Только дыши... на моих губах

      Не в силах совладать с крупной дрожью, Нью начинает терять контроль над собственным телом. Ладони, что должны быть крепко прижаты к колющей ране, всё слабее и слабее давят на неё, и если бы не руки Сирапхопа, дела бы обстояли намного хуже. А в голове полнейший хаос. Как же всё вышло вот так вот?.. Как слова Джеймса, явно переполненные чёрным юмором о том, что сегодня кто-то умрёт, оказались правдой? Но он ещё не умер! И не умрёт!       Испугавшись собственных мыслей, Чаварин, что есть силы, давит на грудь Супамона, глаза которого уже закрылись. Паника начинает бить в колокола. И открывающаяся дверь лифта последнее, что сейчас интересует Нонга. Перед глазами белое лицо Джеймса — парня, что подставился под удар, спасая его — Нью. Снова кто-то умирает из-за него.       Блять.       Сколько ещё это будет продолжаться?! Это же просто уже нелепо! Мерзкий и бесчестный Мин! Он мог сразу выбрать Чаварина, напасть на того, за кем охотится, по меньшей мере, год, но снова и снова это больной ублюдок выбирает не его… Не его.       Голоса, суетливые люди… Кто они такие?       Чаварин поднимает голову и смотрит. Смотрит, но не видит. — Выносите его!!! Ни секунды нельзя терять! Отпускай! — незнакомый мужчина грубо перехватывает задачу Чаварина, отталкивая его руки, сразу же крепко прижимая свои. Нью молча прижимает ноги к груди, облокачиваясь о стенку лифта, наблюдая за всем происходящим без какого-либо понимания. К чёрту всё. Просто к чёрту. — Выходите! Давайте! — Какого хуя происходит?! Джеймс! Блять, Джеймс!!! Да пусти ты меня, сука… — Немедленно успокоились все! — Нью… — тихий голос касается оглушённого разума. — Вставай… — Зи насильно поднимает Нонга с пола, не отпуская парня от себя. Нью сразу же упадёт, ведь он не чувствует собственные ноги. Он просто ничего не чувствует. — Тихо-тихо, — мягко шепчет на ухо Прук, осторожно покидая лифт, придерживая Чаварина. — Я просто даже не знаю, — гневно начинает Ракковиц, — в каком тоне с вами говорить надо?! О чём вы вообще думали, когда пошли туда?! Это для вас шутки? В сыщиков играете или что?..       Эти слова остро режут. Кромсают нещадно и тонко — мучительно. Если Сет хотел раздуть чувство вины у Нонга, то зря переживал — оно и так захватило всё его нутро. Дальше уже всё — нирвана, пробитый дзен. Многого ждать не нужно, он себя больше не ощущает, да и чего тут думать-то вообще? Сколько раз он обещал себе не идти на поводу у эмоций (а он-то и не особо эмоциональный, в собственном понимании), но снова и снова… Эх… К чёрту! — Это только моя вина… — еле шепчет Чаварин, стараясь не потерять равновесие. — Это я пошёл за телефоном Прэма. Они пошли за мной… — Ха-а-а-а-а… — раздражённо выдыхает Ракковиц, нервно массируя виски. Этот мужчина в ярости — очевидно. Но что он хочет услышать, высказывая всё это? Разве они думали о том, что всё может так кончится? Пошли бы они на этот чёртов чердак, зная, что там их ждёт… — Лучше найдите его! — вступается грубо Прук. — Вы только и делаете, что ведёте бессмысленные допросы с нами, пока убийства и нападения продолжаются!!! — Да ты… — Спокойно! — внезапно появляется Макс — коллега Сета. — Только спокойно. Мы сейчас все на нервах, правда? — приобнимает он друга, вновь поражая своей беспечностью. Хотя именно сейчас это очень даже кстати. — Детишки и так намучались, а ты их нотациями третируешь! — Они могли погибнуть… — сквозь плотно сжатые зубы. — Один из них фактически мёртв…       Нью словно хлыстом лупанули. — Он не умер, ясно?! Он не умер!!!       Эмоции у парней сейчас неустойчивы. Стресс, страх, адреналин, ужас от пережитого — всё это терзает их сознания и сердца. А ещё безумная усталость пропитала мышцы. И её силу не объяснить словами — но она тягучая и жгучая. Рассчитывать на приятные моменты? Верх идиотизма.       Ровный вдох сделать не получается — не мудрено, конечно. Подоспевший у входа в общежитие Апо и следующий в последствии укол с успокоительным — слегка притупляют искрящиеся чувства. Но Нью и так пришибленный: не считая нездорового цвета лица, опухшие глаза и искусанные губы, он просто вне этого мира, где-то далеко, где-то там, где нет проблем, где нет боли, где нет потери… Этот горький привкус, знакомый с детства, такой тошнотворный, с новой силой играет в носу. Чаварина словно пружинит, и сам он большая, но уже поломанная пружина, со скрипом раскачивающаяся под направлением ветра. И этот ветер — ангельский Мин.       Пустой взгляд смотрит в окно полицейского автомобиля.       Это из-за него умерли те люди, да?       