*** Покои Валиде Айше Хафсы Султан. ***
Женщина восседала на диване в роскошном зеленом платье и таком же, только немного темнее, кафтане. Ее волосы были аккуратно уложены и украшены невысокой женственной короной, а из ее ушей висели изумрудные серьги. В голове Валиде Султан никак не укладывалась новость, которую ей передали от сына-султана: Хатидже и Ибрагим уже долгое время встречаются, и паша заявил о своей любви к султанской госпоже через письмо и покинул столицу, отправляясь в свою родную Паргу. Кроме Хафсы Султан в покоях была Гюльфем и еще двое служанок: они молча стояли и не смели даже пошевелиться. Стук в дверь. Девушки открыли и любимая дочка Валиде Султан вошла в покои, поклонившись, матери. — Валиде. — Поприветствовала Хатидже мать султана. — Повелитель сказал, что Вы хотели…. — Оставьте нас наедине. — Перебив Хатидже, приказала Айше Хафса. Служанки и Гюльфем покорно поклонились и вышли из покоев. Крымчанка посмотрела на Хатидже и вздохнула. — Это правда? — Хатидже смолчала. — Ибрагим-паша утром покинул дворец. В письме, адресованном моему сыну, он признался, что любит тебя. Хатидже, будь со мной откровенна: Сулейман что-то перепутал, сказав, что ты обо всем знаешь? Ответь мне, Хатидже. — Да, знала, Валиде. — Кивнула султанша, смотря в глаза матери. — И я отвечаю паше взаимностью вот уже долгое время и ничуть не жалею. — У тебя нет ни капли стыда! — Вспылила султанская мать. — Я стерпела, что ты не хочешь пока выходить замуж, как подобает каждой женщине, а теперь еще и это. Уходи! «Ну, накричать на меня кто-то да должен был, верно?» — подумала Хатидже про себя, удаляясь, ни сказав, ни слова в ответ. — «Ей нужно время». Султанша вернулась в покои, где ее ждала Махидевран. — Госпожа. — Черкешенка подошла к союзнице. — Повелитель звал Вас по поводу Ибрагима? — Да, Махидевран, по его поводу. — Кивнула султанша и рассказала все, о чем они разговаривали с султаном, а потом и с матерью. Махидевран слушала и удивлялась с каждым словом: тогда, Сулейман отругал сестру и был очень зол и на Ибрагима, и на нее, но стоило ему узнать раньше об их чувствах по нелепой случайности — он смягчился и не стал злиться. А вот Валиде Султан в своем репертуаре, чего и следовало ожидать. — Я почти никогда не злилась на мать, так что, придется только ждать, когда она соизволит простить меня. Пока не буду навязываться к ней. Махидевран не успела ничего сказать, как в покои вбежала обеспокоенная Гюльшах и поклонилась. — Госпожа, там шехзаде Мустафе плохо! — Сказала она. — И ты оставила его одного? — Черкешенка встала. — Нет, госпожа, с ним Зилан-хатун сейчас. А Нармин Султан к Валиде Султан отправили для безопасности. Султанши быстрым шагом направились в покои, где шехзаде Мустафа уже лежал в постели и бредил. Махидевран присела возле сына и потрогала губами лоб. У мальчика был жар, как и в тот раз. — Лекаря уже позвали? — Спросила Хатидже Султан у калфы. — Да, султанша, должен скоро прийти. — Кивнула Гюльшах. — Мой шехзаде, смотри на меня и не закрывай глазки, хорошо? — Весенняя роза держала ладонями лица Мустафы и смотрела на него. — Не засыпай пока что, ладно? — Мальчик слабо кивнул. — Где же эти лекари? — Вскоре, скрипнула дверь и в покои вошла лекарка. Махидевран пропустила женщину и присела с другой стороны. Адак-хатун приподняла рубашку наследного шехзаде и стала намазывать на его спину мазь, после тщательного осмотра. — Это простуда, госпожа. Ничего серьезного. — Сказала она. — Больно! Я устал! — Капризничал шехзаде. — Мустафа, мой львенок, потерпи немного. Сейчас Адак-хатун закончит свою работу, и ты ляжешь отдыхать. — Махидевран поцеловала макушку сына. — Шехзаде нужно принимать этот сироп и мазать мазью спину, чтобы убрать кашель и слизь из легких. Пара дней — и все должно пройти. — Подытожила лекарка. — Я приду через три дня и проверю, как чувствует себя шехзаде, госпожи. — Мама, мамочка, я устал и хочу спать. — Сказал мальчик. Его лоб был сильно горячим, свидетельствуя о том, что температура не хотела спадать. — Ложись, мой сыночек, ложись. — Весенняя роза помогла сыну лечь в постель и накрыла его одеялом. — Как долго будет температура? — Я не могу сказать точно, султанша, но около двух дней — вряд ли спадет. Но это хорошо. — Сказала женщина, собирая свой чемоданчик. — Благодаря температуре, шехзаде быстрее поправиться и жар поможет ему одолеть болезнь, будьте спокойны.*** Берега Парги. ***
