Мозг — вода, сердце — масло

      С наступлением августа в университете формируются учебные группы, по некоторым предметам проводятся факультативы. Посещение свободное, но Феликс из университета не выходит. Преподаватели уже знают его в лицо, а Ли в ответ страстно рассказывает, как любит будущую профессию.              Бегство от реальности приводит к знакомству с двумя одногруппниками. Джисон оказывается сверхзвуковым комком энергий и идей. Кажется, что вместо крови у него концентрированный белый монстр из близлежащего круглосуточного. А Чонин полная противоположность — вдумчивый, отчего часто неуклюжий, но при этом достаточно смелый, чтобы остановить очередную креативную идею Джисона. Феликс влился в компанию моментально, улавливал настроение за секунду, будни протекают сплошь окутанные смехом и весельем.              Но выходные неизбежно наступают и каждый раз Ли тонет в мыслях. Ловя себя прислушивающимся к звукам в подъезде. Хёнджина к этому моменту не видно и не слышно две недели.              Когда на факультативе по фотографии выдают задания по желанию, Феликс с превеликим удовольствием вызывается его выполнить. Чонин сопротивляется недолго, Джисон сдаётся сразу, как слышит о бесплатной еде, которую обещает Ли.              Один выходной день — чудом — оказывается забит работой. Слыша стук в дверь, Феликс выдыхает и открывает. На пороге Джисон, обе руки заняты бумажными пакетами с едой. Ли оглядывается по сторонам и удивлённо спрашивает:              — А Чонин?              — Без него моя компания уже не так хороша? — спрашивает Хан, протискиваясь внутрь. — Сказал, появились важные дела. Обещал скинуть свою часть проекта вечером.              Хан присвистывает, когда проходит на кухню, и одобрительно поднимает большой палец вверх.              — Готов поспорить, что на таких кухнях блогеры и снимают кукинги.              Феликс закатывает глаза, игнорируя новое, (читать как очередное) нездоровое помешательство друга. Из коридора раздаётся лёгкий звон, Ли спешно оборачивается. Хёнджин, вышедший из своей квартиры, моментально застывает на пороге, встречается с младшим взглядом, тут же впивается в Джисона.              — Я подожду в комнате, — мямлит Хан, скрываясь за дверью.              Феликс открывает рот, чтобы поздороваться, но не успевает. Хван щурится, отступает назад. Хлопает дверью так сильно, что с косяков осыпается бетонная крошка.              Произойди подобное несколько недель назад, Ли бы уже бежал объясняться, но не теперь. Хёнджин сам решил придерживаться роли ревнивого бойфренда, заявив, что отношения ему до лампочки. Феликс бесшумно выдыхает перед тем, как вернуться к Джисону, натягивает на лицо улыбку.              — Что за тип? — шепчет Хан, — смотрел так, словно ты съел его любимого попугайчика.              — Наверное, они вкусные, — бормочет Ли, — как маленькие цыплята.              — В тебе ничего святого! Ты видел попугайчиков? — Джисон размахивает руками в стороны, надувает щёки и, кажется, взлетит, — они милые! То, что милое — есть нельзя.              — Обещаю подумать об этом на досуге, — сухо заявляет Феликс, будто взаправду ест попугайчиков вместо колбасы, — а теперь займёмся делом.              Джисон неохотно кивает и, усевшись за ноутбук, начинает руководить процессом. Чонин сделал свою часть проекта на отлично: добавил иллюстрации и пронумеровал слайды в нужном порядке, чтобы в процессе никто не запутался. Феликс устраивается на кровати вместе с пачкой клубничного зефира, вслух зачитывает тезисы, которые помогут собрать текст для выступления. Хан кивает, иногда добавляет что-то от себя, выходит складно.              Ли одновременно и работает: пролистывает учебник, выдвигает идеи, проверяет написанное Чонином; и при этом успевает думать о Хёнджине: вспоминает, как старший выглядел, как замер и как на его лице поселилась боль. Если бы в этой игре вёлся счёт, то это балл в пользу Феликса.              Когда с проектом покончено, Ли не спешит отпускать Джисона. Приглашает остаться на ночь, заманивает доставкой из пиццерии, но Хан не соглашается. Просит только об одном — подождать с ним лифт.              — Ты не понимаешь, — кряхтит Джисон, завязывая шнурки, — ставлю наушники: если выйду из квартиры один, твой сосед нападёт сзади и будет пытать в гостиной.              — В гостиной не станет, у него ковёр новый.              — Это типа меня успокоить должно? — негодует Хан, злобно взглянув на друга.              Лифт приезжает, и Джисон со спокойной душой прощается. Когда Феликс шагает обратно, смотря себе под ноги, соседская дверь вновь открывается.              — Кто это? — нарушает тишину Хван.              