Неизменное

      Микеланджело начал свою операцию со следующего дня. Сразу после разговора с Домиником распланировал ход действий. Первым делом, ему были необходимы примерные адреса для поисков — их любезно предоставил Доминик, видимо, не веря в успех этого дела. Адрес проживания как простая формальность, необходимая для заключения контракта. Сохранилось в документах Доминика и место, где был Микеланджело — злосчастное ателье. Эту строчку он, пока переписывал номера домов и названия улиц, предпочёл игнорировать.       В какой-то момент он задумался, а так ли возможна его авантюра? Хуже всего ему придётся, когда настанет черёд поисков куратора — напротив фамилии Аой стояло название соседнего города. На что только ты готов пойти ради того, чтобы исправить ошибку, Микеланджело?       Ночью он спал плохо. Долго не мог сомкнуть глаз из-за мыслей, засоривших голову. Как пройдёт его встреча с бывшими коллегами? Примут ли его? И как много аргументов ему придётся привести, чтобы они согласились вернуться в музей?       Это не давало ему покоя. Он был из тех, кто избегал встреч с людьми, а не искал их. И тот факт, что он повинен в их разлуке, должен был сделать всё ещё хуже. И хотя это не давало Микеланджело повода сдаваться, энтузиазма у него заметно поубавилось. Директор был прав. С чего он решил, что будет так просто вернуть музей Палитры? Почему он решил, что сможет вернуть искусство городу?       Его пробуждение было резким. Будто он и вовсе не засыпал.       В этот раз он сумел позволить себе самостоятельно приготовленный завтрак. Продукты, купленные им, хранились на кухне общежития, и Микеланджело имел к ним полный доступ. Если уж еде и суждено испортиться, Микеланджело хотя бы будет знать, что это его рук дело, и он сделал всё что мог, чтобы это предотвратить.       Он сварил себе овсянку. Та получилась слишком водянистой, но он быстро очистил тарелку и даже взял добавку — ночные переживания пробудили в нём жуткий аппетит. Возможно, он пытался просто отсрочить неизбежное. Признаться честно, он и сам до конца не понял.       —Ты всё-таки собираешься это сделать? — удивлённо спросил Доминик, когда увидел Микеланджело, идущего к выходу с бумажкой, исписанной адресами.       — Я же сказал.       Микеланджело был одновременно рад и огорчён из-за того, что его намерения вызвали у мужчины такую реакцию. Если тот всё ещё не поверил в способность Микеланджело измениться... Что ж, ему придётся это сделать.       Оказавшись на улице, он снова пробежался глазами по списку в его руках. Будучи затворником, торчащим в четырёх стенах круглые сутки, он удивился бы, окажись хоть одно из указанных мест знакомым ему. Он имел представление о местонахождении лишь пары из них. С этого он и решил начать. Хотя в том, что эта идея действительно удачная, Микеланджело очень сомневался.       Да Винчи, как оказалось, жил совсем недалеко от парка, в живописном райончике, полном пёстрых цветочных клумб и зелёных насаждений. Дома были похожи друг на друга, потому Микеланджело даже не сразу нашёл нужный, и всё же они выглядели аккуратно и приятно глазу. И сейчас, стоя перед невысокой калиткой, скульптор не мог не отметить, что в доме да Винчи заботились о чистоте и порядке: ни одной лишней травинки или растущего не на том месте цветочка, подметённая дорожка и никаких паутинок на заборе.       Микеланджело было здесь неуютно. Прошлая встреча с Леонардо прошла… Не так гладко, как хотелось бы человеку, потерявшему все контакты со своими прежними знакомыми. И всё же он был искренне рад, что она произошла. Далеко не один фактор повлиял на его решение помочь восстановить музей, и разговор с да Винчи тогда, на рынке стал одним из них.       «Ты делаешь это, чтобы всё исправить. Ты просто собираешься вернуть всё, как было» — с этими мыслями он вошёл во двор.       