*** Покои Хюррем Султан. ***
Русинка уже лежала в постели и на ее лице не угасала улыбка: она родила сына и стала госпожой. Она ликовала, празднуя свою маленькую победу. На рыжих волосах Хюррем лежала бледно-зеленая вуаль, а на ней самой было красное платье, украшенное золотой вышивкой. Валиде Султан стояла у ее кровати и улыбалась: она и сама достигла своей цели. Хюррем, давняя соперница Махидевран, родила мальчика, и это должно было разозлить черкешенку, и заставить ее совершать необдуманные действия. В руках Айше Хафса покоился младенец, и ожидал, когда же, наконец, ему даст имя его отец. Хатидже, за ней Бихруз и Гюльнихаль Султан вместе с шехзаде Мехмедом и Баязидом, смотрели на главную женщину империи, новорожденного и его мать. За любимой сестрой султана пустовало место лишь Махидевран, Мустафы и Нармин, которые еще не прибыли. «Что я здесь вообще делаю? Мне оно надо? Или может, я просто дверью ошиблась и не туда заглянула» — вздыхала про себя Хатидже. — «Меня свои муж и ребенок ждут, еще и Махидевран опаздывает вместе с племянниками». — Девушка посмотрела на шехзаде: рыжих волос не было, а значит, это не Селим, а Джихангир, судя по всему. — «Ну, хоть не Селим, и на том спасибо. Хотя Джихангира все равно жалко, будет мучатся всю жизнь от неизлечимой болезни». Дверь в покои открылась, и в них вошла Махидевран в фиолетовых дорогих одеждах и вуали, а за ней и ее старшие дети: Мустафа и Нармин. Двое младших невесток поклонилась главной женщине Сулеймана, и продолжили думать о своем, а черкешенка с детьми поклонились Валиде Султан и стали на свои места. — Валиде Султан явно радуется рождению шехзаде у Хюррем. — Прошептала Гюльбахар-Махидевран Хатидже, смотря на свекровь. — Ты бы видела мою матушку, когда она узнала об этом. — Усмехнувшись, ответила Хатидже. — Сулейман Джихангиром его назовет. — Махидевран вопросительно посмотрела на союзницу. — Волосы у шехзаде не рыжие, значит не Селим, иншалла. — Аминь. — Согласилась Махидевран. А тем временем, Валиде Султан вела разговор с новой невесткой и женщиной, которая вошла в семью султана. — Поздравляю, Хюррем, иншаллах ты родила здорового шехзаде. — Молвила Валиде Султан с искренней улыбкой, и чуть повысив голос добавила. — Пусть Аллах дарует ему долгую жизнь, и он вырастет таким же, как его отец и станет прекрасным наместником. — Аминь. — Согласилась новоиспеченная султанша. — Я благодарю Аллаха, что смогла выполнить свой долг и родить наследника нашему Повелителю. — Поздравляю, Хюррем. — Весенняя роза вышла из ряда и подошла к свекрови и роженице, разглядывая младенца. — Ты родила ребенка, за сколько лет, и милостивый Аллах наградил тебя за долгое и мучительное ожидание. — Благодарю, спасибо, госпожа. — С улыбкой процедила русинка. — Дорогу! Султан Сулейман Хан Хазретлери! — Объявил евнух, и в покои при всем параде вошел Сулейман. Женщины и дети поклонились падишаху, и тот с улыбкой оглядел свою большую семью. — Мой Повелитель, — черкешенка поклонилась и подошла к своему султану. — Я уже поздравила Хюррем-хатун с рождением наследника, поздравляю и Вас, Сулейман. — Гюльбахар-Махидевран достала из кармана платье маленькую шкатулку. — Позвольте преподнести Вам, и новорожденному шехзаде подарок. В шкатулке оказался красивый мужской перстень, который тут же оказался на пальце падишаха, а подарком для новорожденного был амулет на здоровье. Сулейман, посмотрев на свою руку с обновкой и довольно улыбнувшись, взял руку возлюбленной госпожи и оставил на ней поцелуй. Хатидже могла поклясться, что в это время, в глазах ее матери метались искры, как и в глазах Хюррем. «Сильно» — усмехнулась сестра султана, пока ее брат брал на руки шехзаде и шептал ему молитвы, а Махидевран стояла подле него с одной стороны, а с другой возвышалась Валиде Айше Хафса Султан. «Хочу увидится с Якубом-эфенди, есть вопросы, на которые мне нужны ответы» — подумала