*** Покои Хатидже Султан. ***
— Как это, не вошла в покои?! — Хатидже встала с дивана и зло посмотрела на Нигяр-калфу. — Нам сказали, что Хюррем-хатун в покоях Повелителя. — Оправдывалась Нигяр, склонив голову. — Мы не могли пойти против приказа, госпожа. — Я же сказала тебе, чтобы ты следила за Хюррем! — Не унималась Хатидже. — В гареме так много глаз и ушей, а ее и не заметили! — Госпожа, простите меня, больше такого не повториться. — А больше и не нужно, Нигяр. Иди и не спускай глаз с Хюррем-хатун больше. — Махнула рукой Хатидже, отпуская калфу. Когда Нигяр вышла, Хатидже подозвала к себе Дидем. Служанка поклонилась султанше, подходя к ней. — Дидем, ты добавляла в питье Хюррем то, что я просила? — Да, госпожа. — Кивнула Дидем. — Вылила, но не всю. — Ф-ф-ф, — султанша выдохнула. — Хорошо, я поняла. Правильно сделала. Остальное — вылей позже. Дверь скрипнула, и в покои вошла Гюльфем-хатун, что-то держа в руках. Хатидже махнула рукой служанке и та удалилась, а хатун подошла к госпоже, протягивая шкатулку ей. — Ибрагим-ага просил Вам это передать. — Улыбнувшись, произнесла Гюльфем, присев рядом и беря в руки вышивку. — Как красиво, — вздохнула султанша, открывая шкатулку и беря из нее розовую брошь бабочку. — Ибрагим всегда умел делать изысканные и простые подарки одновременно. — Султанша знала, что говорилась в записке, но все же прочла и ее в который раз: «Мое сердце бьет крыльями, словно эта бабочка. Позвольте этой бабочке обрести покой на Вашей груди. Я вручаю ее Вам, моя госпожа». — Ибрагим-ага красиво пишет, — заметила Гюльфем. — И пишет только Вам одной подобные письма. Он также просил разрешения встретиться завтра рано утром, он будет ждать в инжирном саду. — Нужно будет встретиться, Гюльфем. Ты можешь пойти со мной? — Хатидже посмотрела на подругу. — Конечно, госпожа. Пойду. — Улыбнулась Гюльфем.*** Покои Махидевран Султан. ***
Махидевран сидела на диване и смотрела в окно: уже стемнело, а тучи будто говорили, что будет дождь. Нармин и Абдулла спали в своих кроватках, как и Мустафа, после долгого учебного дня. Султанша почти не отходила от детей, а когда они засыпали и день клонился к ночи, она могла расслабиться и немного подумать в тишине. — Госпожа, Вам принести ужин? — Спросила Гюльшах-калфа, тихо подойдя к госпоже. — Нет, не нужно, Гюльшах. Иди и отдыхай, завтра много дел. — Ответила Махидевран. — Госпожа, Вас что-то беспокоит? Может это из-за Хю… — Нет, не из-за Хюррем. — Прервала калфу, Махидевран. — Больно много чести, чтобы мне из-за нее переживать. — Тогда, что или кто стал причиной Ваших раздумий, моя госпожа? — Все еще спрашивала калфа, стоя напротив.- Я все сделаю для Вас, госпожа, Вы же знаете. — Махидевран, наконец, обратила на служанку, которая смотрела на нее. — Гюльшах, если ты сделаешь для меня все, то у меня будет одна просьба. — Гюльшах кивнула, готовясь слушать приказ, но опешила, после следующих слов султанши. — Иди и отдохни, сегодня был сложный день, и нас ждут не менее трудные, а твое здоровье важно, как и всех тех людей, которые мне служат. Иди, на сегодня ты свободна. — Как пожелаете, госпожа. Благодарю за милость. — Гюльшах поклонилась и вышла, не понимая поведение своей госпожи в последнее время. — Махидевран, — Хатидже зашла в покои союзницы и улыбнулась ей. Махидевран поклонилась и улыбнулась в ответ. — Как прошел твой день? Мы последние дни так и не встречались, ты полна забот о детях. Как Мустафа? Он тоже тихий и незаметный. Шуметь перестал. — Он с Повелителем чаще видеться и я просила учителей интенсивнее обучать его, вот и не хватает времени на забавы и баловство. — Вздохнула Махидевран. — Устает, и ложиться отдыхать без всяких капризов. — Давай ему и отдыхать немного. — Ответила Хатидже. — Время пролетит, и не заметим, как Мустафа подрастет, вот тогда будут