Это из-за него умер Кай?       Из-за него едва не убили Прэма?       Из-за него сейчас умирает Джеймс.       Это потому что он такой малодушный эгоист? Или слишком уж геройствовал? Хлопок двери привлекает внимание — это Зи сел рядом.       Но всё же один вопрос остаётся открытым: почему Мин не забрал его, когда была такая возможность? Он ведь позволил ему уйти, позволил смотреть за этим кошмаром.       Ах. Точно. Он позволил.       Раздражённый Ракковиц и улыбающийся Даллон не заставляют себя ждать. Кратко поясняют, что сейчас отправятся в один из многочисленных отелей — что-то вроде рандомного выбора, как думает Чаварин. Хотя, подперев голову кулаком, Чаварин ой как сомневается, что этот психопат его там не найдёт.       Он найдёт, потому что он никогда его и не терял.       Краем уха Нью улавливает перебранку Прука и Ракковица. — …немедленно! В больницу! Мой друг смертельно ранен! — Чёрт возьми! И чем ты ему поможешь?! Операция будет идти несколько часов! Если не больше суток! — Да мне плевать! Он мой друг, и в таком состоянии он, в том числе, по моей вине!!! — Я всё сказал.       Раздражённо шикнув, Панит со всей силы бьёт кулаком в кресло, от чего и без того на грани срыва Сет резко даёт по тормозам. А Чаварин, изрядно уставший просто их слушать, монотонно произносит: — Я ведь всё равно теперь буду под присмотром полиции? — Даллон коротко кивает, с опаской посматривая на побелевшего коллегу. — Позвольте Зи съездить в больницу. Нам надо узнать, что с Прэмом. Надо узнать, что Джеймс жив. Дайте ему хотя бы пару часов, а я подожду его в номере…       Ракковиц не рад. Ой как не рад. Его аура буквально разрушает и без того хлипкую атмосферу внутри машины, но другое дело Даллон. Хотя с виду он и кажется каким-то… м-м-м… слегка социопатичным, но здравый смысл в особо эмоционально-сложных ситуациях, видимо, его сильная сторона. — В отеле полно наших людей, в больнице тоже… Останешься в отеле, я отвезу Прука. Буквально на пару часов, — полушёпотом к взбешённому Ракковицу. — Мы не имеем права их силой держать… — это почти беззвучно, и, удивительно, Зи не слышит, но улавливает особо чувствительный слух Чаварина. Хотя парень и бровью не ведёт. Он и так знает, что к чему. Права держать, конечно, не имеют, но они их защищают. Защищают Нью, а от такого глупо отказываться. Потому что умирать вообще не хочется — всё-таки ужасный эгоист, ну а ещё безумное желание посмотреть в глаза этого ублюдка, когда его арестуют. Просто спросить: за что?..       Сет соглашается, но не от всего сердца. Уступает Даллону, видимо, он его уважает и считается с мнением коллеги-друга. Но это Нью волнует меньше всего. Лекарство, что было введено Наттавином, имеет головокружительный эффект. Причём в самом прямом смысле.       Пожалуй, по наивному, но Нью греет мысль, что если он сейчас ляжет на постель, укутается в воздушное одеяло, и крепко-крепко уснёт, и всё закончится — этот ад закончится, потому что окажется просто сном. А потому что подобное только в фильмах бывает — как же принять нормальному человеку, что твоя жизнь исказилась под таким углом, да ещё и с такими последствиями? Погибшие, по окончанию этой гонки за ангельским Мином, не вернутся к жизни, а их обезображенные тела навсегда останутся в сердцах близких людей.       Воспоминание, от которого сердце в агонии сжимается в едва заметный комочек, исподтишка бьёт Чаварина. Там мама, отхаркивая кровь, пытаясь подняться на дрожащих руках, с любовью смотрит на сына, под сумасшедший смех убийцы. Прежде чем он снова начал её избивать.       Блять. Только не снова.       Нью мутит. Он едва успевает открыть дверь машины, прежде чем его выворачивает прямо себе под ноги. То, что давно было спрятано в самых дальних чертогах разума, изворотливо вырывается наружу — если это произойдёт, Чаварин точно погибнет. Но кто бы знал, как тяжело бороться с этим, как сложно отречься от воспоминаний, что являются неотъемлемой, переломной частью жизни… — Ты в порядке?.. — слегка неуклюже обращается к нему Даллон, пока Зи помогает Нонгу выйти, а Ракковиц протягивает бутылку воду. Нью с иронией, заплаканным взглядом косится на Макса — ой, какой брезгливый оказался! Ну что ж, у каждого свои недостатки. Хе-хе. — …я останусь… — голос Прука подрагивает. Как и всё его тело. Чёрт. Лучше бы они не сближались…       Нью, опираясь на руки Панита, отрицательно машет головой. — Нет. Нет-нет, ты должен поехать, — и с надеждой смотрит в чёрные глаза. — Пожалуйста… — и косится в сторону Ракковица. Тот, словно поняв, о чём думает Нонг, одним лишь выражением лица отвечает ему грозное — нет. Нью больше из поля зрения полиции не выпустит. Ему и так велено было лишний раз не двигаться, а он вот что учудил! Завёл собственных друзей в западню…       Мать твою.       