарной тревоги. От шума и грохота Пуф, лежащий на столе, рассержено зашипел: вздыбив шерсть и выгнувшись в спине, он стремительно спрыгнул со стола, сбив своей тушей стеклянный стакан — тот полетел на пол и с оглушительным звоном разлетелся на мелкие куски. — Эй-эй-эй, тихо-тихо! — повысил голос Ораруджи, но сам, не мешкаясь, едва щелкнул затвор, сразу просунул руку во внутренний лацкан пиджака. — Ну-ка, успокойся! Слышишь меня, Адзуса? Опусти пистолет!       — Как такой слюнтяй как ты вообще стал младшим боссом?! — зарычал парень, наставив на него пистолет; ярость хлынула из него, как бич. — Не думай, что ты лучше нас только потому, что у тебя есть долбаная нэн! Может, мне просто снести тебе башку и самому стать главным?!       Хиде с ужасом смотрел на Адзусу, застыв рядом с Воконте. Ёкотани, который подпирал стену возле стола, где стоял Адзуса, казалось, испугался не меньше его: он замер, они с ним резко — да что, мол, за херня? — столкнулись взглядами. Хиде не мог взять в толк, что он от стены-то не отлепиться, как услышал позади себя щелчки, обвернулся и увидел, что Ораруджи и Янаги вдвоём держат Адзусу на мушке. — Да успокойся ты, псих конченый! — рявкнул Воконте. — Совсем спятили?! Все, немедленно опустите оружие!       Адзуса не шелохнулся, впившись злыми глазами в Рина. Вряд ли он вообще сейчас что-то слышал. Взгляд Хиде замельтешил по комнате, будто где-то на стене висел рычаг, за который он дернет и тот сразу же угомониться, но увидел только стоящую возле машинки Шиф с непонятливым выражением лица, которой все происходящее тоже не нравилось. — Пистолет на пол. — угрожающе тихим голосом сказал Рин. — Живо.       Подавляющая аура заполнила тесное помещение. Ёкотани с круглыми глазами отскочил назад, издав странный звук, похожий на икоту. В глазах Хиде страх начал превращаться в самую настоящую панику. — Рин… — Я на твои шаманские уловки не поведусь, хлюпик чертов. — свирепо шикнул тот и вздернул предохранитель, после чего положил палец на курок. — Я отказываюсь принимать тебя, как лидера. Я с места сдвинусь, пока мы не выберем другого, ясно выразился?! — Кого, тебя что ли? — хохотнул Рин, приближаясь к нему. Он сделал шаг вперед, и еще, и еще один, пока дуло пистолета не уперлось ему в солнечное сплетение. Рука Адзусы дрогнула, но он продолжал стоять, застыв, как каменная статуя. В звенящей тишине слышалось лишь его шумное дыхание. — Ну давай же. — сказал Рин, смотря прямо ему в глаза. — Стреляй.       В последующие десять секунд все происходило слишком быстро, чтобы кто-то успел вмешаться. Рин поддался вперед, выкрутил руку Адзусы, держащую пистолет, и вывернул ему запястье. Раздался хруст вывихнутого сустава, пистолет с грохотом упал на пол. Тот с рычанием вырывался из зверской хватки, пытаясь пнуть Рина, как та внезапно исчезла. В теплом, душном воздухе появился стальной запах крови. Хиде посмотрел вниз и увидел, как на осколки чашки энергично капали капли крови.       «Когда он успел поранится?» — недоуменно подумал он, а затем ощутил всплеск вырывавшейся ауры и увидел, как Рин использует свою способность — на его пальцах, выставленных прямо перед собой, висел маленький скелет, окруженный сгустком концентрированной нэн. — И что же ты хотел этим добиться? — с нескрываемым превосходством сказал Рин. — Очевидно же, что я сильнее тебя. Думаешь, раз тебе так легко, как ты говоришь, кого-то убить, то ты особенный? Смотри-ка. — он мазнул пальцами по скелетику из нэн. — Кровь, как у обычного человека. По спине Адзусы поползла дрожь. — Даже не смей, урод… — угрожающе процедил парень. — Чего не сметь? Чего? Вот этого?       Едва прозвучало последнее слово, как скелет неожиданно ожил — он протянул одну из костлявых ручек к другой и сжал запястье.       Адзуса издал полувсхрип-полустон и согнулся, держась за руку так, словно та сейчас отвалится и шлепнется прямо перед ним. Прямо на глазах у всех его ладонь начала багроветь и вспухать, будто в неё закачивали какую-то ядовитую жидкость: упругие вены вздулись, словно натянутые канаты, кожа начала натягиваться и стремительно покрываться грязно-серыми трупными язвами с подрытыми краями. — Рин, хватит! — выпалил Хиде. — Перестань, это уже слишком! — Хочешь бесплатный совет? Хорош говниться. Я здесь главный, а главным становится тот, кто сильнее всех остальных. Пасть будешь разевать, когда заслужишь мое место, а пока ты будешь делать то, что я скажу.       Рин сжал ладонь в кулак и скелет исчез, словно растворившись в воздухе, а следом и кошмарные язвы. — Все, наигрался? — бросил он, вытаскивая из кармана скомканную салфетку и вытирая испачканную в крови ладонь. — Ты, сучонок, еще об этом пожалеешь. — пошипел Адзуса, буравя его с проклятой ненавистью в глазах. Рин дернул головой и хотел отпустить саркастичный комментарий, как услышал позади себя мрачный голос. — И зачем ты это сделал? Показухи ради?       Поджав губы, на него с уже открытой неприязнью смотрел Воконте. — Что ты сказал? — С чего ты взял, что имеешь право корчить из себя тут главного и кого-то из нас поучать, когда сам чхать хотел на свои обязанности? Ты хоть представляешь с чем нам тут приходилось справляться в одиночку? — Меня, вообще-то, тоже волнует Ренгео.       Снова молчание, но на этот раз совсем уж неодобрительное. — Правда? Но почему-то задницы тут рвем только мы. А все лавры, как обычно, достанутся тебе, потому что ты у нас «младший босс». — язвительно выплюнул Воконте. — Если бы тебе действительно было важно то, что происходит в квартале, ты бы не помчался в Йоркшин, а остался бы здесь, помогать нам разгребать то дерьмо, что наворотил Готфрид.       Рин обескураженно посмотрел на Шиф, последний оплот поддержки, но та скорчила виноватую гримасу и пожала плечами. — Прости, приятель, но он прав. Пока тебя не было, нам пришлось самим тут разбираться со всем. До тебя то дозвониться невозможно, то ты слишком занят, то важная встреча, то перезвонишь. Воконте взял все на себя, поэтому сейчас я на его стороне. Не то, чтобы тебе совсем все равно, но… — Шиф хочет сказать, что из тебя паршивый лидер. Очень рад за тебя, что у ты как сыр в масле катаешься, только у нас тут вообще-то скоро случится война между бандой Готфрида и якудза… Постой-ка, откуда тебе все это знать? — Рин старался смотреть ему в лицо, но взгляд Воконте был таким откровенно уничижительным, что ему пришлось отвести глаза. — Ах да, точно, тебе же надо было производить впечатление на лейтенанта Нараки, господин «Пасть будешь разевать, когда заслужишь мое место». — Послушай-ка, ты не слишком много себе позволяешь?! Пока я младший босс… — Ты сам не понимаешь, что говоришь. — Воконте, чуть приподняв подбородок, смерил его взглядом. — «Младший босс», «Лидер», «Сила». Выделываешься этими словами, будто имеешь к ним какое-то отношение, а сам в свою очередь палец о палец не ударил, чтобы помочь нам, сволочь ты лицемерная.       Рин огляделся — двери не было видно, где тут дверь, вот, нашел, и, ничего не сказав, развернулся и вышел. Спина горела от направленных на него взглядов. Хиде выскочил за ним так поспешно, что чуть не грохнулся, поскользнувшись на кошачьей игрушке.       Погода на улице стояла премерзкая: моросил мелкий дождик, дул промозглый порывистый ветер, повсюду грязь и слякоть. Над домами висел плотный, густой серый туман. Казалось, весь квартал вымер: ни в одном доме не горел свет, на улицах, куда ни глянь, не было видно ни одного человека и стояла мертвая, как на кладбище, тишина. — Фу-ух, я едва шею не свернул на этой лестнице. — Хиде шумно набрал воздух в легкие и также шумно выдохнул.        Рин засунул руки в карманы пальто и, не поворачиваясь, произнес: — Знаешь, на такой «теплый» приём я, конечно, рассчитывал. — Рин, мы провели здесь слишком много времени, не добившись особо никаких результатов. Воконте уже на пределе, поэтому не принимай его слова близко к сердцу. Все раздражены, и немножко…м… на взводе. — Меня не было всего-то неделю, а все уже за оружие хватаются так, будто это совершенно нормально, и ты это называешь «немножко на взводе»? — Ты сам виноват. — строго осадил его Хиде. — С Адзусой ты и правда переборщил. — Этот кусок дерма становится нахальнее. Надо было преподать ему урок. — процедил сквозь зубы Рин. — Я не собирался его убивать. Даже если бы и хотел, этому ослу упрямство помереть не даст. — Да, он вспылил, но это не повод калечить своих товарищей и использовать на них нэн. Ты понимаешь, как это выглядит со стороны?       Рин шумно вздохнул и провел ладонью по мокрым волосам. — Дела у вас, я смотрю, не ахти? — Ага. — Хиде шмыгнул носом, прислонившись о стену позади, и хмуро оглядел улицу. — Полный швах, по всем фронтам, к сожалению. Обстановка в квартале все хуже и хуже, мы уже едва сдерживаем людей Готфрида, да и с обучением нэн тоже все идет не слишком гладко. Мы с Шиф много раз пытались обучить остальных, но только один парнишка, Тоя, оказался единственным, кто обладал достаточным потенциалом. Поэтому, когда Хисока предложил в обмен на способности Шиф бывшего члена Труппы Теней мы согласились, хотя, как и ты, подозревали, что это может ничем хорошим не закончится, так оно, в общем-то, и случилось…       Долгое молчание. — Никому из них не по нраву, что я младший босс, так ведь?        Хиде, опустив голову, скрестил руки на тощей груди и невесело усмехнулся. — Я бы так не сказал. Просто знаешь, иногда им кажется, что ты ведешь себя безответственно и не думаешь о последствиях. Мы все знаем, что ты из кожи вон лезешь, чтобы стать лейтенантом, но из-за своих амбиций порой ты теряешь голову. Поэтому Воконте и Шиф считают, что ты не заслуживаешь место лидера. А Адзусе ты просто не нравишься. Ну, вообще-то, если подумать, ему никто не нравится. — Рин хмыкнул, чем вызвал у того смешок. — Нам бы кого-то более опытного, с холодной головой, и мы бы уже наверняка придумали, как остановить Готфрида.       Это не был преднамеренный укор в его сторону, потому что Хиде прав, и Рин знал об этом.       Раздался телефонный звонок. Рин нервными движениями — руки у него тряслись — похлопал себя по карманам, выудил телефон из кармана пиджака и, подслеповато прищурившись, глянул на экран; лицо у него помрачнело. — Ах ты ж… Это Шузо. — едва слышно произнес и приложил телефон к уху, отойдя в сторону на пару шагов.       Фразы он тараторил отрывистым, злым тоном. Даже если бы Хиде знал язык, он бы при всем желании не смог разобрать ни одного слова, но то, что среди них то и дело проскакивали слезоточивые ругательства ему и так было ясно. — Мне надо идти.

