Либо победа, либо смерть - третьего не дано

Дни в гареме тянулись мучительно долго из-за скуки, что преследовала каждого за углом. Рабыни то и делали, что учились в школе, познавая все науки, и прислуживали госпожам. Хюррем осталась в гареме, Хафса Султан не выдала ее замуж, но все еще не простила любимую дочь за ее своеволие. Любимица султана с не скрываемой ненавистью смотрела на мать Сулеймана и всякими способами пыталась задеть его главную наложницу — Махидевран Султан. Но, весенняя роза так привыкла к ее замашкам в прошлом, что совсем не обращала внимания на соперницу, проходя мимо и даже не смотря в сторону высокомерной, за что ее нахваливала Валиде Султан. Бихруз-хатун еще до приезда Повелителя родила прекрасного и здорового шехзаде, став султаншей. Мать падишаха обрадовалась рождению второго внука и послала весточку сыну, дав новорожденному имя Мехмед. Махидевран и Хатидже спокойно отнеслись к рождению мальчика, ведь он пока что никому мешать не может, да и не факт, что будет делать это в будущем. Живот матери Мустафы уже имел внушительные размеры и лекари говорили, что с плодом и султаншей все хорошо, но посоветовали сильно не напрягаться и дышать свежим воздухом, дабы не сорвать спину и не причинить ни себе, ни малышу боли. Махидевран всю себя отдавала сыну и почти не отходила от него ни на шаг, давая ему все самое лучшее и выбирая по разрешению Валиде Султан, лучших учителей. По вечерам, и Хатидже Султан, и сама жена султана писали письма, отправляя их падишаху и Ибрагиму-аге, кто кому это и так было понятно. Вскоре, в Стамбул прибыли вести о взятии султаном Сулейман Белграда и по этому поводу был устроен в гареме пышный праздник, а в городе всех угощали сладким лукумом, раздавали золотые монеты и пускали фейерверки. А вот падишах, и радовался, и огорчался одновременно: он был рад победе, но опечален тем, что только одно письмо пришло от его любимой наложницы Хюррем, да и то, было утеряно на поле сражения. А вот от Махидевран и сестры своей он почти каждый месяц получал послания, чему был очень рад, зная, что Махидевран чувствует себя хорошо, как и его сын, но скучают по нему и ждут возвращения, дабы увидеть и обнять его, как и сама Хатидже. Все собрались в покоях у Валиде Айше Хафсы Султан, в том числе и Бихруз Султан, ведь она теперь тоже часть династии, поскольку подарила падишаху сына. После Хатидже стояла Махидевран и Мустафа; Весенняя роза держала одну руку на пояснице, а второй придерживала живот, чтобы было легче стоять, а Мустафа еле мог сдерживать свою радость, но вот вошел падишах и мальчик бросился в объятия к отцу. — Папа! Папа приехал! — Прокричал он. — Мой Мустафа. — Султан со счастливой улыбкой подхватил сына на руки и поцеловал в щеку. — Сынок мой, Мустафа. Как ты подрос, как быстро летит время, совсем скоро настоящим мужчиной станешь. — И я смогу пойти вместе с тобой в поход против неверных? — С надеждой спросил мальчик, на что султан согласно кивнул. — Тогда я буду учиться еще усерднее! — Валиде, — Сулейман поцеловал сына и опустил его на ноги, погладив по голове, после чего подошел к матери и поцеловал ее руку. — Любимый сын, мой правитель! Добро пожаловать. — Крымчанка очень соскучилась по сыну, потому крепко обняла его. — Повелитель, — Хатидже поцеловала руку султана и тоже обняла его. — Мой дорогой брат, наконец-то Вы приехали, мы так скучали. Каждым вечером я молилась, дабы Вы вернулись в добром здравии и с победой. — Твои молитвы были услышаны, моя дорогая сестра. — Улыбнулся падишах, погладив младшую сестру по щеке и подходя к Махидевран. Весенняя роза поцеловала руку государя и улыбнулась ему. — Мой Повелитель, мы ждали Вас. Иншалла Вы вернулись так скоро и остались невредимы. — Проворковала она. — Надеюсь, Вы получали мои письма? — Да, Махидевран, получал. — Султан поцеловал черкешенку в лоб и положил свою руку на ее круглый живот, поглаживая его. — Твои письма поднимали мне настроение и дух, читая их, я хотел как можно скорее вернуться домой, к тебе и нашим детям. — Сулейман обнял главную наложницу и прошептал ей на ухо. — Когда я позову тебя вечером, приходи. Хочу побыть с тобой наедине. — Конечно, мой султан. — Прошептала в ответ Гюльбахар-Махидевран и падишах прошел дальше к Бихруз Султан. — Повелитель, — Бихруз так же, как и все члены династии поцеловала руку государя и улыбнулась ему. — Вы вернулись и большего счастья для нас не нужно. — Падишах кивнул