*** Стамбул, дворец Топкапы. Покои Валашской княжны Эмилии. ***
Девушка сидела перед зеркалом, расчесывая свои шелковисто-черные волосы. На Эмилии был надет шелковый пеньюар, поверх которого имелся более теплый длинный халат того же изумрудного оттенка с черными вставками. Гелена сидела на диване, вышивая белоснежное полотно, что-то тихо подпевая себе под нос. Джансу стояла подле госпожи, готовая помочь, а Гюль играла с рысенком. Когда Эми встала с места, ее няня отвлеклась от своего занятия, подходя к любимой воспитаннице. — Гелена, как я выгляжу? — Девушка покружилась, давая разглядеть себя. — Ты прекрасна. — Слабо улыбнулась Гелена — как быстро летит время, буквально вчера женщина держала на руках новорожденную, укладывая малышку в кроватку отдыхать. — Дорогая, может не стоит ходить вечерами к шехзаде? У вас… Близкая связь? — Няня, не волнуйся, у нас пока что ничего не было. Мы соблюдаем осторожность. — Заверила княжна, ведь это была правда и бояться ей нечего. — Мне уже пора. С этими словами, валашка почти беззвучно покинула свои покои, направляясь к Мустафе коридором, которым ходила всегда, дабы ее не заметили. Этим коридором мало кто ходил, особенно по вечерам, поэтому им пользовалась княжна Эмилия, не боясь, что ее заметят.*** Покои шехзаде Мустафы Хазретлери. ***
Наследник сидел за столом, расслабленно читая книгу. Уже было довольно поздно и на улице поднялся пронизывающе-холодный ветер, поэтому балкон и окна были закрыты в его покоях, но, даже не смотря на осенний холод, Мустафа любил выходить на веранду и дышать воздухом. Целыми днями шла подготовка к войне, каждый акче из казны подсчитывался и лишние расходы убирались, и к вечеру, наследник чувствовал себя уставшим, но с приходом возлюбленной усталость рукой снималась. Так было всегда, и сегодняшним вечером в том числе. — Мустафа! — Эмилия вошла в комнату с улыбкой на лице. Наследник улыбнулся в ответ, вставая со своего места и обнимая подбежавшую к нему возлюбленную. — Душа моя, как же я рад, наконец, увидеть тебя сегодня. — Он мягко поцеловал ее шею и плече, продолжая обнимать. — Ты никогда не повторяешься. — Тихо рассмеялась княжна. — Все только для тебя, красавица моя. Девушка посмотрела на рабочий стол, заметив там книгу с зеленой обложкой. — Что читаешь? Надеюсь, я не помешала тебе? — Ты ни в коем случае мне не помешаешь, чтобы ни произошло. Это поэзия Алишера Навои. — Пояснил мужчина, присаживаясь на стул, а Эми пристроилась у него на коленях. — Кем он был кроме поэта? — Государственным деятелем в Хорасане и суфием, но его поэзия просто нечто. — Пока «валькирия» беглым взглядом скользила по страничке, читая стихотворения, шехзаде смотрел на девушку. Локон волос выбился и спадал на женское лицо, поэтому мужчина аккуратно заправил его ей за ушко, чем обратил на себя внимание Эмилии. — Что? Ты смотришь на меня все то время, как я читала стихи. — Нежно улыбнулась Эми. — Я ведь говорил тебе, что невозможно отвести взгляда от твоего задумчивого и заинтересованного лица? — Говорил, и не раз. — Ну, вот. Эмилия шире улыбнувшись, перевела взгляд с темно-карих глаз на губы, и наоборот. Ее рука скользнула на шею Мустафы, а тело прижалось немного плотнее; старший шехзаде скрепил свои руки на талии возлюбленной, притягивая ее еще ближе. Их губы соприкоснулись сначала мягко и нежно, будто пытаясь не спугнуть партнёра, а после, поцелуй перерос в более страстный и напористый. Мужчина мягко, как пушинку, подхватил девушку на руки, перенося их на постель. Эмилия не ожидала этого, но и против не была. Княжна почувствовала разгоряченной кожей холодность простыней, из-за чего по спине пробежались мурашки, а от поцелуев Мустафы в животе запорхали бабочки. Мужские руки плавно и медленно исследовали женское тело, не пропуская ни один сантиметр, иногда задерживая на определенных местах. Оба чувствовали неожиданно нахлынувшую эйфорию и страсть, а мысли путались и не давали здраво мыслить. Если Мустафа был опытен в таких делах и не чувствовал смущения со своей стороны, то Эмилия совсем наоборот. На ее щеках выступил пунцовый румянец, а тело напряглось, хоть и реагировало по-своему на ласки. «Господи… Что мы творим?» — пронеслось у девушки в голове, но оттолкнуть Мустафу, она не могла, да и не хотела. Эми подумала, что всегда сможет сходить к лекарю и выпить травы, которые предотвратят нежеланную и неуместную пока-что беременность, а за молчание остается лишь заплатить. Шехзаде «лакомился» нежной кожей ключиц, шеи и оголенных плеч, чувствовал, как кровь бурлит и закипает от возбуждения, и пока оно не достигло необратимых последствий, нужно было вовремя остановиться в случае чего. Мустафа хотел, чтобы его любимая была готова к их близости, готова пойти на этот шаг и сделать их отношения и связь глубже, значимее. Он нехотя остановился и отстранился, заглядывая в зелень женских глаз, которые ярко светились, как звезды на темном небосводе. В них читалось предвкушение и нервность, что было объяснимо и вполне нормально. — Ты точно хочешь этого? — Сглотнув и прочистив горло, спросил Мустафа. Повисло молчание — девушка закусила губу и отвела на секунду глаза, а потом, из-под веера черных ресниц, появился новый взгляд — более уверенный, хоть и все такой же, смущенный. Она положила свои руки на шею наследника и приблизилась к его губам, оставив на них легкий поцелуй и прошептав: — Да. Мустафа улыбнулся с дьяволенком в глазах, продолжая оставлять поцелуи на коже. Руки мастерски стали снимать халат и пеньюар княжны, пока та вплела свои руки в его волосы, запрокинув голову и закусив губу от удовольствия. Ткани женского одеяния сползли с кровати, оставив свою обладательницу совершенно нагой. Старший шехзаде встал на колени, обводя глазами открывшуюся перед его глазами картину: утонченная талия, округлая форма бедер и груди, соски которой набухли и стали твердыми. Эмилия, от пристального взгляда Мустафы, интуитивно попыталась закрыть руками свою оголенность, но тот запретил, разведя ее руки и наклоняясь к соскам. — Не закрывайся от меня. — Прохрипел он низким тембром, покусывая и зализывая место укуса на возбужденной груди и сосках, после чего передвигаясь к губам и говоря уже в них. — Если захочешь остановиться, почувствуешь дискомфорт — достаточно сказать прекратить. — Я доверяю тебе…. — Прошептала Эмилия, прежде чем прыгнуть в омут с головой. Последнее, что она помнила, так это то, что она пыталась трясущимися руками снять рубашку с мужчины, но тот остановил ее и разделся сам, сбросив всю свою одежду куда-то за пределы кровати. Нежности, ласки, поцелуи, мимолетные прикосновения к эрогенным и интимным зонам продолжались, пока терпению не подошел конец. Наследник, убедившись еще раз, что любимая все еще уверена, стал медленно входить в девственную плоть, стараясь снизить боль до максимума. Ногти Эми впились ему в плечи, а из губ донесся стон, но не от удовольствия, а от болезненного ощущения проникновения; глаза стали немного влажными, тело напряглось еще больше. Мустафа, дав привыкнуть Эмилии к своему присутствию в ней, стал медленно двигаться, придерживая ее бедра руками. Поначалу, девушка