Только дыши... на моих губах

      Не просто убийство, а нанесение увечий, глумление над телом — над прекрасным человеком, чья жизнь была отобрана столь варварским и жестоким способом. В голове никак не укладывается, как можно просто взять и забрать чью-то жизнь? С этим нет ассоциаций жестокости или бездушия, скорее, ужас от отсутствия ценности человеческой жизни. Далеко не все жестокие и безнравственные люди забирают жизни — да, они совершают множество иных отвратительных поступков, но забрать жизнь… Даже в самой безумной фантазии Нью не может представить, чтобы он сделал нечто подобное…       Кай был таким хорошим человеком. Он был простым и открытым, легко находя общий язык с различными типажами людей. Кая любили все, его принимали, его ждали, его поддерживали — он светился, как весеннее солнце, но душа его цвела бескрайним полем белёсых ромашек, что отныне пропитаны его кровью.       Порой, лучше не думать. Порой, лучше не вспоминать. Порой, именно это невозможно контролировать — чем тяжелее ситуация, тем ярче воспоминания, тем живее вкус чувств, прожитых вместе, тем острее мысли, тем запутаннее клубок из выводов и мотивов, надуманных или логически сформированных.       Медицинская помощь оказывается Чаварину, как и гарантировал Ракковиц. В особой комнате, чересчур уютной для подобного заведения, Нью получает болезненный укол с успокоительным препаратом, а затем лёгкий разговор со штатным психотерапевтом. Этот человек отличается от психолога, с которым работал Чаварин ранее. Он более гибок в своих формулировках, осторожен в своих вопросах, а ещё он умеет слушать. Он не спешит диагностировать Нонга, напротив, складывается впечатление, что пытается понять. А ведь ранее Чаварину говорили, что, возможно, ему стоит сменить специалиста, но парень почему-то уверился, что все доктора такие. Теперь же он задумался над тем, что всё то время, проведённое в кабинете психолога, было пустой тратой времени.       А укол-то реально действенный. Ощущается и тело, и пространства вокруг как-то… пластилиново, что ли? — Нью, — вежливо обращается мужчина, — расскажи мне немного подробнее, в каких отношениях ты был с пострадавшим?       Закусив губу, Чаварин прикрывает глаза. Знает, что сейчас должен раскричаться, окунуться в пучину вины за собственные стереотипы и глупость, но до чего же хорошее лекарство! Ёшкин кот! — Чтобы я признал, что он мне друг, ему пришлось умереть, — тихо, апатично произносит Чаварин, глубоко вдыхая. — Понимаешь, ПиАпо? Я всё держал с ним дистанцию, называя только приятелем, но… это не изменило того факта, что он всё-таки стал мне другом. — Но ты же понимаешь, что Кай и сам понимал это? — мягко уточняет Наттавин. — Он понимал, что ты считаешь его другом.       Нью горько усмехается. — Откуда ты это знаешь? Я постоянно отталкивал его… — Ты прав. Я этого знать не могу. Но зато я точно знаю, что ты, как человек, оказавшийся в такой трудной ситуации, мечешься из одной крайности в другую. Сейчас все твои эмоции обострились, твоё восприятие ваших взаимоотношений исказилось. Как ты сам думаешь, стал бы Кай близко общаться с тобой, считая, что для тебя он только приятель? — Нет… Скажите, я паранойик? — резкая смена темы, но она так сильно волнует Чаварина! Этот мужчина внушает доверие, он просто поражает Нью своей компетентностью! — Эм… Ну… А с чего ты решил так? — Апо сильно растерян из-за вопроса. Это заметно по нему. — Мой психолог, с которым я раньше работал, сказал, что у меня расстройство это… А я не верю в это, ну… понимаете? — Нью поднимается с кресла, двигаясь ближе к Наттавину. Он смотрит ему прямо в глаза, кажется, так нуждаясь в поддержке этого человека. — Чтобы я не