Ибрагим только-только ступил с палубы корабля на сушу. Вот она — цветущая Парга. Сердце забилось, а в мыслях стали возрождаться воспоминания далекого прошлого, когда он не знал еще тех бед и чувств, которые переживет и вспыхнут в нем. Паша шел по базару, где бегали дети, веселясь, а их родители закупались продуктами и всем нужным, чтобы жить. Ибрагим остановился у знакомого домика и сразу же вспомнил, как он сам и брат его бегали по двору, играя в догонялки. Ноги сами понесли его к дому, а рука поднялась и постучала в деревянную дверь. Никто не открывал, и, похоже, что в доме никого не было. — Нико! — За спиной мужчины послышался женский старческий голос. — Нико, что за наряд? Ты разбогател, Нико? — Паша развернулся, а улыбка с лица женщина спала: она разглядывала черты лица и в глазах тут же появилась догадка. — А где Нико? — Спросил Ибрагим. — Я Тео. Нико мой брат. — Тео? — На глазах женщины навернулись слезы, а ее морщинистая рука дотронулась до его груди и плеча. — Так ты… Жив? Я Элини, неужели забыл? Элини. Ты помнишь меня? — Да, помню, Элини. — Сколько ж лет назад тебя увезли? Мы о тебе ничего не слышали и стали думать, что ты умер. Нико не мог успокоиться, все плакал и плакал…. — Причитала она. — Где они, Элини? В доме никого, где моя мама? — Спросил Ибрагим. — Манолиса у моря найдешь. — Только и ответила женщина, кивая головой в сторону морского берега. Ибрагим чуть ли не бегом отправился туда. Под его ногами уже был песок, а перед глазами он увидел отца, который сидел на плоту и вязал сети. Паша стал вновь вспоминать годы, когда он вместе с Манолисом также сидел и вязал сети. С глаз невольно потекли слезы. — Отец! — Позвал Ибрагим, отца. Тот не поднял взгляд. — Отец! — Манолис посмотрел в сторону Тео. — Я твой сын — Тео. Теперь Ибрагим. — Удивление, а затем радость появились на старческом лице отца. — Тео? Ты мой Тео? Это сон! — Отец и сын крепко обнялись, как только Ибрагим подбежал к старику-отцу. — Я приехал, отец, я вернулся. — Они плакали, стоя в обнимку. Мужчины сели под пальму и сколько бы Ибрагим не спрашивал отца о своей матери Софии, Манолис отворачивался и спрашивал что-то другое. Пашу озарила догадка: венецианка София умерла. Манолис подтвердил догадку сына кивком и сказал, что покинула она мир десять лет назад. Старик указал рукой за спину Ибрагима: — А вот и Нико идет. Ибрагим повернулся и встал, посмотрев на брата близнеца, который шел к отцу, держа в руках корзину с рыбой. Руки Нико опустились, и корзина упала на песок. Нико обнял брата и стал рассматривать его. — Я тебя не забывал и все думал: жив ли мой Тео? Где он теперь? — Радовался Нико. — Отец считал, что потерял тебя навсегда, но я говорил ему, что мой брат Тео жив и вернётся к нам! Он жив — говорило мое сердце. — Ну, довольно, пошли домой. Ты проголодался, Тео? — Спросил рыбак Манолис. Воссоединившаяся семья за долгие годы говорили обо всем, что приходило в голову. Ибрагим рассказывал о Стамбуле, Манисе, как он познакомился с шехзаде Сулейманом и стал ему верным другом и слугой, но умолчал о своем титуле визиря империи. Паша играл на скрипке, в память о матери, которую давно не видел и, к сожалению, больше не увидит. Манолис и Нико с удовольствием слушали Тео, запоминая каждое его слово, и иногда спрашивали уточняющие вопросы. Брат Ибрагима на следующий день, повел прогуляться и показать, что изменилось, а что нет в Парге. Они прошли почти пол острова, который был и навсегда останется для Ибрагима самым красивым и живописным из всех