≿————- ❈ ————-≾
— Почему у тебя такое имя? Хёнджин копошится рядом: достаёт из бездонных пакетов продукты и с такой же лёгкостью закидывает их на верхние полки. Середина рабочей недели выдалась на удивление спокойной: впервые за долгое время Феликс находится рядом с Хваном одетый больше часа. — Это моё второе имя, ну или первое. Не сильно задумывался над очерёдностью. Хёнджин смотрит с интересом, а Феликс улыбается в ответ и никогда не признается, что вот такие дни нравятся ему больше всего. — Первое имя дал дедушка, поэтому оно слегка старомодное. Когда в школьные годы приходилось записываться куда-то, это вечно создавало проблемы. — Феликс не звучит куда проще, — вклинивается Хван. — Ёнбок уж тем более. — Ёнбок? — переспрашивает старший, — как тот знаменитый шеф-повар? Феликс закатывает глаза: подобными шутками его уже не пронять. — Ребёнком я не хотел выделяться. — Ли-ён-бок, — произносит Хёнджин по слогам, будто перекатывает буквы на языке в попытке распробовать. У Ликса по спине ползут мурашки. В этом он тоже никому не признается. — Что ж, Ли Ёнбок, как дела на работе? Хёнджин сцепляет руки в замок, грациозно потягивается, незаметно подбираясь ближе. Устремляется к кружкам, роется в ящике с ложками и всё это проделывает с довольной улыбкой на губах. — Хотят взять меня на полный рабочий день, но сомневаются из-за учёбы. — Вот как, — едва слышно отзывается старший и, отпустив несчастные кружки, тянется руками к Феликсу. Проводит по спутавшейся чёлке пальцами, едва касаясь кожи. — Нравится там работать? — Ли поддаётся вперёд, утыкается носом в ладонь Хвана, на секунду позволяя себе расслабиться. — Так же сильно, как тебе танцевать. Хёнджин вновь улыбается, ведёт пальцами от острых скул к шее, забирается за ворот рубашки, несильно давит на затёкшие мышцы. — Жаль, что так много времени приходится проводить в студии, мы можем видеться почаще. Феликс чуть усмехается, но выходит до очевидного грустно. Хван замирает, скользит сосредоточенным взглядом по лицу напротив, хмурится. Младший смотрит в ответ так же пристально. Слушать очередной монолог на тему того, что отношения — равносильны личному котлу в аду, не хочется. Пошутить бы в ответ, что видеться чаще задница Феликса не выдержит, но Ли отмалчивается. Хван всё ещё цепляется пальцами за ворот рубашки, но уже не пытается пробраться дальше. Феликс знает — Хёнджин сражается с самим собой, пытается продумать ситуацию на три шага вперёд и, если ничего не получится, отступит. — Хёнджин… — зовёт Ли: отвлекает, потому что тогда победа за ним. Хван зарывается пальцами в волосы Феликса и припадает к губам. Целует быстро, неаккуратно, давит на затылок, словно боясь, что младший попробует вырваться. Ликс сцепляет руки в замок под лопатками Хвана и льнёт ближе. Если поцелуи до этого вели к сексу, сопровождались неприличными звуками, то в этот раз всё получается иначе. Хёнджин сильней притягивает к себе, вместо вечных попыток впиться во что-то зубами, Феликс мягким облаком обвивается вокруг.≿————- ❈ ————-≾
В один из дней звонит Минхо. — Почему не отвечал? Вопрос сопровождается звонким эхом, вдали слышатся выкрики. Старший не кажется раздражённым или злым, но на душе всё равно скребутся кошки. — Был занят. — Занят, — передразнивает Минхо. — Только не начинай, — младший косится на циферблат и с трудом отбавляет семнадцать часов, — нечем заняться в семь утра? — Феликс, — устало выдыхает Минхо, — не веди себя так, будто происходящее — незначительно. Развалившись на подушках, Феликс разглядывает потолок. Скользит взглядом из угла в угол, будто вырисовывает узоры. Минхо — бесспорно — прав и для младшего брата он хочет лишь лучшего исхода. Проблема лишь в том, что Феликс едва ли теперь понимает, как будет лучше. — Я всё ещё злюсь, — бормочет Минхо, — но всегда готов выслушать. И даже не скажу, кого ты напоминаешь Хёнджину. Феликс на услышанное морщится, но защищать Хвана не спешит. Эта мысль вертелась и в его голове. С времён школы Хёнджин оставался один и вдруг что-то заставило его передумать. Попытки отдалиться и страх посмотреть в глаза после секса, будто Хёнджин боится посмотреть в глаза собственному прошлому. — Он что-то говорил? — с надеждой спрашивает Феликс. — Ничего нового. Я рассказал всё, что знаю. — Почему Хёнджин не ладит с Чаном? — флегматично интересуется Феликс, вспоминая короткую перепалку на кухне. — Чан? — задумчиво бормочет Минхо. — Они не поладили ещё в первый день. Два упёртых барана, которые не любят проигрывать. Хёнджин