девушке и взял на руки младшего сына, поцеловав его в лоб. — Мехмед, здоровый, иншалла. — Произнес мужчина, возвращая шехзаде на руки Бихруз Султан. *** На улицы Стамбула опустилась ночь, и только полная луна и яркие, но холодные звезды освещали ночной простор. Хатидже вместе с Гюльфем вышли в инжирный сад, где султанша должна была встретиться с Ибрагимом-агой. Гюльфем осмотрелась и пропустила госпожу вперед. — Хранитель, — девушка подошла к Ибрагиму и тот поклонился. — Госпожа, Вы султан моего сердца. — Произнес мужчина, улыбнувшись возлюбленной, и Хатидже смущенно улыбнулась в ответ. — Я благодарю всех Богов, что Вы вернулись. — Прощебетала Хатидже. — Меня хранили Вы, — Ибрагим протянул платок, подаренный Хатидже Султан перед походом. — Он был со мной на поле брани, когда я сражался против неверных. Этот платок был возле моего сердца. — Пусть он и дальше остается с Вами, Ибрагим. — Произнесла Хатидже. — Благодарю. — Улыбнулся и кивнул Ибрагим. — Я писал Вам письмо, но подошел Повелитель, и мне пришлось бросить его в огонь. — Ваши чувства, не сгорели? — Я все еще горю, госпожа. — Ибрагим-ага приблизился на шаг к султанше. — О чем же Вы писали? — Поинтересовалась Хатидже, улыбнувшись. — О Ваших глазах, они манят, зовут за собой, освещают мне путь в темноте. — Начал хранитель покоев. — Писал о том, как поскорее хотел бы увидеть Вас, моя госпожа. Еще немного постояв, Хатидже заметила, как Гюльфем заволновалась, а дворец заметно оживился. — Нам пора проститься ненадолго, — произнесла султанша. — Нас могут увидеть, да и дворец отчего-то заволновался. — Мне тоже страшно, госпожа. — Ибрагим задержал Хатидже за руку. — Но нет ничего страшнее, чем не увидеть Вас снова, моя госпожа. Не дотронуться до Ваших рук и не услышать Вашего голоса. — Мы еще увидимся, Ибрагим, — Хатидже подозвала рукой Гюльфем и улыбнулась напоследок Ибрагиму, скрываясь за зелеными кустарниками. *** Покои султана Сулеймана Хана. *** Махидевран в красивом бежевом платье, поверх которого была надета тонкая накидка, сотканная из золотых нитей и маленьких драгоценных камешков, вошла в покои и поклонилась Сулейману. — Повелитель, — поприветствовала она его. — Добрый вечер. — Добрый, Махидевран, проходи. — Султан подошел к беременной девушке и взял ее за руку, подводя к зеркалу. — Махидевран, моя луноликая госпожа, весенняя роза. — На шею султанши опустилось колье из зеленых сапфиров и серебряной цепочкой и огранкой. — Тебе так идут зеленые камни, под цвет твоих глаз, Махидевран. — Благодарю, мой Повелитель. — Ответила Махидевран, проводя рукой по украшению. Вскоре, в султанских покоях накрыли стол, и Сулейман усадил мать своего сына на тахту, присев рядом. — Где ты научилась так красиво писать, Махидевран? — Спросил Сулейман у Весенней розы. — Пока Вы были в походе, я много читала стихов и увлеклась поэзией, мой падишах. Стихи — это воистину волшебная вещь, они вдохновляют и успокаивают, дают волю мечтаниям и силу мысли. — Ответила Махидевран. Госпожа и правда много читала за время отсутствия падишаха, в том числе и стихов, а дабы найти общие темы для разговора — стала сочинять, что у нее не шибко получалось, как у Сулеймана и Хюррем, но она очень старалась подобрать рифму и написать письмо, чтобы тронуть сердце Сулеймана. — Я еще не так искусна как Вы, но я прикладываю все усилия к тому, чтобы стать лучше в этом мастерстве. — Ты уже сочинила что-то? Может, почитаешь? — Поинтересовался падишах. — Мой Повелитель, у меня еще плохо получается, потому я не хочу, чтобы такой поэт как Вы — услышали их. — После сказанных Махидевран слов, султан рассмеялся. — Насмешила, Махидевран. — Произнес он. — Ибрагим мне что-то подобное говорил, когда писал стихи в походе. «Ибрагим? Стихи? Пф-ф, не стихи, а письмо для Хатидже Султан» — Подумала Махидевран. — «Стал бы Ибрагим сжигать стихи, даже если бы они плохо получились — нет». — Ха-ха-ха, — Весенняя роза тоже подхватила смех Сулеймана, надпивая шербет. — Мой султан, как только у меня будут хорошо выходить стихи, с Вашего позволения, я прочту их Вам. — Хорошо, так и быть, подожду. — Согласился Сулейман и взял с блюда пахлаву, протянув ее Махидевран. — Попробуй, это новый рецепт, как мне сказали. — Султанша послушно откусила кусочек и сделала задумчивое выражение лица, после чего лучезарно улыбнулась. — И правда, мне…. — Махидевран почувствовала резкую боль в животе, и как ее ноги окатило что-то мокрое и