***

      Такси с зеленым огоньком заскользило прямо к нему, разбрызгивая веером из-под колес пахнущую канализацией воду. — На улицу Лихтенраде. — бросил он таксисту, сев на заднее сидение.       Тот странным, не слишком дружелюбным взглядом глянул на него через переднее зеркало. — Что-то не так? — сухим тоном спросил Рин, вопросительно вздернув бровь.       Тот буркнул себе под нос что-то невнятное, пожал плечами и машина, резко дернувшись, тронулась с места и покатила вперед.       Рин повернулся к окну. Дерьмо… Бесит до одури. Воконте и Адзуса совсем страх потеряли. Раз его неделю не было, то решили, что теперь они главные? Черта с два Рин позволит им собой помыкать. Если подумать, Воконте, завистливый козлина, точил на него зуб с тех пор как три месяца назад Шузо выбрал его младшим боссом — его, Рина, а не Воконте — и теперь тот использует любой повод, чтобы подорвать его авторитет в группе. Даже Шиф, которую он считал своей правой рукой, и то! Рин, конечно, не подал виду, но в душе был неприятно уязвлен тем, что Шиф переобулась и теперь играла на одной стороне с Воконте. Что они там вообще устроили? Может, он разбирался с проблемами куда серьезнее, чем они, но никто из них даже не удосужился сначала спросить — все сразу набросились с обвинениями!       По правде говоря, в Йоркшине ему пришлось почти всю неделю проторчать в номере отеля, пока Нараки целыми днями занимался делами… И все-таки — ну и что с того? Какое право они имели его судить?       За лобной костью пульсировало болью, противно отдавая в глазницу. Рин потер пальцами уставшие глаза. Как всё-таки это бесит… — Приехали. — сообщил ему таксист грубым голосом с сильным акцентом.       На улице Лихтенраде находился самый большой Квартал Красных Фонарей западной части Сагельты. Он был расположен в центральном районе города F, то есть не на какой-то задрипанной окраине, а почти в туристическом центре, и был основным центром сексуальных услуг города: тут были сосредоточены стрип-бары, бары с проститутками, кабаре с трансвеститами — говорят, любители сексуальных развлечений смогут удовлетворить здесь любые фантазии: в непрезентабельных ветхих строениях, коими являются большинство секс-клубов, посетителей обслужат «медсестры», «гувернантки», «секретарши», и даже надменные «королевы» — на Лихтенраде можно найти все. У панорамных окон с красным освещением толпятся добропорядочные на первый взгляд бизнесмены в офисных костюмах, наблюдая за резвящимися девушками на высоченных каблуках с дымными взглядами и вишневыми губами вместо того, чтобы идти домой проверять у детей уроки.       Сверкающие огни, карнавальные цвета, звуки музыки и шумные голоса людей — Лихтенраде ночью обнажал все, что стыдливо скрывают более «порядочные» районы города и выставлял напоказ. Теплый зловонный воздух был густо пропитан духом толпы, дышать практически невозможно; квартал переливался ярко освещенными барами, клубами, красочными, завлекающими витринами, возле которых туристы с «человеком в желтом плаще», гидом, ходят косяками, глазея на все вокруг. У барных стоек на улицах курила и веселилась молодежь, распивая крепкий алкоголь.       Рин заплатил таксисту и вышел на дорогу, оглядываясь по сторонам. Ему нужен был клуб под названием «Де Валлен». Найти его оказалось довольно просто — шикарный бордель, развешанный на фасаде фотографиями танцовщиц в экстравагантных костюмах кабаре, яркими вывесками с мигающей неоновой подсветкой, завлекающая посетителей.       Татуированный громила на входе заслонил собой проход и кивком головы указал на объявление за собой: «Вход по удостоверениям личности». Рин сунул руку во внутренний карман пиджака, не нашел, потом в другом кармане, и поднял перед лицом мужика: — Смотри какой молоденький, сразу видно — первый раз тут. — мурлычущим голоском сказала смуглая брюнетка, стоящая за проходом своей подруге, той, что посветлее. На обеих одежды было по-минимуму, короткие юбочки да топики. Одна из них повернулась к нему и растянула пухлые губы в игривой улыбке. — Эй, зайчик, не хочешь провести время вместе? — Мы тебя всему научим! — присоединилась вторая и обе звонко рассмеялись, провожая его лукавыми взглядами и посылая воздушные поцелуи.       Рин попал в полутемный зал с рубиновыми матовыми стенами, черные бархатные портьеры — внутри грохотала музыка, стоял густой дух сигарет, одеколона, женского парфюма и травки. Слева вытянулся бар, за которым все сидели по парочкам, в основном захмелевшие мужчины, угощающие танцовщиц. — Неужели?! В самом деле?! — одобрительно воскликнул тот, что был поближе; лицо у него было раскрасневшееся, блестящее, а говорил он очень быстро, тараторя, как из пулемета строчил, и поминутно прикладывался к бутылке, которую держал в руках. Спутница рядом в расшитом сливочно-белом корсете и роскошной юбке с волнами канкан хихикала, цедя ядовито-розовый коктейль с плавающей вишенкой.       Рин протиснулся через битком забитые столики и сел за единственный свободный, в углу, подальше от сцены. Видимо, он попал в перерыв между представлениями —большая часть сцены была скрыта глазу за тяжелыми бархатными занавесами, прямо как в театре.       Он старался не ёрзать на месте и не оглядываться по сторонам, чтобы не привлекать к себе внимание, но в таких местах он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Через пару минут к его столику подходит крупная блондинка — поддутая пластикой грудь, обтягивающее в нужных местах розовом платье, кукольные ресницы хлоп-хлоп — и вдруг садится к нему на колени, небрежным движением стягивает с него шарф и надевает на себя. — Извиняюсь? — говорит он ей, а она смеется и качает головой.       Меня зовут Прия. Ты здесь первый раз? Как вы это понимаете? Вид у тебя уж больно невинный!       Несколько коротких, задорных фраз на гайрайго — и вдруг она тянет его за ворот пальто ближе к себе, удерживая, и целует. — Э… какого ты!…       Он резко отпрянул и в полнейшем ступоре уставился на наглую девицу, но едва открыл рот, чтобы возмутиться, как стал проваливаться в туман — лицо перед глазами начало мутнеть, с краев все вокруг стремительно чернело. Звонкие голоса и заигрывающие женские хохотки под пульсирующий гул, долетающий из динамиков, становился всеё тише и через несколько секунд все звуки доносились до него будто со дна моря.       Ослепнув и оглохнув, Рин, в миг оказавшись совершенно беспомощным, вытянул руки перед собой и поддался вперед, уверенный, что сейчас грохнется и поцелует лицом землю, как его словила девица. Он пытался произнести хоть слово, но ощущал лишь, как вибрирует глотка и схватился за горло, словно хотел распороть её и вытащить оттуда слова, но его ладонь с усилием отвели от собственной шеи, и Рин ощутил, как пальцы касаются щедро сдобренных лаком локонов, а затем горячей кожи, заставляя провести по выпуклым линиям, образующим круг.       «Кику-мон» — мгновенно догадался он. Значит, это она. В этот же момент блондинка взяла его руку и куда-то повела за собой.       Пройдя пару десятков шагов, они остановились, и не успел Рин подумать о том, что его ждет дальше, как почувствовал, как на его плечи что-то давит, заставляя согнуться, и в следующую секунду нос защекотал запах кожи смешанный с автомобильным освежителем с синтетическим запахом хвои.        Машина ехала то рывками, швыряя вперед - назад (через какое-то время ему пришлось вцепиться в переднее сидение, чтобы не вывалится в проход), то неожиданно разгонялась, словно катилась не по по городской дороге, а по ухабистой тропе посреди леса. Когда они, наконец, остановились и его вывели из машины, Рин был настолько дезориентирован сначала клубной сумятицей, а затем автомобильной встряской, что чувствовал себя преотвратно — на спине выступил холодный пот, в животе закрутился узел, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Всё это время блондинка, что увела его из клуба, держала его за руку.       Они прошли по лестнице наверх на три пролета и остановились. Рин беззвучно спросил её, что дальше, и в этот момент чужая ладонь в его исчезла.       Утраченные органы чувств вернулись к нему почти сразу. Первым, что он увидел, оказалась обыкновенная серая дверь, перед которой он стоял. Рин обернулся посмотреть, ушла ли блондинка, и обнаружил, что на этаже был совершенно один.       Глубоко вздохнув, он немного постоял перед дверью, собираясь с мыслями, после чего, сделав два предупреждающих стука, хотя точно знал, что человек за дверью уже был осведомлен о его присутствии, взялся за ручку и открыл дверь.       Комната, в которую он попал, имела простую обстановку — пол застелен ворсистым ковром, бежевые стены, три кресла, стоящих полукругом, между которыми втиснулся столик, деревянный шкаф с письменным столом и стулом. В скрадывающейся полутьме светила напольная лампа, рассеивая густой, теплый свет.       На подоконнике, подогнув под себя ногу, а другую свесив вниз, сидела Исаги, смотря через неплотно сдвинутые шторы куда-то на улицу. — Добрый... — произнес Рин; голос звучал хрипло — он прочистил горло и повторил. — Добрый вечер. — Здравствуй, Рин. — не поворачивая головы ответила она. — Пожалуйста, садись.       Рин уселся в набивное кресло, пухлое, оборчатое, и через несколько секунд послышался скрип — девушка спустилась с подоконника и села напротив. Он увидел, что её гакуран спереди — Исаги всегда была одета в традиционный белый гакуран, накинутый на футболку, и свободные черные штаны — весь в крови, свежей и ссохшейся. — Прошу прощения за внешний вид. — с извиняющейся улыбкой сказала она, когда заметила, что Рин на него уставился. — Не было времени переодеться.       Он собирался уже сказать «Все в порядке», как подумал, что говорить эту фразу человеку, замаранному явно не собственной кровью было бы поразительной тупостью, поэтому молча закивал головой. Исаги завела руку назад и ему протянули банку холодного кофе с блистером таблеток. — С низким содержанием кофеина. — Спасибо... — он взял её, старательно не смотря ей в глаза — бездонную ледяную пустоту — но тогда его взгляд натыкался на окровавленный гакуран. — От отравления. — пояснила Исаги, когда он стал рассматривать блистер с десятью белыми таблетками. — Откуда?