Чаварин поехать не может, да и ругаться сил нет. Всё-таки у Наттавина чудесные препараты имеются. Как жаль, что одним уколом нельзя излечить раны на душе, нельзя просто… не чувствовать… — Нэт там один… — шепчет Нью. — Ты ему нужен.       А сам сразу же отворачивается, не в силах смотреть на разбитого, перепуганного Панита — вы даже представить не можете, какие черты приобретает чужое лицо после встречи со смертью, со смертельной опасностью. Какие тени отображаются на нём — это жутко. Именно в понимании, что, по сути, оно не изуродовано. Всё та же белоснежная кожа, всё та же красота, но эти тени глубокие, они тягучие, они источают приторный сладковатый аромат… оставляя едкий запах… ромашек…       Чаварин сглатывает, в попытке подавить новый приступ тошноты. Замирает возле входа в здании под пристальным взглядом Ракковица, когда слышит, как отъезжает машина и, прикрыв на пару секунд глаза, заходит внутрь первым, щурясь от неприятного жёлтого света ламп. — Все твои друзья уже здесь, — стоя почти вплотную к Нонгу, бормочет Сет, протягивая какую-то бумажку администратору. А Нью переводит заинтересованный взгляд на мужчину. Он, кажется, упустил момент, когда остальные парни собрались. Да и когда их сюда привезли. — Варут, Супамон и, на данный момент, Сирапхоп и Прук находятся в больнице. Тхитиват только вернулся из дома Ли Кая. Ноппанат, Саран и Вичапат тоже находятся здесь, — поднимаются они на второй этаж, двигаясь в самый конец левого коридора. Хотя здание и небольшое, но выглядит вполне приемлемо. Так ли отвратительно, что Чаварин думает об этом в подобной ситуации? Ой, наверное, это уже и не важно. — Сирапхопа и Панита привезут сюда ровно через два часа, — протягивая ключ в руки Нью. — Эти парни, — указывает он на двух крупных мужчин в форме, — наши сотрудники. Они проследят, чтобы никто, кроме Панита и меня с Даллоном в комнату не заходил. Ты выходить тоже не можешь, — голос Ракковица окончательно потеплел, говоря о том, что гнев сошёл на нет. — Хорошо…       А куда ему выходить? Чаварину больше никуда и не надо. Он уже на выходился и находился — ха-ха, — с лихвой хватит! Да и, поверьте, сил нет никаких. Ни моральных, ни физических. А ведь день ото дня кажется, что вот он — предел упадка жизненной энергии, достигнутый в столь раннем возрасте, но очередные ошеломляющие события умудряются пробивать, казалось бы, окончательное дно. Сейчас Нью находится в том состоянии, что все обострившееся эмоции и мучительные события сгладились и стали менее заметными — и это вовсе не потому, что парень перестал их воспринимать как настоящий кошмар. Как раз-таки наоборот, но… — …всё это просто неважно… — Что? — Ракковиц тормозит, полубоком повернувшись к Нонгу. Но тот смотрит сквозь детектива, натянуто улыбаясь. — Нет. Ничего…       Дверь осторожно закрывается, и Нью прислоняется к ней спиной, прикрывая глаза. Честно, так сильно и откровенно хочется проснуться! Пробудиться от дурного сна, забыть его, встретив новый день с улыбкой. Крепко обнять Прэма, пригласить Кая в кино или погулять, а затем заново познакомиться с Пруком, чтобы начать всё… нормально. Чтобы без крови, без вырезанных сердец, без изувеченных тел и ран на душе, которые никогда не заживут.       Нервные смешки слетают с губ, пока Нью плетётся в сторону ванной комнаты. Всё казалось намного проще, пока он не знал, что за ним следят, пока он не потерял близкого человека. Страх со стороны — одна ступень. По своему жуткая, напряжённая, но другое дело, когда ты стопроцентный участник той истории, в которой тебе попросту не место. — В библиотеке был ты… — шепчет себе под нос Чаварин, включая душ. Тёплые капли мелко касаются уставшего, измотанного тела. — Ты был всегда рядом…       Сердце всё же сжимается, резко пускаясь в свой любимый танец. Задумываться о том, что всё время ты находился под пристальным вниманием психопата — страшно. Но ещё страшнее знать, что все погибшие люди умерли из-за тебя. Именно этот факт притесняет все остальные эмоции, в том числе и страх за собственную жизнь. Поговорить бы с кем, но только вряд ли кто-то поддержит самобичевание Нью. Так всегда и происходит. Не только с ним. Просто это специфика взаимоотношений между людьми — они регулярно лгут друг другу, ради благополучия и спокойствия виновной стороны.       