Феликс держится за ручку двери, из последних сил старается не рявкнуть мерзость в ответ. Прошло две недели, но посмотреть в сторону младшего заставил Джисон, которого Хёнджин, наверняка, принял за кого угодно, кроме одногруппника. И лучше бы Ли подыграть.              — Одногруппник. Готовились к совместному проекту на сентябрь.              Заходя в квартиру и водрузив на лицо максимальную степень похуизма, Феликс оборачивается. Хван так и стоит в проходе, держится за ручку двери словно отражение. Напряжение с каждой минутой только гуще, можно ножом резать.              — Почти пять часов?              Вдыхая через нос и, не заботясь о том, что услышат соседи, Феликс начинает тираду:              — А какая разница чем мы занимались пять часов? Хочешь услышать, что мы трахались? Завидно, что тебе с такой лёгкостью нашлась замена? Ты — ёбнутый, Хёнджин, наглухо и необратимо.              Дверью напоследок Феликс хлопает, как следует. После крика тишина давит на голову с лёгким звоном.              Ли без сил опускается на диван. Ситуация донельзя идиотская: младший готов отдать всё, ради возможности стать для Хёнджина хоть кем-то. Старший не просто отказался, он игнорировал Феликса две недели, а теперь строит из себя ревнивого парня.              Стук в дверь раздаётся еле слышимый, Ли не закрывал, поэтому неохотно поворачивает голову. Старший выглядит как сто метровый марафонец. Губы искусаны, руки подрагивают, а дыхание учащённое.              С места Феликс поднимается, чтобы отправить Хвана восвояси, потому что происходящее — слишком. Но старший и шагу не даёт сделать. Схватив за запястья, скользит по лицу отчаянным взглядом и аккуратно спрашивает:              — Вы встречаетесь?              — Нет.              — Вы целовались или спали?              — Нет, мы друзья.              Хёнджин выдохнув, расслабляется. Отпускает запястья Феликса, упираясь лбом в плечо.              — Ликс, — шепчет Хёнджин, — я не понимаю, что делать.              Прикрыв глаза, Феликс ненадолго отдаётся приятным ощущениям в теле. Старший скользит руками по спине, трётся носом словно домашний кот. Боль, сквозящая через каждое слово, ощущается на сердце физически. Ли дал ответ на заданный вопрос ещё две недели назад, а старший отмахнулся. К чему вновь бессмысленный диалог.              Хван касается мягкими губами мочки уха, скользит языком по шее, пальцы путаются в волосах. Возможно, если сейчас Феликс отстранится, это, действительно, будет конец. Старший тянет за тёмные прядки и Ли подставляет губы.              — Скажешь уйти и я уйду, — продолжает шептать Хёнджин.              Вновь перекладывает ответственность за причинённую боль.              — Не скажу, — шепчет Феликс.              Сейчас, когда Хёнджин настолько близко, что дыхание одно на двоих, Феликсу не хватает сил его оттолкнуть. Несмотря на очевидно отвратительный конец и непрекращающуюся боль. Несмотря на отсутствие хоть какого-то будущего. Ли готов поддаться ещё один раз.              Младший тянет Хёнджина на диван. Впивается губами и тут же стонет, когда Хван чуть кусается. Пускай это единственная часть, которой старший готов поделиться, Феликс возьмёт всё до последней крошки. Запомнит каждый стон, каждый вздох, каждый взгляд, каждое прикосновение. Положит накопленное в отдельную коробочку и будет бережно хранить до тех пор, пока собственное сердце откликается.              — Прямо тут, — с усмешкой спрашивает Хван, — на диване Минхо? У тебя точно не фетиш какой-то?              Феликс хитро улыбается, задирает футболку старшего, прикусывает сосок. Хёнджин дёргается, шипит, теперь очередь Ли ухмыляться. Происходящее больше походит на странную игру, в которой каждый пытается утянуть положенную крупицу боли, отыгрываясь за две недели молчания.              Оттягивая Ли за волосы, Хёнджин впивается в шею, кусает и тут же зализывает, продолжая поддерживать за затылок. Ликс не сдерживаясь стонет, замечает, как у Хёнджина по рукам ползут мурашки и, выпутавшись из чужих рук, тихо бормочет на ухо:              — Хён… — старший замирает на секунду, смотрит с интересом, догадывается, что его раскусили, но так даже веселей. Хёнджин всё равно планирует отыграться.              Феликс оказывается на спине моментально, опираясь на локти, тянется за поцелуем. Хван поддевает пальцами край футболки, задирает, но снять не позволяет. Оставляет языком влажные дорожки от сосков до выпирающих тазовых косточек и тянется к шортам.              Даже когда Хёнджин стягивает боксеры и нарочито медленно ведёт языком по члену, не прерывая зрительного контакта, Феликс лишь чуть стонет. Сжимает спинку дивана до боли в костяшках, но не сдаётся. Хван наступает: облизывает покрасневшую головку, едва касается губами и одновременно с тем, как берёт в рот, вводит в задницу младшего два пальца.              