… — хватило пары секунд, чтобы до него дошло. — Это вам звонил Нараки. — Он сказал, что ты чем-то отравился. Как себя чувствуешь? — поинтересовалась она. — Нормально… Спасибо.       Рин, прикрыв ладонью банку, другой с щелчком открыл её, сделал глоток, и отставил её на столик напротив. Он вздохнул и, положив ногу на ногу, устроил ладони на подлокотниках, но через несколько секунд понял, что начинает сползать по скользкой обивке вниз, привстал и, когда снова уселся, заметил, что на бедре пропала привычная тяжесть — значит, оружие забрали. Затем нервным движением поправил волосы и расстегнул пуговицу на пиджаке, чувствуя, как от напряжения участилось дыхание и кровь прилила к лицу. В какой-то момент Рин заметил, что Исаги все это время наблюдает за ним.       «Боже, стыд-то какой…» — мысленно взвыл он; ему отчаянно захотелось стать неодушевленным предметом, частью комнатного декора — торшером, или, например, карнизом. — Что-то… что-то не так? — решился спросить он в напряженной тишине. — Что же? — невозмутимо осведомилась она. — Не знаю… что-то. — Разве что-то не так? — Простите. — как дурак, сказал он. — Наверное, все в порядке. — Почему же «наверное»?       Он глядел на пальму в кадке, багровый ковер, на да на все, что было в комнате, кроме человека, сидящего напротив с совершенно нечитаемым выражением лица. Не смотри вниз, велел он себе. Смотри на нее.       Раздался аккуратный стук в дверь, и Рин услышал позади себя вкрадчивый голос Шузо. — Добрый вечер, извините за задержку.       Рин встал, чтобы поздороваться, но тот его проигнорировал. Едва посмотрев на него, также, как и на Рина пару минут назад, Исаги кивнула, и через несколько секунд Шузо сел в кресло рядом с ним. Он был одет в щеголеватый синий костюм-тройку, белую рубашку с шелковым черным галстуком и идеально вылизанные туфли-броуги. Светло-каштановые волосы уложены с такой нарочитой небрежностью, что придавали ему вид аллегорического аристократа из старой постановки, эдакого надменного богатенького пижона хлеще, чем дорогущий костюм; старомодные часы на руке, не вычурные, безо всяких изысков, с простым кожаным ремешком и циферблатом, тем не менее наверняка стоили, как неплохая машина. По сравнению с ним Рин выглядел так, словно его только что за шкирку вытащили из мусорного ведра.       Она протянула ему кофе. — Благодарю. — учтиво произнес Шузо. Выглядел он непринужденно, в отличие от него, сидящего в мягком кресле, как на иголках. — Из-за выборов Совета Мафии в Рейнгессен сейчас творится полный бардак, я должен был уладить некоторые дела прежде, чем приехать, чтобы не вызвать ненужных вопросов.       Исаги поднялась с места, подошла к небольшому столику, приставленному возле окна, на котором стоял чайник. Прислонив к нему ладонь, она взяла из упаковки пакетик чая, бросила его в чашку и затем, обернувшись к Шузо, спросила: — Что произошло? — Нападение на дочь Ностраде. Сейчас она находится в центральной больнице Вайдам. Исполнитель умер сразу же после исполнения заказа на пороге дома. Самоубийство, ампула с цианистым калием. Оружие при себе не найдено. — Вот как. Пользователь нэн? Шузо качнул головой. — Сильно в этом сомневаюсь. — Что-то о нем узнал? — Нападавшего звали Грас Таубер. Сорок шесть лет, бывший полицейский, после отставки стал работать в частной охране «Легис». Исполнительный и ответственный работник, в фирме на хорошем счету, среди клиентов много серьезных людей, в основном политики и крупные бизнесмены.       На секунду она сосредоточила на нем взгляд. — Ты проверил его? — Он чист. Никаких связей с Ностраде не имеет. Кроме его нанимателя. Один из его последних заказчиков, Зенджи Гейне. Был самым влиятельным из боссов мафии после бывших Десяти Крестных отцов. Весьма сомнительный персонаж, ненавидит Лайта Ностраде за то, как быстро тому удалось подняться благодаря таланту его дочери. Эта связь наталкивает на определенные мысли. Как и еще один факт — говорят, что этот человек среди мелких банд в городе, особенно в кварталах, населенных иммигрантами, имеет репутацию весьма влиятельного лица. В том числе его поддержкой заручился тот, кто сейчас в Ренгео доставляет нам немало проблем.       Шузо говорил минут пять, подробно изложив подробности выборов и полученные указания Джюю-ни. В тот момент, когда она села обратно, он закончил последнюю фразу, в которой описал, как прошла встреча с Лайтом Ностраде в его поместье.       После того, как отзвучало последнее слово, на несколько секунд воцарилась тишина. С улицы доносились одинокие всхлипы клаксонов, всплыло слабое завывание скорой. — Он тебя обманул.       В выражении лица Шузо проскользнуло непонимание. — В каком смысле? — Неон Ностраде лишил способностей лидер Труппы Теней. — пояснила, бросив в светло-зеленый напиток кубик сахара.— Когда ты говорил с ним, ничего странного не заметил?       Повисло молчание. — Хм… должен сказать, ни по его виду, ни по речи нельзя было сказать, что он был как-то встревожен моими словами о том, что его дочери нужно сделать предсказания для членов организации. Конверт он принял безо всяких вопросов. — барабаня пальцами по подлокотнику кресла чопорно высказал он. Шузо смотрел куда-то в угол комнаты, раздумывая над собственным ответом. Исаги молчала. Рин тоже не хотел ничего говорить. — Проблемка, выходит…       На миг они с Шузо встретились взглядами. Рин был уверен, что ему не показалось —думали они об одном и том же. — Сколько они дали ему времени? — Три недели. — И что он будет делать? — спросил Рин, поворачиваясь к Исаги. — Скорее всего, искать их лидера, Куроро Люцифера. Для него это единственный шанс сохранить положение Крестного отца. — сказала Исаги, слегка согнувшись, чтобы взять чай с лежащего перед ней на столике блюдца. — Если речь идет о Гёней Рёдан, то это будет практически нереально. Он не сможет откусить кусок, который ему не проглотить. — прозвучал голос Шузо, положив ладонь на подлокотник; его указательный палец ритмично постукивал по нему во время выверенных пауз. — Не буду спорить, члены Рёдана сильны. Но они не непобедимы. В конце-концов, какой бы силой они не обладали, каждый из них остается всего лишь человеком. Если законы природы еще не поменялись, то все люди смертны. Значит, способ существует, правда, далеко не самый простой. — У вас есть на них какой-то план? — спросил он даже не скрывая интерес. — Как знать… — с едва заметной улыбкой произнесла Исаги, поднося дымящуюся чашку к губам.       Шузо, как верный пес, взирал на неё с бесконечной преданностью в глазах, и ловил каждое вылетевшее слово. Рин отчасти его понимал — к таким людям, как она, никто не мог остаться равнодушным. К ним можно было относится либо с симпатией, либо враждебно. Симпатия превращалась в доверие и преданность, которые порождали беспрекословное подчинение, а враждебность — в трепет, в страх или, может, даже ненависть.       Какую иерархическую ступень в Хейл-Ли она занимала, Рин не знал — он был всего лишь младшим боссом и от прямых контактов с верхушкой семьи его ограничивал низкий статус, но если она являлась точкой контроля за вакагасира, старшими лейтенантами, то она, наверное, была на уровне санро-кай, главных приближенных босса.       «В таком возрасте да правой рукой босса» — с завистью подумал Рин, глядя, как Шузо говорил что-то Исаги про Джюю-ни. — «Это несправедливо. Младше всех лейтенантов, еще и девушка, к тому же. Черт возьми, как же у неё это получилось?». — Свяжись с Сакураем и Кига. Пусть следят за Ностраде с Неон. — Исаги протянула сложенный вдвое листок — Шузо поддался вперед, мазнул по нему взглядом, сложил еще раз и аккуратно положил во внутренний карман пиджака. — Не хотелось бы сейчас ещё больше непредвиденных проблем. Если с ней что-то случится, дай мне знать. — А Мареношин? — У него целый легион охраны, вряд ли ему понадобиться наша помощь. Хотя…— она поставила чашку на стол. — Ты видел на выборах людей Шимура и Нейджире?       Послышалась усмешка. — Акира Нейджире никогда бы не позволил, чтобы кто-то из его поверенных был замечен среди людей вне закона, а Рейко Шимура предпочитает выяснять отношения с глазу на глаз. Но я бы на вашем месте все равно приставил кого-нибудь, пусть следит из-за кулис. Как и Джюю-ни, в нынешней ситуации, когда осталось так мало времени, мы не можем знать наверняка, что эти двое хотят получить от будущей войны. Они преследуют свои цели, мы — свои.       Несколько секунд — молчание. — Исаги-сама… я хочу только вас спросить об этом.       Не поднимая головы, она кивнула, да, я слушаю.       Рин ощутил, как в кармане, не унимаясь, продолжает гудеть телефон. — Вам известны действия Морены? — последовала выдержанная пауза. — После того, что устроили её люди в столице, я не уверен, что… — С ней я разберусь. — Тогда почему вы здесь, а не в Какине?       Не дав договорить, его прервала Исаги; интонация стала другой. Суше. — Если ты не услышал, я повторю: с Мореной я разберусь. Это моя забота и ничья более. Ты ведь не против, Шузо?       Рин косо наблюдал за лицом лейтенанта, на котором, обычно, невозможно было увидеть каплю сомнений, но после этих слов вся его самоуверенность сползла, обнажив охватившее его смятение. — Вовсе нет. Прошу простить за недоверие. — Я понимаю твое беспокойство, но это не то, из-за чего тебе следует тревожиться. Как обстоят дела в Ренгео?       За своими мыслями Рин не услышал, как Исаги обратилась к нему, и заметил, что она на него смотрит только тогда, когда воцарившаяся тишина растянулась ощутимо надолго.        