заботы посерьезнее. — И то верно. — Кивнула султанша. — А как продвигается Ваш план по избавлению от Хюррем? Может, мне все же тоже стоит войти в игру? — Ну, если ты только ты готова сорвать их с Сулейманом вечернюю встречу. Да и то, не уверена, что это будет правильным решением. — Усмехнулась сестра султана. — Так, а что привело Вас ко мне? — Продолжила девушка. — Просто хотела, увидится. — Пожала плечами Хатидже. — А, да, если что, Гюльнихаль сейчас на моей, а значит, и на твоей стороне. Ей ты можешь доверять, но имей в виду, что она пуглива. — Вот потому ей доверять и опасно. — Заметила Махидевран. — Нет, Махидевран, если она такова, то это не значит, что она не человек слова. За свою, хоть и короткую жизнь, я уже научилась разбираться в людях. Со второго раза, к сожалению. Если бы умела это делать раньше, то не пришлось бы так стараться сейчас. — Возразила Хатидже Султан. — Увидимся завтра. Спокойной ночи. Следующим утром, Махидевран вместе с детьми шла по коридору, держа за руку Мустафу, а служанки шли за ней, держа на руках Абдуллу и Нармин. Из-за поворота навстречу султанши, вышла Хюррем из покоев падишаха, возвращаясь обратно в гарем. — Госпожа. — Хатун остановилась и поклонилась. — Хюррем-хатун. — Кивнула Махидевран и осмотрела рыжеволосую, и не смогла сдержать следующих слов, ведь соблазн был велик. Отпустив вперед детей со служанками, она молвила — Насколько нужно было отчаяться, чтобы сорвать хальвет Повелителя и Гюльнихаль-хатун. А ты ведь фаворитка падишаха, и как тебе не стыдно падать так низко? Вы ведь, были подругами с Гюльнихаль-хатун. — Друзей в гареме нет, только враги. — Отрезала Хюррем. — О, нет, ты ошибаешься. Просто искать стоит получше. Неужели ты забыла, что Хатидже Султан для тебя сделала? — Усмехнулась Махидевран, а Хюррем промолчала. Султанша кивнула наложнице, отпуская ее и направляясь дальше к султанским покоям. — Повелитель, — Гюльбахар-Махидевран вошла в покои и поклонилась, за ней повторил и Мустафа, подбегая к отцу. — Папа, я скучал по Вам! — Громко произнес мальчик, а султан поднял сына на руки и поцеловал в щеку. — Я тоже скучал по тебе, мой Мустафа. — Улыбнулся султан, ставя сына на ноги. — Как проходят твои уроки? Ибрагим говорил, что ты очень стараешься, не устал? — Совсем немного. — Согласился шехзаде. — Но я стараюсь! Только Мехмед Челеби не хочет рассказывать мне про звезды! Прикажи ему, чтобы он рассказал мне о звездах и месяце! Пусть все расскажет, что знает о небе! — Мустафа, всему свое время. — Улыбнулся Сулейман и посмотрел на Махидевран. — Как ты себя чувствуешь, Махидевран? Нравятся покои, удобно тебе в них? Подарки пришлись тебе по нраву, луноликая госпожа моя? — Благодарю, Повелитель. — Натянула улыбку Махидевран. — Подарки прекрасны. Особенно меха, они согревают меня в холодную погоду, а мое сердце лелеет надежду, что мы встретимся с Вами и увидимся. — Султан взял на руки Нармин и поцеловал ее в лобик. — Повелитель, позвольте мне преподнести и Вам подарок. — Самым большим подарком для меня, Махидевран, стали наши дети: Мустафа, Абдулла и моя нежная девочка Нармин. — Улыбнулся падишах, продолжая держать на руках дочь. — Но если ты желаешь преподнести мне еще один подарок, давай. — Вносите! — Приказала султанша и служанка внесла в покои небольшое зеркало с красивой окантовкой. — Повелитель, я подумала, что зеркало будет достойным подарком для Вас. В нем, Вы будите видеть нашу счастливую семью, видеть меня, любящую Вас бесконечно.*** Инжирный сад. ***