красавица-султанша и посмотрела на Хатидже, которая тоже думала о своем, подняв руки в молитве. — «Уверена, что и у Хатидже Султан найдутся вопросы». — Твое имя Джихангир, твое имя Джихангир, твое имя Джихангир. — Наконец сказал султан Сулейман, целуя сына в лоб и повязывая амулет, подаренный Махидевран шехзаде на маленькую ручку малыша. Махидевран и Хатидже следующим утром вместе позавтракали и решили, что все же стоит увидеться с Якубом-эфенди да задать ему вопросы, которые помогут узнать госпожам, в правильном ли направлении они двигаются. Сюмбюль-ага знатно постарался, чтобы найти астролога, провинившегося перед Валиде Султан, и привел его в Мраморный павильон. — Госпожи, — Сюмбюль поклонился султаншам, которые уже стояли в павильоне за ширмой. — Можете задавать любой вопрос, который так тревожит Ваши красивые головы, я буду ждать вас снаружи. Первой спрашивала Махидевран Султан, когда Сюмбюль-ага удалился из помещения. Астролог налил воду в серебряную чашу и выставил ее перед госпожой, стоя с обратной стороны ширмы. — Говорите. — Сказал он. — Мой сын, шехзаде Мустафа, расскажите мне о его судьбе. Суждено ли ему стать великим падишахом, и какой путь он должен пройти перед тем, как им станет. И чем я могу помочь своему сыну. — Молвила Махидевран напряженно. Хатидже тоже прислушалась. Якуб-эфенди вернул чашу себе и, закрыв глаза, окунул в воду свой палец, сосредоточившись. — Вижу терн и кровь, вся жизнь старшего шехзаде будет находиться в опасности. — Загробным голосом, отвечал эфенди. — Но я не вижу, станет ли он тем, кем желает видеть его мать, все в тумане, и только от Вас зависит, достигнете ли Вы желаемого и сможете ли сберечь сына от смерти. — Значит, его путь будет сложным и тернистым, так? — Якуб молча кивнул, и султанша увидела это через решеточку в ширме. — Как мне ему помочь? Как избежать предначертанной ему судьбы? — Будьте сильны и всегда поддерживайте шехзаде пока он молод и глуп оберегайте от опасностей, этого будет достаточно. Потом, не пытайтесь контролировать, а только давайте советы, это все, что могу сказать. — Ответил астролог. — Благодарю, да продлит Ваши дни Аллах, Якуб-эфенди. — Сказала на последок госпожи и посмотрела на союзницу, кивнув и ей. — Мне нужно все обдумать, я Вас оставлю. Махидевран вышла в задумчивости, а Хатидже осталась наедине с астрологом, не долго думая, какой вопрос задать Якубу. — Якуб-эфеди, скажи-ка мне, правильно ли сделала, дав шанс Ибрагиму на счастье? — Шанс заслуживает каждый, госпожа, но вот счастливы ли Вы, дав его? — Ответил Якуб вопросом на вопрос. — Ибрагим-паша простой человек: чем больше у него власти, тем быстрее растет его тщеславие, и Вы боитесь, что рано или поздно, паша зазнается и султан лишит его не только постов, но и жизни, ведь так? — Все так, Якуб-эфенди. — Согласилась султанша. — Но не беспокойтесь. Жизнь визиря может спасти только любовь и понимание в семье, и только тогда власть будет уходить на второй план, и паша Хазретлери сможет уравновесить чашу весов, сам того и не заметив. — Я услышала тебя, Якуб-эфенди. Спасибо за то, что откликнулся на мою, и Махидевран Султан просьбу прийти. — Ответила Хатидже Султан на слова астролога. — У меня еще один вопрос к тебе. — Эфенди кивнул, и только тогда Хатидже продолжила. — Сможем ли мы с Махидевран в конце достичь желаемого мира, справимся ли с собственным дьяволом? — При большом желании — определенно, но как я и говорил ранее, путь будет тернист, и придется не раз пойти на жертвы для своего счастья и благополучия. — Благодарю, Якуб-эфенди, ты смог поселить во мне надежду и покой, на какое-то время. — Султанша протянула мешочек с золотом. — Золото тебе понадобиться, возьми его. — Вы щедры, Перерожденная. — Астролог принял мешочек с золотом, а Хатидже замерла. — Что ты только что сказал? — Спросила она. — Ничего, госпожа, ничего. — Поспешил ответить