Он выпрямился в кресле, взял уверенный, ровный тон. — С тех пор, как три недели назад весь опиум исчез из портовых доков обстановка в квартале накалилась до предела. Несколько дней назад Готфрид выдвинул условие, что не станет перевозить товар, пока Хейл-Ли не передаст ему восточную и южную территории города, а также увеличит долю прибыли с продажи наркотика до семидесяти процентов, ситуация в разы ухудшилась. В квартале во много раз увеличилось количество преступлений. Там и раньше было небезопасно, но такое впечатление, что он специально заполонил квартал швалью, чтобы нас саботировать. Грабежи, поджоги, насилие… Судя по тому, что говорят Хиде и Воконте, такое творится, что и не поймешь, откуда что взялось. — И что он обещал сделать, если мы не выполним его запросы? — Спалить квартал до тла вместе со всеми жителями. — процедил Рин. — Ясно. — проговорила Исаги; уже несколько минут она смотрела в сторону окна, от чего казалось, что она разговаривала сама с собой. — Если Готфрид еще этого не сделал, значит он озвучил какой-то срок, чтобы мы определились с действиями, верно? — Да. До конца месяца. У нас осталась одна неделя.       Тут, наконец, раздался голос Шузо, которого он так ждал, и с облегчением выдохнул. — Коррумпированная им полиция участила рейды. За это время незаконно арестовали почти сотню человек, некоторых из них отправляют в тюрьму, многих депортируют обратно. Ради денег и власти Готфрид сделает что угодно. Мы уже теряем контроль. Лучше всего было бы выполнить часть его запросов и отдать территории. Так мы сможем уберечь людей и вернуть себе товар. — Нет. — Клан Йонебаяши на нашей стороне, но Шиота теряет терпение. — Шузо наклонился вперед, как будто сокращение дистанции подтолкнет Исаги к положительному ответу. — Она уже выразила тревогу такой длительной задержкой, причем весьма красноречиво. Нам стоит предпринять меры во избежание еще больших проблем. — Готфрид ничего не получит. — сказала Исаги. — Что бы вы вдвоем не добавили, мой ответ останется прежним. — Мы можем попробовать устроить переговоры. — аккуратно предложил Шузо, сделав жест рукой вперед, словно протягивая свое предложение. — Хейл-Ли контролирует весь наркотрафик на восточной части Сагельты, уверен, он не захочет разрывать такой плодотворный союз, поэтому от части условий мы легко можем избавиться. Ему перейдет, скажем, южная часть Ренгео, где больше всего подчиняющихся ему мелких банд, а мы оставим себе все остальное. Потерять все или малую территорию — по-моему, выбор очевиден. — И тебе это по душе?       Фраза была встречена звенящей тишиной. «О чем это она?» — непонимающе подумал Рин. — В каком смысле? — осторожно спросил Шузо. — Судя по твоим словам, вот как получается. — Исаги взяла чашку. — Они нас обкрадывают, угнетают людей, им всё равно на все наши договоренности, а мы ему за это награду выпишем? Разве он не начнет воровать у нас направо-налево? «Эта мафия из Какина — слабаки». «С ними как угодно поступать можно» — будь я на его месте, то так бы и подумала. — Тогда почему мы не можем просто найти и вынести их всех? — сердито выпалил Рин. Шузо послал ему предупреждающий взгляд, но он его проигнорировал. — Готфрид уже давно перешел черту, пора преподать ему урок! — Возьмусь предположить, что его нацисткое эго больше не могло вынести, что его долгое время контролировала мафия из Азии… — светлые глаза заблуждали по комнате. — А может дело в другом, кто его знает. Но отказ перевозить товар и то, как его люди изводят жителей квартала действительно прямая провокация на конфликт. Они только и ждут, когда мы первые нападем на них. Но я отправила вас в Ренгео не с целью устраивать бойню, а для временного сдерживания. Готфрид и его банда не получат от Хейл-Ли ни опиума, ни клочка земли ни при каких условиях.       Сдержать в узде вскипающие эмоции не выходило. Рин сжал пальцами подлокотники кресла. Он едва не задыхался от шквала нахлынувших на него чувств: беспокойство, нетерпение, отчаяние и негодование. — Черт подери, да как вообще можно бездействовать в такой ситуации?! — он так резко вскочил на ноги, что даже всегда непоколебимый Шузо дернулся. — Рин. — жёстко осадил его на полуфразе Шузо. — Угомонись.       Он с шумом набрал воздух в легкие, — Если хочешь, я могу убить их. «Что?…» — слова засохли в горле. Его затошнило.       Исаги посмотрела в чашку, будто увидела там для себя что-то интересное, и продолжила тем же апатичным голосом, от которого у него по хребту каждый раз ползли мурашки: — Только скажи. Если ты считаешь, что так будет правильно, то я сделаю это. — чашка тихонько звякнула об блюдце. — Я убью их своими руками, ведь, в сущности, ты прав — без них мир станет только лучше, а мы избавимся сразу ото всех проблем. Рин молчал. В комнате стояла мертвенная тишина. — Сколько людей в подчинении у Готфрида? Сотни три? Четыре? — продолжила Исаги, глядя ясными, спокойными глазами куда-то вниз. — С полицией, сообщниками, чиновниками выйдет побольше, конечно, ну да ладно, о них можно потом позаботиться. Обидно, правда, что вы потратили столько усилий понапрасну, но зато все будет решено. И найти опиум будет вопросом времени. Ты можешь выбрать, как именно они умрут, я не против. Или я могу изувечить их так, что они станут искать смерти, но не найдут ее. Как захочешь, я сделаю так, как скажешь. Вам останется только смотреть. Ни тебе, ни кому-либо еще не придется рисковать — всю ответственность я возьму на себя. Ты хочешь именно этого?       Она замолчала и подняла голову, наконец посмотрев на него.       Всё его существо сковало колким холодом вместе с сердцем, испуганно трепыхнувшемся за ребрами. Оно тяжело застучало, будто вместо крови перекачивало вязкую субстанцию, черную отраву, от которой все внутренности взмывали вверх и пытались выскочить изо рта. Горло так сжималось, что он постоянно сглатывал, делая судорожные, перехваченные вдохи. — Так что же?       Стало так холодно, так страшно, что ему ничего не хотелось сильнее, как найти рядом хоть какой-нибудь источник тепла…       Рин резко отвел взгляд, понимая, что не выдержит и мгновения смотреть в эти мертвые глаза, глаза покойника, в которых была такая темнота, которую он был просто не способен понять.       «Даже пошевелиться не могу. Она и правда может сделать это, устроить ад на земле... Ей ничего не стоит убить, будь хоть сотня, хоть тысяча. Но что это за чувство? Что это за неодолимое чувство?…». — Видишь ли, я не слишком беспокоюсь об украденном товаре. И уж тем более о том, по какой причине Готфрид вдруг решили, что сильнее Хейл-Ли и позволил себе поставить нас в зависимое положение. Он и все его подчиненные всего лишь самоуверенные ничтожества, а их угрозы — пустой, ничего не стоящий треп. — в комнату ворвался порыв холодного воздуха, послышалось тревожное колыхание занавесок. — Но у меня есть к тебе предложение. Либо мы поступаем, как линчеватели: порежем Готфрида и его людей, и отправим прямиком в ад — а они точно попадут туда, минут через пятнадцать после смерти — показав себя людям, которых ты хочешь защитить, как обыкновенных тиранов, решающих все насилием. Либо мы пощадим их… пока что. И несмотря на то, что он нарушил договор, в конечном итоге, несмотря на жертвы, ты и твои товарищи выйдут перед ними миротворцами и спасителями. Как ты на это смотришь?       Шузо отстраненно молчал, словно происходящее рядом его волновало так мало, что он просто не обращал на них внимание. — Есть ситуации, когда убийства могут не только не решить твою проблему, но и сделать все еще хуже, чем если бы человек остался жив. Ты можешь взять оружие и пойти убить своего врага, но знаешь, на что действительно нужна смелость? На то, чтобы держать себя в руках, несмотря на все свои чувства когда ставки слишком высоки. Единственный способ победить  — внушить, что война с Хейл-Ли для Готфрида безнадежна. Я понимаю твое нетерпение, но нужно действовать правильно. Умей ждать, чтобы получить желаемое. Пока что обеспечивать безопасность нашей территории — ваш главный приоритет.       «Ты поднялся чуть выше других, потому что следовал указаниям и хорошо их выполнял. Однако не стоит заносчиво считать, что своим новым положением ты сразу заработаешь себе авторитет»— однажды сказал ему Иноуэ после второй или третьей встречи с Исаги, когда его только назначили младшим босом — он, также, как Шузо, Пойкерт и Нараки, были лейтенантами. — «Близость власти обманчива, может показаться, что сам ею обладаешь, но на самом деле пока ты и понятия не имеешь, что это такое».       Рин знал, что она все еще смотрит на него, но бежать было некуда. — Твой гнев абсолютно правомерен… Если только твои слова не потуги неумелого лгуна скрыть истинную причину. — кровь схлынула ему прямо в лицо, во рту пересохло. Он с трудом сглотнул вязкую слюну. Сбоку послышалось шуршание, и на него уже были направлены две пары глаз — Шузо глядел на него с любопытством случайного зрителя. — Впрочем, я уверена, ты сделаешь все, чтобы защитить этих людей. — Д-да...       На едва гнущихся ногах, все еще в оцепенении, Рин отступил назад и медленно сел в кресло. Под чужим взглядом он опустил голову, чувствуя себя незрелым пацаном, которому кровь ударила в голову и лишила способности думать. Конфликт с Адзусой сейчас казался ему каким-то жалким, никчемным бахвальством, заносчивой попыткой доказать свой статус с помощью демонстрации грубой силы. — Я… я сделаю все, что в моих силах.       Исаги с полуулыбкой прикрыла глаза. — Вот и славно.       «Пробиться в верхушку Хейл-Ли? Мимолетная и глупая мечта… Я им не ровня. Я никогда не смогу стать таким же, как они. Это невозможно».       Он поднял голову, как его взгляд остановился на содержимом чашки. Почти бесцветная, желто-зеленая жидкость стала странного розового цвета. Глаза поднялись наверх, к чужому лицу напротив, и увидели в уголке рта следы крови. Приглядевшись, он вздрогнул — гипсово-белое лицо Исаги было каким-то неживым, лоб покрывала испарина. — У вас… — не успел промямлить он, как раздался голос вполне живой Исаги. — Что ж, пожалуй, на этом можно и закончить. Надеюсь на вашу исполнительность.       Рин краем глаза заметил, как поднялся Шузо, и, на миг застопорившись, встал следом, после чего развернулся и пошел за лейтенантом к выходу, как вдруг его окликнули: — Рин.       Он притормозил на середине комнаты и развернулся. — Просто помни, что тот, кто поднимает меч, в конечном итоге от меча и погибнет.