Насколько он помнил, да Винчи не учился в школе, и расчёт был именно на это. Время раннее, обучался мальчик наверняка на дому. Микеланджело не знал, чем он живёт и на что тратит своё свободное время, и всё же смел предположить, что ответственный Леонардо будет заниматься работой или самообразованием, а для прогулок по городу выберет более позднее время. С этим каким-никаким планом в своей голове он постучал в дверь. Ответа ждать пришлось недолго, и уже через несколько секунд послышались торопливые шажки и звук отпираемого замка. Микеланджело искренне надеялся, что да Винчи дома не один, когда тринадцатилетний мальчишка широко раскрыл дверь, не спросив элементарного: «кто там?»       Однако тот исправил свою оплошность, увидев, кто стоит перед ним. Резко да Винчи потянул ручку на себя, сузив обзор коридора и его лица для Микеланджело до узкой полоски. Скульптор уж было испугался, что мальчик и вовсе захлопнет дверь, но этого не случилось.       — Опять ты!.. — воскликнул он. — Что тебе нужно?       — Подожди, только не закрывай дверь! — Микеланджело решил не мешкать, и приступил к главному. — Послушай, я знаю, из-за чего ты зол на меня, но я могу всё исправить.       — Что? Исправить? — не понял да Винчи.       — Вернуть всё так, как было.       Ответ мальчика не удивил его.       — Бред сумасшедшего.       И всё же он не прерывал их разговор. Не уходил. Наоборот, он смотрел на Микеланджело с плохо скрываемым любопытством. И это давало скульптору надежду на то, что ему поверят.       — Это не шутка, предупреждаю все твои сомнения. — Микеланджело сказал эти слова слишком много раз за последние несколько дней.       Да Винчи фыркнул.       — У тебя есть две минуты, чтобы заинтересовать меня. У меня много работы.       Терять время нельзя.       — Нам нужно вернуться к работе, чтобы повторно открыться. Мы заработаем на наших картинах, покроем все счета и…       — Что? Ты действительно думаешь, что в текущем положении кто-то из местных художников может заработать на продаже картин? — судя по всему, его слова не просто не убедили, но даже разуверили да Винчи.       — Что ты имеешь в виду?       — А ты не знаешь? Всё ещё затворничаешь, да? — на этих словах голос да Винчи стал тише. — Люди, кажется, больше не заинтересованы в искусстве. По крайней мере, не здесь. Тебе очень повезёт, если ты найдёшь того, кто заплатит за твои работы.       — У директора есть знакомые, они…       — И что, они будут обеспечивать музей Палитры вечно? — спросил да Винчи. — Пойми ты, у художников перспектива теперь есть только в столице. Единственный открытый музей, на работы которого есть спрос — это Королевский музей столицы. Именно туда я скоро и отправлюсь.       У Микеланджело будто ушла земля из под ног.       — Чего?..       — Я подал заявку на работу в этот музей. — не без гордости заявил Леонардо. — Меня взяли.       — Но музей Палитры…       — Музей Палитры закрыт! — да Винчи резко распахнул дверь и начал наступать на Микеланджело. Он ткнул пальцем в грудь Микеланджело, заставляя его пятиться назад. — Между прочим, всё по твоей милости. Это с тебя всё началось! Ты ушёл первым, ты заставил всех усомниться в себе! Это ты виноват в том, что я…       Он запнулся и замолчал, когда Микеланджело стоял за его калиткой, не способный проронить ни слова. Он так и не узнал, в чём была его вина, и как это связано с Леонардо — договаривать тот не стал. Захлопнул калитку прямо перед носом скульптора.       — Давай, попробуй восстановить всё. Надеюсь, мне удастся увидеть, как у тебя это получится, до моего отъезда.       Он почти скрылся в доме, когда крик Микеланджело догнал его.       — Когда ты уезжаешь?       Мальчик повернулся к скульптору гордо задрав нос. Он явно чувствовал своё превосходство над ним, скульптором, у которого на закате карьеры не осталось ничего. И всё же Микеланджело становилось тоскливо от его взгляда. А хотел ли да Винчи покидать Палетт-Сити?       — В следующий четверг.       И он ушёл. А Микеланджело со всей силы лупанул ладонью по калитке, не беспокоясь о том, что мальчик может выйти и отчитать его.       Сегодня была пятница. Это значило, что у него осталось меньше недели на то, чтобы убедить да Винчи остаться.