чувствовала лишь боль и дискомфорт, в перемешку с удовольствием от поцелуев Мустафы и его успокаивающего шепота ей на ушко. Из губ вырывались протяжные и сладкие, словно мед, стоны — боль сменилась на удовольствие и, постепенно, у девушки появлялась большая уверенность в ее действиях и раскрепощенность, что очень понравилось шехзаде. Она довольно быстро оказалась сверху, плавно двигаясь, будто растягивая удовольствие. Наследнику нравился такой расклад, и он был совсем не против, если какое-то время, Эмилия будет руководить процессом, так, она выглядела еще возбуждающе и уверенней в его глазах, и она это знала. Мустафа любовался каждым изгибом тела, слушал стоны и ловил каждый взгляд, брошенный на него из-под полуприкрытых век, и смаковал алые губы, которые немного потрескались. Постепенно, когда девушка уже чувствовала, что ослабевает и скоро все закончиться, шехзаде Хазретлери вернул инициативу себе, оставляя девушку сверху на своих бедрах и ускоряя темп. Стоны стали громче и чаще, заполняя все пространство покоев. Уставшие, потные, но удовлетворенные и счастливые, они упали на мягкие подушки, часто дыша, а отдышавшись и остыв, Мустафа прижал к себе Эмилию, укрыв ее одеялом. Он мягко поглаживал ее волосы, а второй рукой, обнимал за талию. — Люблю тебя, моя маленькая валькирия с большими амбициями. — Усмехнулся он, прошептав. — Тебе придется мириться с ними. — Прошептала в ответ княжна, с комфортом умостившись у его бока и положив голову на мужскую грудь. — Так и быть, свет мой. — Тихо и бархатисто рассмеялся Мустафа, продолжая гладить Эмилию по волосам, играясь ими. — Я так благодарен, что ты есть в моей жизни, больше ничего и никого не нужно. Только ты. — Мг…. — Эми смутно слышала сквозь сон, что говорит возлюбленный, молча с ним соглашаясь. Глаза слипались, и разум клонило в сон, чему девушка не стала сопротивляться, мирно засопев на плече шехзаде Мустафы, греясь о тепло его тела и слушая биение его сердца.***
Солнце высоко сияло на безоблачном небе. Наследник проснулся намного раньше, чем княжна, успев отдать приказ приготовить завтрак и сходить в баню. Мустафа не стал будить Эмилию раньше, давая ей отдохнуть и выспаться столько, сколько нужно ее телу и организму. Но, как только оставалось немного времени до того, как принесут завтрак в покои, ее мирный сон пришлось потревожить, дабы девушка успела накинуть одежду и сходить в уже подготовленный для нее хамам, где на деревянных тумбах были аккуратно разложены чистые полотенца, халат и все, что нужно для принятия ванных процедур. Мустафа мягко опустился на кровать подле Эмилии, волосы которой забавно растрепались и спадали на лицо легкими завитками. Шехзаде рукой убрал мешающие волосы с лица, заправляя их за ушко, целуя и лоб валашской княжны. От одного прикосновения, девушка даже не пошевельнулась, продолжая мирно спать на мягких подушках; тогда, Мустафа провел рукой по подбородку и щекам, вызывая легкую щекотку, улыбнувшись, когда это возымело эффект. «Валькирия» начала просыпаться, постепенно открывая глаза и морщась от света, исходившего из окна. Поначалу, судя по женскому выражению лица, девушка не сразу вспомнила, что была в покоях шехзаде Хазретлери, но окончательно проснувшись, мягко улыбнулась в ответ возлюбленному. — Доброе утро, любимая моя. — Произнес шехзаде Мустафа, разглядывая черты лица Эми. — Доброе, любимой мой. — Подражая Мустафе, спросила княжна, параллельно приподнимаясь на локтях. — Как давно ты проснулся? — Достаточно. А что? — Хотела увидеть, как ты спишь. Все время просыпаюсь позднее тебя. — Я привык вставать рано, но для тебя в следующий раз, готов сделать исключение. — Усмехнулся старший шехзаде. — Мне бы с этим разобраться. — Неловко опустила взгляд красавица-княжна. Тело прекрасно сохранило воспоминание о прошедшей ночи, а в сознании появлялись яркие картинки произошедшего — это вызывало смущение и тревогу. — Сколько потребуется, Эми. — Понимающе кивнул наследник, проведя по волосам рукой и кивая в сторону двери. — Тебе подготовили хамам и одежду, если нужна помощь — Гюль и Джансу уже ждут за дверью. Уверен, ты хочешь привести мысли в порядок и окончательно проснуться. Я прав? — Как и всегда. — Согласилась она, закутываясь в покрывало и скрывая всю оголенность за тканью. — Главное не торопись, я подожду тебя. Завтрак скоро принесут. — Тогда, я предпочту поспешить. — Спрыгнув с постели и подмигнув, княжна Эмилия скрылась за дверью, идя по маленькому коридору в личную баню шехзаде Мустафы, где и правда, размещалось все, что потребуется. «Он даже об одежде позаботился» — с улыбкой подумала девушка, разглядывая аккуратно сложенное в стопочку платье сиреневого оттенка с квадратной горловиной, украшенной узорами, отдаленно похожими на те, что были на платьях в Валахии. Отойдя от деревянной тумбы и подойдя к зеркалу в ее рост, Эми заглянула в него, разглядывая свое тело. Мышцы были напряжены, да и при движениях она чувствовала в них терпимую боль, как после тренировочных нагрузок; ее грудь, как показалось княжне, стала более упругой, чем была раньше. Выдохнув, иностранная принцесса отошла от зеркала и плавно опустилась в заполненную теплой водой ванну. Теплота мягко окутала ее тело, вызывая сонливость и расслабляя напряжение в мышцах.***
Эмилия вернулась в покои шехзаде со спокойной улыбкой на лице и при полном параде, сумев быстро убрать волосы, дабы те не мешались, и расправить все складки платья. В комнате уже было прибрано — кровать аккуратно застелена, разбросанные вчера вещи сложены, а на хонтахте разложен завтрак, как и мягкие подушки вокруг столика. Мустафа, как и обещал, уже ждал ее, сидя на тахте и окидывая взглядом возлюбленную девушку в новом наряде. — Я не сильно заставила тебя ждать? — Присаживаясь рядом, поинтересовалась Эмилия. — Ожидание стоило того. — Кивнул шехзаде. — Все в порядке? — Да, все отлично. Просто не могу свыкнуться с мыслью о неких изменениях моего тела. — Призналась княжна, слегка опустив голову — ее и правда это беспокоило. Ее руку накрыла рука шехзаде Мустафы. — Ты ведь знаешь, что для меня ты не девушка на одну ночь, не игрушка, ни в коем разе. — Знаю, но что если…. — Я был осторожен. Они переплели пальцы рук, и шехзаде поцеловал женские пальцы, ободряюще и успокаивающе улыбнувшись. Они перешли к трапезе.***
Эмилия, попрощавшись с Мустафой, оставила его, дабы не мешать возлюбленному решать государственные дела. Княжна, как и планировала, сразу же отправилась в лазарет к лекарше на осмотр, дабы точно убедиться, что она не забеременела и выпить трав, на всякий случай. Мелек-хатун, относительно недавно поступившая на службу в лекари, тщательно осмотрела валашскую госпожу и констатировала, что интересное положение отсутствует. — Мелек-хатун, — девушка подала молодой лекарке два мешочка с золотом, беря в руки баночку с настойкой. — О том, что я приходила и об осмотре, ни одна живая душа не должна знать, ты услышала меня? — Конечно, госпожа. Ваша тайна уйдет со мной в могилу. — Покорно кивнула Мелек. — Смотри, если это будет не так, и правда, над тобой закроется крышка гроба. — Напоследок пригрозила Эми, после чего, улыбнулась. — Не бойся меня. Я добра и честна только с теми, кто беспрекословно выполняет мои поручения и держит тайны. На этом, Мелек-хатун распрощалась с иностранной княжной, говоря, что настойку лучше пить в течении трех дней, дабы точно не было неожиданных сюрпризов. «Валькирия» решила вернуться к себе в покои, точно зная, что ее там ждет няня. Но, как оказалось, в покоях ее ждали совсем не служанки и няня, а Махидевран Султан….*** Покои Валашской княжны Эмилии. ***