Как приятно вода касается кожи… Сначала было больновато, но теперь… Когда смыты вся пыль, пот, усталость, прикосновение смерти и сумасшедших глаз, словно массаж, целебный и расслабляющий, так монотонно-приторно действует вода на Нонга.       Нью думал о том, что всю компанию друзей Прэма может заинтересовать такая ситуация. Группа студентов, маньяк, а они в роли главных участников Проблема вот только в том, что, в отличие от кино, смерти избежать не удаётся. Как хорошо было в библиотеке. Как тихо и спокойно там было. А ПиПун… Ха-а-а-а… Смывая слёзы, Чаварин подставляет лицо под частоту каплей.       Нью никогда не простит себе того, что не предупредил его о том, что в библиотеке остался он. И чтобы Зи ему не говорил в успокоение, разве можно отрицать тот факт, что именно Чаварин повинен во всех этих смертях?       Как глупо.       А ещё отвратнее от того, что Нью устал думать. Потому что от всех этих мыслей нет никакого толку, а они лишь бегают по кругу, периодически меняясь местами, и никак не хотят оставлять его в покое. Он-то хочет, честное слово, хочет! Вот только никак не может избавиться от них… Суетливых, надоедливых… — Ты пришёл… — голос Чаварина чуть хрипит, а мягкий взгляд скользит по ссутулившемуся Пруку, который, кажется, последние силы отдаёт на это. То ли Нью так долго душ принимал, что не исключено, то ли Зи вернулся быстрее. — Что они сказали? — отложив полотенце на стул, Нью подходит к Паниту, опускаясь перед ним на колени. Нелепо, судя по всему, но, однако, Чаварин вдруг чувствует сладкое чувство успокоения. Вот он — сидит перед ним, особенный человек, к которому достаточно просто прикоснуться, чтобы все тревоги утихли. Пускай и не исчезли, но их словно и не было никогда. Тепло чужой жизни ощущается кончиками пальцев, и это по-настоящему драгоценное чувство распаляет в Нью нежное чувство любви, глубокое чувство комфорта, трепетно чувство благодарности. Интересно, разделяет ли Прук те же чувства с Нонгом? — Прэм в тяжёлом состоянии, но стабилен. Прогнозы пока что никто не даёт, но… — Зи поднимает ввалившиеся глаза на Нью. — Джеймс… Его долго будут оперировать… Но он жив! — громко и чётко произносит Прук, сжимая в ладони руку Нонга. — Нож прошёлся по сердцу, как я понял, но не вошёл достаточно глубоко, чтобы…       Какие же слова, порой, бывают воодушевляющими. Они оба живы… Живы. Пусть им и предстоит тяжёлая реабилитация, но они победили смерть! Смогли! Справились!       Уголки губ приподнимаются, а слёзы начинают скапливаться в глазах. Но не желая больше плакать, не желая лишний раз нервировать и без того дёрганного Панита, Чаварин как можно чаще моргает, смахивая чистую влагу. — Прими душ… Нам нужно отдохнуть.       Коротко кивнув, Панит поднимается с постели, а Нью, провожая старшего взглядом, прокручивает услышанные слова в голове. Его тянуло, так мучительно тянуло чувство вины, и оно и сейчас тянет, уж не сомневайтесь, тянет так, что выть хочется, но его друзья, парни, который, буквально, из-за него оказались прикованы к больничным койкам, смогли избежать гибели. И пускай никто не даёт прогнозов Прэму, пускай операция Джеймса только началась — они живы. И Нью не сомневается в том, что они не умрут. Они поправятся, обязательно поправятся, а Нью несомненно принесёт им свои искренние извинения!       Прикусив губу, словно в ожидании чего-то чудесного, Чаварин забирается на постель, прячась под одеяло.       «Они живы!»       Мысль простая, уверенности не дают даже врачи, но разве кто-то из них может понять чувства парня, который верит в то, что его друзья уже победили смерть? Они вступили в схватку с ангелом, который забирает чужие жизни, они боролись тогда и продолжают бороться сейчас. Тут просто нет другого исхода — и Прэм, и Джеймс, рано или поздно, вновь откроют свои глаза и улыбнуться этому миру. Миру, в котором больше им не придётся оплакивать потерю близких из-за действия сумасшедшего ублюдка, в котором им не придётся бояться того, что их подкараулят с ножом у дома, в мире, где Мин больше никому не сможет навредить. Нью неведомы мысли этого психопата, и уж точно он не знает, с чего вдруг его безумный интерес сосредоточился на ком-то вроде него — и это вовсе не скромность, объективно, Чаварин среднестатистический студент, а вокруг полно других людей, более ярких, более живых, более достойных внимания! Ха-ха-ха, хотя о таком внимании лучшее вообще не заикаться.       Мда уж.       