Якуб-эфенди и тут же добавил, прежде чем сестра султана успела выйти. — Ждите беды от той, кто сидит тише воды, и ниже травы. Она опасна и находится совсем рядом. Когда Хатидже посмотрела за решетку ширмы, то не увидела астролога, а по ее телу пробежали мурашки от какого-то страха, который окатил ее и заставил как можно скорее выйти из Мраморного Павильона. Когда Хатидже оказалась в саду, она не увидела Махидевран и Дидем, но на их месте стоял Сюмбюль-ага, покорно ожидая свою госпожу. — Сюмбюль, Махидевран вернулась во дворец? — Спросила Хатидже у евнуха. — Да, моя госпожа. Махидевран Султан просила передать извинения, и просила немного времени, чтобы обдумать слова Якуба-эфенди. — Поклонился Сюмбюль. «Мне тоже нужно время, и немного одиночества, чтобы обдумать, что же делать дальше» — подумала про себя госпожа и молвила. — Сюмбюль, ты тоже возвращайся во дворец, а я еще пройдусь по саду. Следуя по каменной дорожке весеннего сада, госпожа не любовалась розами и почками, которые только-только стали распускаться. Хатидже крутила в голове последние слова астролога, и никак не могла понять, кто та, которая составляла опасность. «Бейхан? Может Гюльнихаль, или Бихруз?» — думала она. — «Бейхан не сделает и не делала ничего плохого, и она до сих пор носит траур. Гюльнихаль слишком труслива и предана мне и Махидевран, так что не знаю, может ли она быть угрозой. А вот о Бихруз я почти ничего не знаю, да и ведет себя подозрительно тихо и спокойно, всегда улыбается и ничего не рассказывает, занимается воспитанием Мехмеда» — размышляла Хатидже Султан, продолжая свой путь. — «И все же не помешает следить за каждой из них. В том числе и за Гюльсуной, хоть и недолго ей осталось, полагаю». Госпожа завернула на вторую тропинку и вернулась во дворец, в их с мужем покои, где был сам Ибрагим вместе с дочерью на руках. На его лице играла умиротворённая и радостная улыбка, как и на лице малышки. — Красавица, как мама. — Говорил мужчина, покачивая Сафие на руках. — Доченька, моя милая, чш-ш-ш… — Ибрагим, дорогой. — Хатидже улыбнулась и подошла к мужу и дочери. — Ангел мой, ты пришла. — Ибрагим поцеловал жену в лоб, смотря на нее. — Да, любимый, уже вернулась. У тебя так хорошо получается успокаивать нашу дочь, даже я иногда не могу справиться. — Сказала Хатидже, смотря на маленькую, как цветочек, девочку в руках ее отца. У нее были каштановые волосы матери, нежное и маленькое личико, а вместе с этим карие и умные глаза отца. — Наша Сафие просто красавица, как яркая звездочка в ночи. — У меня всего две звезды, которые освещают мне путь. Одна из них ты, Хатидже, а вторая наша прелестная дочурка. — Улыбнулся визирь, передавая Сафие Султан на руки Хатидже. — Ибрагим, обещай, что будешь беречь себя на поле боя, и вернешься к нам с Сафие живым и невредимым. — Попросила Хатидже. — Мы будем ждать тебя дома и молиться за твой успех. — Ангел мой, милая, не тревожься, мы постараемся заполучить победу над Лайошем как можно скорее, и при этом не отдадим ему свои жизни. — Паша поцеловал жену в губы. — Я буду как можно чаще писать письма и рассказывать о происходящем. — Буду ждать посланий от тебя. — Улыбнулась султанша. Хатидже до позднего вечера провела время с супругом и дочерью, а под вечер, решила сходить к Махидевран и племянникам. Идя по коридору, Хатидже заметила, как к ней навстречу шла Зилан и Айнур-хатун, ведя за собой шехзаде Мустафу и Нармин Султан. — Мустафа, Нармин. — Сестра султана улыбнулась племянникам. — Я как раз к вам и Махидевран иду. Как ваши дела? Как продвигается учеба? — Ибрагим-паша учит меня итальянскому, тетя. — Сказал старший шехзаде. — Учителя хвалят меня и довольны моими успехами, но мои занятия прекратятся, когда мы поедем с папой в военный поход послезавтра. — Прекрасно, ты большой молодец, иншалла поход пройдет гладко и ты наберешься опыта. — Улыбнулась султанша, и посмотрела на