В комнате было прибрано, а дверь веранды немного приоткрыта, дабы свежий воздух проветрил покои своей хозяйки. Ни Джансу, ни Гюль нигде не было, и казалось, что они будто вышли и вот-вот вернуться, а Гелена, судя по всему, находилась в своей комнате, которая размещалась неподалеку от покоев ее воспитанницы. Войдя в комнату, Эмилия на секунду опешила — на диване восседала величественная и красивая женщина — Хасеки Гюльбахар-Махидевран Султан. На султанше было платье насыщенного сиреневого оттенка с обтягивающими рукавами и круглой горловиной, украшенной золотыми завитками. На ее голове — корона с камнями рубина и белыми кристаллами, и она была похожа на те, какие бывают в Европе у королев. Появилось даже невольное желание склониться в глубоком поклоне, но его княжна проигнорировала, лишь с уважением кивнула. — Доброе утро, Махидевран Султан. Удивлена, что Вы пришли ко мне среди бела дня. По какому поводу сей нежданный визит? — Непоколебимо спросила валашка, подходя ближе. Женщина молча встала, смотря на хозяйку покоев, будто отыскивая в девичьих глазах ответы на свои вопросы. — Княжна, я была против Ваших с Мустафой отношений, но смирилась — шехзаде еще никогда прежде так не защищал и отстаивал ни одну девушку. — Приятно слышать — звучит, как комплимент, Хасеки Султан. — Кивнула Эми, слегка улыбнувшись. — Но то, что произошло этой ночью между вами — чересчур. — Улыбка с лица валашской принцессы спала — как так быстро эта женщина узнала? Как вообще она узнала? — Госпожа, мы с шехзаде Мустафой взрослые и ответственные люди, думаю, что мы в состоянии отвечать за свои поступки и делать то, что считаем нужным. — Немого растерявшись, ответила Эмилия. — Госпожа княжна, здесь совсем иные правила, о которых Вы не знаете, иные порядки, которые Вам также не знакомы. К тому же, я желаю, дабы мой сын остался жив и, чего бы ни стоило, без всяких препятствий — в свое время взошел на престол. А в данный момент, меня начинает напрягать, что вы сближаетесь довольно быстро, как бы не случилось ничего из того, что может очернить репутацию главного наследника в глазах народа и Повелителя. — Весенняя роза Сулеймана подошла к девушке ближе, ставая боком к ней и уже не смотря собеседнице в глаза. — Подумайте о моих словах. И султанша ушла, а на следующий день, княжна Эмилия, возлюбленная Мустафы узнала, что молоденькая лекарша, что осматривала ее, бесследно исчезла из дворца Топкапы. Будто испарилась и не было никакой Мелек-хатун, как личности. «Махидевран Султан избавилась от нее» — думала княжна, сидя на мягкой софе синего оттенка и держа в руках книгу, пока рысенок Баюн, знатно подросший и поднабравший вес, лежал у ее ног, держа уши востро. — «Оно и правильно — рассказала госпоже, разболтает и всем остальным, и уже тогда несдобровать ни мне, ни Мустафе». Мустафа узнал о разговоре любимой и матери, поэтому не оставил это без внимания и поговорил со своей Валиде, запретив той обсуждать эти темы и угрожать. — Я не отступлюсь от своего, Валиде. Принимать это или нет — Ваше дело, но для себя я уже все решил. — И ушел. Мужчина просто вышел из покоев матери, не дав времени на ответ. Старший престолонаследник провел весь вечер в обществе княжны, после чего, пожелав приятных снов и поцеловав в губы, ушел к себе. Они довольно часто так делали и лишь изредка оставались ночевать друг у друга в покоях. — Гюль, Джансу, вы можете быть пока свободными — если что-нибудь потребуется, я позову вас. — Произнесла княжна, посмотрев на сербку и албанку. — Спасибо, госпожа. — Поклонились девушки, удаляясь из покоев. «Сейчас, я готова рассказать всему миру, что мы с Мустафой вместе, как готов он. Теперь, я уверена в своем решении, и ничто не изменит его» — думала с мягкой улыбкой Эмилия, перелистывая страницы книги одну за другой. — «И когда придет время, я должна буду принять ислам и сменить имя, любопытно, какое Мустафа выберет?». Эти размышления и мечтания крутились в женской голове одна за другой, еще не зная, какие испытания придется пройти и что пережить очень скоро. И это все придется пережить лишь из-за одного письма. Гелена потревожила тихое времяпровождение воспитанницы, войдя в ее покои и протягивая конверт. — Конверт? От кого? — Откладывая книгу на столик, переспросила Эмилия и взяла в руки конверт. Посмотрев на печать, девушка замерла, сверля его взглядом — это была печать Валашского господаря, Князя Басараба I. — Эми, дорогая, — Гелена подсела на софу рядом с девушкой. — Не пугайся раньше времени, возможно, там нет ничего страшного. — Князь, точнее отец, ни разу мне не писал все то время, пока я была здесь. Ни одного письма не пришло от него, ни одной вести, абсолютно. Няня, и Вы хотите сказать, что письмо от Князя Басараба — добрый знак? — Дрогнувшим голосом, молвила княжна Эмилия, продолжая держать в руках письмо от отца. — Я уже давно не верю в это. — Ознакомься с ним для начала. — Предложила женщина и стала наблюдать, как валашская княжна медленно открывала письмо, будто оттягивая время его чтения. Развернув лист, «валькирия» увидела знакомый подчерк — небрежный, трудно разбираемый и острый. Девушка стала вглядываться в написанное и читать содержимое письма, и с каждой строчкой сердце замирало. Князь, господарь Валахии хвалил ее за то, что она не сидела сложа руки и воспользовалась своим женским очарованием и умом, дабы привлечь наследника престола и стать его возлюбленной. «Это полезная связь для нашего княжества, княжна Эмилия. Вы молодец. Осталось лишь заключить брак меж тобою и шехзаде Хазретлери, и тогда, Валахия станет могущественнее, значимее, из всех подчиненных округов Османской империи. Ваш брак — это шаг вперед в светлое будущее для княжича Владимира и самого княжества Валахии. Когда будет что-то нужно — тебе лишь достаточно будет попросить это» — писал мужчина. — Я не буду дальше это читать, не буду! — Эмилия свернула обратно письмо, держа в руках — на глаза навернулись слезы. — Они хотят использовать и меня, и Мустафу в своих целях и даже если я откажусь от их авантюры, будучи в браке, княжич и Князь найдут, чем надавить и пригрозить. Наш с шехзаде брак будет построен на лжи, и в этом случае, я буду тому виной. — Княжна, милая, ты слишком преувеличиваешь. — Попыталась успокоить Гелена Эмилию. — Возможно, ты не так все поняла, ведь… — Не так поняла?! — Она вскочила с софы, смотря на няню. — Прочти письмо сама и убедись же, что я все верно поняла. — При повышенном тоне хозяйки, Баюн открыл глаза и тоже встал на лапы, смотря на нее, будто раздраженно, что его разбудили, но в тоже время, вопросительно, вдруг его это тоже касается. Эмилия посмотрела на свою