теплое. Это были отошедшие воды. При виде испуга в глазах девушки, Сулейман напрягся. — Что такое, Махидевран? С тобой все в порядке? — Его взгляд опустился на живот наложницы. Мужчина все понял. — Все в порядке, дыши, Махидевран…. Стража, все сюда! Лекаря немедля! — Мужчина помог Махидевран встать, пока та корчилась от боли и сдерживала свой крик, позабыв о всем. Ей было сложно идти, потому падишах аккуратно подхватил ее на руки и уложил на кровать, встав с боку и держа ее руку. — Махидевран, моя луноликая госпожа, все в порядке, сейчас прибудут лекари и тебе помогут. Лекари и акушерки не заставили себя ждать и почти сразу пришли по приказу падишаха, после чего, сам Сулейман вышел из покоев, передавая Махидевран в руки лекарей. — Где Ибрагим? — Спросил мужчина у Сюмбюля-аги, тут же вздрогнув, услышав крик Махидевран в его покоях. — Где он? — Не знаю, государь, мне не известно. — Ответил евнух. — Но я сейчас же отыщу его, государь. Ага спешно скрылся за поворотом коридора, направляясь искать хранителя покоев, которого не было на месте. Хатидже в это время вместе с Гюльфем-хатун шла по коридору и чуть не столкнулась с Сюмбюлем-агой. — Сюмбюль-ага, что с тобой? Почему такой переполох во всем дворце? — Остановила евнуха, Хатидже. — У нас радость, госпожа моя. — Начал Сюмбюль-ага. — У Махидевран Султан начались схватки и скоро на свет, иншалла, появиться еще один шехзаде. — О, Аллах, какое счастье! — Заулыбалась Хатидже. — Валиде уже знает? А Повелитель? — Махидевран Султан сейчас в покоях Повелителя, госпожа, схватки начались там. Валиде Султан знает и ждет вестей вместе с государем. — Кивнул ага. — Госпожа, Вы меня простите, Повелитель приказал Хранителя покоев, Ибрагима-агу найти, его нет нигде. — Да, конечно, иди. — Кивнула Хатидже, отпуская евнуха. — Слышала, Гюльфем? — Конечно, госпожа моя. Это очень радостная весть. — Улыбнулась Гюльфем. — Пойдем скорее. — И Хатидже свернула в другой коридор, который вел в султанские покои. *** Покои султана Сулеймана. *** — Тужьтесь, госпожа, еще немного. — Просила лекарка, пока акушерка обтирала и обмывала первое дитя, которое вышло из утробы матери. Махидевран устала, она очень устала и была полностью истощена. Боль она уже не чувствовала, а в глазах все плыло, но продолжая слушаться лекаря, девушка наконец родила и второго малыша. — Кто.? — Спросила султанша, устало опускаясь на подушки. — Султанша, у Вас прекрасный шехзаде и госпожа луноликая родились, поздравляю. — Устало улыбнувшись, ответила лекарка, вытирая руки о полотенце. Новорожденных детей укутали в пеленки и вынесли из покоев, дабы подготовить их к имя наречению. Служанки по приказу султана помогли Махидевран Султан помыться и переодеться, а еще несколько сменили постель падишаха и все прибрали, пока роженица была в бане. Весеннюю розу переодели в красивое бирюзовое легкое платье с круглым вырезом, а на голову надели плетеную диадему, придерживающую такую же, как и платье цветом вуаль. Сулейман присел возле Махидевран и поцеловал ее в лоб. — Махидевран, ты принесла великую радость, подарив мне сына и дочь. — Улыбнулся падишах. — Вы рады рождению нашей дочери, мой Повелитель? — Поинтересовалась Махидевран. — Конечно, она, как и ее новорожденный брат — отныне мое сокровище. — Заверил султан султанше, проведя рукой по ее щеке. Служанки уже тихо вошли в покои, держа в руках два свертка. Сулейман встал и взял сына на руки, начиная читать молитву. Айше Хафса, за ней Хатидже и Бихруз накрыли волосы платками и стали тихо шептать молитву. — Твое имя Абдулла, твое имя Абдулла…. — Произнес Сулейман, целуя шехзаде в лоб и покачивая его. Шехзаде Абдулла тихонько лежал на руках отца, мирно сопя, а через пару секунд, расплылся в беззубой и милой улыбке, что-то промычав и вновь замолчав, погружаясь в новый сон. Падишах улыбнулся и протянул сына Махидевран, беря на руки первую дочь, как нечто особенное и хрупкое, вроде фарфоровой вазы. У девочки уже были короткие каштановые волосики и открытые зеленые глазки — она была похожа на свою мать, и султан уже видел первую и пока единственную дочь красавицей. Девочка не спала и хлопала глазками, глядя на отца-султана, пока тот давал ей имя. — Твое имя Нармин, твое имя Нармин… — Султан так же аккуратно поцеловал дочь-султаншу в лобик и стал покачивать ее. Махидевран в это время смотрела на сына и думала о том, что потеряла этих милых малюток в первой жизни. Ее глаза стали влажными, а