***

      Зрение и слух вернулись к ним в переулке между двумя старыми кирпичными зданиями. Крепко зажмурившись, Рин быстро-быстро заморгал, привыкая к свету, огляделся, после чего охлопал себя по карманам пальто и проверил кобуру — пистолет ему вернули. — Что за вонь?       Шузо свернул за угол, и Рин, помедлив пару секунд, пошел за ним. Возле проволочного забора, между стоящими друг на друге грязными коробками и мусорным баком, сидел бездомный — одутловатое синюшное лицо, разлохмаченные штаны, закопчено-серая рубашка в пятнах по груди, дырявое пальто — смотрел пустым взглядом на свои замотанные скотчем ботинки. Рин зажал нос. — Да уж, трупнячком тут дай боже несет. — гнусавым голосом пробормотал он.       Шузо, успев на ходу достать портсигар, прикурил — горящее пламя ярко сверкнуло в темноте, осветив лицо лейтенанта, и жадно лизнуло кончик сигареты. Выглядел он точь-в-точь как герой какого-нибудь неонуара, опытный дотошный детектив, расследующий запутанное дело в городе, полным жадных чиновников, продажной полиции и загадочных убийств.       С невозмутимой сноровистостью Шузо достал пистолет, проверил предохранитель, обойму и оттянул затвор со звучным щелчком, после чего положил обратно. — Идем. — равнодушно бросил лейтенант, и, глубоко затянувшись, выпустил сизое облачко дыма.       Они вышли из переулка. Указатель на перекрестке подсказал им, что они находятся на улице Майн-Кинциг. — Мы в южной части города. — произнес Шузо после того, как пробил адрес по навигатору. — У меня тут недалеко машина припаркована на стоянке. — и, деловито махнув ему рукой, добавил. — Я надеюсь ты не против прогуляться.       Рин, подумав, кивнул, хотя погода стояла собачья: ветер был резким, сырым, покалывал изморосью, и пространство вокруг казалось тесным, промозглым.       Они шли по узким улочкам, куда не протиснется никакая машина, мимо магазинчиков с запотевшими витринами, где были выставлены бронзовые статуэтки и покрытый пылью фарфор. — Видел хоть раз Готфрида в лицо? — спросил Рин, засунув замерзшие руки глубоко в карманы. — Со всех сторон запомнил. Страшный, как смертный грех. — изо рта у него шел пар, он оценивающе разглядывал неброско одетых прохожих. — Готфрид безобразно туп, раз думает, что держит Хейл-Ли за горло, скрывая, где хранит четыре тонны опиума. Если мы станем искать их, то этот город, пожалуй, взлетит на воздух. Но по мне так бездействие хуже действия. Будь моя воля, я бы выпотрошил каждого из банды Готфрида и повесил прямо в крови с вывернутыми внутренностями в людном месте, чтобы неповадно было.       Рин остановился. — Ты это серьезно сейчас? — спросил он, недоверчиво помолчав. — Тогда зачем были все эти слова про переговоры?       Увидев ухмыляющийся профиль Шузо, он взбесился еще больше. — Ты... — прошипел Рин. — Хотел посмотреть, как я буду выкручиваться?! — Ну-ну, не кипятись, дружок. — добродушно ответил ему лейтенант. — Тебе надо научится держать себя в руках. Считай, что это был для тебя полезный урок. — Из-за тебя я выглядел перед ней, как полный идиот! — Из-за меня? — глаза Шузо опасно сверкнули, заставив присмиреть; все, что собирался сказать Рин, застряло в глотке тугим комом. — Сначала думай, потом делай. Иначе всегда будешь казаться идиотом. Заткнись и спасибо скажи, что я тебе прямо там не врезал. И еще — больше не заводи высокопарные речи про отмщение и справедливость. Это тебе не игра в Рыцарей Круглого Стола. Ты позоришь Хейл-Ли. Будь достойнее.       Рин покраснел и отвернулся, подавленно промолчав. На пешеходном мостике через канал они остановились: черная вода, одинокая коричневая утка. Шузо взял еще одну сигарету. — Что будет, когда мы вернем весь опиум? — Даже получив товар обратно, Исаги все равно убьет его. — ответил лейтенант, непринужденно вещая из густого табачного дыма. — За причиненные неудобства. Потом, вероятно, соберет всех, кто кошмарил жителей квартала, и их тоже убьет. Она своеобразный человек, можно сказать, с принципами. Вроде как, выше всякой наркоты и денег. — они вышли к рыночной площади, и Шузо зачем-то остановился. — Я думал, будет хуже, но и лучше не стало. Фактически, ситуация с Ренгео так и не сдвинулась с мертвой точки. Положение не краше цугцванга. Боже ж ты мой... — Шузо приложил пальцы к виску. — Понятие не имею что у неё на уме. По-видимому, нам ничего не остается, кроме как доверится ей. — уперев руки в бока, он смотрел на площадь, словно случайно на неё забрел и теперь не мог понять, куда идти. — но Морена… ничего понять не могу. Ни слова о ней не сказала.       Шузо так это произнес, будто это должно было ему что-то сказать. — Что-то произошло с Мореной?       Тот глянул на него, сомкнув брови на переносице. — Тебе что, никто не сказал? — Что сказал?       Шузо пару секунд смотрел на него, как на непроходимого идиота: — Ты, нахрен, издеваешься надо мной?! Ты с Нараки ехал из Йоркшина сюда, он тебе что, ничего не передал? — Объясни все как следует! Если я у тебя сейчас спрашиваю, значит, не передал! — зло ответил ему Рин. — Когда мы доехали до заправки, Нараки вдруг позвонила Исаги. Я понятие не имею, что он там от неё услышал, просто сказал, что ему прямо сейчас надо ехать и чтобы я возвращался в Ренгео один! Я еще ничего не успел даже понять, как он выскочил на трассу, словил тачку и угнал обратно в Йоркшин!       Шузо бросил сигарету на мостовую и раздавил её каблуком. — Матерь Божья... — бросил лейтенант, потирая уголки глаз. — Ладно, пошли. Поговорить надо.       «Счастливые часы» подходили к концу, в бар к шумной компании в конце зала и седеющим, перевалившим за тридцатник офисным воротничкам просочилось несколько разукрашенных в кислотные цвета тусовщиков и богемщиков. Дымный, тусклый горчичный свет, печально-коричневые, будто кожа старого переплета, стены, длинная деревянная стойка, отполированная до зеркального блеска без застарелых пятен и следов от стаканов — бар, несмотря на простую и скромную обстановку, содержался в идеальной чистоте.       С тоской оглядывая бар, Рин понял, что поесть здесь не получится. Последний раз ему удалось перехватить что-то съестное вчерашним утром и сейчас он умирал от голода. Но у Шузо было скверное настроение, и он боялся, что это отчасти из-за него — тот нес за него ответственность, ведь Рин был его подопечным, а он его подставил. С Исаги он и правда жестоко облажался, подорвав авторитет своего лейтенанта, поэтому, хоть ему и хотелось есть, он чувствовал что вообще не в праве его о чем-то просить. — Добрый вечер. Уже знаете, что хотите? — Да, виски, пожалуйста. «Палтени» или «Бенриах», двойную порцию, безо льда. — ответил Шузо, стаскивая пальто, надевая на себя суховатый, сдержанный образ, который демонстрировал обслуживающему персоналу.       Бармен — мужчина за сорок с тяжелым, бульдожьим лицом — прекратил вытирать полотенцем джиггер. — Боюсь, вы пришли не в тот бар. Из приличного у нас есть только «Макаллан». — Сгодиться. Ему тоже самое. — Погоди, я не пью. — тут же спохватился Рин. Лейтенант церемонным жестом отмахнулся от его слов. — Не кобенься ты, все пьют.       Бармен от души налил алкоголь в стаканы и поставил перед ними. Шузо сделал небольшой глоток — вид у него был такой, словно он еле сдерживался, чтобы не выплюнуть спиртное прямо на барную стойку. — Отвратительное пойло. — хмыкнул, когда бармен отошел подальше. — Дэвид Стюарт вертелся бы в гробу, как проклятый. Кошачья моча и то лучше.       Рин сделал глоток из своего стакана и с огромным усилием пропустил напиток через глотку. Виски на вкус был как жидкие гвозди.       Над барной стойкой висел телевизор, по которому шла новостная передача. Шузо без особого интереса смотрел репортаж про дипломатическую встречу, ритмично выстукивая по поверхности стойки известный только ему ритм. — Мы пришли сюда посмотреть телевизор? — решился спросить Рин, потому что лейтенант так и молчал, продолжая глядеть на экран с каменным выражением лица. — Погоди.       Прошло еще пять минут. За это время прошли спортивные новости ( «Кансай» победили «Хоукс» со счетом 5:2 и прошли в «Мировую серию»), репортаж про то, как гигантский марлин в республике Хас переломил двигатель рыбацкой лодки и специальный выпуск про НЗЖ. — Я не понимаю, чего мы ждем. — недоуменно сказал Рин. — Да помолчи ты немного.       Еще десять минут шел специальный выпуск про гражданский конфликт на юго-востоке Федерации Очима. Мужчина из компании, сидящей позади, попросил пульт, чтобы переключить на бейсбольную игру, но Шузо посмотрел на него так, что тот немедленно ретировался обратно к друзьям, даже не став возмущаться. — Да долго еще ждать-то?! — Я ж сказал тебе заткнуться, что непонятного! — процедил сквозь зубы Шузо, и отпил виски. — А, вот и оно... Рин посмотрел на экран: «Вчера в три часа дня в столице Какина Тансен произошел вооруженный конфликт между членами организованной преступности. В ходе развернувшейся бойни погибли около тридцати восьми человек, десять из которых являлись гражданскими. Инцидент произошел на центральной площади Калайя во время торжественной церемонии, посвященной национальному празднику. От полученных ранений тридцать два пострадавших скончались на месте, остальные госпитализированы в ближайшие больницы, где им была оказана необходимая помощь. Известно, что несколько преступников пытались скрыться с места преступления на машинах, но их оперативно задержала местная полиция. В данный момент ведется следствие, которое установит личности организаторов бойни и принадлежность к криминальным сообществам. Нынешнюю ситуацию в стране по отношению к мафии прокомментировал глава оперативно-следственного управления министерства внутренних дел Какина Айкагэ Юкидо: — Несмотря на планомерные репрессии правоохранительных органов и принятия антимафиозного закона, на сегодняшний день по неофициальным данным численность людей в различных преступных группировках в Какине достигла ста тысяч. Важным фактором, способствующим многочисленности мафии, является жесткая кастовая система нашего общества, тогда как объединения мафии выполняют социальную функцию «последнего прибежища» для «неприкасаемых» и людей, не имеющих полноценной семьи или нормальной работы… Мы уже выяснили, к каким организациям принадлежат задержанные и в скором времени их ждет самое строгое по законам Какина наказание в виде пожизненного лишения свободы. С содействием полиции мы также примем жесточайшие меры не только против участников вопиющего по своей жестокости и насилия акта, но и в отношении…» — Сука… — только и мог выдавить из себя Рин. — Твою мать.       Ладонь Шузо сжала стакан — с такой силой, что Рин увидел, как вздулись на них вены, и побелевшие костяшки пальцев, под которыми жалобно затрещали стенки стакана. — Иначе не скажешь. — прозвучал сиплый голос. Прикрыв глаза, лейтенант прочистил горло, и затем, открыв их, он уже полностью владел собой. По его виду Рин понял, что Шузо новости потрясли куда сильнее, чем он подает виду. Молчание висело до тех пор, пока бармен не удалился на дальний конец стойки, очаровывать новых клиентов — компанию из трех симпатичных девушек. — Свидетели поскидывали много фотографий и видео в сеть, но их почти сразу же подчистила служба безопасности Какина. Но и по тому, что пропустили через цензуру на новостные каналы видно, что там самое настоящее побоище. «Разборки членов мафиозных банд в центре города». Будто мы какие-то террористы…. Официально все выглядит так, как в этом репортаже, но на самом деле несколько новичков Хейл-Ли устроили перестрелку прямо на главной площади с бойцами Кси-Ю. Ты сказал, что Нараки бросил тебя на заправке и помчался обратно в Йоркшин? Рин закивал. — Так вот, он с Каэдо сейчас в Тансен. Видимо, как только все произошло, Исаги сразу отправила его туда. Они пытаются уладить конфликт с Кси-Ю, но до меня дошли слухи, что те потеряли почти двадцать подчиненных. Это может перерасти в войну между семьями. Рин направил на него настороженный взгляд. — Есть какой-то шанс, что все обойдется? — Может быть. Действовать надо очень быстро. Все… — кроме них за стойкой никого не было — бармен вовсю трепался-гоготал с компанией девиц в дальнем конце, но он огляделся по сторонам, чтобы проверить, не подслушивает ли кто. — Исаги говорит, что Морена её забота, но почему тогда она здесь, а Нараки и Каэдо там. Чего она ждет? Конец света? Тотальный армагеддон?       