говорил ему… все мои слова и страхи, мои тревоги и переживания он сводил к моей трагедии. Плохо спишь? Ну так твою семью убили. У тебя бессонница? Не забывай, твоя семья мертва. Твои мышцы наливаются тяжестью, а ты не можешь найти в себе силы, чтобы даже с постели подняться? Ну так твоих родителей убили. — Не самый тактичный специалист… — под нос бормочет Апо, усмехаясь. Но Нью слышит, и активно кивает в знак согласия. — В общем… Я где-то… м-м-м… года два назад неожиданно начал ощущать странное беспокойство. Тревожность… Я не мог понять причины, то есть это всё вот как по щелчку пальцев. Страх, тревога, нервозность, а потом… начало казаться, что за мной кто-то следит, — и смотрит на Апо остеклянелым взглядом, — мне нужно называть причину этого? — Кхм… Я уже догадался. Ну-у-у… А как долго длилось это чувство? Были какие-то предпосылки? Ситуации, что могли спровоцировать срыв? — В том-то и дело, что нет. Я абсолютно спокойно жил. И это вот прямо просто взялось. А перед поступлением в университет прекратилось, понимаешь? Ну словно вообще ничего не было, ха-ха. Паранойя ли? Может, тогда уж шизофрения?.. Началось всё снова около недели назад… — Можешь рассказать подробнее?       Какое же облегчение чувствует Нью, глядя на Апо. Человек, что не называет его больным, что слушает его, интересуется деталями. — Это было не совсем как тогда… — Чаварин на минуту замолкает, о чём-то задумываясь. — То есть тогда это прямо острой вспышкой накрыло. А в этот раз… Я даже думаю, что чисто случайно заметил. Я работаю в библиотеке, и. порой, поздновато домой возвращаюсь. Я иногда срезаю путь через общую аллею между двумя кампусами университета. Простите… Кажется, много лишнего говорю, хах… — вот оно — лучшее, что может случиться! Резко возникшее чувство вины — как вишенка на сладком торте. — Нонг, — с едва заметной улыбкой обращается Наттавин, — поверь моему опыту, порой, самая несуразная глупость оказывается важнейшей зацепкой. Потому мы всегда просим рассказывать всё в точнейших деталях. — Хорошо, Пи… — Нью выдыхает. — Я услышал шелест веток. Вот… не от ветра, понимаешь? И там никого не было. Это вот… — и губы плотно сжимает. — Ну пустая аллея, я иду один, и тут кто-то в кустах копается. А это при условии, что почти все домой разъехались, понимаешь? Я ещё тогда стоял, дверь открывал… и… Апо, я тебе клянусь! Я видел, как скользнула чья-то тень за углом! Потом ещё тот случай… Я шёл в магазин, ходил между полок… я видел, Апо… — шёпотом безумца. — Я видел, как кто-то ходил на другой стороне, вторя моим же движениям! Ночью я слышал звук ходьбы у своей двери. Сначала думал, что это… Кай… но… звук был только возле моей двери. А потом! Та ситуация в библиотеке! Я в отражение телевизора увидел фигуру, что мелькнула среди стеллажей с книгами!!! — почти вскрикивает Нью, резко хватая Апо за руки. — А на следующей день… ПиПун был мёртв… А! Ещё была ситуация с соком!.. Я не был уверен, что оставил его на столе. То есть… Знаешь, есть моменты или привычки, что отточены до тошноты. Я всегда убираю всё со стола. Но придя домой… — Чаварин начинает нервно покусывать губы. — Вчера вечером, когда мы сидели в зале… Я, правда, не знаю, в какой момент Кай ушёл. Я не заметил даже, — голос искрится нотками вины. — Но тогда… Макс… Макс как-то странно смотрел в окно, словно он видел кого-то! То есть ощущал дискомфорт, и он даже пошёл занавесить шторы. Может, ему и не показалось? Может, там правда был кто-то?..       