по щекам скатились слезинки. «Аллах, я клянусь тебе, я сумею сберечь их жизни, они будут жить счастливо» — Обещала себе Махидевран. — «Они будут жить долго и не узнают никаких бед, как и мой Мустафа». Хатидже заметила выражение союзницы и вмиг поняла, о чем она думает. «Держись, Махидевран» — Мысленно поддерживала Хатидже девушку. — «В этот раз все будет по-другому». Мустафа в это время стоял подле Айше Хафсы и наблюдал за тем, как его отец держит на руках его сестру и недоверчиво посмотрел на сверток: мальчик заревновал отца к Нармин. — Мустафа, — тихонько окликнула Хатидже племянника и мальчик посмотрел на нее. — Не ревнуй. — Султанша улыбнулась. — Помни, о чем я говорила: сестра и брат всегда будут на твоей стороне и не пойдут против тебя, а Повелитель и твоя мать всегда будут тебя любить. — Точно? — Так же с недоверием, спросил шехзаде. — Точнее и быть не может. Подойди, посмотри на сестру. — Предложила Хатидже, направляясь к султану. — Поздравляю, Повелитель, Махидевран. — Спасибо, Хатидже. — Улыбнулся сестре, Сулейман. — Иншалла все мои дети проживут долгую и счастливую жизнь. — Аминь. — Кивнула Хатидже и почувствовала, как чья-то рука скользнула по ее предплечью. Это была Валиде Султан. — Думаю, Махидевран нужно отдохнуть. Я подготовила новые, более просторные покои, ведь ей и детям может быть тесно в тех, что они сейчас живут. — Произнесла Айше Хафса. — Хатидже, отведи Мустафу в покои. — Да, конечно. — Кивнула Хатидже. — Отдыхай, Махидевран, я еще зайду к тебе завтра. — Благодарю, госпожа. — Улыбнулась Махидевран, Хатидже. — Помогите Махидевран встать и дойти до покоев. — Приказала Айше Хафса, беря на руки шехзаде Абдуллу. — Махидевран останется со мной. — Остановил евнухов, падишах. Махидевран замерла и посмотрела на падишаха. — Но, Повелитель, Вы должны тоже отдохнуть, а я буду только мешать Вам. — Попыталась уговорить Махидевран, султана, ведь она не хотела делить с ним ложе, даже просто лежа рядом. — Ты ни в коем разе не помешаешь мне. — Настойчиво ответил Сулейман. — Хорошо, тогда няни и служанки займутся детьми. — Айше Хафса улыбнулась невестке и кивнула ей. — Отдыхайте, мы не будем мешать вам. На следующий день, Махидевран перебралась в свои новые, более просторные покои, а в гареме с утра устроили праздник в честь рождения шехзаде и луноликой госпожи. Но Махидевран не пришла на праздник: она отдыхала в своих покоях и давала указания служанкам, дабы те обустроили ее хоромы так, как нравилось бы ей, а не Валиде Султан. — Госпожа, Повелитель прислал Вам подарки. — Поклонилась Джансу, входя в покои. — Пусть заносят? — Да, — кивнула Махидевран, держа на руках Нармин, пока шехзаде Абдулла мирно посапывал в золотой колыбели. — И раскроете, посмотрите, что там. — Джансу кивнула и открыла евнухам дверь, которые внесли два больших сундука от падишаха. В первом, оказались всевозможные украшение, золото и нашивки для платьев, а в другом — меха, дорогие ткани и уже сшитые наряды. И все эти подарки были достойны матери, которая растит не только детей падишаха, но еще и наследника престола — шехзаде Мустафу, а вот шехзаде Абдулла и Нармин Султан только увеличивали ее значимость в строгой иерархии гарема. — Разложите все по шкафчикам, а потом можете быть свободными, пока я не позову. — Отдала приказ Махидевран, протягивая Нармин ее няне. — Зилан, позаботься о моей малышке, а мне нужно побыть одной. Зилан была рабыней-румынкой и очень доброй девушкой двадцати лет. Она бралась за любую работу и в последнее время очень часто читала сказки шехзаде Мустафе, но теперь, на ее плечи легла забота о его брате — шехзаде Абдулле и Нармин Султан. — Конечно, султанша. — Поклонилась Зилан, принимая себе на руки малышку. Служанки удалились, как только выполнили все указания от Махидевран Султан. Около десяти минут девушка лежала на постели и не шевелилась, о чем-то усердно думая, но вот, двери ее покоев открылись и в них вошла Хатидже Султан. — Госпожа, — Махидевран поприветствовала союзницу. — Здравствуй, Махидевран, — Хатидже улыбнулась невестке и присела возле нее на кровать. — Как ты себя чувствуешь? Все в порядке? Слышала, тебе султан подарки прислал. — Со мной все хорошо, вот только рождение Абдуллы и малышки Нармин — не сказать, что радует меня. — Огорченно выдохнула Махидевран. — И мне тошно от самой себя. — Тебе нужно выговориться, Махидевран. Расскажи мне все, что тебя беспокоит, ведь мне — ты можешь