племянницу. — Нармин, моя дорогая, а как твои дела и успехи? — У меня все хорошо, но я не хочу, чтобы папа и братик уезжали. — Ответила юная султанша с грустью в голосе и глазах. — Нармин, походы это часть жизни каждого шехзаде и султана, и очень важная. Не беспокойся, Мустафа и твой отец вернуться, и ты даже не успеешь заскучать. — Заверила племянницу, Хатидже. — А куда вы идете? Разве сейчас не должны быть со своей матерью? — К матушке пришла Гюльсуна-хатун, и наша Валиде попросил нас ненадолго оставить ее вместе с той женщиной. — Ответил Мустафа. — Тетя, наша мама не любит Гюльсуну-хатун, но почему-то улыбалась, когда она пришла. Почему? — Поинтересовалась Нармин. — Потому что всегда нужно улыбаться, кому-то искренне, а кому-то на зло, дорогая. Ну ладно, идите в детскую, мы вас позовем, как только ваша матушка освободиться. — Няни шехзаде и султанши поклонились госпоже, направляясь дальше, а сестра султана, прибавив шаг, направилась в покои своей союзницы. Дойдя до дверей покоев, Хатидже остановилась и прислушалась: испанка была там и говорила с черкешенкой Махидевран, и ее было очень хорошо слышно. — Я ведь говорила, что сдержу свои слова. — Сказала самодовольно Гюльсуна. — Теперь, Вы ничего мне не сделаете, и я Вас не боюсь. — А зря, Изабелла. — Хмыкнула султанша, продолжая сидеть на диване. — Никогда не недооценивай врага и не радуйся заранее, ведь все может быстро обернуться в другую сторону, и явно не в твою. Мне достаточно сказать лишь слово — и тебя вновь запрут в покоях до того времени, пока ты не родишь ребенка, а потом сошлют в Старый дворец. Ты этого хочешь? — Я не рабыня, которую можно просто взять и выкинуть из дворца, как Вас, Махидевран. — Ответила Гюльсуна. — И, кажется, Вас нужно показать лекарю — пробелы в памяти, это очень плохо для матери наследного принца. — Нет, с памятью, слава Аллаху, у меня все лучше, чем бывает. Я просто напоминаю простушке, кем она всегда будет являться, даже приняв ислам и понеся от султана, — Махидевран сделала паузу и хитро усмехнулась. — Ты всегда останешься узницей и товаром для нашей империи, который можно будет обменять на что-то более ценное, чем твоя жизнь. — Как можно увести из дворца мать наследника? Когда я рожу ребенка, я стану частью династии, вот увидите. Я стану женой султана Сулеймана и буду спать с ним в одной постели, как положено супругам, а вот что до Старого дворца — он Вашим домом станет, и для Ваших детей. — Гюльсуна. — Хатидже не выдержала и как гром среди ясного небо вошла в покои, смотря на испанку, которая посмотрела на вошедшую сестру султана. — Ты что себе позволяешь?! Гюльбахар-Махидевран мать главного наследника престола и двоих дочерей падишаха мира и его любимица, вторая женщина после Валиде Султан, имеющая свои земли на территории империи, да еще и голубых кровей, как говорят в Европе. А кто ты такая, м? — Хатидже Султан, я…. — Я не желаю видеть твое лицо, и не желаю слышать твоего голоса, веди себя как мышь в норе и не высовывайся из покоев. Я поговорю с Повелителем о твоем неподобающем поведении во дворце и оказанном неуважении к матери его детей, а теперь возвращайся к себе, и чтобы духу твоего тут не было больше. — Я еще напомню Вам, Махидевран Султан, и Вам, Хатидже Султан, кто я такая, и какой бурей могу обернуться. — Бросила Гюльсуна, и прежде чем успела выйти, получила звонкую пощечину от сестры султана. — Рабов бьют за непослушание, и иногда до смерти, Изабелла, помни это. — Тихо сказала султанша, и беременная Гюльсуна стремительно покинула покои Махидевран Султан. — Раздражает. Как ты ее терпишь? — Приходиться, госпожа. — Улыбнулась Махидевран. — О, Аллах, спасибо, что мне не приходиться терпеть и проживать того, что терпишь ты, Махидевран. — Вздохнула Хатидже. — Да, и врагу заклятому не пожелаешь такого. — Согласилась султанша, и Хатидже опустилась на диван рядом с подругой. Вскоре, султан