Хатидже переоделась в красивое розовое платье, а поверх него, дабы не замерзнуть, накинула плащ, капюшон которого украшал мех. Так же, девушка закрепила брошь бабочку, которую ей подарил Ибрагим. Госпожа вышла из-за высоких кустов и увидела Ибрагима, который уже ждал ее. — Моя госпожа. — Хранитель покоев поклонился госпоже. — Ибрагим. — Хатидже улыбнулась возлюбленному. — Я рада Вас видеть. — Мои глаза ликуют, когда видят Вас, а сердце наполняется теплом, когда слышит Ваш голос. — Произнес Ибрагим-ага. — Повелитель говорил, что Валиде Султан хочет выдать Вас замуж. — Хотела. — Кивнула султанша. — Я настояла на том, чтобы самостоятельно выбирать себе супруга, Ибрагим. — Госпожа, я поражаюсь Вашей смелости. — Сердце мужчины затрепетало, услышав слова возлюбленной, и наполнилось уверенностью. — Я надеюсь, стать таким же смелым как и Вы, моя госпожа. Осмелюсь кое-что спросить, госпожа с Вашего позволения и Ваш ответ на мой вопрос изменит все для меня. — Что же это за вопрос, Ибрагим? — Непонимающе и с интересом спросила Хатидже. — Ты можешь спрашивать, не прося на это разрешения, ты не раб, чтобы просить разрешения на все, что только возможно. — Хранитель усмехнулся и, помолчав, набравшись смелости, спросил: — Госпожа, с позволения Аллаха и нашего Повелителя, Вы бы стали моей женой? — Да, Ибрагим.… Да, конечно! — Лучезарно улыбнулась Хатидже. — Госпожа, своим ответом Вы сделали меня счастливейшим человеком на этой земле. — Ибрагим растерялся, но все же был очень рад. — Тогда, я сделаю все, чтобы наш брак был возможен, только пообещайте, что дождетесь. Я постараюсь сделать так, чтобы Вы никогда не пожалели, что вручили мне свое сердце. «Иншалла я тоже не пожалею этому решению, Ибрагим» — Подумала Хатидже, продолжая смотреть и улыбаться Ибрагиму-аге. — Иншалла удача, милостивый Аллах и мой брат-Повелитель будут на нашей стороне.*** Гарем. ***
Девушки занимались обычной рутинной: некоторые из них просто скучали, сидя на тахте, болтая обо всем, о чем только было возможно. Новоприбывшие девушки сидели к классе, и учились, а фаворитки султана сидели в своем кругу и с гордо поднятой головой смотрели на всех остальных. Гюльнихаль тоже была среди подруг-фавориток, только вот Хюррем нигде было не видать, что казалось шатенке подозрительным и настораживающим. А Хюррем в это время, тихо и незаметно пробиралась в комнату, где жила Гюльнихаль и еще одна девушка — Сукейне-хатун. Она тоже была фавориткой, побывавшей в покоях всего два раза, да и то, еще до попадания Хюррем в гарем падишаха, но и она тоже сидела в окружении других рабынь и о чем-то эмоционально рассказывала. Войдя в комнату, рыжеволосая гурия вынула из платья маленький пузырек: это была не сильная, но отрава, неизвестно где добытая ревнивой девушкой. Она вызывала сильный зуд и покраснения на том участке, где соприкасалась с кожей. Фаворитка сняла с постели одеяло и высыпала порошок из флакона, распределив его почти по всей кровати и даже на подушки, после чего, аккуратно заправила одеяло, подложила пустой пузырек к Сукейне-хатун и покинула комнату соперницы никем незамеченной. Хатидже проходила мимо гарема, возвращаясь в свои покои из сада, и увидела при входе Матракчи и Нигяр-калфу вместе с какой-то грязно убранной девушкой. — Вот, Нигяр-калфа, принимай. — Произнес эфенди, указываю на девушку. — Кто эта девушка? — Спросила Нигяр. — Из каких уголков земли ты притащил ее? Бедняжка такая грязная. — Свалилась на меня, как с неба, Нигяр-калфа. — Рассмеялся Матракчи и добавил. — В прямом смысле слова. — Как тебя зовут, девушка? — Обратилась Нигяр к незнакомке. — Виктория. — Ответила хатун. «Садыка! Я уже и забыла о тебе» — подумала султанша и подошла ближе. — Госпожа. — Матракчи, Нигяр поклонились, тоже сделала и Виктория, хоть и с опозданием. — Матракчи, что ты тут делаешь? Ты разве не должен быть на совете? — Поинтересовалась Хатидже у мужчины. — У меня сегодня выходной, госпожа. — Ответил Матракчи. — Вот, привел к Нигяр-калфе девушку, в городе встретил ее, свалилась мне прямо на голову! — Пошутил эфенди. — Решил помочь, бедняжка ведь сильно