Цирк уехал, а клоуны ушли в разнос. — Чего это ты так хитро улыбаешься? — мягко уточняет Панит, вытирая влажные волосы. Судя по его виду, душ тоже помог ему сбросить с себя излишние эмоции и усталость. Он выглядит намного бодрее. — Просто думаю о том, — внимательно смотря за передвижениями Прука, — как будет здорово снова всеми собраться, когда Прэм и Джеймс выпишутся…       Зи на секунду замирает, слегка удивлённо смотря на Нью, а потом тоже расплывается в широкой улыбке, тихо отвечая: — Да… Будет здорово. Я тоже думаю об этом… Не могу не думать… — отложив полотенце, поправив волосы, Зи идёт в сторону кровати, не отрывая взгляда от Нонга, что уютно завернулся в одеяло. — Но, если честно, я не знаю, что должен делать, — забираясь на постель, — что должен чувствовать, — ложась под одеяло к Чаварину, нос к носу. — Я в ужасе. Я напуган. Я не могу понять и принять происходящее. Как вообще подобное может быть в реальности? Почему это происходит именно с нами? Почему…       Нью спешит приложить палец к губам Панита, чтобы остановить поток вопросов, которые мучают их обоих. Причина всего одна: — Мы не можем ответить на эти вопросы, Зи… Тогда зачем нам думать об этом?.. — судя по взгляду Панита, такой ответ его не особо удовлетворил, но Чаварин прекрасно понимает чувства старшего. Ему ведь, на самом деле, тоже нужны эти ответы, вот только… — Я без конца мучился вопросами, кто убил мою семью, за что их убили, зачем меня вынудили смотреть на это. Я задавался вопросами, почему они так задорно хохотали, пока мои родители стонали от боли из-за получаемых увечий, я… — слова бурным потоком полились с уст Нонга, и теперь уже рука Зи плотно закрывала чужой рот. — Не говори об этом… Не нужно…       Он готов выслушать Нью, он хочет узнать о нём всё, хочет стать частью его жизнью, особенным человеком в его мире, но не таким образом. Не тогда, когда Чаварин старается успокоить самого Панита, не тогда, когда Нью сам нуждается в поддержке и помощи. Они оба — самые обычные парни, обычные люди, и им не даны такие способности, как контроль или подавление эмоций, способность переживать тяжбы равнодушием. В них полно эмоций, у них размеренные жизни, что шли своими путями. Единственное, о чём не может перестать думать Прук, — дошли бы они до той точки, где признаются друг другу в чувствах, не произойди всё это?       Зи не хочет, чтобы Нью исчезал. Это глупо, но Зи не может представить, как мог жить без Нью. Он словно дополняет его, и это не общие интересы или мечты, а просто его присутствие рядом. Так ли много мы встречаем в жизни людей, рядом с которыми способны чувствовать простой покой и головокружащее умиротворение? У Прука это впервые. — Если бы я не попёрся туда… всё было бы нормально… — в голове сейчас пусто. Там нет ни одной мысли, но фраза таки слетает в ладонь Прука. Пусть сейчас Нью и чувствует себя в относительной безопасности, отрезанным ото всего мира, и только рядом с ним, подсознание никогда не дремлет.       И, честно сказать, Чаварин боится, что Зи обвинит его в случившемся. — Я уже говорил тебе, не придумывай причин, чтобы ненавидеть себя. Мы все пошли туда добровольно. Ты просто не знаешь Джеймса. Порой грубый и несуразный, шутит шутки и без устали болтает — одна из его сторон. Ты и сам видел… то… Он… он всегда был смелым. Бойким, — тяжело вздыхая, произносит Зи. — Я всегда поражался его смелости. — Разве тебя можно назвать трусом? — усмехается Нью, крепко сжимая чужую ладонь своими. Он подносит пальцы к губам, начиная покрывать их мелкими поцелуями. — Но я и не говорил, что я — трус, — Прук легонько щипает Нью за бок. — Но он… Удивительный. Ты сам видел, в каком он состоянии… был. У Джеймса есть свои проблемы и сложности, но когда дело касается дорогих ему людей, вся его слабость, все его страхи, они… ну… словно перевоплощаются. Я не знаю, как правильно объяснить это. — А Нэт?.. — внезапно вспоминается Сирапхоп, и Чаварин взволнованно смотрит на Зи. — Он остался там, — не сразу отвечает Панит. — Его пытались убедить, но этот парень… Ничуть не лучше Джеймса. Они одного поля ягоды. Оба упрямые, порой, аж до белого каления доводят. — М-м-м… А так и не скажешь… — Да-а-а. Раньше всё было проще, если честно. Я даже не знаю, в какой момент всё настолько закрутилось, — судя по хмурому выражению лица Зи, он о чём-то думает, и эти мысли тяжёлые или запутанные. — …разве… неправильно было бы… просто поговорить… — Нью пронзительно смотрит на Прука. — Откровенно.       