У мафии Какина есть свои правила на случай битв. Любые независимые атаки от членов семьи или же используемое оружие должны обсуждаться с боссом, затем будет собрание глав семейств. Во многих случаях боссы связывались и получали разрешение после совершения действия, но произойти это должно было за сутки. Мир может быть достигнут деньгами, парой жизней или даже частью тела. Босс со стороны жертвы будет учитывать баланс во время предложения. Касательно отчетов, которые происходят во время происшествий, главное, чтобы во время свершения «босс был далеко от родного гнезда». Это Железный закон мафии Какин. — Местоположение Морены может сильно повлиять на ситуацию. Если она где-то далеко, то все еще может обойтись. Но если Кси-Ю выяснят, что она в Какине и не доложила о перестрелке, тогда никакими переговорами, никакими компенсациями не удастся отбрехаться. Этот процесс уже будет не остановить. Никаких кварталов, никаких мирных договоров, ничего. Война до тех пор, пока не останется сильнейший. Боюсь представить, что ждет Морену. Ненормальная! Если бы это было независимым нападением, то еще можно было надеется на разрешение конфликта, но то, что это был приказ все меняет на корню. То же самое, что пустить пулю в босса другого клана. Какая бы не была ситуация, его лейтенант никогда не терял хладнокровия и оставался прагматичным до самого конца. Однако сейчас, сколько бы рациональных доводов не приводил Шузо, тот факт, что он не знал дальнейший план действий и сам никак не мог повлиять на ситуацию, приводил того в бешенство. За все время, что Рин был его правой рукой, он выяснил, что его лейтенант больше всего ненавидит две вещи — беспомощность и зависимость от других. — Но это еще не самое худшее. Через несколько часов Кси-Ю заслали в Берендру своих людей и устроили там резню. Я был уверен на сто процентов, что у них нет своих людей там, мы и новичков посылали в Берендру, потому что там безопасно, но я вообще никак не ожидал... Слова лейтенанта привели его в ступор. Рин повернулся и во все глаза уставился на него. — Кси-Ю? В Берендре? — Шузо невнятно промычал и залпом выпил оставшийся виски. — Как? — Это Хинриги. Парни, которые всех там поубивали, Леферс и Мезерель, они оба его. Мезерель, наверное, единственный человек в Тансен, кого он вот так быстро мог сорвать с места, но Леферс — ёб твою мать! — он говорил очень быстро, сбивчиво, так быстро, что едва выговаривал слова. — Кто же знал, что и Леферс там будет?! Он по-настоящему больной на голову, из тех чокнутых, кто отпиливает людям головы и сдирает кожу заживо.       Он замолчал так же резко, как и заговорил, и они некоторое время сидели молча.       Рин еще не до конца вник в происходящее, но одно имя Хинриги, печально известного лейтенанта Кси-Ю, дало ему понять, насколько все было плохо. — Скольких убили? — Десять. Может, двенадцать. Еще не всех опознали. — Вот же сучий потрох. — процедил Рин, сжимая в руках стакан. — Хочу найти этого уёбка и придушить своими руками. — Да. — сказал Шузо. — И я. Но Хейл-Ли напал первым — этот факт связывает нам всем руки.       «Мы ничего не можем сделать, если глава Кси-Ю до того, как послать Хинриги, связался с кем-то из верхушки для того, чтобы оценить ущерб» — подумал Рин. «Дюжина убитых Хейл-Ли солдат против дюжины, убитых Кси-Ю может считаться восполнением ущерба. Если Кси-Ю действовали по правилам, то Шузо прав. А если нет, то взаимное нарушение главного закона мафии грозит войной. Если Нараки и Каэдо уже в Тансен, то скоро все будет известно…».       Болтовня телевизора на фоне всеобщего гомона — за то время, что они сидели, бар уже заполнился и был набит битком — неожиданно увеличилась, заглушив последние слова Шузо:       «Сегодня около полудня семеро человек были жестоко убиты таинственным существом на окраине города Пата. Несколько офицеров полиции, прибывших на место происшествия получили различные травмы. Существо же направилось в сторону гор Миера. По словам офицеров, существо двигалось со скоростью более двухсот километров в час. А прежде, чем уйти, оно сказало: «Вернусь завтра» и «Приведите кого-нибудь пошустрее». Вероятнее всего это существо — новый вид чудовищ. Уже объявлен приказ об эвакуации города и окрестностей. Ассоциация Хантеров согласилась помочь городу в поимке существа…».       Появились кадры репортажа — полицейские окружили плотным кольцом какое-то неизвестное науке существо, выглядящее, за неимением лучшего сравнения, как человекоподобный гепард или человек слишком хорошо загримированный под гепарда, только с ногами в точь-в точь как у какого-нибудь насекомого, кузнечика там или муравья. — Это еще что такое? — пробормотал Шузо, скрестив руки и покачиваясь вперед-назад на барном стуле. — Жертва неудачного эксперимента сбежала из лаборатории? Пата вообще где находится? — На юге, в республике Рокарио, кажется. Никогда не видел ничего подобного. — Черт его знает… пусть Ассоциация с этим разбирается, не хочу даже думать       Шузо наклонился вперед и, приставив к виску три пальца, взялся за стакан и прикончил вторую порцию одним глотком. Несмотря на внешний лоск и дорогой костюм, вид у него был до смерти уставший, в взгляд за очками — покрасневшим и невыспавшимся. — Три месяца. Три месяца всего осталось до церемонии, дали же понять, что до конца этого срока нужно сохранять спокойствие и выдержку. Настоящее действо начнется после отплытия Черного Кита, и до тех пор никакие разборки недопустимы. Это не только наша, внутренняя, но и общая с другими семьями договоренность, чтобы никто раньше времени не выкинул никакого фортеля. И тут на тебе! Что у Морены в голове творится, раз она решила устроить в Тансен этот кровавый бардак?! И где? В столице! На центральной площади! На глазах у сотни людей! — сам себе все говорил Шузо, и после глотка виски обратился уже непосредственно к нему. — Сразу же копы понаехали, повязали тех, кто не успел сбежать — те, кто остался жив из наших сейчас в тюрьме, и их ни за какие взятки не вытащишь. Да еще Штайнер и Гантай из Департамента заявились на порог, хотят выкатить статью за угрозу национальной безопасности. С виду такие чинные-благородные, а на деле именно из-за них, — Шузо провел пальцем по горлу — мы увязнем по шею. — Разве Иноуэ не может с ними разобраться?       Иноуэ занимал высокий пост в законодательном бюро министерства юстиции Какина и напрямую подчинялся секретарю правительства (это секретарь так думал). Когда дело касалось закона, Иноуэ обеспечивал им безопасность от таких людей, как Штайнер и Гантай и был такой же расчетливой, хладнокровной и принципиальной сволочью, как и они. Иноуэ он боялся почти также, как Исаги. Если говорить про личные предпочтения, то из всех лейтенантов Рину больше всего импонировал Пойкерт — в отличие от Иноуэ, своего велеречивого лейтенанта, и немногословного мрачного Нараки, жизнерадостный Пойкерт был болтлив, из него вечно сыпались очередью потешные шутки и из-за своей добродушной рассеянности казался более приземленным, чем остальные. — Бесполезно. А знаешь почему?        Рин задумался. — Из-за гражданских? — через пару мгновение предположил парень. — Вот именно. Они знают, что посредниками Хейл-Ли, Кси-Ю и Ча-Р являются принцы, поэтому, обычно, не вмешиваются в дела. К тому же, Кси-Ю в более выгодном положении, за ними стоит третий принц, который имеет куда большее политическое влияние — они за ним, как у Христа за пазухой. Но когда наши разборки начинают касаться посторонних, и на них начинает наседать общественность, они тут же с цепи срываются. Полиция уже устроила синхронный обыск базы, но Морену так и не нашли. Она не объявилась ни во время первого, ни во время второго поиска. Если полиция и правда предоставит ей обвинения в организованном терроризме, тогда проблем будет выше крыши. — Шузо сделал знак бармену подлить. — Когда Исаги выдернула меня из Рейнгессен, я был полностью уверен, что речь пойдет о действиях Морены. Но она вообще ничего не сказала на счет её выходки. — он нахмурился, глядя в стакан с таким видом, словно на дне лежат ответы на все его вопросы. — Можно подумать, Мареношин и Ностраде не стали бы Крестными отцами… Да кого это сейчас волнует? Неважно даже, что происходит в Ренгео, когда у нас вот-вот может начаться война со всеми семьями. — Со всеми? А Ча-Р тут причем? — Они рано или поздно тоже будут вовлечены в конфликт, это неизбежно. Оставаться в стороне они просто не смогут. — А если они сами постучат? — Ну, тогда придется ответить. — неохотно ответил он. — Но этого бы мне хотелось меньше всего. — Почему Морена решила устроить бойню с Кси-Ю? Что-то я не припомню, чтобы у Хейл-Ли с ними были какие-то тёрки. — Спроси что попроще. — скривился Шуз. — Потому-то все и на взводе — никто не знает. У Нараки язык подвешен как надо, может, у него что и получится… Я думаю. — он снял очки, взял из нагрудного кармана платок и протер стекла. — Я думаю, что вам ни к чему в такое время сидеть в Ренгео — сейчас стоит бросить все силы на поиски Морены. Или хотя бы отправить вас в Берендру для стабилизации обстановки. — Так что ж ты не сказал об этом Исаги? — язвительно спросил Рин. — А почему я уже целый час отвечаю на бесконечный поток твоих тупых вопросов? Я не обязан тебе рассказывать то, что ты и так должен знать. Трудновато, наверное, справляться с работой, если твой мозг размером с грецкий орех. Рин возмущенно зыркнул на него, но тот и бровью не повел, расправляясь со второй порцией виски. Шузо умудрился преодолеть новый уровень — в один оскорбительный монолог сумел впихнуть сразу три унизительных фразы подряд. — Не хочешь попросить прощение? Это было слишком даже для тебя! — Извинюсь в твоем некрологе. — не скрывая насмешку в голосе отвесил тот.       