ушиблась. — Понятно. — Кивнула Хатидже и посмотрела на калфу. — Нигяр, позаботься о девушке, пусть ее лекари осмотрят и окажут помощь. Как тебя зовут, хатун? — Меня звать Виктория. — Вновь повторила та. — Венгерка? — Переспросила Хатидже, уже зная ответ. — Нет, болгарка. — Не похожа. — Покачала головой султанша. — Ладно, сейчас не об этом. Нигяр — займись ею, потом приведешь ко мне. — Конечно, госпожа. — Поклонилась калфа и взяла Викторию за руку. — Виктория, пойдем за мной. — И увела венгерскую шпионку в баню. — Госпожа, с Вашего разрешения я тоже пойду. — Поклонился Матракчи, на что сестра султана кивнула и завернула в коридор, направляясь в покои Махидевран Султан, дабы предупредить ее о надвигающейся опасности.*** Покои Махидевран Султан. ***
Мустафа был на уроках, а с ним ушла и Зилан-хатун, дабы привести шехзаде обратно в покои к матери. Чигдем покачивала на руках Нармин Султан, а шехзаде Абдулла покоился на руках весенней розы. Мальчик в последнее время очень часто просыпался и плакал и никто не мог его успокоить, но потом резко затихал и продолжал спать, как ни в чем не бывало. — Шехзаде мой, львенок, почему же ты капризничаешь? — Говорила с младшим сыном, Махидевран, покачивая его на руках и сидя на диване, опираясь спиной о спинку. — Никто с тобой совладать не может и маме спать не даешь. Лекари говорят, что все в порядке, так почему ты не спишь, м? — Мальчик не мог на это ответить, потому молча смотрел на мать карими глазками и моргал в ответ. — Здравствуй, Махидевран, не помешала? — Хатидже тихо вошла в комнату и посмотрела на невестку. — Нет, госпожа, что Вы. — Ответила Махидевран, вставая, но сестра султана настояла, чтобы та оставалась на месте. — Абдулла меня беспокоит. Часто капризничает, не спит. Лекари говорят, что это нормально, но мне это не нравиться. — Иншалла с шехзаде будет все в порядке. — Ответила султанша, посмотрев на племянника. — Я могу подержать его? — Махидевран кивнула и Хатидже, присев подле весенней розы, взяла на руки маленького шехзаде. Мягко прикоснувшись губами к маленькому лобику, сестра султана посмотрела на невестку. — Жара нет, но стоит поставить его на учет лекарям, пусть полностью осмотрят его еще раз и что-нибудь да сделают. — Да, думаю сделать это вечером, пока поздно не стало. — Кивнула Махидевран, продолжая смотреть на сына. — Махидевран, хотела предупредить тебя кое-о-чем. — Начала Хатидже. — Виктория, или, как ты можешь помнить ее — Садыка-хатун здесь. Матракчи привел ее в гарем. Не пускай детей в детскую и к этой девушке. — Позволите мне ею заняться? — Махидевран предвкушающе улыбнулась. — Махидевран, ты ведь знаешь мой ответ. — Выдохнула сестра султана. — Нет. Это опасно. Если ты сможешь мне чем-то помочь — я тебе скажу, а пока, ты знаешь, что делать. Не обижайся, ладно? — Я все понимаю. — Немного огорченно ответила Гюльбахар-Махидевран. — Обращайтесь, помогу, чем смогу. Турчанка вернулась в свои покои и стала дожидаться, пока Нигяр-калфа приведет к ней Викторию. Султанша думала над тем, как же избавиться от змеи, что проникла в их дом, и усмехнулась при мысли о том, как было бы спокойно, если бы у венгерки вышло убить султана, но она тут же отогнала эти мысли, что изредка пугали ее, и стала думать о более доступных возможностях. — Госпожа. — Нигяр ввела Викторию к Хатидже Султан в покои. Девушка выглядела намного лучше, чем когда ее только привел Матракчи. Она была умыта, одета и накормлена, а ее рука была перевязана и подвязана к шее. — Я привела к Вам хатун, как Вы и приказывали. Мне Вас оставить? — Да, Нигяр, ты можешь идти. Немного позже заберешь Са… Викторию в гарем и покажешь ей все. — Кивнула султанша и калфа вышла, оставляя госпожу и шпионку наедине. — Виктория, откуда ты в наших краях? И почему у тебя был настолько жалкий вид? Где твоя семья, может, есть