доверять. — Хатидже в каком-то смысле понимала Махидевран и то, что она чувствует, потому не стала ее нагружать своими словами поддержки, прежде чем та сама ей выговориться. — «Махидевран сейчас сложно. Она, как и мы все потеряла Мустафу в нашей первой жизни, и тут появляется еще две жизни, за которых теперь она должна нести ответственность и бороться за их счастье». — Я боюсь потерять их, я боюсь неизвестности, что нас уже ждет за порогом, Хатидже. — Наконец, начала говорить султанша, держа руку золовки. — Я многих потеряла, и если потеряю еще и их — я не вынесу этого, какой бы сильной я не казалась в глазах других. Прости Аллах, но лучше бы они не рождались. — Махидевран было стыдно и больно говорить эти слова, ведь Нармин и Абдулла были ее кровью, ее детьми, но то, что она сказала, были ее чувствами, что переполняли ее. — Махидевран, тебе стоит расслабиться и пока не думать ни о чем, положись на меня, пока ты восстанавливаешь свое здоровье и отдыхаешь, я займусь детьми и всем остальным, договорились? — Хатидже заглянула в зеленые глаза черкешенки; та согласно кивнула. — Вот и замечательно. Ни о чем не переживай и старайся не думать. Мустафу переселят в другие покои, я попрошу Валиде об этом, и он будет тебя навещать, как и Абдулла с Нармин. Отдыхай, я позднее зайду к тебе. — Спасибо, Хатидже. — Махидевран устало улыбнулась и, умостившись на постели поудобней, засыпая. — Зилан-хатун, Чигдем-хатун, пусть детей перенесут в отдельные покои. — Приказала Хатидже, тихо зайдя в детскую. — Да, госпожа. — Поклонилась румынка, покачивая люльку с Нармин. Хатидже решила зайти в покои матери, и, идя по коридору, Хатидже размышляла: «Насколько мне помниться, Валиде захочет выдать меня замуж за Мехмеда Челеби, хотя я и отказалась от брака, пока сама того не пожелаю. Но Валиде Султан так просто не отступит от своей идеи». — Хатидже остановилась у дверей покоев, немного приоткрыв. Султанша оказалась права: государь стоял перед матерью. — Валиде, Вы желали меня видеть. — Произнес падишах. — Да, я хотела с тобой поговорить не как с султаном, а как с сыном. — Улыбнувшись, ответила Хафса Султан, присев на диван. — Махидевран Султан уже переселилась в другие покои и сейчас отдыхает, лекари следят за ее здоровьем. — Я как раз хотел зайти к ней и детям. Покои ей понравились? — Да. — Кивнула Валиде Султан. — Но я хочу поговорить с тобой не об этом. — Сулейман кивнул и стал ждать, что же такого скажет ему мать. — Хатидже, мою бедную принцессу, мне так хочется видеть счастливой. Она овдовела совсем юной, ей пора снова замуж. — Ты об это с Хатидже говорила? — Спросил Сулейман, держа руки за спиной. — Говорила, и мне кажется, она была бы не против. — Немного помолчав, ответила Валиде Султан. — Ты ведь знаешь, она не всем свое сердце открывает. Прежде чем султан Сулейман успел ответить, Хатидже открыла двери и прошла внутрь, поклонившись. Айше Хафса резко повернула голову и улыбнулась любимой дочери, как и Сулейман спокойно посмотрел на младшую сестру. — Хатидже, мы как раз о тебе говорили. — Произнес падишах, повернувшись лицом к Хатидже, и Хафса не успела одернуть сына, дабы тот не говорил. — Повелитель, я невольно подслушала Ваш с Валиде разговор, — Хатидже недовольно посмотрела на мать. — «Как бы я не хотела портить отношения с матерью свои и Сулеймана — мне придется сделать это. Потом, что-нибудь придумаю и все исправлю». — За что, прошу свое прощение, но подслушав его, я узнала кое-что важное для себя и отношения к себе. Мама, — султанша посмотрела на Валиде Султан. — Я говорила Вам, что не хочу пока выходить замуж, а когда этого пожелаю — самостоятельно выберу своего будущего супруга, с которым разделю свое счастье. Повелитель, — Хатидже перевела взгляд на брата. — Одобряете ли Вы мое решение? Я могу надеяться на Вашу благосклонность, брат? — Сулейман молчал: он думал над словами сестры, пока та смотрела на него и нервно ждала ответ. — Хатидже, если таково твое желание — я согласен. — Кивнул, после долгого молчания, султан Сулейман. — Только не затягивай. Валиде все же права, твое время уже пришло. Валиде, а Вам я запрещаю решать судьбу моей сестры без ее на то позволения. Надеюсь, Вы поняли меня. — Конечно. Я хотела, как лучше. — Немного огорченно, кивнула Хафса Султан. — Я Вас оставлю. — Ответил султан и стремительно вышел из покоев матери. — Матушка, — Хатидже сделала несколько шагов к матери, когда Сулейман скрылся