Сулейман отправился в поход, взяв с собой и старшего сына — Мустафу, чтобы наследник мог как можно раньше познавать все тонкости и хитрости ведения битв. Султанская семья попрощалась с падишахов и Мустафой в Эдирне, и, пробыв там несколько дней после его отъезда, вернулись в Топкапы, дожидаться вестей, взяв с собой Гюля-агу, на что повлияла Махидевран, решив, что лишних верных людей не бывает. Нармин продолжала учебу, после сидела с матерью, которая рассказывала дочери обо всем, что та просила, и Махидевран прививала в юной султанше стойкость и моральную силу. Госпожа, как и когда-то Хюррем в прошлом, говорила своей дочери, что она госпожа империи и любимая дочь султана, которая рано или поздно получит все, что только пожелает. — Матушка, а я могу переехать в отдельные покои? — Как-то раз, спросила Нармин, держа в ручках иголку с пяльцем, обучаясь вышивать. — У Мустафы есть, у брата Мехмеда скоро могут быть, я тоже хочу. — Солнышко, у тебя будут покои, обязательно. — Отвлеклась Махидевран от отчетов, из своих владений. — Мама позаботиться об этом, но не сейчас. Я пока не могу выделить для тебя покои, но клянусь, что при первой возможности все устрою. И ты даже сама расставишь все так, как тебе захочется. — А почему я не могу переехать прямо сейчас? — Махидевран не знала, что ответить дочери, но Нармин догадалась сама. — Это все из-за Валиде Султан? Она нас не любит? — Детка, твоя бабушка очень тебя любит, даже не сомневайся в этом. — Улыбнулась Весенняя роза. — Тебя, твоих братьев и сестру, но не всегда бабушки любят матерей своих внуков, по крайней мере, некоторых. Когда ты немножко подрастешь, я помогу во всем разобраться. А ты поможешь Михримах. Договорились? — Да, матушка, как пожелаете. — Кивнула девочка, возвращаясь к своему занятию. Мустафа в это время, находился в шатре, где проходило собрание, и вслушивался в каждое слово, которое произносилось в палатке: начиная от пашей, заканчивая отцом-султаном. Шехзаде всегда стоял с левой стороны от Сулеймана, а с правой был Ибрагим-паша. Старший наследник помнил напутствия матери: «-Мустафа, когда отправишься в поход — слушай и запоминай каждое слово, которое будет произнесено на совете девана. Запоминай каждую мудрость и хитрость в военном деле, а если что-то не понятно — спрашивай и ничего не бойся. Но большинство вопросов лучше задавать вечером, когда будешь ужинать с Ибрагимом-пашой и отцом. — Напутствовала девушка, расхаживая перед сыном в красном платье и заложив руки за спину. — Сам никуда не отправляйся, на поле боя опасно и неверные с легкостью возьмут тебя в плен или убьют, не дай Аллах, поэтому пользуйся временем, которое тебе отведено для учения, потом этого времени не будет». Мальчик запомнил каждое слово, произнесенное матерью, и крепко накрепко сохранил их в своей голове. Шехзаде многое еще не понимал, и ему хотелось узнать все и сразу, но он держался и терпел, ожидая вечера, чтобы завалить отца-падишаха вопросами, на которые хочет знать ответ. Ибрагим тоже уделял наследнику время, когда у него оно было, не забывая и обучать Мустафу итальянскому, но это скорее было повторением уже выученного материала. Когда план военных действий был уже готов, янычары вместе с главнокомандующими двинулись в путь. Впереди войска на белом коне и в доспехах ехал султан Сулейман, рядом с ним великий визирь, а немного позади шехзаде Мустафа, который упросил отца взять его с собой и не оставлять в лагере. Сулейман не смог отказать старшему и любимому сыну, поэтому строго настрого приказал ему быть рядом и никуда не отходить без сопровождения, на что Мустафа согласился, если в этом случае ему позволят быть рядом с отцом. По дороге они лишь раз останавливались на отдых, но не больше чем на два-три часа. Венгерские разведчики тоже не спали: они нашли место, где будет проходить падишах, и их задача была убить султана, во