какие-то родные в наших краях? — Я искать здесь моих дядю с тетей. — Ответила Виктория. — Мать и отец умереть на родина. — И долго ты их разыскиваешь? — Долго. — Кивнула венгерка. — Наверное, они уехать отсюда и я не знать, что мне теперь делать. — Может, ты захочешь вернуться на свою родину? Я могу это устроить. — Предложила Хатидже. — «Не будет лишним попробовать ее выслать отсюда дипломатическим путем, но уверена, что она откажется». — Я не могу вернуться. Моего дома больше нет и меня никто там не ждать. — Неумело ответила Виктория. — Что ж, тогда тебе придется остаться в гареме и жить здесь. — Вздохнула султанша. — Выбрасывать тебя на улицу тебя никто не будет, мы ведь не варвары, как никак. Ты будешь жить со всеми в гареме, и прислуживать мне, так, ты будешь в безопасности. — В гареме есть опасность? — Спросила шатенка. — Гарем, это ведь не просто золотая клетка с прелестными птичками, Виктория. Это место полно интриг и коварства, не исключено, что в нем были и будут убийства, отравления, потому, в гареме нужно быть осторожным и осмотрительным. Как говорится, либо ты, либо тебя. — Ответила Хатидже, запугивая девушку, но говоря правду. Гарем окутан тайнами, залит кровью, а девушки из голубых фиалок и белых ромашек превращаются в роз с шипами или в куст шиповника с длинными колючками. Виктория сглотнула. Да, она знала, что гарем султана — ядовитое место, но чтобы настолько — не ожидала. — Но ты не бойся. — Со скрытой угрозой, улыбнулась Хатидже Султан. — Тебя никто не тронет без надобности, и если будешь сидеть тише воды, ниже травы. Наступила ночь, и никто не ожидал никакой беды. Султанши укладывали спать своих детей, если таковы имелись, наложницы да рабыни тоже готовились ко сну. Хюррем тоже с улыбкой легла спать и Айше, ее соседка, заметила это. — Хюррем, что с тобой? Вся светишься. — Произнесла она, укрываясь одеялом. — Уже и улыбнуться нельзя? — Вопросом на вопрос, ответила рыжеволосая наложница. — Хочу и улыбаюсь, тебе-то что? — Да так, ничего. — Закатила глаза Айше и развернулась лицом к стене. Где-то посередине ночи, когда девушки уже видели десятый сон, ташлык заполнился криком Гюльнихаль. — О, Аллах! Что это такое? — Девушка почти вся покраснела и чесалась. — Что со мной? Помогите! — Сбегая по лестнице, Гюльнихаль споткнулась и кувырком полетела вниз, а за ней побежала Сукейне-хатун и еще несколько девушек. Весь ташлык поднялся на ноги, перепугано оглядываясь и переговариваясь. Гюльнихаль без чувств лежала на холодном мраморном полу, а с ее лба текла кровь. — Помогите! Позовите лекаря! — Кричали девушки. — Кто-нибудь! Гарем поднялся на ноги из-за шума. Зажгли свет, и в ташлык вбежала Дайе-хатун и Сюмбюль с Гюль-агой. — Что за шум?! Что здесь происходит? — Возмущалась хазнедар. — Чего так разорались? Ах, Аллах! — Женщина остановилась около лежащей Гюльнихаль на полу, но опомнившись, проверила ее пульс. — Лекаря живее! Сюмбюль-ага, помоги поднять ее. — Что же это за напасть такая?! — Евнух поднял наложницу-фаворитку и стал подниматься на второй этаж. Гюльнихаль была полностью красной и только места, которые прикрывала ночнушка были более или менее нормальными. У хатун поднялся жар, и лекарка пришла к девушке на помощь. — Сукейне-хатун, рассказывай, что тут произошло? Что с Гюльнихаль-хатун? — Спросила Дайе, смотря на девушку до смерти испуганную и бледную. — Я не знаю, Дайе-хатун, ничего не знаю! Все было хорошо, мы разговаривали, потом легли спать. И я проснулась от криков Гюльнихаль. — Ответила Сукейне. — Она стояла у зеркала и так чесалась, была такой красной… Я ничего больше не знаю, Аллахом клянусь! — Госпожа лекарь, что Вы можете сказать? — Обратилась хазнедар к женщине, которая тряпкой протирала лицо наложницы. — На аллергию не похоже. — Подумав, ответила женщина. — Хотя…. Нет, все