из виду. — Я… — Хатидже, иди к себе, мне нужно побыть одной. — Остановила рукой дочь, Хафса Султан. — Хорошо, как Вы пожелаете. Только хочу просить, чтобы Мустафе выделили покои. Махидевран сейчас плохо и ей стоит пока жить отдельно от детей. На сим, откланиваюсь. — Хатидже поклонилась и вышла вслед за братом-падишахом. «Фу-у-ух, думала, что сейчас умру от нервов» — Выдохнула Хатидже, войдя в покои и запирая двери. — Госпожа? — Гюльфем показалась из веранды. — Вы чем-то встревожены. Что-то стряслось? — Да, Гюльфем. — Улыбалась Хатидже. — Я не выйду больше замуж за нелюбимого и по решению Валиде или Повелителя. Я сама буду решать все вопросы, касающиеся моего замужества. — Это же прекрасно! — На лице Гюльфем тоже появилась улыбка. — Поздравляю! — Спасибо, Гюльфем. — Хатидже, услышав звуки скрипки, решила выйти на веранду, а Гюльфем осталась внутри, чтобы не мешать и не смущать влюбленных. Хатидже положила руки на мраморные перила веранды и засмотрелась на Ибрагима, а он на нее. Они не заметили, как султан Сулейман тихо подошел к Ибрагиму и бросил взгляд туда, куда он смотрел. Хатидже опомнилась и посмотрела на брата, как и Ибрагим перестал играть на скрипке и поклонился падишаху. «Черт» — выругалась про себя Хатидже, и почтительно кивнув султану, скрылась за дверью своих покоев. — «Что же будет сейчас с Ибрагимом? А что мне сделают?». — Госпожа моя, Вы вышли из веранды, как, будто огня испугались. — Заметила Гюльфем, сидя на тахте и вышивая. — Гюльфем, нас видел Повелитель. — Сказала Хатидже и опустилась на диван. — Нужно было быть осторожней. Последние несколько дней, Хатидже не виделась с матерью и не разговаривала, ведь та все еще не хотела видеть дочь и была занята делами гарема. Султан Сулейман не говорил с сестрой и хранителем покоев о том, что видел на балконе, и решил пока не поднимать этот разговор, хоть в его голову уже подкрадывались мысли и догадки, почему именно Хатидже отказалась выходить замуж за того, кого выберут они с матерью. Но султан Сулейман приказал евнухам следить за султаншей и Ибрагимом. И к тому же, падишах был занят, поскольку вел важную переписку с правителем Родоса. Махидевран Султан уже стало лучше, и она чувствовала себя отдохнувшей после родов и вполне здоровой, потому уже гуляла по саду вместе с Мустафой и младшими детьми, которые были на руках у служанок. Падишах проведывал весеннюю розу и детей, но и не забывал о своей Хюррем. — Пусть ко мне Гюльнихаль-хатун придет. — Приказала Хатидже, сидя на веранде и вышивая. Мария — подруга Хюррем, тоже приняла ислам, и Сюмбюль-ага дал ей имя Гюльнихаль, что означает «молодой цветочек». — И так, чтобы Хюррем не видела. — Хюррем-хатун сейчас у Повелителя, потому не увидит, госпожа. — Поклонилась Нигяр-калфа. Калфа вышла, а Хатидже приказала накрыть стол с фруктами и шербетом, дабы расположить к себе крымчанку и заставить ее пойти против Хюррем, поскольку та не сможет ей ничего сделать, пока не имеет власти. «Гюльнихаль была в покоях Повелителя раз или два в прошлом, но в этот раз — она должна не просто стать наложницей султана, а хотя бы фавориткой или матерью дочери, а если будет шехзаде — Аллах точно на моей стороне». Служанки накрыли стол и поправили тахту, и вскоре пришла Гюльнихаль, поклонившись султанше. — Присаживайся, Гюльнихаль-хатун. — Султанша указала рукой на тахту, приглашая присесть. — Угощайся фруктами и шербетом, и у меня есть к тебе разговор. — Благодарю, госпожа. — Послушно кивнула Гюльнихаль и взяла кусочек яблока, положив его себе в рот и надпив шербета. — Гюльнихаль, ты ведь видела мои покои, верно? — Шатенка согласна кивнула. — Хотела бы жить в похожих? Ходить в покои к Повелителю, стать кем-то большим, чем просто рабыня из гарема? Иметь власть, отдавать приказы, быть частью династии? — Шатенка испуганно подняла взгляд на султаншу. — Не смотри так. Ответь, хотела бы или нет. Да или нет. — Кто не хочет этого, госпожа. — Тихо и неуверенно ответила Гюльнихаль. — Но Хюррем меня убьет, если я ее предам. — Не бойся, не убьет. — Успокоила Хатидже, рабыню. — Если ты понравишься нашему Повелителю, то в таком случае, если Хюррем что-то сделает, ее сошлют в Старый дворец и неизвестно, вернется она обратно или нет. И она это знает, ведь не принадлежит к династии, не беременна и не имеет дитя. — Госпожа, мне страшно идти против Хюррем. — Но соблазн ведь есть и он явно сильнее страха, Гюльнихаль. — Усмехнулась