избежание дальнейшей битвы и их проигрышу. И вот, они дождались: султан, шехзаде, визирь вели за собой войско по лесной дороге. Султан и его товарищ остановились, и о чем-то стали говорить, а Мустафа то и дело оглядывался: детское сердце чувствовало неладное, да и место, в котором они остановились, немного напрягало шехзаде своей тишиной и спокойствием. — Отец, мне не…. — Шехзаде подъехал на лошади к отцу как раз в тот момент, когда шпион, затаившийся в кустах, спустил курок, и пуля вылетела из дула ружья. Пуля попала прямо по Мустафе, задев его плече и от боли, сковавшей его, он стал падать с лошади. Сулейман не успел вовремя поймать сына и тот упал на землю. Лошади заржали и заволновались, и янычары стали успокаивать животных, осматривая и начиная обыскивать лес, пока Сулейман и Ибрагим слазили с лошадей и пытались оказать помощь наследному шехзаде. — Черт! — Тихо выругался шпион короля, убегая прочь, но уже было поздно: янычары шли по их пятам, вылавливая, как напуганных кроликов на охоте. — Мустафа, Мустафа! — Сулейман приподнял сына и стал пытаться привести шехзаде в себя, но шехзаде не открывал глаза. Его плечо кровоточило и никаких других внешних повреждений не было видно. — Повелитель, я послал гонца за лекарем! –Сказал Ибрагим, подбегая к падишаху и его сыну. — Как мы это допустили, Ибрагим?! Мой сын ранен, и все из-за невнимательности нас и наших воинов! — Вспылил падишах, прижимая к себе тело старшего сына. — Если он, не дай Аллах погибнет…. — Повелитель, мы не допустим этого. — Кивнул паша, тоже переживая за состояние своего воспитанника, который еле заметно дышал и бледнел с каждой минутой все больше и больше. Мустафу доставили в лагерь, а падишах задержался в лесу, допрашивать тех, кто осмелился покуситься на жизнь султанской семьи. Лекарю удалось остановить кровотечение и привести состояние наследного шехзаде в норму, но поскольку Мустафа потерял немало крови, очнулся он лишь на вечер следующего дня. Плече ныло, а голова об удар о землю немного болела. Губы обсохли и мальчика мучила жажда. Шехзаде медленно открыл глаза: он лежал в постели в шатре отца, а сам султан сидела за столом и о чем-то напряженно думал, пока не заметил, что шехзаде Мустафа уже пришел в себя. — Как ты, сынок? — Спросил Сулейман присаживаясь возле раненого шехзаде. — Я… В порядке…. Только пить хочется. — Соврал Мустафа. Падишах налил воды из кувшина и помог шехзаде привстать, чтобы утолить жажду. — Врать это грех, Мустафа. — Ответил султан, потрогав лоб мальчика: температуры уже не было. — Ты спас мне жизнь, на твоем месте я мог оказаться, но ты должен был оставаться на месте, какое бы чувство у тебя не возникло. — Отец…. Вы ведь не сообщили в столицу? — Спросил юный шехзаде. — Еще нет, но собираюсь это сделать, а потом отправить тебя домой. — Ответил падишах. — Нет, отец! Матушка, Валиде и мои сестры с братьями будут волноваться и тогда никогда не отпустят меня в поход! — Запретил мальчик. — Повелитель, отец, я прошу Вас, не отправляйте меня домой, и не рассказывайте матушке о том, что случилось. — Сулейман нахмурился, а Мустафа продолжил. — Я не помешаю Вам в бою, Вы и не услышите меня, но прошу, отец, оставьте меня. Моя рана заживет, ведь опасности больше нет, я слышал, как лекарь говорил это. — Ладно, так и быть, ты останешься. — Помолчав минуту-другую, ответил султан. — Но ты останешься в лагере, а на поле боя не выйдешь, да и нельзя тебе. Еще мал, да и ранен к тому же. Потом, когда мы одержим победу, ты приедешь к нам, договорились? — Да, отец, благодарю. — Юнец надеялся на то, что он сможет побывать на поле боя, но обещание отца, что шехзаде может хотя бы просто остаться в лагере, и только потом приехать к нему — немного, но радовало. — Отдыхай, тебе нужно поправляться. В Топкапы нервно ожидали вестей от падишаха, но не останавливали свою жизнь. Гарем жил своим чередом: девушки