мест, где побывал он сам. Между братьями близнецами произошел душевный разговор, в котором они поведали друг другу о чувствах, которые испытали. Визирь рассказал Нико и о своей любви к султанской сестре — Хатидже Султан, но они так далеко друг от друга, что и говорить об этом было нечего. Конечно, не все было правдой, что рассказывал Ибрагим о своей жизни и статусе, но что-то, да и оставалось верным. А легкомысленный Нико менял девушек, как перчатки: «Какая в сети попадется — та и моя» — говорил он. Ибрагим только и смеялся в ответ, но на его сердце все равно клубились небольшие тучки, предвещая какую-то беду. В Стамбуле тем временем паши и янычары очень недовольны высоким положением товарища и греческого раба султана, но пока что отмалчивались, ведь знали о том, что тот уехал в Паргу и султан чем-то недоволен. Они надеялись на то, что пашу все-таки сместят с поста визиря. А особенно на это рассчитывал Хаир Ахмед-паша, делясь своими надеждами с Ферхатом-пашой. Хатидже и Махидевран отдыхали от своих интриг, ведь в ближайшее время ничего не случиться того, что потребует их вмешательства. Сулейман водит к себе то главную наложницу, то Хюррем и никого больше не желает видеть. Хюррем-хатун, как доложила Махидевран Нигяр-калфа, приводила к себе знахарку, дабы выяснить, почему она никак не может забеременеть, но даже та не говорит причины: девушка здорова, полна сил и энергии, к тому же русинка. «Подожди, чутка, и Аллах обязательно вознаградит тебя прекрасным ребенком. Может и шехзаде даже» — только и сказала женщина, после чего ушла, оставляя рыжеволосую гурию одну. Фаворитка сердилась, но продолжала надеяться на чудо, хотя и замечала, что падишах стал остывать к ней и проявлять свое внимание к другой — к черкешенке Махидевран. Она очень старалась сохранить любовь и мужской интерес Сулеймана к своей персоне и пока что, у нее это неплохо получалось, разделяя с Махидевран первое место в сердце турецкого султана. В Парге наступило утро, а янычары уже ходили по острову и наконец, смогли найти дом родных Ибрагима-паши. — Что вам угодно? — Спросил Манолис, вставая со стула и смотря на гостей, которые пришли к нему. — Великого визиря Ибрагима-пашу можно видеть? Его светлости от султана Сулеймана Хана срочное послание и приказ. — Ответил янычар. — Ибрагим.… Стал пашой? — Удивился отец близнецов. — А Вы кто? — Спросил янычар. — Я? Отец Ибрагима. — Янычары поклонились Манолису, услышав, кто он таков. — Наше почтение, эфенди. Ибрагим-паша является главным визирем Османского государства. — Сказал второй янычар. — Он сейчас в лесу, думаю, что скоро вернётся. Проходите. — Манолис пригласил янычар в дом, и стал нервно ожидать сыновей, особенно Ибрагима. Ибрагим вернулся вскоре вместе с Нико, но второй брат пришел несколько позже, неся за собой мешок с продуктами, которые он закупил на базаре, на обратном пути. — Паша, мы ждали Вас. — Молвил янычар, поклонившись. — Падишах направил Вам это послание и приказал немедленно возвращаться в Стамбул. — Нико с непониманием смотрел на Тео, а Манолис с гордостью на второго сына. Послание от султана было коротким и серьезным: он был обязан вернуться вместе с янычарами Стамбул и незамедлительно прибыть к нему на разговор. — Я должен вернуться в столицу. Отправлюсь сейчас же. — Сказал Ибрагим, обернувшись и подойдя к родным. — Мы тоже поедем! — Неожиданно для всех, сказал Нико, уверенно глядя на брата. — Одного не отпустим. — Я так поздно нашел тебя, и снова теряю. Нам никак нельзя расставаться. — Добавил отец семейства. — Отец, лучше останьтесь. Мне будет намного спокойнее. — Ни за что! Тебя там смерть ждет! А мы, как же? Либо вместе едем, либо остаешься. — Продолжал свое Нико. — Если умирать — так вместе! Ибрагим, его брат и отец все же отправились вместе в Стамбул. Паша молился, чтобы с Хатидже Султан было все в порядке и ей не досталось за его самоволие. Они уже стояли перед Топкапы и Нико, и Манолис не могли не восхищаться роскошью и размерами главного дворца. Нико и Манолис остались ждать Ибрагима неподалеку от входа во дворец, и их охраняли несколько янычар, пока визирь удалялся в сторону дворца и скрывался за его дверьми.*** Покои Хатидже Султан. ***