Хатидже. — Решайся, Гюльнихаль. Ты достаточно красива, на турецком тоже хорошо говоришь, писать, читать также умеешь. Нигяр-калфа обо всем рассказала. — Гюльнихаль молчала и напряженно думала. Она сомневалась и металась то в одну, то другую сторону в своих мыслях. С одной стороны, она любила Хюррем, как подругу, а с другой, она знала, что ее выдадут замуж или отошлют в Старый дворец и она так и доживет до конца своих дней просто рабыней или служанкой, прислуживающей госпожам. — Госпожа, я согласна. — Этого-то ответа Хатидже и ждала. — Что мне нужно делать? *** — Повелитель, — Ибрагим-ага вошел в покои султана Сулеймана и поклонился. — Вам бы отдохнуть этой ночью от дел ратных. — Какой же тут отдых, Ибрагим. — Падишах повернулся лицом к камину, в котором пылал огонь, согревая султанские покои своим жаром. — Столько работы. Если ты устал, то ступай. — Я приготовил для Вас усладу, если Вам что-то будет не по вкусу, я за дверью и явлюсь по первому зову. — Сказал Ибрагим, ведь понял, что план Валиде Султан пойдет прахом. Он ведь не знал, что послать Гюльнихаль-хатун была идея Хатидже Султан, а Валиде попросила, чтобы Ибрагим сказал, что девушка была подготовлена лично по его приказу. — Усладу, говоришь. — Усмехнулся Сулейман. — Прелестнейшую гурию. — Кивнул хранитель покоев. — Тогда уходи, Ибрагим. — Кивнул, усмехаясь, падишах. Ибрагим вышел, а вместо него, Гюльнихаль вошла в покои и за ней затворили дверь. Султан обернулся и увидел перед собой красивую девушку, внешность которой можно было сравнить с ангельской. На ней было красивое белое платье, украшенное драгоценными камушками, а пол лица закрывала вуаль. — Повелитель, — рабыня подошла к падишаху и присела на колени, поцеловав подол его кафтана, и посмотрела ему в глаза, вспоминая все, что говорила ей Хатидже Султан. «Помни, Гюльнихаль, что именно глаза — зеркало души. Пользуйся этим. Смотри на Повелителя и мани его своим взглядом, а улыбкой наноси последний удар. Будь одновременно покладистой и смелой. — Хатидже Султан ходила перед рабыней и в уме продумывала, какой наряд ей подойдет больше всего. — Помни мои наставления, а потом, делай все, чтобы падишах тебя запомнил и потом лично позвал тебя». — Вот, что крутилось в голове у юной девы. Султан положил свою руку на женский подбородок, поднимая девушку, дабы та встала. Вуаль с лица Гюльнихаль спала, а на губах уже играла красивая и заманчивая улыбка. Сулейман приблизился к губам и поцеловал девушку, перенося их на огромное ложе. *** Утро. Покои Хатидже Султан. *** Хатидже в этот раз встала позднее обычного, потому сразу же принялась отдавать приказы, стоя у зеркала. — Госпожа, прибыли новые наряды и меха. — Произнесла Бейза, надевая на госпожу кафтан. — Желаете посмотреть? — Нет, немного позже. — Поправляя каштановые волосы, ответила девушка. — Авшар, как там с Хюррем дела? — С раннего утра ходит мрачнее тучи. — Ответила Авшар, подбирая украшения. — Сегодня утром к Повелителю ходила, но ее не впустили, у султана Гюльнихаль-хатун. — Она еще не пришла в гарем? — Нет. Завтракает вместе с султаном. — Ответила Авшар и Хатидже улыбнулась. «Прекрасная работа. Сегодня день воистину чудесный, что немного настораживает» — подумала Хатидже. — Позовете Гюльнихаль-хатун ко мне после того, как Повелитель отпустит ее. — Конечно. — Кивнула Авшар. — Я передам хранителю покоев, чтобы он отправил Гюльнихаль-хатун к Вам. — Госпожа, — вошла Бейза и поклонилась. — Бейза, где ты пропадаешь? Как ушла куда-то, и только появилась. Что происходит? — Простите, госпожа, я виновата. — Извинилась служанка. — Валиде Султан Вас зовет, говорит, чтобы Вы пришли к ней сейчас же. *** Гарем. *** Хюррем сидела в комнате фаворитки и смотрела в одну точку: она злилась. Лучшая и единственная подруга — предала ее. Она не могла поверить в это, но еще больше причиняла мысль о том, что Сулейман принял Гюльнихаль, а она никак не забеременела и еще не подарила любимому султану ребеночка. — Хюррем, — Нигяр вошла в комнату фаворитки. — Уже обед дают, а ты почему не идешь? — Я не голодна. — Ответила рыжеволосая фаворитка. — Сердце мое болит, все вокруг предатели. — Хюррем, не говори так. — Ответила калфа, присев рядом. — Повелитель пожелал видеть хатун, и никто не может перечить ему. Иди и поешь, не думай ни о чем. Ты что, хочешь, чтобы девушки смеялись над тобой, считая слабой? — Хюррем отрицательно качнула головой. — Так иди и держись как настоящая любимая