***

      Микеланджело планировал навестить свой беспроигрышный вариант. Ван Гог точно не мог отказаться от предложения заново открыть музей Палитры. Невозможно забыть, с какими любовью и трепетом Винсент относился к этому месту, и скульптор надеялся, что он не растерял настроя, пока безалаберная копия Микеланджело рушила его жизнь.       Увидев дом Ван Гога, Микеланджело понял, что даже не удивился. Стены были выкрашены в подсолнечный жёлтый цвет, который так нравился владельцу. Всё вокруг пестрело цветамм. В прямом и переносном смысле: пейзаж вокруг был красив, но Микеланджело насторожила куча клякс по всей округе. На стенах, на двери и подоконниках, на занавесках, которые Микеланджело мог разглядеть в окнах. Даже земля и трава у дома были заляпаны красной и зелёной красками. Беспорядок за работой был в духе Винсента, и всё же что-то было не так. Микеланджело был уверен: рисуя, очень сложно оставить такие большие пятна — проще было бы поверить, что это работа Хокусая. А сильнее всего удивляло то, что они были свежими.       Осторожно переступая грязь,       Микеланджело прошёл к входной двери и постучал в неё. Как и ожидал, он услышал Ван Гога, но не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем в доме послышался шум и громкое: «Иду, иду! Секунду!» Дверь распахнулась так резко, что Микеланджело едва успел отпрянуть. Но тот, кого он увидел на пороге, удивил его совсем по иной причине.       Да, это всё ещё был его товарищ, но от его вида Микеланджело становилось тревожно. Он выглядел очень уставшим, тёмные круги и бледная кожа делали его похожим на ожившего мертвеца, но глаза его были широко распахнуты. Опустив взгляд на его руки, Микеланджело понял, что они подрагивали. В одной из ладоней была зажата кисть. Кажется, он застал Ван Гога за работой. Это подтверждала и перепачканная краской одежда. Увидел скульптора, Ван Гог застыл на пороге. Его улыбка стала пластмассовой, но не сошла с лица.       — Микеланджело? Давно не виделись.       Всех своих друзей он приветствовал с большим дружелюбием и воодушевлением, но голос, которым Винсент заговорил с ним… Микеланджело показалось, что даже самый светлый человек музея Палитры не был ему рад.       — Привет, Ван Гог. — ему было настолько неловко, что Микеланджело поздоровался, не найдя других слов. — Ты… Я тебя отвлёк?       —Что? Нет, нет! Всё в порядке, всё отлично, ты не доставил никаких неудобств! — быстро пробормотал Винсент, растянув пластик улыбки ещё сильнее. Того гляди и лопнул бы. — Я так давно тебя не видел. Я очень рад!       Он размахивал руками, будто жесты могли убедить Микеланджело, что ничего страшного и странного во всём происходящем нет. Но что-то было. И этим чем-то был сам Ван Гог.       — Итак… Я могу поговорить с тобой? — он добавил. — Это касается музея Палитры.       Внезапно — Микеланджело даже подумал, что ему показалось — у Ван Гога дёрнулся глаз. Но внешне он никак не изменился.       — Да, я слышал. Директор-сан всё-таки продаёт его. — сказал он. — Даже не верится, да?       Ван Гог сник, и Микеланджело поторопился продолжить, прежде чем тот успеет понять его неправильно.       — Так и есть, но я имел в виду другое. Я хочу открыть музей Палитры заново.       — Правда?! — воскликнул Винсент. — Это же замечательно! В городе с искусством сейчас такое творится, что даже страшно. А если откроется хоть один музей, может люди опять будут улыбаться…       Микеланджело натянуто улыбнулся.       — Прямо как посолнухи?       Ван Гог удивлённо посмотрел на него.       — Ты помнишь мои слова?..       Конечно, как он мог их забыть? Микеланджело был рад, что знает хоть что-то о своих коллегах, сейсас это играло ему на руку. Необходимо было завоевать доверие Ван Гога, как бы это ни было не свойственно Микеланджело.       — Помню. На самом деле, мне нужна будет твоя помощь в этом.       — Моя? — не понял Винсент.       — Чтобы восстановить музей, нужны художники. Нам надо снова собраться, и тогда директор позволит нам разработать план действий. Ван Гог, я могу рассчитывать на тебя? Ты вернёшься в музей Палитры как художник?       Микеланджело не станет врать себе, он рассчитывал на то, что эта задумка приведёт Ван Гога в восторг. Он всегда был таким. Ни одно мероприятие музея не обходилось без него. Винсент стал правой рукой их куратора, во всём помогал и загорался, как самая яркая лампочка, выводя всех их из мрака. Именно поэтому Микеланджело почувствовал, как внутри него что-то ломается, когда понял, что Ван Гог…. Молчит.       