руку, на безымянном пальце которой красовалось кольцо, сделанное и подаренное ей Мустафой вчерашним вечером. Украшение очень подходило своей обладательнице — круглый изумруд в золотой огранке, к которому по бокам прислонялись полумесяцы, а с остальных двух — сияли небольшие звездочки-бриллианты. На самой оправе кольца были добавлены еще по одному бриллианту с двух сторон, что делало подарок еще красивее и изящнее. «Пусть это кольцо будет доказательством того, что мы поженимся и станем счастливой семьей» — сказал тогда Мустафа, аккуратно надевая колечко на палец избранницы. «Как я могла поверить, что смогу обрести счастье и любовь, имея при себе нерешенные дела, проблемы? Что делать-то теперь? Расскажу Мустафе, он не отступит от своего и будет марионеткой в руках моих родственников, как и я, особенно вред ему принесет это, пока он не султан» — думала княжна, стараясь сдерживать слезы, которые пеленой покрыли глаза. — «Я должна уехать, расстаться с Мустафой и Топкапы. Скажу Повелителю, что хочу повидаться с родней и уеду, а по возвращению, могу попросить перебраться подальше от Стамбула и Мустафы». — Девушка осела на пол, а рысь положил свою голову ей на колени, пытаясь успокоить. Гелена ничего не могла сказать и понимала, что решение в сложившихся обстоятельствах может принять только Эмилия, и только она может себе помочь. — Мне жаль, Эмилия. — Гелена поцеловала девушку в макушку, нежно проведя рукой по плечу. — Я ничем не могу помочь тебе, но скажу лишь одно — делай то, что считаешь нужным, а с последствиями разберешься по мере их появления. Я пока оставлю тебя, чтобы ты все тщательно обдумала и приняла верное решение. — Княжеская няня покинула покои Эми с тяжелым сердцем и вернулась в свои, точно зная, что скоро придется собирать вещи в дорогу. «Я сильная, я справлюсь» — думала валашская княжна, поднимая подбородок и утирая слезы с лица. — «Шехзаде Хазретлери не заслуживает к себе такого отношения, кое может терпеть. Я поговорю с ним завтра, а вечером, отправлюсь к Повелителю с просьбой и уже послезавтра, уеду в Валахию на некоторое время, а вернусь уже не в Топкапы, а уже в другой город этой империи и больше не увижусь с любимым». Вечером, когда Гюль и Джансу вернулись в покои своей госпожи, они получили печальные для них известия — княжна Эмилия собирается на днях покинуть столицу, и возможно, навсегда. Прислужницы так и не узнали причины скорого отъезда, ведь срок пребывания иностранки в империи еще не подошел к концу. Им также было приказано молчать пока что о намерениях и не распространятся об узнавших планах валашки. Вечером, девушка сказала Мустафе, натянув улыбку на лицо, что хочет немного побыть одной, а когда мужчина поинтересовался, не произошло ли чего-то, Эмилия лишь ответила, что все в порядке. Шехзаде настороженно отнесся к словам возлюбленной, но все же не стал настаивать, лишь сказав, что она может прийти к нему, когда захочет. Княжна тихомолком проплакала полночи в подушку, содрогаясь всем телом, смотря на законченный портрет Мустафы, что она поставила у своей кровати на деревянный мольберт. Сердце болело, глаза опухли, и хотелось выть от боли, чего Эми себе не позволяла, но вспоминая все те слова и действия, которые проявлял к ней Мустафа, желание кричать увеличивалось с большей скоростью. Заснула она с болью в голове и сердце, с мыслями о том, что в обед ей нужно было произнести то, что убьет и ее, и шехзаде.***
Время текло мучительно быстро, в голове стоял лишь туман, а женская рука сжимала в ладони письмо. «Возьми себя в руки, Эмилия» — твердила себе княжна, сидя на диване и сжимая второй рукой ткань темно-зеленого платья с утонченной талией и узкими рукавами. Аристократичная бледность валашки сменилась на болезненную, что было видно невооружённым взглядом. Гюль и Джансу ходили вокруг тише обычного, чтобы не раздражать свою госпожу, но между собой переговаривались и сочувствовали девушке и шехзаде Мустафе Хазретлери. Когда все приготовления были закончены, и на стол были накрыты легкие блюда, служанки подошли к своей госпоже, поклонившись ей. — Госпожа, — первой заговорила Джансу. — Что же теперь будет? Вы расстанетесь с шехзаде Хазретлери? — Вы ведь любите его. — Тихо заметила Гюль. — Фатьма будет рада, уже вижу ее довольное лицо. — С сарказмом и болезненной полуулыбкой, ответила Эми, делая вдох-выдох и на минуту закрывая глаза. — Люблю, отрицать не стану. Иногда лучше причинить боль во спасение и избежание будущих проблем. — «Я прямо как мать Тереза» — с горечью подумала валашка. Прислужницы лишь переглянулись и откланялись, ведь в покои постучались, и двери тут же открылись — Мустафа переступил через порог с улыбкой на лице. Валашская аристократка поднялась и обняла возлюбленного, как и он ее; княжна постаралась запомнить запах и прикосновения мужчины, которого любит, и любить вряд ли перестанет, даже по истечению многих лет. — Эми, любимая, — шехзаде Мустафа мягко коснулся губами лба княжны Эмилии. — Ты бледна. Что с тобой? — Я в порядке, правда. Все хорошо. — Натянула улыбку аристократка, смотря на Мустафу. — Я хотела пообедать с тобой и кое-что обсудить. Ты не сильно занят? — Для тебя все время мира, дорогая. — Кивнул Мустафа, но не поверил, что любимую ничего не беспокоит, иначе, она не была бы столь бледной и нервной. Он присел напротив Эмилии на тахте, наблюдая за княжной и каждым ее действием. Они завели непринужденный разговор, шехзаде старался поднять настроение, что не помогало и настораживало еще больше. Сколько бы «валькирия» не старалась казаться спокойной и даже веселой — нет, тут актерское мастерство подводило ее. «Пора начать разговор, более тянуть нельзя» — подумала девушка и почувствовала, что глаза стали намокать. — Мустафа, подожди меня минутку, я сейчас. — Поспешно встав с тахты, она выпорхнула из покоев, оставив Мустафу одного. Шехзаде заметил переменчивость, но и от взгляда не ускользнуло то, что княжна что-то выронила из платья, и бумага лежала прямо перед ним на полу. Мужчина поднял с пола завернутый, немного скомканный лист, рассматривая его. «Что это?» — мысленно задал он себе вопрос, раскрывая лист. Это оказалось письмо. Подчерк был сложно разбираемым, резким и небрежным, и вдобавок ко всему, на румынском языке. Было некрасиво читать чужие письма, и мужчина не отрицал это, но зацепившееся слово больно заинтересовало его и не оставило равнодушным. Там упоминалось его имя. Текст было трудновато разобрать, учитывая то, что Мустафа не очень знал румынский и плохо разбирал сей почерк, но некоторые слова и даже предложения разобрать удалось. То, что он прочитал, ему не понравилось и повергло в шок и непонимание. — «Шехзаде…. Полезная связь, брак…. Валахия, могущество….» — Мустафа в непонимании опустил письмо себе на колени, прокручивая мысли в голове, которые были вовсе не радужными. Неужели их отношения были ложью? Самой обычной игрой с ее стороны. — «Этого быть не может, я не верю в это. Но…. Это письмо. Оно говорит обратное». — Мустафа? — Послышался голос, который за короткое время стал родным. Он медленно встал, оборачиваясь. Эмилия опустила взгляд на письмо в