Зи с лёгким умилением смотрит на Нонга, притягивая его руку к своим губам. — Так всё просто на словах…       Нью тоже тепло улыбается, двигаясь ближе к Зи. — Разве я не прав? Нужно всего лишь сказать…       Смотреть в глаза человека, который тебе нравится, всегда так волнительно. Нью помнит, как он нервничал в первый их контакт, и сейчас он нервничает не меньше, если уж подумать. Просто на фоне происходящего, эти эмоции более… спокойны. А от того становится только томительнее: вот так вот иметь возможность лежать рядом, смотреть друг другу в глаза, касаться друг друга…       Стоит только допустить мысль о том, что они больше никогда не встретятся… Сердце сжимается. Больше он не сможет увидеть очарование карих глаз, не сможет умилиться длинным, прямым ресницам, не ощутит тепло его губ… Просто представить на секунду, хотя бы на секунду, что Зи больше нет…       Внутри всё стягивается, разнося голодный жар в каждую клеточку. Это и безумный страх, и одичалая страсть, и нежная нужда, а ещё трепетная благодарность.       Немыслимо. Просто недопустимо потерять возможность видеть в такой близости, в такой интимной обстановке, в таком личном моменте яркость чёрных глаз, касаться их глади, тонуть в их чистой глубине…       Чёрт возьми, да лёжа в этой неизвестном отеле, под охраной незнакомых людей, пока тебя ищет какой-то психопат — всё это важное и давящее просто не ощущается, потому что весь этот мир попросту не существует, пока он и Зи вместе. Когда они вдвоём, больше никого нет, ничего и… — Спасибо, Зи… — горячим дыханием Нью обжигает уста Прука, суетливо вертя щиколотками под одеялом. Кажется, его скромность и неуверенность теперь варятся в одном котле с другими, более смелыми и глубокими чувствами. Ну а кто же знал, что подобные эмоции настолько яркие и звучные? Это прекрасно.       Невесомый поцелуй остаётся на изящных губах.       А ладонь Прука плавно ложится на шею Нонга.       Так жарко. — Зи!.. — вздрагивает Чаварин, когда чужая ладонь с силой давит на затылок, но дальнейшие слова, если они были, тонут в горячем, страстном поцелуе. Прук не церемонится. Он упрямо, с весьма острой наглостью вторгается в чужой рот, искусно лаская языком всё, до чего только касается. То медленно, но интенсивно, то быстро, но дразняще, он доводит Нью до сладостного головокружения, пока чужие пальцы с отчаянием не хватаются за чужую спину. — М-м-м-мх… Агх! ,.       Прогнувшись в пояснице, инстинктивно стремясь ближе к Зи, Нью закидывает на старшего ногу, резко разрывая поцелуй. Поплывшим взглядом, с кипящим чувством нужды в сердце, Нью отдаётся во власть безумного чувства, того самого, единственного и непоколебимого, что становится всё глубже и глубже, проворнее пробираясь в их души. Скромность? От неё не остаётся и следа, а вот жадность играет новыми бликами.       Едва переведя дух, Зи смотрит на Нонга с ожиданием, но явно удивлён тем, что Нью так смело и смачно облизывает его губы, прежде чем прикусить нижнюю. — Ты… — грубо коснувшись пухлых губ беглым поцелуем, Зи резко сжимает ягодицу Нонга. — Что?.. — расплывшись в довольной улыбке, Нью запускает пятерню в чужие волосы, слегка оттягивая их. — Мне кажется, — кончиком языка проходясь по важным губам, игриво скользя внутрь, — мы сходим с ума… — а пальцы с ягодицы скользят к более чувствительному месту, вынуждая Нонга вздрогнуть, получая полный доверия взгляд.       Сглотнув, удобнее двинувшись к Зи, Нью выдыхает: — Самое приятное, что есть в этом безумие… — Ты.       Говорить совсем не хочется, да и действия говорят намного громче, все мы знаем. К чему голословность, когда она ничем не подкреплена? То ли дело горячие, мужественные объятия, сила которых заставляет каждую косточку в теле Нонга напрячься, или жаркие, чувственные поцелуи, от которых иссыхает остаток кислорода в лёгких.       Чаварин старается поспеть за прытью Прука, да только он не особо опытен в таких делах — Зи слишком проворен и настойчив, и Нью это безумно нравится, настолько, что он растекается под напором такого сильного и надёжного парня, оставляя свои попытки идти в этой игре на равных, то бишь, полностью отдаваясь во власть Паниту.       Поцелуи всегда были приятными — это отрицать глупо, но сейчас всё иначе. Ярче, насыщеннее, глубже. По телу взрываются тысячи фейерверков, а нега густым потоком заполняет каждую невинную клеточку. Так ещё и внизу всё тянет. Так мучительно тянет. И к такому Чаварин не привык.       