Целую минуту висело молчание. — Я бы спросил. — первым нарушил тишину Шузо; он сильно нахмурился. — Да вот только… — Вот только — что? — Мне показалось, она на не слишком обеспокоена ситуацией с Мореной. Я бы даже сказал, что ей все равно. А если я прав, значит есть что-то, о чем мы не знаем… что-то, гораздо более худшее, чем возможная война между Хейл-Ли и Кси-Ю. Вытащить из неё хоть каплю того, как дела обстоят на самом деле ой как непросто. Обычно меня это устраивает — да всех это устраивает, небольшое неведение идёт только на пользу, но сейчас не та ситуация, когда стоит скрытничать. Особенно с Ренгео. Черт подери, я почти уверен, что она что-то знает о действиях Готфрида и недоговаривает… — он порывисто закинул ногу на ногу, похлопал себя по карманам — искал зажигалку. — Она не собирается идти на его условия, но при этом и не спешит нападать. Я бы и рад тебе помочь, но, как видишь, она молчит, а без прямого приказа не только у тебя, но и у меня связаны руки. А эти выборы крестных отцов… Не могу понять причину такого повышенного интереса. — Может, вмешался неожиданный фактор? — предположил Рин, вспомнив пересказанный разговор Хисоки и Воконте. — Какой еще неожиданный фактор? Ах, ну да, покушение на эту избалованную маленькую гадалку… — он открыл портсигар — увесистый, из серебра, с фирменным антикварным штампом «Веннерстрем» — взял сигарету и постучал фильтром об внутреннюю поверхность крышки. — Звучит неубедительно. Да с чего Исаги вдруг ей заинтересоваться? Ладно, хорошо, даже если и так, девчонка-то жива осталась, а там уже проблемы Ностраде, как они будут выкручиваться с предсказаниями. Нам нужно только чтобы они остались живы. Сакурай и Кига с них глаз спускать не будут. — А если бы её убили?       Короткая пауза. Шузо прикурил и положил зажигалку рядом с виски, посмотрел на него. — Даже несмотря на этот конверт с предсказаниями, Ностраде все равно стал бы крестным отцом. Его назначение было решено и обговорено еще задолго до того, и Исаги знала об этом. Господи, вот уж кто, так она точно должна была это знать. Да, Неон весьма популярная в узких кругах, и от неё во многом зависел имидж Лайта Ностраде, но если бы покушение прошло успешно, Джюю-ни выдвинули бы не это, так другое условие. Смерть Неон вряд ли заставила бы их передумать, там не дураки сидят. — Рин помахал перед собой, разгоняя дым. — Ностраде — отличный вариант. Несмотря на кажущееся благородство, он гордый и расчётливый, и умеет брать то, что нужно. Но не кровожадный психопат. Таких людей не нужно держать на коротком поводке, чтобы они не устроили хаос — Джюю-ни просто дадут ему влияние и власть, соответствующее его амбициям, что сделает из него удобного крестного отца. Так что нет. Взять бы хоть лидера его организации. — Шузо усмехнулся чему-то своему. — Вот уж на кого стоит положить глаз. — он повернулся, словил его вопросительный взгляд, мол, ты о ком? — Его делами управляет последний член клана Курута. — Это тот клан с алыми глазами, который был полностью уничтожен лет шесть назад? — Да, да. — он яростно смял окурок в пепельнице. — В то же время по черному рынку прокатилась волна сделок с весьма редким товаром, алыми глазами, стоимость которых оценивается на сегодняшний день по меньшей мере в миллиард с лишним дзени. До того инцидента их заказывали только через наемников такого класса, как Золдики — ну, тот известный семейный клан убийц из Какуру или Кукуру, не помню уже — и хантеров из Черного списка. За свои услуги они всегда выкатывают баснословные суммы, так что счастливых владельцев этих симпатичных глаз шесть лет назад можно было пересчитать по пальцам.       Рин не был удивлен тем, что он так хорошо осведомлен. В конце-концов, это его работа — добывать информацию. «Я хочу побольше узнать о человеке, который мне интересен, чтобы было легче им манипулировать или уничтожить, если так будет нужно. Информация — валюта потяжелее денег» — вот чем он руководствовался как в делах, так и, кажется, по жизни. — Все тридцать шесть пар разошлись по частным коллекциям меньше, чем за два дня. Невиданный спрос. Даже столь редкие сокровища, как копии Евангелие Хельмарсхаузена, артефакты Лунд и картины Мардена не расходились с такой бешеной скоростью. Не глаза, а прямо-таки горячая картошка. Подпольный аукционный дом «Сезанн» прославился на этой сделке по всему миру. Могу поспорить, получив целое состояние на комиссионных они до сих пор купаются в роскоши. Тогда же ходили слухи, что уничтожение целого клана было не случайным и кто-то сделал на него заказ. Уж не знаю, правдивы ли эти сплетни, но после расправы над кланом группа воров из богом забытой свалки под названием Метеор стала знаменита. Гёней Рёдан.       Грузный бармен едва поспевал за заказами, перемещаясь за стойкой то в один угол, то в другой. Пару раз Рин словил направленный на них недовольный взгляд. — Курапика Курута... Интереснейший тип, это уж верно. Еще год назад был всего лишь последним Курута, а сейчас охотник за головами. Вот уж точно Рёдан своими действиями определил судьбу этого парня. И теперь он охотится за Призрачной Труппой, головорезами ранга А, которые даже самым наторелым охотникам не по зубам. Любопытно, что он будет делать если узнает, что не Паукам нужны были его глаза...       Вдруг Шузо резко замолчал. Из дальнего конца зала взвился хриплый хор: да-вай, да-вай, да-вай, смех, аплодисменты. — Все нормально? — спросил Рин, наклоняясь в его сторону; лицо у лейтенанта стало каким-то странным. — Что такое?       Вместо ответа Шузо, немигающе смотря перед собой мутным взглядом, достал бумажник, положил крупную купюру на стол, затем поднялся со стула и махнул ему рукой — давай, пошли.       Рин вскочил с места и, протискиваясь сквозь плотный поток людей, текущий к барной стойке с пустыми стаканами, поспешил за лейтенантом. — Да что такое-то? — недовольно спросил он, наконец, вырвавшись на свежий воздух. Ощущение было такое, что его облапали со всех сторон и на всякий случай проверил содержимое карманов. Шузо стоял посреди улицы, замедленными движениями отряхивая пальто — вид у него стал еще более хмурый, чем в баре. — Эй!       Также молча он развернулся и пошел по улице в ту сторону, откуда они пришли. Рину, который вообще не понимал, что происходит, ничего не оставалось, как чертыхнуться, но послушно последовать за ним.       Через двадцать минут они дошли до подземной парковки. Черный «Линкольн» сердито замигал фарами, подавая сигнал из конца ряда — мощный, габаритный внедорожник с покатыми изгибами, адаптивной подвеской, широкими тонированными окнами, хищно скалящийся решеткой радиатора сильно выделялся среди скромных и компактных легковушек, теснящихся рядом. — Блин, да у тебя даже машина позерская. — ворчливо заметил Рин.       Шузо с элегантным пренебрежением пожал плечами, ну как-то так, и сел внутрь. — Тебе вот всегда надо выпендриваться? — все унимался он, усаживаясь в мягкое кресло. — Сколько ты заплатил за неё? Пятьдесят миллионов? Семьдесят?       Шузо насмешливо дернул головой. — Четыреста лошадиных сил, сиденья с вентиляцией и массажем, подогрев сидений второго ряда, панорамная крыша, цифровая приборная панель, салон из натуральной кожей и алькантра… эта машина стоит каждой дзени. Так что никакого, что ты называешь, «выпендрежа».       Машина резво двинулась вперед из ряда по направлению к выезду. — То есть, ты эту машину купил не для того, чтобы девушек впечатлять? — Если бы я хотел впечатлять падких на деньги золотоискательниц, я бы на лобовое стекло приклеил выписку со своего банковского счета — ах ты, мать твою! — громко выругался лейтенант, потому что откуда ни возьмись перед ними выскочила гудящая фура, и он дал по тормозам. — Господи Боже, Шузо, есть пределы твоему тщеславию? — Я из Какина, запредельная заносчивость это у нас врожденное. — Да, ты уж точно не из тех людей кто прибедняется. — язвительно буркнул Рин.       Шузо вывернул руль — «Линкольн» вильнул направо, во двор, и поехал по узкой улочке между домов. — Слушай, какой кофе она тебе дала? — Латте на безлактозном молоке. — ответил Шузо, останавливаясь перед пешеходами. — А что? — У меня с низким содержанием кофеина. — Какой, блин, смысл в кофе без кофеина? — Я к тому, откуда она знает, какой кофе ты пьешь? — Просто однажды спросила и с тех пор мне каждый раз достается по баночке. Это у неё фишка такая. — педантично сказал Шузо, побарабанив пальцами по рулю. — Значит, ты сегодня первый раз получил свою? — Да, но она у меня про кофе никогда не спрашивала. — А где вы в первый раз встретились? — В Глэмгазлэнде, в кафешке какой-то. Хипповское местечко с вегетарианской едой. — ответил Рин, которого отбросило к двери, когда Шузо слишком резко завернул, и чуть было не прибавил: «Я когда увидел её, сразу понял, что она ненормальная». — Ты что-то там заказывал?        Рин призадумался. — Американо без кофеина.       Шузо ухмыльнулся и протянул руку к магнитоле. — Я же говорю — фишка.       Почему-то слова лейтенанта об этой невинной, если можно так выразиться, привычке напрягли его еще больше. Весьма навряд ли в напиток было что-то подмешено, но и в то, что он доставался по причине расположения или просто по доброте сердечной, тоже было верилось с трудом.       Они выехали на пустынный участок дороги — прямой, безлюдный, где почти не было других машин, а фонари попадались все реже и реже. — Я её не понимаю. — Понять её? — Шузо покачал головой, перестав терзать радио. — Вот этого не надо. Ты про это забудь. Если тебе не хватает понимания, иди книжку почитай — машина свернула на знакомую улицу. — Мне бы и самому хотелось знать, что она за человек, но что-то подсказывает, это невозможно. — Скажи честно: ты боишься её?       Он молча проехал несколько домов— наглухо запертые хозяйственные магазины, у обочины сложены стопки кирпичей. — Я её уважаю. — наконец сказал Шузо, не отрывая взгляда от дороги. — А уважение обычно начинается со страха. Боятся человека, который сильнее тебя совершенно нормально, страх перед ним не делает тебя слабым. Ну, собственно, лидер и должен быть сильным, хотя она не особо любит выделяться… Я бы никогда не был предан никчемному человеку без таланта и ума. Власть идиота порождает лишь идиотизм. Ты считаешь её жестокой, но лидер должен проявлять жестокость и идти на жертвы, если это необходимо для спасения и процветания семьи. Лидер понимает, что любой его выбор неизбежно повлияет на всё. Он видит стоящую перед ним задачу, а затем сразу же представляла вереницу проблем, которые могут последовать, если не действовать хладнокровно и принимать решения неразумно.       Отвернувшись к окну, Рин не стал говорить, что когда он только вошел в семью Хейл-Ли, то понял нечто совершенно иное:       Все люди делятся на две категории — те, кто способен вершить судьбы, и те, кто нет. Шузо остановился в переулке между улицами Теконг-Бесар и Синкагэ, с которых начинался район Ренгео, включил аварийку и повернулся к нему: — У меня к тебе задание. Если здесь появится молодой парень: среднего роста, лет восемнадцати, со светлыми волосами и с красной сережкой в ухе, и начнет искать какую-то информацию, что угодно, узнай, что ему нужно. — Можно что-то поконкретнее? Слишком обтекаемое описание.       Поставив машину на аварийку, лейтенант потянулся к приборной панели, куда бросил сотовый, когда они сели, и когда нашел то, что нужно, повернул к нему. Рин взглянул на экран. — Запомнил?       Он кивнул. — Будь с ним поосторожнее. Он наблюдательный и даже если заметит за собой слежку, не подаст виду, пока сам не застанет тебя врасплох. Он пользователь нэн, причем может быть весьма сильным, но скорее всего будет до последнего скрывать свои боевые возможности. Сделай также. Без самоуправства. Если что-то пойдет не так, сразу звони мне. — Раз он работает на Ностраде, не лучше ли спросить про него у Исаги?       Долгое молчание. Рин не смог удержаться — он повернул голову, чтобы посмотреть на лейтенанта… и застыл.       Глядя в его проницательное лицо — с правильными чертами, словно выверенными по линейке, светлой кожей и родинкой под глазом — было видно, что он чертовски раздражен. — Нет. Ей лучше об этом не знать. Этот Курута… сомневаюсь, что он представляет угрозу. Но если он начнет лезть туда, куда не надо, мы от него избавимся. — Тогда на кой черт нам за ним следить?       