Апо внимательно слушает, позволяя Чаварину сжимать свои ладони. И только после того, как Нонг заканчивает, Наттавин спокойно произносит: — Я не считаю, что у тебя есть паранойя. И я согласен с твоими словами о том, что спонтанно она не возникает. То что ты описываешь мне, возможно, предпосылки. Возможно, что кто-то выслеживает тебя, — у Нью от страха сердце замирает, и Апо замечает это, — может быть, кто-то тайно влюблён в тебя? — очевидно старается смягчить тему. — Апо. В общежитие почти никого не осталось. А конкретно в нашей … были я и… Кай… — как тяжело теперь произносить его имя. — Ты молодец, что всё это рассказал. Я не думаю, что ты это придумываешь. Скорее всего, ты очень настороженно и подозрительно относишься к мелочам, которые не вписываются в выстроенный тобой мир. А это неплохо. И учитывая складывающиеся обстоятельства, это весьма полезно. Как бы грубо это не звучало. — Апо… — срывающийся шёпот. — Он… страдал, да? — слёзы вновь подступают, а страшные картинки рисуются в голове против воли Нью. Но взгляд полон надежды, которую, увы, Наттавин поддержать не может. — Вчера Кай не мог просто так уйти, — неожиданно начинает рассказывать Чаварин, — потому что я был с ними. Это друзья Кая и Прэма, не мои. И мне очень трудно с людьми общаться, я некомфортно себя ощущаю. А Кай… Прэм ушёл с Нэтом, — вздыхает Нонг, — он бы не оставил меня. А когда я заметил, то мы с Зи решили пройтись по общежитию. Сначала по их, потом по нашему. Вообще, Зи мне сказал, что это в характере Кая — вот так неожиданно исчезнуть с вечеринки, а потом не выходить на связь, но я уже назвал тебе причину, почему этого не могло быть. Точно не могло. Не в этот раз… — Хорошо, Нью, — Апо поправляет сползшие очки, — когда вы с Зи дошли до комнаты, что было дальше? — Я постучал, а Зи… он просто начал ручку дёргать, — тихо хихикнул Нью, — я ещё тогда удивился, что так можно… — То есть, дверь была закрыта? — уточняет Наттавин.       Чаварин активно кивает головой. — Да. Дверь точно была заперта. И в комнате было тихо. Там вряд ли кто-то был. — Хорошо… А что насчёт Прэма и… Нэта? Куда они могли пойти? — Я не знаю, ПиАпо… Я вообще не в курсе, кто в каких отношениях там состоит… Но Зи с Омом назвали это Санта-Барбарой… Я лишь заметил, что Джеймсу стало обидно из-за этого, потому он тоже ушёл. А Байбл и Зи поругались, когда мы собрались искать Кая. И я подумал, что Байбл его не очень любит… — Хорошо, Нью. Это очень хорошо, что ты мне рассказываешь всё. Взаимное доверие — очень важно. Сейчас мои коллеги допрашивают твоих друзей, так что ты можешь ехать домой. Тебе… есть ещё куда ехать, кроме той комнаты?..       Куда? Домой к бабушке и дедушке?.. — Я… вернусь в комнату… Мне нельзя? — вдруг первостепенную важность взыграла ответственность за работу, которую, несмотря на смерть ПиПуна, никто не отменял. Он всё ещё библиотекарь. И хоть на каникулах студентов нет, два раза в неделю он там появляться обязан. — Можно. Просто, я думаю, что тебе там будет некомфортно, — тихо произносит Апо, поправляя сползающие очки. — В любом случае, как я сказал в самом начале нашего разговора, наш диалог был записан и будет передан детективам, ведущим дело. Личные данные, включая твою карту у предыдущего врача, я официально запрошу. Думаю, мы ещё увидимся, Нонг.       Нью лишь кивает, не с первой попытки вставая на ноги. Его пошатывает, а ещё сильно тошнит. Да и голова кругом. — Ты сильно нервничаешь, Нью, — строго произносит Наттавин, — для твоего психического и физического состояния это очень вредно. Я выпишу тебе успокоительные. Таблетки, принимать их надо три раза в день, — и протягивает бумажку. — Обязательно купи их. — Да…       Разговор с Апо, как с психотерапевтом, пожалуй, было лучшим посещением врача за всю жизнь Нью. Даже несмотря на то, что частично всё это походило на допрос… Стоит представить, что допрашивать Нью мог бы Ракковиц… Бр-р-р-р. Он слишком скрытен, его взгляд пугающе точен…       Сейчас… Так хочется спать.       