Султанша сидела на тахте у камина и вышивала, но в ее голове крутились разные мысли, и некоторые из них были вовсе не красочными. Боль. Капелька крови упала на белое полотно. — Ай! — Хатидже опомнилась и посмотрела на палец. — Госпожа, но что же Вы? — Гюльфем встала и взяла из шкафчика бинт, обматывая им раненый палец. — Хатидже Султан, расскажите мне о мыслях, что тревожат Вас. — Ибрагим уже во дворце и ждет аудиенции падишаха. — Сказала Хатидже и посмотрела на подругу. — Если брат захочет казнить его, Гюльфем? Я не знаю, что делать. Я впервые чувствую себя такой растерянной. Я знала наперед, что будет, а сейчас — не знаю ничего. — И это было правдой. Хатидже не знала, насколько все изменилось и помилует ли Сулейман Ибрагима, а может, сразу же лишит жизни, как только тот перешагнет двери его покоев. «Нет, Хатидже, такого не будет, успокойся. Этого не случиться, ты же знаешь это, так?» — думала про себя девушка. — «Ведь так? Сейчас придет Сюмбюль и скажет, что Сулейман хочет меня видеть». — Госпожа, наш Повелитель помилует пашу и все будет хорошо. — Гюльфем обняла султаншу и погладила ее рукой по спине. — Нужно верить, что все будет хорошо. Аллах да не покинет ни нас, ни Ибрагима. — Аминь. — Кивнула Хатидже и встала с места. — Мне нужно подготовиться. Если брат захочет видеть меня, я должна быть готовой ко всему. Хатидже для своей же уверенности, переоделась в зеленое платье, которое было украшено вышивкой серебряной нитью. На ее шее красовался кулон, который получила в подарок от Ибрагима, а на голове сияла невысокая корона, придерживающая вуаль под тон платья. Они ждали еще недолго новостей, ведь как только окончился разговор Ибрагима и султана, Сюмбюль-ага направился к султанше с докладом: Сулейман хочет ее видеть у себя. Сестра султана уверенно и быстрой поступью направлялась в султанские покои, спрятав каждый намек на слезы и нервозность. — Повелитель. — Хатидже поклонилась, и султан повернулся и посмотрел на сестру. — Вы хотели видеть меня. — Да, Хатидже. — Кивнул мужчина и подошел к младшей сестре. — А еще, я хотел и хочу видеть тебя счастливой, поэтому, — он улыбнулся. — Я даю разрешение на ваш брак с Ибрагимом. — Брат…. Вы уверены в своем решении? Мы, правда, можем с Ибрагимом связать себя узами брака? — Султанша улыбалась, глядя брату в глаза. Сулейман кивнул. — Но я больше не желаю видеть и тень грусти в твоих глазах. — Произнес султан. — Брат, я могу обещать Вам это. — Девушка улыбнулась шире и обняла падишаха. — Ибрагим сделает меня самой счастливой женщиной в этом мире. — Скажи матушке, чтобы все стали подготавливать к свадьбе. — Сказал падишах, отстраняясь от сестры. — Как только наступят теплые весенние дни — сыграем пышную свадьбу. — Благодарю еще раз от всего сердца. — Хатидже поцеловала руку брата. — Позвольте удалиться. Хатидже, пройдя в покои матери, заговорила первой и еще очень долго уговаривала ее простить. Хафса Султан конечно была рада за то, что ее любимая дочь нашла свое счастье и вскоре совьет свое семейное гнездо, но ее не оставляла мысль о том, что Хатидже не рассказала ей сразу и втайне от всех встречалась с человеком, который засел в ее сердце. — Хорошо, — наконец кивнула крымчанка и обняла Хатидже. — Если ты будешь счастлива и Сулейман не против твоего с Ибрагимом брака — я тоже не стану препятствовать. — Матушка, спасибо Вам. И простите меня, что скрывала все от Вас. — Улыбнулась Хатидже матери. — Ты хочешь к Ибрагиму сейчас сходить, что так торопишься? — Догадалась Валиде Султан. — Верно, Валиде, я бы хотела увидеть пашу. — Хатидже встала. — С Вашего позволения. — Иди, дочка. — Вздохнув, кивнула женщина, отпуская Хатидже в зимний сад.*** Сад. ***