Его пугает это чувство, ведь парень не знает, как именно стоит вести себя в подобной ситуации. И, возможно, он хочет притормозить Зи на пару минут, чтобы отдышаться, чтобы обдумать то, что сейчас может произойти между ними, вот только Прук не даёт Нонгу и доли секунды, чтобы собраться с мыслями. Чтобы поддаться стеснению, которое больше неуместно. Словно ощутив через касания сомнения, что начали подразнивать Чаварина, Зи порывисто переворачивает младшего на спину, оказываясь между его ног. Нью оторопело открывает глаза, часто-часто моргая, словно ждёт, словно Зи тоже должен посмотреть на него в ответ, но Прук продолжает жадно целовать его, вторгаясь во влагу чужого рта так напористо и так возбуждающе. И Нью вымученно стонет, когда видит, столь нежное отражение в чертах лица Зи всех его чувств, его эмоций, в особенности, когда пах Прука вплотную прижимается к промежности Нью. Не ощутить твёрдое давление просто невозможно, и Нью невольно упирается ладонями в плечи Панита, отстраняя от себя. — Не бойся… — голос Зи совсем не похож на привычный. Он более нежный, высокий и… просящий. А в глазах целый океан томной нежности, и всё это лишь к одному человеку.       «Не бойся…»       Нью неуверенно обхватывает руками чуть ниже талии Зи, показывая свою готовность, доказывая отсутствие страха. Вот только выглядит это всё также робко и невинно, и если бы только Нонг знал, как сильно это возбуждает Прука. Если бы он только понимал, каким твёрдым желанием обладает Панит по отношению к нему. Впрочем, физически не ощутить этого Чаварин и не может.       Зи медленно, по кругу, тазом начинает крутить, от чего трение с необходимым дразнящим давлением только усиливает желание. Нью уже и не помнит, что такое, желать кого-то. Тем более настолько сильно. Он же буквально потерял над собой контроль, над стыдом, над мыслями. Ну а с другой стороны, разве любовь и не должна быть такой? Когда ты утопаешь в другом человеке…       Нью никогда не проходил подобного. Нет, он, конечно, был в отношениях, но там было всё немного по-другому. Но и сравнивать неправильно.       Не отрывая глаз от лица напротив, Прук увеличивает давление на их нижние части, и, увидев, как соблазнительно приоткрываются чужие губы в тихом стоне, жадно припадает к ним, то целуя, то полизывая. А в голове стучит всё громче. Ещё немного, и он просто взорвётся.       Никто из них не планировал чего-то подобного сегодня. Да и в ближайшее время, признаться, тоже. Да и кто такое планирует? Но их понесли их чувства. Эмоции настолько чисты и глубоки, что без зазрения совести утянули их за собой. Нью всё же снова отдаётся в руки Зи, потому что полностью ему доверяет. Он позволяет снова и снова целовать себя, с жадностью притягивая того за голову ближе, чтобы ещё глубже… Он позволяет Зи пробраться одной из рук под футболку, чтобы та шаловливо изучала чужое тело. Он позволяет Зи приспустить шорты, чтобы его твёрдая, желающая ласки плоть оказалась на свободе. О, в этот момент Нью думает только о том, что безумно рад наличию одеяла на них. Хотя Панит, походу, без комплексов, отстраняется от Нонга, стягивая шорты и с себя, и нагло, безумно нагло и пристально изучает разнеженного и очень возбуждённого Нонга под собой.       Загнано дыша, кажется, не видя перед собой ничего, кроме раскрасневшегося Нью, пытающегося прикрыть своё достоинство, Зи одёргивает руку Нонг в сторону, и прежде чем тот успевает хоть что-то сказать в знак несогласия и справедливого смущения, Прук снова склоняется над ним, нежно касаясь губ, пока его большая, слегка грубоватая ладонь соединяет их члены. — А-а-мх… — стон Нью тонет в новом поцелуе, пока рука Панита начинает активно работать. Грубо, размашисто, крепко прижимая друг к другу, Зи точно знает, что не продержится долго, поэтому старается сильнее, чтобы привести в восторг Чаварина. Он просто не знает, что Нью уже в таком восторге, что яркие краски перед закрытыми глазами пляшут сальсу.       Почувствовав, как снизу начало всё пульсировать, стягиваясь в одну точку, Чаварин грубо хватается за плечо Панита, и едва успевает произнести его имя, не разрывая поцелуй, как чувствует огромную, тёплую волну истомы, что накрывает его с головой. Горячим покалыванием пробегается по телу наслаждения, пока Нонг, задыхаясь, крепко обнимает Зи за шею, со всей силы прижимая того к себе.       А Зи расплывается в счастливой улыбке, оставляя её следами на тонкой шее Нью. Он так увлекается этим процессом, что Чаварин неохотно отталкивает от себя Панита, хмурясь и недовольно бурча: — Больно…       Но Зи слишком счастлив. Он так счастлив, что Нью рядом с ним, что Нью доверяет ему, что он открылся ему… Сейчас эти мысли и чувства ярче самых прекрасных галактик. Кажется, так зарождается любовь. Вернее, в ней убеждаются. — Ты мне нравишься, Нью, — широкая белоснежная улыбка расцветает на лице Зи, пока ладони Нью нежно ложатся на скулы. — Так сильно нрави…шься… — Нонг касается губ старшего своими. И его шёпот окрыляет: — Ты так сильно нравишься мне, Зи.       