учились, убирались и прислуживали, и получали жалование за свою работу, пусть и не такое большое, каким оно было у султанш. Гюльсуна вынашивала ребенка и редко показывалась в гареме, ведь все еще считала себя принцессой и свободной женщиной, поэтому гуляла в саду и сидела в своих покоях, по вечерам ужиная с Валиде Султан и Хюррем Султан. Ее живот рос, и ходить становилось все труднее, а лекари почти день и ночь находились подле беременной наложницы. Махидевран занималась воспитанием Нармин: манеры, этикет, искусство слова — все это было на ее плечах. Не забывала следить и за младшей дочерью — Михримах. Черкешенка писала письма падишаху и сыну, и почти всегда получала на них ответы. Сулейман писал своей Махидевран стихи, но и простые письма не редко получала султанша. Весенняя роза приказала построить в Стамбуле и Манисе фонтаны и открыть неработающие со времен султана Баязида старые столовые, передав не маленькие суммы на их восстановление. Хатидже Султан тоже не сидела, сложа руки — было некогда. Маленькая Сафие начала часто плакать — у нее начали расти зубки. И днем, и ночью подле дочери Ибрагима-паши на страже стояли служанки и Фериде-хатун, да и сама Хатидже всегда была рядом, чтобы успокоить и приголубить дочурку. Сафие, когда ей исполнилось девять месяцев ровно, начала ползать, и все, что попадало ей на пути, тянула в рот, или же играться вещью, какой бы опасной она не казалась. Девочка уже начинала лепетать, и даже сказала первое слово — «папа». Хатидже жалела, что в этот момент Ибрагима не было рядом, но она знала, что супруг скоро должен вернуться. Каштановые волосы маленькой госпожи уже заплетали в небольшие и милые прически, переодевали в платья и учили ходить. Наступил долгожданный всеми день: султан Сулейман одержал победу над королем Лайошем и за короткое время турецкая армия разгромила венгерские войска. Падишах гарантировал венграм сохранность их жизней и всего их имущества. Библиотеку матери короля Венгрии, самую крупную библиотеку, Сулейман приказал перевести в Стамбул, как и все остальные сокровища, завоеванные в честном бою. Самые дорогие люди султана, а именно его мать, Валиде Султан, его любимая женщина Махидевран, Хатидже и Ибрагим, и даже Мустафа вместе с братьями и сестрой –получили свою долю. Визирь также получил в подарок от султана греческие статуи, которые тут же были перевезены в его дворец, а именно: статуя Геракла, Дианы — богини охоты, и Аполлона — врачевателя. В это время, когда султан и его войска вернулись в столицу, была весна: зеленая и сочная трава росла в саду, а цветы на фруктовых деревьях цвели и распространяли свой сладкий аромат. Солнце играло солнечными зайчиками окнами дворцов и домов, а по улицам уже распространилась весть, что великий султан Сулейман вернулся с победой в столицу, в честь чего вечером должны были быть фейерверки.*** Дворец Хатидже Султан и Ибрагима-паши. ***
На руках у любимой сестры султана сидела Сафие в милом бежевом платьице и позолоченных маленьких туфельках. Ее волосы у висков были заплетены в косичку и закреплены на затылке заколкой. Мать и дочь ожидали в беседке приезда их родного мужа и отца — Ибрагима. Сафие аккуратно и медленно переместилась с рук матери на тахту. Султанша с улыбкой смотрела на маленькую дочурку и поймала себя на мысли, что время течет слишком быстро и неумолимо, а дети растут, даже не замечая этого. Открылись двери дворца, и в сад поспешным шагом вышел великий визирь в коричневом кафтане, и на секунду остановился, увидев супругу, сидящую в мраморной беседке в белом платье с фиолетовым верхом и одной из тех диадем с драгоценными камнями, что он подарил ей, купив в Каире. На тахте он увидел девочку, играющуюся с тряпичными куклами и деревянными лошадками — паша узнал в ней родную дочь, которую оставил без трех месяцев год назад еще совсем крошкой. — Хатидже, ангел мой. — Ибрагим порывисто