А ведь Нью даже не задумывался о том, что ему придётся спать рядом с местом преступления. В голове столь очевидной мысли не было, пока Апо не озвучил её. И ведь говорят, что у преступников есть привычка возвращаться на места преступления? Ждать ли гостей? Или можно даже дверь не запирать?       Ха-ха-ха…       Нью устало вдыхает прохладный воздух полной грудью, опухшими от горьких слёз глазами смотря на небо. Тёмное полотно медленно покрывает голубой небосвод, черноватыми изгибами уходя вглубь. Точно, Чаварин и забыл, что передавали сильные грозы на пару недель так точно.       Печальная улыбка на зеленоватом лице смотрится очень несчастно.       А ведь Нью очень любит такую погоду. Завернуться в плед, с кружкой горячего чая, слушать безупречную мелодию холодного дождя. Небо так красиво плачет. Эти слёзы — прожигают людские души.       Сейчас нужно собраться. Необходимо взять себя в руки, ведь ещё нужно как-то добраться до общежития. А он понятия не имеет, кого в каком порядке допрашивают, да и сколько по времени всё это занимает. Ну и как очевидное, сидеть на ступеньках полицейского участка не самый лучший вариант. — Ты в порядке?..       Нью испуганно вздрагивает, медленно переводя взгляд на Ракковица. — Я думал, что ты, Пи, допрашиваешь… — Я допрашивал твоего друга, — как удивительно-то, но мужчина садится рядом с Чаварином, протягивая тому стаканчик с горячим шоколадом, — он у тебя шебутной и наглый. Весь в слезах и соплях был, но кричал, словно его режут, требуя пройти допрос первым, — кажется, первый раз Нью видит, как уголки губ этого строго мужчины приподнимаются в подобие улыбки. — Он заботится о тебе, даже несмотря на то, что сам переживает тяжёлый момент. — Прэм хороший друг… — Тучи сгущаются… — под нос себе бормочет Сет, хмурясь, смотря на небо. А Нью смотрит на мужчину, с открытым интересом. Он побаивается этого мужчину — это правда, но пока ещё Нью не понял для себя, хороший ли Пи человек. И какие мотивы он преследует? Ведь Нью почему-то кажется, что что-то личное есть для детектива в этой истории. — Пи считает меня подозреваемым? — прямо спрашивает Нью, а Ракковиц с откровенным удивлением реагирует на такой вопрос. — Я считаю, — вздыхает он, поднимаясь, — что ты, — и снова непроницаемо смотрит на Нонга, — интересуешь этого маньяка.       Больше слова не звучат. Ракковиц лишь коротко склоняет голову, возвращаясь обратно в отдел, а обескураженный Нью остаётся один на один с этой пугающей до мороза по коже информации. А разве можно вот так прямо вывалить человеку подобную информацию?..       Почему, ну почему всё самое ужасное всегда должно сбываться?! Почему жизнь не может идти спокойно и гладко, размеренно, без смертей, без угрозы для жизни? Нью же… обычный парень. И родители были обычными людьми. Но смерть забрала их, а теперь, что ли, смерть охотится за Нью?..       Ладонь мягко ложится на плечо, чуть сжимая. — Поехали, Нью… — голос Варута сильно охрип. Видимо, он много кричал. Сердце съёживается в комочек, в маленький и такой уязвимый комочек. Прэм и Кай были так близки… Как же всё это… — Прэм… — слёзы вновь стекают по щекам. — Мне так жаль…       Рука сжимает плечо сильнее, и Чаварин повинуется, поднимаясь со ступенек. Варут больше ничего не говорит, лишь крепко берёт за руку друга и ведёт его в сторону машины. Чаварин лишь искоса посматривает на Прэма, замечая в выражении его лица незнакомые черты. Это усталость, это испуг, это страх и… вина. Да, чувство удушающей вины теперь коснётся каждого из них.       А пока первые капли дождя падают с небес, укрывая собой общую боль разных людей.