Не сдержавшись, поддавшись настроению, Прук начинает тихонько хихикать, пока это не перерастает в полноценный смех. А затем уже Нью, смутившись такой реакции старшего, да и подумав о том, что весь его живот в сперме, а опавшая плоть всё ещё на виду, Чаварин толкает Панита в бок, чтобы тот скатился, а сам быстро поднимается, чтобы поспешить в ванну. Пока сердце стучит в груди так, что уши закладывает. Пока из сердца лозами выбираются прекрасные цветы, чтобы украсить собой израненное сердце.       Закрывшись в душевой, не в силах бороться с эмоциями, Чаварин закрывает лицо ладонями, пока его улыбка становится всё шире и шире. Они сейчас сделали очень большой и смелый шаг в их взаимоотношениях, и Нью точно не является тем стратегом, который должен выждать какой-то период, чтобы всё было правильно — по меркам нормы общества, напротив, такой человек как Чаварин ценит те действия и поступки, которые искренние, которые идут от души и сердца. Проще говоря, самое ценное — искренность, и пускай это безумно наивно и по-детски, но ведь Нью не ошибся. Именно с Зи он не ошибся. Это правильный выбор.       Быстро сполоснувшись, Нью только-только задумывается о том, что они, получается, всю ночь не спали. А тут уже утро скоро наступит. Такими темпами у него шарики уедут… Далеко-далеко! — Хи-хи… — посмеявшись про себя, Чаварин тихо заходит в комнату, заметив, что Зи, кажется, уснул. Тут только умилённо улыбнуться стоит, ведь это вполне ожидаемо. Дни и без того тяжёлые, а вчерашняя ночь вообще стала целым испытанием. И Нью тоже не помешает поспать.       Да. Он заслужил этот сон. Ведь, как и сказал Зи, он ни в чём не виноват. Да. Нью не виноват. Он никого не убивал, он никого не подводил к этому краю. Но поражается Чаварин тому, с какой лёгкостью эти мысли, что ещё вчера тянули его ко дну, вдруг кажутся воздушными шарами, что теперь тянут его к звёздам.       И снова робкая улыбка на припухших губах, а ладонь ложится на следы, что оставил после себя Прук.       Его звезда, нет, его вселенная, что согревает, что успокаивает, что защищает — сейчас так мило спит, укутавшись в одеяло с головой. И Чаварин уже начинает идти в сторону кровати, как слышит тихий стук в дверь.       Без задней мысли, ведь у их комнаты стоят целых два полицейских, Нью как можно тише поворачивает ключ, открывая дверь. Возможно, это Ракковиц, возможно, кто-то из его людей. Возможно…       Вот только тех, кого оставил с ними детектив, не видать. А перед Нью стоит лишь он — большой, незнакомый ему человек, в истерзанной временем толстовки, капюшон которой полностью закрывает лицо. Из-за плотно маски его и не рассмотреть, но на фоне эйфории, да и простого неверия, что этот пиздец сейчас на самом деле происходит, до Нью крайне медленно доходит тот факт, кому он сейчас так любезно открыл дверь в их с Зи комнату.       Кричать?       Голова резко поворачивается в сторону Зи.       Разбудить Ракковица?       Воздух секануло лезвием, и Чаварин снова возвращает свой взгляд на Мина. Кровавый нож в руке, голова полубоком, словно с насмешкой, мол, что же ты решишь. Ведь я успею убить тебя и… его…       Сердце сжалось до микроскопической точки, желудок метнулся куда-то под почку, а дышать становится так тяжело и… Он не может дышать, потому что Зи… А вдруг проснётся?       Голова кругом. Как устоять на ногах?       Он тянет к нему руку. Даёт ему выбор.       Смелость в наше время дорого стоит — но Нью никогда не отдаст жизнь дорогого человека. Да и незнакомого бы не отдал, потому что он такой. Слишком рано повёлся на щекотливое ощущения счастья, слишком рано расслабился. Как он мог забыть о том, кто целый год шёл за ним попятам, не выдавая своего присутствия.       Неуверенно Чаварин кладёт свою ладонь в чужую — это надежда, что всё закончится, а вот чужая ладонь сжимает уверенно и очень болезненно. Мин секундно вытягивает Нонга из комнаты, сразу же таща его в сторону запасного выхода, крепко сжимая в руке нож.       Там Нью всматривается в эту огромную спину, что ведёт его на погибель. Там Нью замечает тех двух несчастных, которых Мин… распотрошил…       Там Нью наконец-то осознаёт, что взяв за руку дьявола, он спас тех, кто не заслужил этой участи. Уберёг тех, кого этот псих из-за своей неадекватности столь мучительно и долго убивал бы. Это сделка? Это плата?       Просто, пожалуйста, пусть больше никто не умрёт…