же нет, не аллергия, это точно. Яд, судя по всему, но не смертельный, выжить должна. Вот только откуда он взялся — сказать не могу. — Осмотрите комнату, — приказала Дайе-хатун, выгоняя сплетниц из комнатки и пропуская евнухов внутрь, а лекарка стала продолжать заботиться о наложнице, которая не приходила в себя. — Дайе-хатун, будет лучше, если девушку в лазарет на время перенести. Там, я смогу наблюдать за ней. — Произнесла женщина, вставая и что-то вынимая из своего сундучка. — У меня появилась мысль, которую я сейчас проверю. — Лекарка вылила какую-то жидкость на вату и провела ваткой по простыне. Там, где была жидкость, появились маленькие оранжево-красные вкрапления, которые росли в размере. — Яд. — Вынесла приговор женщина. — Его высыпали на постели, хатун не заметила вот и случилось это несчастье. Поднимайте ее поскорее и в лазарет. Нужно обработать раны и зашить, если понадобиться ту, что на лбу. — Дайе-хатун, — окликнул один из евнухов доверенную Валиде Султан и протянул пустой пузырек. — Это мы нашли в вещах Сукейне-хатун. — Госпожа лекарь, проверьте, пожалуйста, это. — Женщина протянула лекарше пустой пузырек и та проделала ту же самую процедуру, что и с постелью, где была Гюльнихаль. — Да, яд был здесь. — Кивнула она. — Стража! Сукейне-хатун запереть в темнице, а утром привести к Валиде Султан, а она уж разберется, виновна или же нет. — Отдала приказ Дайе и Сукейне увели прочь из гарема. Девушка клялась, что ни в чем не виновата и не знает, как так вышло, что пузырек оказался у нее, а так же говорила, что они были дружны с Гюльнихаль.*** Утро. Покои Хатидже Султан. ***
Сестра султана сидела на диване, а перед ней на тахте ютилась Гюльфем. Женщины завтракали, еще ни о чем, не зная и не подозревая. Гюльфем как обычно говорила без умолку, пытаясь вывести Хатидже из мыслей, а сама султанша все думала о Виктории. Но вот, черкешенка Авшар вбежала в покои и поклонилась. — Госпожа, случилось нечто страшное в гареме этой ночью. — Произнесла девочка. — Что же могло такое произойти? — Удивилась Хатидже. — Я ничего не слышала. — Там Гюльнихаль-хатун отравили этой ночью. — Ответила Авшар. — С хатун будет все хорошо, но она упала и расшибла лоб, а все ее тело красное от яда. Сейчас Гюльнихаль-хатун в лазарете и с ней лекари. — Кто посмел учинить такое? — Хатидже встала, а за ней и Гюльфем. — Что решили, кто причастен к этому происшествию? — Пустой пузырек от яда нашли в вещах у ее соседки, госпожа, Сукейне-хатун. Она в покоях Валиде Султан, султанша лично допрашивает наложницу. — Сукейне? Она ведь тихая, как мышь, да и безобидная, как цветок фиалки. Она не могла на такое пойти. — Покачала головой сестра султана. Султанша решила, что для начала сходит к Валиде, чтобы помочь ни в чем невинной хатун, а уж потом придет к своей подопечной Гюльнихаль. Хатидже долго уговаривала мать и приводила примеры, что Сукейне не могла причинить вред другому человеку, кем бы он ни был, но все улики были против девушки. Айше Хафса и так понимала, что Сукейне не виновата и скорее всего, за всем стоит именно Хюррем, но, обыскав ее комнату — ничего не было найдено и она осталась безнаказанной. Сукейне-хатун решили отправить во дворец в Эдирне на время, пока все не уляжется, а потом, вернуть в гарем. «Ничего, Хюррем, радуйся пока. Это еще далеко не конец» — думала Хатидже, идя в лазарет к Гюльнихаль. Войдя в лазарет, Хатидже заметила Хюррем, которая уже отходила от подруги. Завидя госпожу, рыжеволосая наложница поклонилась с улыбкой и покинула лазарет. — Гюльнихаль, как ты себя чувствуешь? — Спросила султанша, присаживаясь на кушетку возле наложницы. У крымчанки жар уже спал, а кожа почти пришла в норму, но все еще оставалась немного покрасневшей. Лоб был перевязан бинтом и, как султанша узнала от лекарки, ссадина