Феликс стонет протяжно, низко и вместе с его стоном дверь в квартиру открывается.              Младший случившееся осознаёт не сразу. Чуть движется навстречу зависшему Хёнджину и, только когда чувствует внутри пустоту, а на лице Хвана видит расплывшуюся панику, поворачивается в сторону двери.              Минхо стоит в коридоре с небольшим рюкзаком.              Минхо, который должен быть в туре ещё три месяца.              Минхо, который не предупреждал, что собирается вернуться ни с того ни с сего. И смотрит он сейчас лишь на Хёнджина.              Хван тянет футболку Феликса вниз и при этом не спускает глаз со старшего. Тишина как в морге.              — Хён, — начинает Ликс, — не делай выводы раньше времени.              Ли отрывается от Хёнджина, смотрит на младшего брата, как на предателя. Обводит взглядом с головы до пояса, косится на шорты, лежащие поодаль от дивана, и снова возвращается к Хвану. С каждой секундой разочарование сменяется яростью.              — Как давно? — голос у Минхо спокойный и от подобного хуже, чем от крика.              — Молчи, — шепчет Феликс, протягивая руку к шортам. Шуршание одежды в тишине кажется оглушающим.              — С поездки к вашим родителям, — Ликс цокает, косится на Хёнджина. Молится, чтобы Минхо сдвинулся с места, позволив вытолкать Хвана за дверь.              — Мне плевать чья это инициатива, если вы вместе, потому что чувствуете друг к другу хоть что-то, — продолжает старший.              Хёнджин смотрит на Феликса лишь долю секунду, младший умоляюще выгибает брови. Прямо сейчас он готов подыграть чему угодно, и не подумает припоминать случившееся, если это заставит Минхо смиловаться.              — Мы не в месте, — отвечает Хёнджин.              Минхо улыбается ярко и быстро, будто услышал противоположный ответ. Закрыв входную дверь, наваливается на неё, скрестив руки на груди. Теперь выход из этой квартиры только ногами вперёд.              Феликс переводит взгляд с одного парня на другого, не понимает, почему Хван сказал правду. Вплоть до этой секунды младший верил, что Хёнджин играет только ему понятную музыку. Признаться, а позже изобразить расставание — проще не придумаешь.              — Значит, ты за спасибо трахаешь моего младшего брата?              — Хён, мне не пятнадцать, — встревает Ликс, — я могу самостоятельно решать, как жить.              — Убирайся, — холодно заявляет Минхо, смотря на Хёнджина. — Не пятнадцать? А по поступкам и не скажешь. Азиатская часть тура закончена и завтра я улетаю, думал, сделать сюрприз. Не попадайтесь на глаза эти сутки.              Уходя в комнату, Минхо хлопает дверями, им сегодня достаётся больше обычного. Как только Феликс оказывается на пороге старшего, накидывается без раздумий:              — Зачем сказал правду?              — Не хочу врать другу, — Хёнджин пожимает плечами и с шумом приземляется на диван, — даже если он не друг.              Феликс присаживается рядом, всё, что приходит в голову — извиниться. Может и не полностью, но он виноват. Хёнджин словно думает о том же самом.              — Прости, но я предпочитаю правду, даже если она выглядит, как ведро с дерьмом. И не следовало напирать с вопросами о том парне. Чтобы избежать привязанности, я решил не делиться личным, ты тоже заслуживаешь подобного.              Сегодня Феликс больше не хочет спорить. Из него, как из новогоднего мешка, вытрясли последние эмоции и силы — ничего не осталось. Он лишь подбирается ближе, обнимает Хёнджина со спины.              — Не думаю, что эту ситуацию можно завернуть в красивую обёртку. Даже если Минхо отнесётся с пониманием, мы поступаем неправильно. Я причиняю тебе боль, успокаиваю себя глупыми отговорками. И чем дольше это продолжается, тем больше проблем вызовет в будущем.              Феликс сильней прижимается к Хёнджину, прислушивается к размеренному дыханию и стуку сердца. Обдумывает услышанное, понимает, что ни один нормальный человек после такого бы не остался. Феликс либо умалишённый, либо мазохист, потому что только это оправдывает его поведение. А ещё он отличный лжец.              — Всё будет нормально, если ты тоже не станешь усложнять. Как сегодня, например: пугать друзей, хлопать дверями и вести себя так, будто я — твоя собственность.              — Договорились, — бормочет Хёнджин, — но, если кому-то станет в тягость, мы тут же прекратим, идёт?              Феликс кивает и отпуская старшего, подходит к окну. Вид тут совершенно другой: множество домов разной высоты раскинулись вплоть до горизонта, дорога внизу кажется маленькой и узкой.              — Конечно.              Феликс оборачивается к Хёнджину с тёплой улыбкой на губах и застывшем сердцем.              Кажется, только что эта история сделала круг и началась сначала.