руках шехзаде. — Эмилия, что это? — В голосе послышался холод, который ужаснул даже самого Мустафу. Немного вытянув вперед руку с письмом, мужчина повторил вопрос, но уже увереннее. — Что это за письмо, княжна? Ответь мне. То, что я смог прочитать — правда? Молчание для шехзаде Хазретлери было красноречивее любых слов. Эмилия не могла ничего сказать, ведь только сейчас поняла, что была не готова к этому разговору, и стоило быть осторожнее. В горле застрял комок, не давая ничего сказать в свое оправдание, а Мустафа смотрел на нее так, что сердце разрывалось на части; можно было только представить, что происходит в его душе. Он был разочарован и разбит, как и она. Шехзаде Хазретлери опустил руку с письмом, укладывая его на тахту, где сидел и стал идти к выходу, но остановился, смотря на все еще возлюбленную. — Я не могу поверить, что ты врала мне. Не могу и не смог бы, но это письмо доказывает обратное. — Проговорил старший шехзаде, после чего, вышел вон из покоев. — Прости…. — Только и смогла прошептать Эми, сглотнув. Девушка закрыла глаза, не давая воли слезам — ей идти еще к султану, а уж у него в неглиже и дурном виде показываться — точно не стоит. — Гюль, Джансу, уберите все здесь и передайте Гелене, пусть собирает свои и мои вещи. Хоть на душе и пылала буря эмоций, которые так и просились вырваться наружу, валашской княжне пришлось сдерживать их. С большими усилиями и трудом. Почему она ничего не сказала, отчего промолчала? Почему не раскрыла правду и не объяснила? Но, возможно, вышло даже лучше, чем планировалось изначально. «Какая я жалкая» — сердце болело, а мысли переплетались между собой.***
Валашская княжна с гордо поднятой головой шла по коридору, ведущему в покои султана Сулеймана Хана Великолепного. Эмилия не говорила с падишахом и уж тем более никогда не обращалась ему за просьбами, а лишь присутствовала на мероприятиях, на которые ее приглашали и на которых присутствовал сам султан. Остановившись у дверей, девушка выдохнула, приказывая: — Доложите Повелителю о моем приходе, спросите, может ли султан Сулейман Хан принять меня сейчас. — Конечно, госпожа. — Поклонился один из янычар и вошел в султанские покои. Какое-то время, стояла тишина и Эми терпеливо ждала, пока ей позволят войти на личную аудиенцию к Властелину трети мира, или же, попросят удалиться и когда тот сможет, то примет ее. Задумавшись о том, что ей нужно сказать, она и не заметила, как янычар уже вышел и заговорил. — Повелитель готов принять Вас, госпожа. — Благодарю. — Кивнув, она прошла внутрь, не забывая поклониться падишаху, сидящему за своим рабочим столом. Отец и старший сын были похожи характером и предпочтениями, даже очень, что нельзя не заметить. — Султан Сулейман Хан Хазретлери, Повелитель. Я прошу прощения, что потревожила Вас и займу совсем немного времени. — Проходите, княжна, не стойте у дверей. — Благосклонно кивнул Сулейман Хан. — Повелитель, я пришла к Вам с просьбой и надеюсь, что она не покажется Вам запретной для меня. — Сказав это, валашская госпожа заметила, что мужчина заинтересовался, смотря на нее. — Повелитель, я смею просить у Вас одну поездку на родину — я соскучилась по братьям и сестре с отцом, и хотела бы повидаться с ними. Ненадолго, уверяю. — Твое желание естественно, и я не удивлен, что ты пришла просить об этом. — Задумался султан Великолепный. — Хорошо, я позволяю тебе съездить к родственникам, но после — возвращаешься сюда. — Конечно, Хан Хазретлери. — Благодарно поклонилась Эмилия, осмелившись просить и еще кое-о-чем. — Повелитель, Вы великодушны к моей просьбе, чему я безумно благодарно, но смею просить еще. Возможно ли? — Конечно, говори. Вся империя у тебя в долгу. — Когда я вернусь с Валахии, мне бы хотелось переехать в другой дворец. — Сулейман в удивлении вскинул брови — что уже произошло? — Топкапы — один из прекраснейших дворцов мира, это верно, но, возможно, Вы слышали о слухах, которые ходят вокруг меня и шехзаде Мустафы Хазретлери. И, я считаю, что приношу дискомфорт и порчу репутацию, что недозволительно, и будет лучше, если я побуду подальше от столицы, Топкапы и всей Османской династии, пока волна сплетен не улетучиться. Мне будет так спокойнее. — «Мустафа сам расскажет о расставании, когда покину столицу. Я же не имею права оповещать об этом Повелителю». — Мне весьма странна сия просьба, но коли Вам, княжна, будет так спокойнее — то не стану перечить. После возвращения, Вы сможете проживать в Эдирне, Вас отправят сразу же туда. Это все? — Поинтересовался падишах. — Покорнейше благодарю, Повелитель — о большем просить не смею. — Поклонилась княжна, после, распрощавшись, покинула покои. — «Теперь, точно все кончено» — сердце болезненно сжималось. Вернувшись к себе, валашская аристократка чувствовала себя опустошенной и уставшей, поэтому, даже не прикоснулась к предоставленному ужину, сразу плюхнулась в кровать, закрывая глаза и уходя в царство сна. Гелена, войдя в покои Эмилии, бросила взгляд на служанок, что тихо передвигались по комнате с грустными выражениями лица, выполняя указания. Женщина, порядком, привыкла к проживанию в Топкапы и людям, что окружали ее и княжну, но делать было нечего — решение принцессы оспаривать было нельзя, пусть она и была ей, как мать. Возлюбленная шехзаде уже лежала в постели, закрыв веки: ее дыхание было ровным, но лицо оставалось огорченным и нахмуренным, даже во сне. Гелена тихо опустилась на кровать, нежно проведя рукой по девичьему лбу, убирая с него пряди волос и ели касаясь губами. «Бедная моя девочка…. Сколько тебе еще так мучиться?» — подумала княжеская няня, поджав губы. — «Если бы Княгиня была с нами, она бы точно помогла». Поразмыслив над этим, воспитанница Эмилии удалилась с ее покоев — уже было поздно, а не за горами наступают тяжелые дни. Нужно было набраться сил, чтобы пережить их и дождаться светлой полосы. Дождаться бы…. Княжна проснулась довольно поздно, но не чувствовала себя отдохнувшей. Впрочем, она удивилась, что вообще смогла заснуть прошлым вечером. Отдав все нужные приказания, девушка вышла на веранду, облокотившись руками о перила. Эмилия слегка улыбнулась, вспомнив свое первое пребывание во дворце: она тогда «удачно» свалилась на шехзаде Мустафу, как снег в июле. Посмотрев на балкон старшего престолонаследника и задержав взгляд, она вновь отвернулась — сердце и без того болело, а мысли о возлюбленном не покидали. Баюн бесшумно приблизился к хозяйке, уткнувшись носом в ее платье и грустно промурлыкал. — Один ты у меня остался, да? — Проговорила Эми, присев на корточки и погладив рысенка. Валашка выдохнула и слегка вздрогнула — прохладно. — «Как Мустафа сейчас? Ему больнее всего….».*** Покои шехзаде Мустафы Хазретлери. ***