Шузо глянул на него со странной немигающей расчетливостью во взгляде. — Ты что-то там говорил о неожиданном факторе? — он отвернулся, на скулах заходили желваки. — Вот тебе и неожиданный фактор. Город N. Главное здание Ассоциации Охотников. — Мы желаем одного — немедленного устранения этих опасных созданий. — Жертв слишком много. Мы воспользуемся всеми необходимыми средствами. Это приемлемо? — Само собой. Мы не намерены указывать профессионалам как действовать. Мы лишь хотим, чтобы те опасные создания были истреблены как можно быстрее. — Понял.       «Значит, их цель — истребить муравьев, взвалив всю ответственность на Комитет Хантеров». — Рассчитываем на вас.       На той стороне послышались гудки. Председатель положил трубку на станцию. — Без сомнений, это задание уровня А... Хотя нет, наверное, пока пусть будет ранг Б. Вообще-то, я не люблю преждевременно давать оценку врагам, но что-то мне подсказывает, все может быть куда хуже, чем кажется. — произнес Нетеро в висевшую тишину. — Кто-нибудь знает, есть ли ранг А- или Б+?       Морау скосил глаза вниз, на Бинса. Заместитель забегал взглядом по кабинету, будто где-то среди офисной мебели был спрятан ответ на вопрос председателя. — Критерии для оценки сложности задания по рангам нигде не регламентированы, охотники, обычно, сами определяют их, так что… э-эм… — Бинс замолчал, и через секунду заговорил еще быстрее. — думаю, на этот вопрос ответить довольно сложно… — А это важно? — невозмутимо поинтересовался Нов. — С практической точки зрения нам это никак не поможет. — Да, действительно… — задумчиво сказал Нетеро, поглаживая бороду механическими движениями. — Ну, тогда пусть останется пока ранг Б.       «Что за черт… Ранг Б?! Неужели эти муравьи-химеры настолько опасные твари?» — скрипя зубами думал Морау. — «Прошла всего неделя с тех пор, как их начали замечать в соседних республиках, как мировое правительство забило тревогу. Что на самом деле будет ждать нас в НЗЖ?». — Морау, Нов, даю вам два дня на подготовку. На третий день мы уже должны быть в НЗЖ. За это время правительство договорится с руководством страны, чтобы выдать разрешения, не ограничивающие полномочия Ассоциации на территории НЗЖ, потому что ситуация, судя по всему, чрезвычайно опасная.       Из угла комнаты донесся голос человека, которого хотелось сейчас слышать всем (ему так точно, Нов, скорее всего, тоже) меньше всего: — Если все настолько плачевно, то почему бы не набрать больше людей? — со знанием дела предложил Паристон. В своем отлаженном по фигуре дорогом костюмчике он выглядел неуместно и в то же время — совершенно в своей тарелке. — Нов и Морау много раз доказывали, что они хорошая команда — Ты сомневаешься в том, что мы можем надрать задницы муравьям-химерам? — едким тоном процедил Морау. Паристон, почувствовав скрытую угрозу, поднял ладони, защищаясь. — Нисколько не сомневаюсь в вашей с господином Нов компетентности. Но мне кажется, что так будет гораздо эффективнее — чем больше людей, тем выше шанс на успех! — деловитым тоном ответил ему Паристон. — Нам не нужно слишком много людей. Операция по уничтожению муравьев должна пройти скрытно и как можно быстрее, чтобы устранить вероятность их распространения в ближайшие страны. — произнес председатель, выходя из тени. Бинс сразу же шагнул вперед, будто его дернули за невидимый поводок, и протянул старику тонкую синюю папку с эмблемой Ассоциации. — Паристон станет временным председателем, пока мы не утрясем ситуацию с муравьями. — Мне кажется, будет разумнее, чтобы ваше место занял господин Бинс. Он куда опытнее и серьезнее, в отличие от меня, и куда больше подходит на место временного руководителя Ассоциации. — отозвался Крыса, и, прижав ладонь к сердцу, повернулся к заместителю. — Вы же не против?       Вопрос застал его врасплох. — Временным председателем? — растерянно переспросил Бинс. — Председатель Нетеро, я … — Ну, раз ты так считаешь, то ради бога, я настаивать не буду. — беспечным тоном ответил Нетеро, выходя из-за стола. — Н-но… — попытался возразить Бинс, но его никто не замечал.       Морау стало его жаль. Бинс выполнял огромную роль в Ассоциации Охотников, фактически таща её на своих маленьких плечах, но все его старания меркли на фоне таких «ярких» личностей, как Паристон. — Я вам очень благодарен за доверие, Нетеро-сан, честное слово, однако я сомневаюсь, что смогу с справиться с оказанной мне честью занять место главы Ассоциации Охотников…       Морау, не обращая внимания на излияния Паристона, сверлил взглядом затылок Крысы.       «Странно, как легко он предлагает совсем невыгодные для него условия. Словно ему нравится преодолевать препятствия. В этом он очень похож на председателя. И это мне не нравится».       Он посмотрел на Нов. Тот сидел с непроницаемым выражением лица, а взгляд был направлен прямо перед собой — верный признак того, что тот о чем-то глубоко задумался. — Тогда не буду вас больше задерживать. — донеслось до Морау. Председатель подошел к окну, давая понять, что разговор окончен. — Морау, Нов, жду вас здесь через два дня. — Муравьи-химеры, значит. — мрачно подитожил Морау, когда они отошли от кабинета председателя на достаточное расстояние. — Что это за твари такие? — Во-первых, все написано в твоем отчете. — педантично отозвался Нов, повертев возле головы скоросшивателем с кучей бумаг. — Во-вторых, надо сначала выйти отсюда, лучше не болтать о таких вещах прямо у всех на виду. — У кого это — на виду? Мы здесь одни.       Нов остановился и выразительно вскинул бровь, посмотрев за его спину. Морау обернулся и увидел за собой просторный пустой офис, в конце которого, в отдельном застекленном пространстве, сидел за столом Паристон, читая какой-то журнал с яркой глянцевитой обложкой. Тот, видимо, крысиным нутром почуяв направленные на себя чужие взгляды, вскинул голову. Заметив их, он весело помахал им рукой. Морау только хмыкнул, и отвернулся, проигнорировав, и оставил Паристона махать пустоте. «—Председатель… почему вы подыскали себе именно такого заместителя? — Зачем мне какой-то подпевала? Раз я сам могу выбрать, нужно выбрать кого-нибудь получше. Полная моя противоположность. Такой мне нужен помощник!» Морау обернулся и взглянул на пустующий офис. «Мне до сих пор кажется, что этот выбор был ошибочным».       Они с Нов вышли из главного здания Ассоциации, прошли несколько десятков метров в молчании и, не сговариваясь, свернули к зеленой аллее, высаженной кедрами на другой стороне улицы, и сели на лавочку возле фонтана. Мысли Морау, крутящиеся вокруг муравьев и различных стратегий, как их можно одолеть, острым колом пронзило воспоминание десятилетней давности. — Политики хорошенько постараются, чтобы пустить людям пыль в глаза и выдать ситуацию за международный терроризм. — произнес Нов, укладывая ногу на ногу. — Международный терроризм, говоришь… — раздумчиво повторил Морау. — Что ж, если подумать, то терроризмом легче будет будет прикрыть массовые нападения на людей, чем объяснять, что все это дело рук, хотя скорее лап, нового вида магических тварей. — Председатель выглядит обеспокоено. — Нов подтянул к носу сползающие очки и оглядел бдительным взглядом окружающий парк. — Если уж правительство давит на Ассоциацию, то все действительно может быть куда хуже, чем им имеем представление. Судя по полученным данным, несколько недель назад границу между НЗЖ и Республикой Хас пересекла группа из трёх хантеров, а потом, спустя несколько дней, к ним присоединилась вторая. От обоих до сих пор нет никаких вестей. Это наводит на предположение, что муравьи-химеры настолько сильны, что могут уничтожить пользователя нэн. Что ты об этом думаешь? — позвал его Нов, потому что Морау так и продолжал молчать. — Понятие не имею.       Скрестив пальцы на коленях, товарищ скептично вскинул бровь. — А кто имеет?       «Черт побери, не говорить же, что у меня дурное предчувствие — Нов сразу же скажет, что я суеверный болван».       Морау посмотрел наверх — небо было чистого, летнего, бесконечного синего цвета, словно сулило хорошие деньки, но чем дольше он глядел на безоблачный простор, тем сильнее его охватывала тревога. Словно что-то надвигается, нечто, что уже невозможно остановить.       Морау потянулся было к трубке, но её рядом не оказалось — конечно, он же оставил её, потому что ходить с ней было несподручно. За столько лет из оружия она стала чем-то вроде талисмана, и сейчас хотел ощутить её привычный гладкий деревянный скат для того, чтобы усмирить разбушевавшиеся инстинкты. — Знаешь, я очень удивился, когда узнал, что председатель выбрал меня на задание. — Почему это? — искренне удивился Нов, поворачиваясь к нему. — Я не боец. Из меня хороший стратег, мне будет лучше на поддержке. Хоть меня и выбрал председатель, лично я не считаю себя таким уж сильным. Ты ж читал резюме шестнадцати лучших кандидатов? У меня две звезды, но там было четверо с тремя звездами, да и сам я в прошлом морской волк! Не уверен, что вытащить рыбу на сушу хорошая затея. — Я думаю, что председатель выбирал кандидатов не по количеству звёзд. — с сомнением сказал ему Нов. — Ты один из самых опытных хантеров и по складу характера подходишь под специфику миссии. Так что все логично, не вижу никаких причин для твоих сомнений.       Морау усмехнулся, могло показаться — недоверчиво — но на самом деле в душе он надеялся, что Нов прав. — Председатель дал нам возможность выбрать на свое усмотрение по одному человеку, когда мы отправимся в НЗЖ. Ты уже решил, кого возьмешь с собой? — Наккл убьет меня, если я лишу его возможности поохотиться на муравьев, а Шут просто будет молча сверлить меня обвиняющим взглядом до конца моих дней. С тобой Палм? — Если согласиться. — заметил Нов. — О, она уж точно будет согласна! Особенно если скажешь, что в НЗЖ поедут Наккл и Шут. — ехидным тоном сказал Морау.       Тот, покачав головой, беззвучно посмеялся — В списке кандидатов я видел и Шиго. Она давно отошла от дел, но если б ее позвали, держу пари, она бы сразу же помчалась в НЗЖ. — Зная её, наверняка, развлекается на каком-нибудь роскошном курорте на островах Бая-Маре. — Ага. Тишина, повисшая между ними, была похожа на точку в разговоре, и Морау не стал тянут её дальше. — Эх, мне пора идти. Надо еще успеть сделать кое-какие приготовления и встретиться с Шутом и Накклом для того, чтобы обсудить условия. У Наккла горячая голова, а Шут слишком труслив, они оба еще пока не готовы к тому, что нас ждет в НЗЖ, поэтому нужно их как-то подготовить. — Через два дня? — уточнил Нов, когда он поднялся. — Так точно. — приставив два пальца к виску, Морау отсалютовал ему, развернулся и пошел.       Он успел отойти от скамейки на несколько шагов, когда до него донесся голос Нов. — Морау.       Беззвучно откликнувшись, охотник притормозил. — До тебя, наверное, уже дошли последние новости...        Морау замер. Он уже знал, что скажет Нов, своей же реакцией выдал себя, но тот не спешил продолжать, словно чего-то боялся. — Да. — первым нарушил невыносимое молчание Морау. В животе непривычно похолодело. — Слышал. — Ренджи лишили статуса охотника и назначили за его голову баснословную сумму. Еще никого в истории Ассоциации не лишали звания. Говорят... если его найдут живым, то ему грозит пожизненный срок в тюрьме Беракдар. Я слышал, что попасть туда — приговор намного хуже смертной казни. Порыв ветра. Зашуршали листья в густых зеленеющих кронах кедра. Через дорогу перебегали дети, чей звонкий радостный смех эхом долетел до них. — Там ему самое место.