обнял супругу, когда она встала с места и улыбнулась ему. — Не знаю, как выдержал все это время, не видев твоего светлого и красивого лика, не слыша твоего голоса. — Ибрагим, я тоже очень скучала. Мы обе очень скучали по тебе. — Хатидже поцеловала Ибрагима в губы. Отстранившись и умиротворённо улыбнувшись, паша присел на корточки перед Сафие, которая с вопросом смотрела на «незнакомца». Маленькая султанша с вопросом посмотрела на мать: Хатидже ободряюще кивнула дочери. Сафие встала с тахты и подошла к Ибрагиму-паше, заключив его в объятия. Визирь облегченно улыбнулся и поцеловал малышку в щечку, доставая из кармана дорогого кафтана небольшой кулон на золотой цепочке, виде восьмиконечной звездочки с голубым камнем внутри. Отец Сафие аккуратно надел украшение на шею девочки, оглядывая ту с ног до головы, и беря на руки. К этому времени, Бали-бей и еще несколько янычар, перенесли в сад дворца три статуи, в подарок от султана за хорошо построенный план войны его лучшим товарищем и зятем. Хатидже всегда напрягали статуи греческих богов, но она за всю жизнь привыкла к ним, поэтому спокойно приняла факт того, что они вновь будут стоять в их саду. «Нужно переставить их в другие места» — подумала девушка, смотря на белые статуи. — «Не место им тут». — Это статуи Геракла, Аполлона и Дианы. — Сказал Ибрагим, подводя супругу и дочь к произведению искусства. — Геракл является сыном Зевса, Аполлон был искусным врачевателем и видел будущее, а Диана — покровительница охоты и богиня животного мира. Повелитель подарил мне эти статуи, и теперь они будут стоять здесь, как тебе, Хатидже? — Они необычны, дорогой. Правда, меня немного пугают, если быть до конца честной. — Призналась госпожа, смотря на статуи. — Но я не буду против, если мы оставим их. Давай расставим их по всему саду, чтобы красивее смотрелось? — Я буду не против, если ты так хочешь, милая. — Согласился паша. — Но если они пугают тебя, мы можем вернуть их к Повелителю во дворец. — Нет, Ибрагим, не нужно. — Запретила султанша и улыбнулась. — Тогда, я хочу познакомить тебя с Малкочуглу Бали-беем. — Сказал визирь и подозвал к себе красивого мужчину. — Малкочоглу! Подойди. — Сын бея повернулся к визирю и поклонился ему, и султанской сестре. — Паша, госпожа. — Поприветствовал он семью визиря. — Для меня большая честь познакомиться с Вами. — Малкочуглу Бали-бей наш хороший друг, Хатидже. Он отважный и достойный человек, кроме того, именно он доставил все эти статуи сюда. — Произнес Ибрагим. — Я слышала о Вас много хорошего, и я больше чем уверена, что то, что рассказал мне Ибрагим, и что я слышала сама — не преувеличение. Приветствую Вас. — Кивнула султанша.*** Топкапы. Покои Махидевран Султан. ***
Султанша сидела вместе с Мустафой на диване, и шехзаде рассказывал о своем первом походе, и о своих впечатлениях с блеском в глазах. Махидевран улыбалась, видя как ее сын увлеченно говорит и не умолкает. — В следующий поход, я тоже с отцом отправлюсь. — Подытожил старший шехзаде. — Но никогда не забуду свой первый поход. — Прекрасно, мой лев. Я рада, что ты прислушался ко мне и не отходил из лагеря я очень рада. — Махидевран обняла Мустафу. — Я очень скучала по тебе, мой дорогой и отважный сын. — Матушка, а где Нармин? Я не видел ее еще сегодня. — Спросил старший шехзаде. — Она катается на лошади, за ней следит Рустем-ага и Айнур-хатун. — Ответила Гюльбахар-Махидевран. — Скоро должна вернуться, и вы обязательно увидитесь до вечернего ужина. — А как Михримах? Сестра здорова? — Михримах, твоя сестра тоже здорова, Нилюфер хорошо заботиться о ней и…. — Махидевран недоговорила, как дубовые двери открылись, и в них вбежал Гюль-ага и спешно поклонился. — Госпожа! Моя госпожа! Беда, беда приключилась! — Сказал евнух. — Что такое, Гюль-ага? — Удивилась черкешенка, бросив взгляд на агу. — Нармин Султан Хазретлери упала с лошади во время прогулки!