Мужчина сидел за рабочим столом, разбирая документы с задумчивым и уставшим выражением лица. Ночью, он не смог сомкнуть глаз, и когда солнце появилось на горизонте, он поднялся с постели и, заставив себя позавтракать, сел разбирать накопившуюся работу. Даже сев за стол, он мысленно уловил голос и аромат княжны — она будто сидела сейчас рядом с ним и говорила то, что было у нее на душе. А может, и то, что она говорила, было ложью — Мустафа не знал, чему верить и во что, но надежда цеплялась за то лучшее, что он испытал, находясь с ней единственной рядом. — Шехзаде, — Ташлыджалы тихо подошел к товарищу и поклонился. — Возможно, это не мое дело, но Вам лучше отдохнуть. — Что княжна? — Проигнорировав слова друга, спросил мужчина, продолжая смотреть в одну точку. — Княжна вчера ходила к Повелителю, завтра рано утром она уезжает в Валахию, а после вернеться обратно. Но уже не в Топкапы, как мне сказала стража. — Аккуратно и монотонно ответил Яхья. Мустафа Хазретлери кивнул, выдохнув — на душе было неспокойно. Хотелось пойти и убедиться, что то письмо не является ложью, и если это не так, упасть на колени и попросить прощение, но задетые раны и гордость не позволяли сделать этого. Мужчина положил на руки свою голову, облокотившись локтями о стол — мысли слишком мешали работать, не давая сосредоточиться. Чувствует ли то же самое и она? Или ей плевать на эту ситуацию? Ответов на эти вопросы всесильный шехзаде Османской империи не знал. День, как казалось, пролетел очень быстро: будто кто-то перевел стрелки часов вперед, а с ними изменилось и положение солнца за окном. Когда уже окончательно стемнело, по земле и подоконнику забарабанил несильный дождь. Эмилия сидела на софе, а на ее коленях стоял письменный переносной столик, на котором лежал лист бумаги и чернила с пером: княжна не могла не попрощаться с возлюбленным, и строки послания исходили из ее сердца, не задумываясь о последствиях. «Дорогой и уважаемый Мустафа Хазретлери, я не могла уехать, не попрощавшись с тобой. Знаю и допускаю мысль о том, что ты все еще зол на меня и разочарован, в свое оправдание могу сказать лишь то, что люблю тебя — и это нисколько не ложь. Да, поначалу, когда я только приехала в Топкапы в качестве заложницы ради доверия и мира между султаном Сулейманом Ханом и Князем Басарабом, я хотела пользоваться всеми благами и возможностями, которые мне предоставлялись, в том числе и тобой. Но, судьба повелела иначе, я полюбила, но она же и наказала меня за алчные намерения: отец отправил письмо, что Вы читали. Возможно, где-то, да была правда в тех словах, но лишь отчасти — я никогда не хотела воспользоваться титулом супруги шехзаде, чтобы возвысить в глазах остальных свою родину, как говорилось, сделать ее могущественнее. Я, княжна Эмилия, могу поклясться всем, что у меня есть: мои намерения всегда были чисты по отношению к тебе, и все, что я говорила, являлось правдой. После произошедшего, не имею права на прощение — даже в случае того, что ты простишь меня, я не смогу простить себя за то, что позволила остаться с Вами, шехзаде Хазретлери. Моя семья всегда будет многое требовать, и я не смогу избежать сего, к тому же, шехзаде, а после и падишаху мира не нужна дурная репутация среди подчиненных из-за женщины. Это не правильно. Прощайте, хочу надеяться на то, что Вы, шехзаде, сможете обрести настоящее счастье и желаемый пост. Я буду наблюдать за тем, как Вы и дальше будете расти в своих достижениях и умениях. Прощайте.Навеки Ваша, княжна Эмилия Валашская».
Запечатав письмо и заложив его в конверт, девушка слегка коснулась его своими губами, после чего, встала с мягкой софы. — Госпожа, мне отнести письмо? — Поинтересовалась Гюль, убравшая письменный столик. — Нет, я должна сама сделать это. — Ответила Эми, и только после этого посмотрела на сербку. — К моему возвращению будьте здесь — Джансу, ты и Джанфеда. — Конечно, госпожа княжна. — Поклонилась Гюль-хатун, и валашка вышла из покоев, идя по запутанным коридорам дворца к покоям главного престолонаследника. Идя по дворцу, в столь поздний час, княжна была погружена в свои размышления и тревоги, вспоминая все то хорошее и плохое, что пережила здесь. Она улучшила свой турецкий, стала куда открытие и веселее, нашла любовь, и теперь потеряла ее. из роя мыслей, вывел звук шагов и опомнившись, Эмилия увидела перед собой Фатьму Султан, наложницу Мустафы и мать шехзаде Абдуллы — на лице хорватской султанши сияла улыбка, как у чеширского кота — она уже обо всем знает. — Добрый вечер, княжна Эмилия. — Прощебетала Фатьма и скорчила сожалеющее лицо. — Ах, простите, у кого добрый, а у кого нет. — Фатьма, что тебе нужно от меня, а? Я уезжаю, а ты остаешься здесь, подле шехзаде, что еще тебя не устраивает? — Вымученно спросила валашская аристократка. — Меня-то все устраивает, просто решила посмотреть на ту, что так яростно бахвальствовала. Как говорила Махидевран Султан — как высоко и быстро ты взлетаешь на вершину, так стремительнее и больнее падать с нее. Собственно, что и случилось. — Надеюсь, ты довольна таким исходом, поздравляю, ты победила. Раз услышала, что хотела — прочь с дороги, мне не до тебя. — Фатьма была полностью права, и черноволосая княжна это признавала, но с трудом. — Как пожелаете, Ваше Высочество княжна. — Произнесла Фатьма, шуточно поклонившись и рассмеявшись в спину Эмилии. Этот смех был будто ножами, втыкающимися мимо цели и, дразня нервы девушки — так и хотелось вернуться и сделать так, чтобы не слышать сего противного голоса. Подходя к покоям, к которым некогда шла чуть ли не вприпрыжку с радостной улыбкой на лице, и видела теплый свет, теперь можно было наблюдать лишь холодную темноту, пронизывающую все тело. Ташлыджалы Яхья-бей стоял на своем месте, и как у его товарища был в не самом хорошем настроении. Княжна приблизилась к мужчине, и тот поклонился, не смотря на незваную гостью. — Госпожа княжна, — поприветствовал Яхья. — Ташлыджалы Яхья-бей. — Кивнула в ответ Эмилия, доставая с рукава письмо для Мустафы. — Знаю, что ты слышал обо всем случившимся, и теперь презираешь меня, но я вынуждена просить помощи у тебя. — Ваши с шехзаде отношения никак меня не касаются, как поданного, госпожа. Но Вы правы — как товарищ шехзаде мне больно смотреть на него в подобном состоянии и я имею полное право просить Вас уйти к себе. — Сдержанно ответил он. — Я уйду, но перед этим, попрошу тебя передать Мустафе сие письмо, — проговорила аристократка, протягивая конверт. Задержав взгляд на руке, на пальце которой красовалось кольцо, подаренной Мустафой, в знак обещания того, что они обязательно поженятся, валашка сняла его, передавая и его Яхье. — Передай их, пожалуйста, когда я покину дворец — ни раньше, ни позже. — Эмилия помолчав, добавила. — Как товарищ, ты можешь не передавать, и после пожалеть, а как поданный, обязан выполнить приказ. Тебе решать, как поступить. — Вручив конверт, девушка развернулась и последовала по коридору к себе, услышав голос Яхьи себе вдогонку: — Я передам. Остановившись, княжна немного развернулась и благодарно кивнула, продолжая свой путь и скрываясь за поворотом.*** Покои княжны Эмилии Валашской. ***