Ибрагим стоял на каменной дорожке, где они обычно виделись с Хатидже Султан и покорно ее ожидал. В голове крутилось множество мыслей, среди которых была самая долгожданная: они с госпожой, наконец, смогут быть вместе и станут супругами. На дорожке показала Хатидже Султан, с улыбкой идя навстречу к визирю. Когда султанша подошла к мужчине ближе, в их глазах тут же пронеслись множество слов и обещаний, о которых раньше они не могли даже думать. Ибрагим взял руку Хатидже и поцеловал ее. — Ваша семья обрадовалась, когда увидела Вас живым и здоровым. — Улыбнулась Хатидже, жениху. — Мы не могли наговориться. Они приехали со мной из Парги и ждут меня за воротами. — Сказал паша. — Но когда я был в родных краях, мои мысли Вы не покидали, моя госпожа. — Девушка улыбнулась. — Мое сердце радовалось тому знанию, что Вы, наконец, увиделись с своей семьей. — Ответила сестра султана. — Что сказала Ваша матушка? — Ее уже нет с нами. — Ответил Ибрагим. — Мне жаль, я не хотела наступать на Ваши раны. — Опустила взгляд султанша. — Я уверена она не небесах и следит за Вами, кроме того, — султанша дотронулась рукой, где было сердце Ибрагима. — Она всегда будет в Вашем сердце и воспоминаниях, и никогда их не покинет. — Она видит нас, она видит, как мы с Вами счастливы, и радуется этому. — Улыбнулся Ибрагим-паша. — Несомненно. — Кивнула и улыбнулась в ответ Хатидже Султан, но их разговор прервала Гюльфем, которая тихо подошла к паре. — Госпожа, нам пора возвращаться. — Сказала она. — Нам придется расстаться. — Молвила султанша, посмотрев в карие глаза паши. — Но это ненадолго, моя госпожа. Еще немного и мы будем неразлучны. — Сказал паша на прощанье, поклонившись. Свадьба султанской дочери и великого визиря была назначена и запланирована на май месяц. Начались приготовления: для Хатидже шили новые наряды, в том числе и свадебный, заказывались украшения и новые ткани. Айше Хафса Султан и так была загружена работой, но ее дела увеличивались в два раза, но для женщины проблемой это не было. В городе тоже решили устроить праздник для народа, для чего Сулейман выделил еще крупную сумму и для второго празднества. Но, Сулейман еще думал над тем, где же будет жить новое семейство и, подумав, решил, что Хатидже и Ибрагим поселяться во дворце у Ипподрома. Дворец был красивым и большим, при нем был большой сад и красивые виды на Босфор. Валиде Султан согласилась, что дворец у Ипподрома вполне подойдет для Хатидже и ее избранника, поэтому на том и порешили. Туда отправили работников и архитекторов, чтобы привести в порядок дворец, а чтобы сад ловил на себе восхищенные взгляды, за него взялись лучшие садовники Топкапы. Ближе к марту, султан услышал и прознал о слухах, что ходили вокруг его зятя — Ферхата-паши, супруга Бейхан Султан. Госпожа даже сама приезжала к брату вместо мужа, дабы заверить его в том, что ее супруг ни в чем не виновен и все те слухи — ложны. Но Сулейман ничего не ответил сестре, приказав ей возвращаться домой. Мать султана тем же вечером, как только дочь уехала в свой дворец, приходила к сыну и пыталась убедить в том, что Ферхат-паша и правда невиновен. А потом, завела разговор о своевольной Хюррем, которая не давала покоя никому и даже не могла забеременеть, просила сына принять решение отправить ее в Старый дворец. — Сулейман, зачем тратить время и средства на наложницу, которая даже не может родить ребенка? — Спрашивала она. — Валиде, это мое дело. Хюррем — никуда не уедет и точка. Больше не заводите разговор на эту тему. — Отвечал падишах и выходил на балкон. Сулейман продолжал на зло матери звать в свои покои Хюррем, иногда приходила и Гюльнихаль. Но, чаще всего в его покоях появлялась Махидевран, которая вскоре заняла в сердце султана особенное место, как и в его душе. Сулейман одаривал подарками Весеннюю розу, не жалея ни своего времени на их изделие или заказ, ни трат. А в скором времени, гарем посетила прекрасная новость от главной наложницы падишаха…. Махидевран понесла после священного четверга. Черкешенка-султанша