была большой, и ее пришлось зашить и может останется небольшой шрам. — Уже лучше…. Только голова болит немного. — Слабо ответила та. — Хюррем говорила тебе что-то? — Спросила Хатидже и заметила, как наложница заволновалась. — Да… Она пожелала скорейшего выздоровления… — С запинкой, ответила Гюльнихаль. — Гюльнихаль, я знаю, что она тебе угрожала. — Выдохнула Хатидже. — Можешь этого не скрывать. Поскорее выздоравливай и больше отдыхай. Потом, что-нибудь придумаем. Прошло несколько дней, и Гюльнихаль вернулась в строй. Небольшие ранки уже зажили, а зашитая рана на лбу уже не смотрелась такой страшной, после того, как нити были сняты. А позднее, как все раны зажили у фаворитки, падишах призвал ее к себе в покои, что очень не нравилось и злило Хюррем. Ну, а как же, любимый приглашает к себе на ложе других девушек — кому это понравиться? Виктория приняла ислам и Хатидже назвала ее Садыкой, ну, чтобы имена не путать и слишком не заморачиваться по этому поводу, ведь венгерке судьба была уже уготована. Султанша приказала Бейзе и Авшар следить за новобранкой; и вскоре, девушки доложили, что видела Садыку с каким-то агой, с которым встречала она всего раз и больше не виделась. Это был Бонжук-ага, стражник, который обычно помогал на кухне, принося тяжелые мешки с припасами, и ходил на базар за новыми продуктами. Хатидже выжидала подходящий момент, дабы затянуть веревку на шее Садыки, она ждала, пока та выкопает себе яму как можно глубже, чтобы потом упасть в нее со скоростью света. Но султанша никак не могла подловить нужный момент, ведь венгерка была осмотрительной и очень осторожной, занимаясь своими делами и очень редко, по крайней мере, как докладывали ей служанки, встречалась с верным ей агой. На смену цветущей и прохладной весне, пришло теплое и знойное лето. Махидевран, Хюррем и Гюльнихаль по очереди ходили в султанские покои, но уже к началу лета, в гареме объявили радостную весть: Гюльнихаль-хатун, вторая любимая фаворитка после Хюррем носит под сердцем ребенка. И в честь этого события запалили пушки, сообщая всем, что скоро род Османов пополниться, а в гареме устроили пышный праздник. Хатидже Султан сидела по правую руку матери на диване, а подле нее на тахте сидели Гюльнихаль и Гюльфем. Сестра султана подарила воспитаннице небольшой кулон из белого кристалла, то же самое сделала и Махидевран, подарив браслет, а Валиде Султан прислала целый сундук с подарками, как и султан. Так же, девушка получила в свое распоряжение покои и двоих служанок, получив титул «икбал», что говорило о том, что она стала постоянной фавориткой падишаха и забеременевшей от него. Хюррем тоже была приглашена на праздник, но сославшись на плохое самочувствие, не явилась на него и просила передать свои извинения госпожам. Играла музыка, из уст девушек лилось пение, а их тонкие пальчики мастерски перебирали струны музыкальных инструментов. В гареме витала умиротворенная атмосфера, и настоящие улыбки красовались на лицах каждой, что бывало очень редко. На столах стояли фрукты и сладости, а в кувшинах был охлажденный шербет. — Гюльнихаль, — мать султана обратила на себя внимание новой невестки. — Отныне на тебе лежит большая ответственность за ребенка, что растет и развивается в твоем чреве. Следуй всем указанием лекарей и вовремя принимай лекарства, а главное хорошо питайся и береги себя от опасностей. Я отдала приказ Шекеру-аге, чтобы он исключил из твоего рациона все жирное и тяжелое для желудка. — Благодарю, Валиде за Вашу заботу обо мне. — Ответила Гюльнихаль, мило улыбнувшись. — Я буду прислушиваться к Вашим советам. — Айше Хафса довольно кивнула, продолжая слушать музыку и любоваться танцами рабынь. — Иншалла ты подаришь Повелителю здорового ребенка, Гюльнихаль. — Произнесла Махидевран, сидя по левую сторону свекрови на