В сундуках уже были уложены вещи, наряд для дороги аккуратно сложен, и покои уже казались опустившими. Только служанки, калфа и рысенок, вальяжно разложившийся на софе, давали понять, что здесь все еще кто-то занимает их. Когда Эми вошла в покои, Гюль, Джансу и Джанфеда поклонились, вопросительно смотря на нее: почему госпожа решила собрать их? — Гюль, Джансу, Джанфеда-калфа, спасибо вам, что пришли в столь поздний час. — Произнесла девушка, присаживаясь на свою постель и прощально глядя на своих служанок, которые остаются здесь. — Вы помогали мне, прислуживали, терпели грубость с первого нашего знакомства, чему я очень благодарна и признательна. Пришло время прощаться, но в глубине души, я все же надеюсь, что судьба когда-нибудь сведет нас вновь. — Госпожа…. — Чувствительная Джансу заплакала, а Джанфеда обняла албанку, успокаивая ее. — Мне бы хотелось оставить вам троим от меня небольшие подарки, которые напоминали бы время, проведенное вместе. — Эмилия встала и подошла к невысокому шкафу, и, открыв его, достала из него вышитый тальпок со свисающей вуалью, набор украшений, состоящий из колье и серег, а также дорогую и красивую ткань лазурного оттенка. — Джансу, ты занималась всеми моими нарядами и украшениями, каждый день я щеголяла в новом платье и короне, поэтому, я хочу подарить тебе ткань, чтобы ты смогла сшить себе платье, которое соответствует твоему вкусу. — Улыбнулась княжна, отдавая ткань. — Благодарю, княжна — для меня было честью прислуживать Вам и быть полезной. — Грустно улыбнулась албанка. — Гюль, ты тоже помогала мне во всем и даже выполняла опасные поручения, но ты должна помнить, что остаешься женщиной. Красивой и молодой женщиной — пусть это колье и серьги напоминают тебе об этом. — Спасибо, я буду помнить о Вашей доброте, госпожа, и никогда не раскрою ни одну Вашу тайну. — Поклонилась сербка, принимая дар. — Ну, а ты, Джанфеда, наставляла Джансу и Гюль, помогала мне освоиться в стенах дворца Топкапы, ознакомила с его правилами, традициями и обычаями, за что я безмерно благодарна. Ты ведь калфа и со временем, продвинешься дальше по карьерной лестнице, и когда этот день наступит, вспомни о моем тебе подарке и с гордостью носи его. — Девушка протянула дорогой тальпок калфе и та широко улыбнулась. — Я рада, что смогла помочь Вам, княжна. Благодарю за дары. — Мы будем помнить Вас, госпожа, могу…. — Джансу запнулась, но осмелилась произнести. — Мы можем обнять Вас?! — Да, — даже Эми пустила слезу, когда ее обвили руки тех, кто помогали, слушали и терпели недовольства с ее стороны. Они стали ей не только верной прислугой, но и близкими подругами, которые поддерживали и поднимали настроение в дни грусти. После трогательного прощания, служанки покинули покои княжны, оставляя ее одну, чтобы завтра, когда она уже будет на пути в Валахию, прийти сюда вновь, дабы убраться в помещении. Сомкнуть глаз и выспаться Эмилии не удалось, как бы она не хотела — ее мучило то письмо, что она просила Яхью передать. Возможно, еще не поздно вернуть его? Нет, раз она решилась написать его, стоит завершить дело до конца, чтобы получатель прочитал его.***
Солнце еще не показывалось на горизонте, но уже было раннее и прохладное утро. Княжна Эмилия, облачившись в штаны, зеленый кафтан с высоким воротом, вышитый золотыми нитями и черным плащом, выходила из дворца, где ее ждала карета — было решено возвращаться в Валахию по суше, ведь морем сейчас плыть опасно, вероятность попасть в шторм была высока. Обернувшись и обведя взглядом Топкапы, валашка увидела женскую фигуру, стоящую на веранде — Фатьма. Хорватка просто не могла не насладиться моментом отъезда соперницы, и встала для этого очень рано. Яхья же, стоял на другом балконе, чуть по выше, провожая иностранку и следя, что та уезжает, чтобы немного позднее передать конверт. Сейчас, княжна понимала Хелену, когда-то также покидавшую дворец — грустную, бледную, с потухшим огоньком в глазах и опустившийся головой. «Нет, я не она» — одернула себя Эми, хоть ей хотелось расплакаться — она выпрямилась и гордо подняла голову. — «Никто, особенно Фатьма, не увидит моих слез и отчаяния». Гелена терпеливо ждала воспитанницу в карете, где на сиденье сидел и Баюн, чуть подремывая и дожидаясь хозяйку. Когда, наконец, за Эмилией закрылась дверца, карета сдвинулась с места, покидая дворцовый парк. Плечи княжны дрогнули, аристократическая осанка исчезла, а руки закрыли лицо, по которому крупными жемчужинами покатились слезы боли и безысходности.*** Дворец Топкапы. Покои шехзаде Мустафы Хазретлери. ***
За окном уже светало — прошло не так долго с отъезда Эмилии, не больше двух часов, а казалось целая вечность. В покоях было темно, и только неяркие лучи солнца пробирались в темноту, постепенно прогоняя ее. Мустафа всю ночь то и дело, что засыпал, а после просыпался, больше беспокойно дремая. Наследник знал, примерно когда должна была покинуть дворец карета с возлюбленной, и решил дождаться этого момента, но не нашел в себе сил провести ее хотя бы взглядом. Мужчина был одет, постель уже застелена, а все документы еще с вечера переданы Ибрагиму-паше на подпись и проверку, а после и преподнесению падишаху. Яхья тихо вошел в покои, поклонившись. — Шехзаде, вчерашней ночью, княжна приходила, просила, передать Вам сие письмо и перстень, когда она уедет. — Протянув конверт, обратился Ташлыджалы к шехзаде. — Письмо? — Беря в одну руку конверт, от которого исходил тонкий женский аромат, а во вторую перстень с изумрудом, который будто бы сохранял в себе тепло тела; наследник вопросительно взглянул на Яхью. — Она говорила еще что-нибудь? — Нет. Молчание. Мужчина сверлил взглядом конверт, после чего встал, и разорвал его на мелкие кусочки, отбрасывая их в сторону и пряча украшение в карман кафтана. — Пусть сама скажет, что писала. Лично. — Мустафа поспешно вышел из своих покоев, в прямом смысле слова убегая по коридору к выходу из дворца и направляясь к конюшне, где находилась его лошадь. Ташлыджалы не успел ничего сказать, поспешив вслед за мужчиной, но когда вышел из дворца, увидел лишь, как шехзаде верхом на черной лошади выезжает из дворца. — Шехзаде! Княжна уже слишком далеко! Вы вряд ли сможете…. — Только пыль осталась от копыт скакуна. Махидевран Султан, видевшая происходящее со своей веранды, лишь проводила сына взглядом: это было его решение, он стал совсем взрослым. Женщина, теплее укутавшись в плед, вернулась в покои, одновременно выходя из них, направляясь в известном только ей направлении. Султанша должна была проследить за тем, что бывшие покои княжны приводят в порядок и их освободят, дабы в будущем можно было поселить в них кого-то другого. Когда черкешенка вошла в одни из самых лучших комнат дворца, то увидела девушек, подметающих и убирающих постель, относя ее в прачечную. Прислужницы склонились перед супругой падишаха, прекратив на время работу. — Продолжайте работу, я не помешаю вам, а вы мне. — Спокойным тоном молвила Гюльбахар-Махидевран, заметив стоящий мольберт с закрытым тканью полотном, у уголка кровати. Весенняя роза приблизилась к нему, снимая темную ткань и открывая к всеобщему обозрению картину. На полотне, был изображен ее сын, Мустафа — черты лица, складки тюрбана с брошью на нем и верхней части кафтана были точно и четко изображены и переданы на полотно, словно здесь стоял сам изображенный, а не его нарисованная копия. — Джансу, Гюль, — подозвала к себе прислужниц Хасеки. Девушки подошли и поклонились, а Махидевран обратно накрыла портрет сына. — Перенесите картину в мои покои, и идите так, чтобы видело вас как можно меньше народу. — «Если оставить портрет здесь, можно нажить проблем, а их и без того хватает».***