была в своих покоях, а возле нее сидели Мустафа и Нармин. Девочка подросла и уже неплохо говорила. — Матушка, у нас будет брат? — Спросил Мустафа, смотря на свою Валиде. — Да, мой дорогой, брат, а может сестра. — Кивнула Махидевран, поцеловав сына в лоб. — Но ты останешься для меня самым-самым любимым. — Мама, а я? Ты меня не любишь? — Подала голос Нармин Султан. — Тебя я тоже очень сильно люблю, дорогая. — Улыбнулась Махидевран и приобняла дочь. — Все мои дети для меня самое ценное, что у меня есть, и не думайте, что я не люблю вас. — Султанша взяла детей за руки. — Мустафа, помни, что ты шехзаде, старший сын султана Сулеймана, его любимый сын. Но нужно всегда вести себя аккуратно и разумно, ты поймешь все, когда подрастешь. А ты, моя дорогая девочка, тоже помни, что ты госпожа. Твое слово значит больше, чем чье либо в этом дворце, ты не должна преклоняться ни перед кем, моя красавица. — Да, мама. — Кивнула девочка, еще толком не понимая слов матери, но запоминая их на будущее. Отворились дубовые двери покоев, и в комнату вступила нога падишаха. Весенняя роза и дети встали с дивана, и присели в поклоне. — Повелитель, — поприветствовала черкешенка султана. — Отец. — Нармин подняла голову и улыбнулась отцу. — Повелитель, отец. — Мустафа тоже поднял голову и посмотрел карими глазами на вошедшего государя. — Мустафа, Нармин, — Сулейман жестом руки подозвал детей к себе и поочередно поцеловал их в лоб. — Мустафа, иди в сад, там тебя ждет твой первый железный меч. Он придется тебе в пору, я в этом уверен. Твой учитель и Матракчи хвалили тебя, и я решил, что пришло время тебе выдать настоящий меч, вместо деревянного. — Шехзаде просиял и обнял отца. — Спасибо, отец! — Сказал Мустафа. — Я рад, что смог впечатлить Вас и оправдать ожидания. — Султан потрепал сына по волосам и шехзаде умчался в сад, смотреть свой подарок. — Нармин, моя нежная и скромная девочка, как я рад видеть тебя. — Сулейман очень любил дочь и пообещал себе, что его малышка будет счастлива и не откажет себе ни в чем, чтобы не случилось. — Ты как ясная звездочка в небе. — Мужчина поцеловал дочь в щеку. — Иди же в сад, Хатидже тебя ждет. — Конечно, папенька. — Нармин улыбнулась, поклонилась и ушла вслед за старшим братом, а за ней последовали и две ее служанки. — Махидевран, моя весенняя роза. — Падишах подошел к возлюбленной и тоже поцеловал ее в лоб, положив свои руки ей на талию. — Как ты себя чувствуешь? Я очень рад, что ты вновь осчастливишь меня, подарив шехзаде, иншалла. — Повелитель, но что если будет дочь? — Спросила Махидевран, насторожившись, но, не показав этого. — Если Аллах подарит мне еще одну дочь, я буду только счастлив. Все дети — равны для меня. — Ответил мужчина. — Мустафа, Мехмед, Нармин и Баязид — мои дети, я не желаю выделять кого-то из них и рождение нашей дочери для меня, как отца, будет великим счастьем. К тому же, подсчитав примерно ее рождение, она родиться в месяц Рамазан, он или она — священное дитя. — И то, правда, Сулейман. — Улыбнулась в ответ Махидевран. — Я хочу преподнести тебе подарок, который достоин моей любимой женщины и матери наследника. — Сказал падишах и достал из кармана какую-то бумагу, протягивая ее Весенней розе. — Прочти. Махидевран взяла в руки сверток бумаги и развернула ее, принимаясь читать. И, с каждой строчкой, на ее лица появлялась улыбка: в документе было сказано, что некоторые земли и хозяйства в Стамбуле и Мекке, все доходы с этих земель принадлежат ей, и она может распоряжаться ими как ей заблагорассудиться. — П-повелитель, это очень щедрый подарок, я не могу принять его. — Сказала Махидевран, отрывая глаза от документа. — Можешь и примешь его. Все земли и хозяйства, указанные в этом документе теперь твои, и люди, которые управляют и работают на них тоже в твоем распоряжении. — Благодарю, Сулейман. — Улыбнулась султану, султанша. — Я буду ответственна за земли и жизни, которые Вы мне поручили, и не подведу Ваши ожидания.