тахте. — Аминь, госпожа. — Кивнула икбал, улыбнувшись и матери Мустафы. — Если бы не Хатидже Султан не сидела бы я тут и не радовалась, а продолжала бы оставаться рабыней. А с позволения милостивого Аллаха я подарю султану ребенка. Бихруз тоже сидела на тахте и наслаждалась праздником, не влезая в разговор госпожей и наложниц. На сердце матери шехзаде Мехмеда было не спокойно: что-то волновало ее, а материнское сердце не позволяло расслабиться и отдаться музыке, полностью войдя в атмосферу праздника. Уж слишком все было хорошо и спокойно. Вскоре, и Махидевран немного напряглась, ей тоже стало отчего-то неспокойно, но она решила не заострять на этом внимание, продолжая слушать пение девиц гарема. Голова заболела, а в сердце главной наложницы султана что-то кольнуло. «Нехорошо это все». — Подумала черкешенка-султанша и посмотрела на Хатидже Султан. Сестра султана равнодушно слушала пение и смотрела на танцы, надпивая шербет. Но, встретив взгляд союзницы, напряглась и глазами спросила: что такое? Не успела весенняя роза ответить, как в покои вбежала Гюльбейза-хатун, няня шехзаде Мехмеда, младшего брата Мустафы. Не успев отдышаться, она громко и взволнованно произнесла: — Пожар! Детская горит! «Только не это!» — подумала Хатидже и вскочила с дивана, пока все оцепенели от ужаса. Музыка стихла, танцы прекратились, а матери детей встали со своих мест и побежали к детской. Да и девушки гарема тоже перепугались и толпой отправились вслед за султаншами. — Мустафа! Мои дети там! — Махидевран не ожидала, что пожар случиться так скоро и совсем забыла предупредить нянь не отправлять детей в детскую. Клубы разъедающего легкие дыма окутали проход, где была детская, слышались крики султанш и наложниц, аги оттаскивали матерей от детской комнаты, поскольку те рвались на помощь своим детям, наплевав на свои жизни. За дымом и огнем не было ничего видно, треск огня доносился к ним. «Аллах, услышь мои молитвы, пусть дети будут в порядке!» — просила Хатидже, а с ее глаз капали слезы безысходности. Их не пускали, но и никого не отправляли на выручку к детям султана. Хафса Султан держала за сердце и не могла выйти из оцепенения: ее внуки были где-то там за клубами дыма. Но вот, послышалось шарканье шагов, и из дыма выбежал Мустафа, а за ним и Садыка, держа в руках двоих детей, которых разрывало от слез. Это были Мехмед и Нармин. Их лица были испачканы в черной саже, а в глазах читался страх. Бихруз подбежала к сыну и выхватила его из рук девушки, спасшей жизни детей. — Мой сынок! Мой дорогой мальчик, мой Мехмед! — С глаз капали слезы, а женские губы целовали щеки и лоб плачущего Мехмеда. — Мой Мустафа! — Махидевран тоже подбежала к старшему сыну и стала судорожно осматривать его и обнимать. — Не поранился? Где болит? Скажи мне! — Но шехзаде был так напуган, что не мог ответить. — Иншалла, живой. — Султанша встала и посмотрела на Садыку. В ее руках осталась лишь Нармин. — А где… Абдулла.? — Детский плачь. Треск. Новая порция дыма клубами вышла в коридорчик, где все столпились. И плачь, затих навсегда. — Не-е-ет! — Черкешенка хотела рвануться вперед и во, чтобы то ни стало забрать из огня сына, но ее задержали евнухи, с ужасом смотря в огонь. Сердце Махидевран разрывалось, ведь ни одним словом не описать горе родителей, которые потеряли своего ребенка. Абдулла только недавно появился на свет, прожил всего пару месяцев и вот, его жизнь оборвалась еще в самом ее начале. Она упала на колени и дала волю слезам. Хатидже не могла сдерживать своих слез и подошла к Махидевран, опустившись вместе с ней на колени, обнимая. — Мы со всем справимся… — Говорила султанша, обнимая союзницу и поглаживая ее по спине. — Мы все выдержим… — Но Махидевран, опустив руки и положив подбородок на плече Хатидже, не слушала ее и продолжала захлебываться слезами.