Встречный ветер охлаждал лицо Мустафы, который то и дело пришпоривал коня, дабы тот бежал быстрее. Сердце мужчины ритмично отбивало удары в грудной клетке, отдавая тот же стук в висках, а мысли блокировали окружающий шум от ветра, колыхания ветвей деревьев, на которых уже висели желтые, красные и оранжевые листья. В кармане он чувствовал перстень, желание увидеть ее и услышать ее голос только придавало уверенности и сил. Он не знал, обрадуется ли Эмилия, когда увидит его, любит ли она или нет, все это мало значило для него — если сейчас он упустит возлюбленную, не разузнает всю правду, то будет жалеть об этом всю жизнь. «На эмоциях я даже не дал ей времени объясниться, какой же придурок» — ругался Мустафа про себя, немного расстегивая верх кафтана, и открывая ветру доступ к горячей шее. Наследник скакал без привалов и не мог сказать, сколько прошло времени, и какой путь он проделал — карета еще не виднелась вдалеке, но были видны свежие следы от колес, что значило лишь одно: Мустафа на верном пути и должен совсем скоро нагнать карету, в которой ехала Эмилия. Солнце виднелось высоко в небе — было около полудня, и прохладный осенний ветерок продолжал качать ветви деревьев, с которых плавно кружились листья, спадая на холодную землю, покрытой все еще изумрудно-зеленой травой. Лошадь порядком устала бежать без перерыва, но ее хозяин был настойчив и непоколебим, направляя ее вперед по следам. На лбу шехзаде Хазретлери появилась капелька пота, которую он вытер рукавом кафтана, смотря вперед. Постепенно, на небе стали сгущаться тучи, закрывая собою солнце, но то продолжало борьбу и выходило за темные облака буквально на пару мгновений, скрываясь за непогодой вновь. Оставалось лишь молиться, дабы не пошел дождь. Прямо, как тогда. Сосредоточившись лишь на дороге, Мустафа прищурился, вглядываясь на линию горизонта. На его губах мелькнула улыбка: вдалеке, виднелся фаэтон, за которым он так гнался. Осталось еще немного, и он окажется у заветной цели. Княжна сидела на своем месте, держа руку на теплой шерсти дикого кота и смотря в одну точку за оконцем кареты. Ее глаза покраснели и появились еле заметные мешки, кожа осталась такой же, бледной. Вид за окном, будто не менялся — один желто-оранжево-красный лес, вместе с темными стволами и зеленоватой травой. «Он прочитал его?» — размышляла она, наконец, отрывая взор с одной точки и перемещая его на свою руку, на которой когда-то красовалось красивое колечко с изумрудом посередине и полумесяцами по бокам. Услышав знакомый голос, Эмилия вздрогнула. — «Нет, мне показалось, Мустафа не мог….». — Снова приказ остановиться, и карета правда, остановилась, последовав приказу. — Княжна, это…. — Гелена не успела договорить, глядя то в окно, то на воспитанницу, как та вышла из фаэтона. Мустафа сидел в седле своего скакуна, но как только карета остановилась, он спрыгнул на землю. Эмилия сглотнула, смотря на шехзаде, но продолжала стоять на месте, не приближаясь к мужчине. Девушка не могла поверить, что наследник проделал такой долгий путь, чтобы догнать ее, и на секунду подумала, что она все еще спит, но до боли родной и настоящий голос любимого говорил обратное. Шехзаде Мустафа прерывисто дышал, а его волосы, слегка торчащие с под тюрбана, были мокрыми. — Мустафа? Что ты делаешь здесь? — Дрогнувшим голосом спросила Эмилия, как мужчина молча начал приближаться к ней. — Нет! Не подходи! — Почему, Эмилия? — Остановился он, вопросительно смотря на возлюбленную. Ее глаза опухли и покраснели от слез, кожа побледнела из-за переживаний, но княжна оставалась все такой же, привлекательной и ослепительно красивой для него. — Зачем ты приехал? Зачем догонял? — Чтобы узнать, что ты написала в том письме. — Спокойно ответил Мустафа. — Ты…. Ты не прочитал его? Не прочитал его и поехал…. За мной? — Девичье сердце затрепетало: он ее любит. Все еще любит. — Зачем ты сделал это? Я ведь, причинила тебе боль, испортила репутацию, я…. — Это все сделала не ты, а мы. Мы причинили себе боль, мы испортили репутацию. Я причинил тебе боль, и не смей думать иначе. — Он нервничал, чувствуя стук сердца в грудной клетке. Достав из кармана кафтана кольцо, мужчина, не смотря на сопротивления Эмилии, стал подходить к ней. — Не подходи ко мне! Иначе, я не смогу уехать, не смогу оставить тебя. — И эти слова должны были остановить меня? — Он усмехнулся, находясь уже рядом, прямо перед ней, смотря сверху вниз на изумрудные заплаканные глазки. Мустафа поправил выбившуюся прядь черных волос, заправив их Эми за ухо. Все вокруг будто перестало существовать, исчезло все: посторонние звуки, люди, все. Были только они одни. — Они только увеличили мою мотивацию подойти ближе. Все, что у меня есть, будет твоим, только пожелай, всего одно слово. Лишь бы ты была счастлива и рядом. — Княжна молчала и не могла подобрать слов, находясь в растерянности. — Такую умную, чувствительную, веселую, ослепительно милую и красивую девушку трудно не полюбить и невозможно разлюбить, чтобы она не сделала. И если, ты согласишься остаться и стать моей женой, я буду самым счастливым человеком во всей вселенной. Как бы банально это не звучало, но это так. — Если я откажусь от твоего предложения, что ты сделаешь тогда? — Мне придется переубедить тебя согласиться. — И как же ты сделаешь это? — Так. — Мустафа обвил рукой талию княжны, притягивая ее к себе и касаясь своими губами ее уст. Его губы были немного шероховатыми, но такими нежными и желанными. Эмилия расслабилась, и ее руки мягко обвили шею Мустафы, прижимаясь к нему ближе всем телом, почувствовав обе руки шехзаде на своей талии. Мужчина улыбнулся сквозь поцелуй, и они отстранились друг от друга, соприкоснувшись лбами. — У меня получилось? — А ты как думаешь? — Прошептала в ответ княжна. Эми улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов, после чего, встав на носочки, чмокнула шехзаде в кончик носа. Мужчина шире улыбнулся, беря в свою руку женскую, и приложил ее к своей щеке, целуя ладонь, после, в его второй руке появилось знакомое кольцо с круглым изумрудом. Мустафа легко сжал пальчики Эмилии, надевая на безымянный перстень; княжна заулыбалась ярче солнца, чувствуя гамму неописуемых эмоций. Пока что валашская аристократка перевела свой взгляд на руку, понимая, что теперь, совсем скоро, она будет не просто девушкой или невестой старшего шехзаде, а супругой, его женой, Хасеки Султан, единственной его женщиной. Она будет его, а он будет только ее. Эми по-детски тихо завизжала от радости, а Мустафа закружив ее в объятиях, опустил на землю, под руку направляясь к стоящей возле кареты Гелене, и наблюдавшей все это время за воссоединением. На морщинистом лице женщины сияла улыбка, а в глазах стояли слезы радости за любимую воспитанницу, которой заменила мать, когда та покинула их. «Я выполнила свой долг перед Вами, Княгиня. Ваша девочка, Ваша Эмилия, теперь будет счастлива» — мысленно проговорила Гелена, поздравляя и давая свое благословление.