Он не отвечал долго, растягивал минуты как резину, пока Микеланджело чувствовал, как капли пота терялись в слоях его одежды. Нервы и так были на пределе.       Наконец Ван Гог заговорил.       — Ты уверен, что я там нужен?       Микеланджело опешил от этого вопроса.       — Почему ты сомневаешься?       — Ну… — Ван Гог замялся. — Я же бездарность. Моими силами ты уж точно не спасёшь наш музей.       Художник произнёс эти слова так легко и непринуждённо, будто это было чем-то самим собой разумеющимся. А вот Микеланджело показалось, что мир перевернулся и уронил его в холодную пустоту.       — Но это ведь не так. У тебя же начало всё получаться. Курода ведь так долго занимался с тобой.       Он забылся и потерял из виду необходимость отыгрывать роль органичной части этого мира.       — К сожалению, мы не успели сделать достаточно. Директор-сан закрыл музей ещё до того, как Курода-сан успел чему-то меня научить. Хотя он всё равно говорил, что из меня не выйдет толкового художника.       Глаз Ван Гога снова дёрнулся. Микеланджело казалось, что в его действиях было что-то наигранное. И это напрягало.       — Но ведь…       — У меня дела, Микеланджело. — Винсент прервал его, неловко смеясь. — Но я был очень рад тебя видеть! Правда-правда!       Он попытался скрыться за дверью, но Микеланджело придержал её.       — Почему, Ван Гог? Ты ведь горел рисованием.       Неожиданно улыбка Винсента дрогнула. И стала жуткой. Настолько жуткой, что Микеланджело затрясло.       — Я был очень рад! — закричал он и резко, с невероятной силой дёрнул дверь на себя. Если бы Микеланджело не успел убрать пальцы, их бы, вероятно, просто отрубило.       За дверью вновь послышался грохот, а потом всё стихло.       Микеланджело пытался достучаться до бывшего коллеги, звал его, но дверь закрыли на замок, а никакого ответа скульптор так и не услышал.       Микеланджело ушёл из того района морально убитым, пиная все попадающиеся на пути камни. Потом он сел на обочину тротуара и уронил голову в ладони. Ему просто не верилось. Он никогда бы не подумал, что из-за него их самое яркое солнце погаснет.

***

      Это было безнадёжно. Так думал Микеланджело, без особых ожиданий стуча в дом Рембрандта. От Ван Гога он направился к Курбе, однако не нашёл его там. Похоже, он был в школе — Микеланджело помнил, что до начала подготовки к Королевскому параду тот посвящал много времени своему образованию. Микеланджело не стал просиживать под его окнами слишком долго. Убедившись, что в ближайшее время Курбе точно не появится, он покинул его жилой район и отправился дальше по своему маршруту.       Хокусая Микеланджело пытался искать на улицах. Так вышло, что адреса его проживания у директора не было. Да что там, он даже не знал, откуда Хокусай к ним пришёл и чем занимался до этого. Казалось, что он появлялся из воздуха и исчезал точно так же. Поэтому Микеланджело, пересиливая свой страх перед людьми, спрашивал о художнике-потеряшке у прохожих на улицах. Однако поиски ни в одном районе не принесли результатов. Никто не имел представления, о ком вообще говорит скульптор, а те, кто узнавали его по внешнему описанию, не могли объяснить, куда тот ушёл после. Если Хокусай и был где-то в городе, то найти его в одиночку будет трудно.       На пороге дома Рембрандта Микеланджело уже ни на что не надеялся. Однако дверь ему тот всё же открыл. Причём быстро.       — Микеланджело-кун? —удивлённые глаза смотрели на него из под очков. — Вот так сюрприз.       Неизвестно, повлияло ли на художника его измученное лицо или тот факт, что они давно не виделись, но от Рембрандта не чувствовалось никакой враждебности или отстранённости. Однако даже так Микеланджело в свой успех почти не верил.       — Рембрандт, мне нужна помощь. — он не стал тратить время на ненужные вступления. — Я совершил большую ошибку, и теперь её надо как-то исправить. Музей Палитры нужно открыть заново. Ты поможешь?       Рембрандт встретил этот вопрос долгим молчанием. Микеланджело уже подготовился к ещё одному отказу, когда бывший коллега пошире распахнул дверь. Скульптор не сразу понял, что этот жест предзнаменовал его первую победу.       Рембрандт мягко улыбнулся ему.       — Входи. Такую идею нужно обсудить за чашечкой чая.