женщина султана. Давай. *** Покои Валиде Айше Хафсы Султан. *** Хатидже поклонилась матери и подошла к ней ближе, поцеловав руку. — Валиде, — поприветствовала Хатидже мать. — Садись рядом, Хатидже. — Улыбнувшись, Хафса Султан похлопала рукой возле себя на диване. — Мы с тобой так и не говорили почти. — Хатидже присела. — Хатидже, дочка, ты могла подумать, что я не ценю твое мнение, но это не так. Ты бы в любом случае решала бы сама, выходить тебе замуж за того, кого я выберу — или нет. — Нет, мама. Решение было бы за Повелителем. — Отрезала Хатидже. — Я все равно хочу извиниться, что не обратила внимания на твою просьбу, милая. — Крымчанка погладила рукой щеку дочери. — Давай забудем, что произошло тогда между нами, и будем жить, как раньше. — Конечно, матушка. — Улыбнулась Хатидже и кивнула. — Госпожи, — Дайе-хатун вошла в покои и поклонилась. — Пришла Бихруз-хатун вместе с шехзаде Мехмедом, просит ее принять. — Пусть заходит. — Кивнула Валиде Султан и выпрямилась, ожидая вторую невестку с внуком. Бихруз вошла в покои в красивом синем платье с серебренными вставками, а за ней вошла и служанка, держа в руках маленького шехзаде. — Здравствуйте, Валиде Султан, здравствуйте Хатидже Султан. — Проговорила та с улыбкой. — Я пришла поприветствовать вас и мой шехзаде скучал по Вам, Валиде. — Бихруз мотнула головой, и служанка поднесла шехзаде к его бабушке, а та в свою очередь, аккуратно приняла его на руки. — Сильный наш шехзаде, богатырь. Здоровенький и крепенький, иншалла. — Улыбнулась Валиде Султан, целуя в лобик мальчика. — Бихруз, береги этого ребенка, он часть великой династии, его здоровье и благополучие важнее всего, что у тебя есть. Даже, важнее твоей жизни. — Конечно, Валиде. Я слежу за сыночком, как полагается. Днем и ночью с него глаз не спускаю. — Пролепетала Бихруз. — Я могу подержать племянника? — Спросила Хатидже у матери, на что та кивнула и передала малыша на руки дочери. Хатидже посмотрела на маленького шехзаде: он был копией своей матери и только немного походил на отца. Голубые глазки смотрели на султаншу, а пухленькие розовые ручки тянулись вверх. — Иншалла он вырастет таким же сильным, как его отец. — Произнеся это, Хатидже передала ребенка его матери. Хафса Султан открыла свою большую шкатулку и достала оттуда золотой браслет с турмалинами и протянула его невестке. — Носи на здоровье. — Произнесла крымчанка. — Благодарю, Валиде, да хранит Вас Аллах от всех бед. — Бихруз поклонилась и удалилась из покоев матери падишаха. *** Покои Хатидже Султан. *** Хатидже вернулась в свои покои, и почти сразу же за ней вошла Гюльнихаль, поклонившись сестре султана. — Госпожа, — поприветствовала Гюльнихаль свою покровительницу. — Проходи, Гюльнихаль. — Кивнула Хатидже. — Как прошла ночь? Ты уверена, что сделала все, дабы Повелитель запомнил тебя? — Да, султанша, я сделала все, как Вы и говорили. — Кивнула девушка. — Повелитель пожелал видеть меня и сегодня вечером. — Правда? Это прекрасно. — Произнесла Хатидже и заметила, что наложница совсем не рада этому. — Что с тобой? Ты стала фавориткой, тебе даже подарки отправят, а ты не рада? — Рада, госпожа, очень. Но… — Гюльнихаль запнулась. — Но.? — Хюррем меня убьет. — Боязливо ответила Гюльнихаль-хатун. — Что мне делать, госпожа? — После того, как посмотришь свою новую комнату, возвращайся в ташлык и будь со всеми девушками рядом, так, она ничего не сможет сделать. А там, я передам Дайе-хатун, дабы она приглядывала за вами обоими, ясно? — Хатун кивнула, все еще смотря в пол и метаясь взглядом. Гюльнихаль попрощалась с госпожой и покинула ее покои, возвращаясь в гарем, где ее встретила Дайе-хатун. — Гюльнихаль-хатун, — остановила хазнедар наложницу. — Поздравляю, ты понравилась нашему Повелителю, вот, держи. — Женщина протянула новой фаворитке шкатулку и мешочек с золотом. — Теперь — ты фаворитка нашего Повелителя и переезжаешь в комнату для фавориток, вон она, — Дайе указала на третью дверь на втором этаже. — Иди, посмотри, а потом, готовься — вечером опять идешь в султанские покои. — Благодарю, Дайе-хатун. — Улыбнулась Гюльнихаль, принимая подарок и целуя руку женщины. Новая фаворитка стала подниматься по ступенькам на второй этаж и радовалась, что Хюррем пока не видит ее и не поджидает в ташлыке. Хатун отворила дубовую дверцу комнаты и вошла в нее, и, не успев закрыть двери, из-за ее спины послышался знакомый, угрожающий голос. — Ну, здравствуй, Мария.