отреагировал слишком эмоционально, а Чан решил, что прав тот, кто окажется громче. Представить эмоционального Хёнджина задачка не из лёгких. Сдержанный смех и холодная отстранённость — синонимы к имени старшего. Лишь несколько раз, когда Феликс наблюдал исподтишка, видел яркую улыбку. Каждая эмоция, подаренная младшему — пластиковая, тщательно выверенная и проверенная. — Вот как. Мы будто говорим о разных людях. — Если не веришь мне, спроси Сынмина, — ворчит Минхо. — Я говорил ещё в первый день: Хёнджин неплохой парень. Мягче и вдумчивей, чем может показаться на первый взгляд. И с дорогими для него людьми он очень осторожен. По крайней мере такого Хёнджина знаю я. — Тогда кого знаю я? — неуверенно спрашивает младший. На заданный вопрос Минхо не отвечает. Переводит тему с завидной лёгкостью. Буднично рассказывает о туре, вкусной еде и подвернувшем лодыжку танцоре.≿————- ❈ ————-≾
В последний выходной августа Феликс устраивает торжественную ночёвку. Джисон составляет список обязательных к просмотру фильмов, успевая всунуть между строк одно аниме. Чонин накидывает в общем чате примерное количество закусок, а когда Хан заявляет: «десять тридцатисантиметровых пицц», Ян исправляет цифру на восемь: минус две — штраф за аниме. В день, когда наступает время оформлять заказ, все единогласно выбирают китайскую лапшу и немного суши. В ожидании курьера и друзей, Ли собирает по дому подушки, раскидывает их перед телевизором. Горкой выставляет рядом тарелки: ведь потом за ними никто не пойдёт. Чонин появляется первым. Жалуется на медленный лифт и Джисона, до которого невозможно дозвониться. Заблудший друг появляется спустя тридцать минут и пять пропущенных звонков, в руках у него две коробки с остывшей пиццей. — Завтра утром скажете спасибо! Проснётесь, а от лапши и парочки сетов ничего не останется. — Конечно не останется, ведь кое-кто ест за троих, — парирует Чонин, но пиццу на кухню всё же уносит. Джисон шпильку игнорирует и обращается уже к Феликсу: — Пока в лифте поднимался, молился средиземноморским богам, чтобы твой сосед наружу не высунулся. При упоминании Хёнджина, Феликс только хмыкает, возвращается к возне с подушками и тарелками. Под ворчание Джисона о круглых коробках для пицц приезжает курьер. Разбираться с ним приходится Хану — штраф за опоздание. На диван приземляется Чонин с упаковкой солёной карамели. Оглядываясь вокруг, он с уверенностью произносит: — Не понимаю, почему тебе так хочется переехать. До кампуса рукой подать, брат всё время работает и огромная квартира полностью в твоём распоряжении. И вид шикарный — Не смей говорить такие вещи! — вопит с кухни Джисон. — Если Феликс передумает, то со мной будешь жить ты! — В последнее время, я часто задаю себе этот же вопрос, — шепчет Феликс. — Мои подростковые отношения с Минхо можно описать очень просто: он молния, а я дерево посреди равнины. Сейчас, конечно, всё иначе. — Но? — Но жить отдельно — неплохой опыт, — улыбаясь, тянет Ли. Приподняв брови, Чонин смотрит внимательно. Прожигает лисьим взглядом дыру, будто способен читать мысли и знает настоящую причину, по которой Феликс хочет сбежать подальше. — Хорош бубнить, пора развлекаться! — встревает Джисон, приземляясь на подушки. — Я, как самопровозглашённый кино-король, заявляю: вы не будете разочарованы! Чонин на привычное повышение децибел реагирует спокойно: продолжает жевать карамель с видом мученика. Но уже спустя тридцать минут от начала фильма сползает на пол, чуть не опрокинув коробку с лапшой. Ещё через десять принимается вовсю обсуждать нелогичность поступков главного героя, негодуя на тему взрыва машин в каждом боевике. После боевика Джисон с хитрым взглядом включает мелодраму. Феликс отмечает банальный сюжет, а Чонин предугадывает основные повороты, на что Хан заявляет: главное в подобных фильмах — чувства и эмоции. Под финальные титры носом шмыгают все трое. После четвёртого часа объявляется перерыв. Чонин заваливается на подушки со стоном. — Что закажем? — бормочет Джисон, копошась в телефоне, — у них есть сет на три килограмма. — У тебя какие-то проблемы? Вечно стремишься отхватить побольше, — хихикает Ян. — Придурок, — ворчит Хан, пихая младшего в спину, — это с запасом на завтра. Что думаешь, Ликс? — А? Ли и отрывает взгляд от собственного мутного отражения в окне и встречается с выжидающим Джисоном. Хан с намёком трясёт телефоном. Отпихивая его в сторону, Чонин аккуратно интересуется: — Что-то случилось? Феликс пожимает плечами. Закусив губу, неуверенно начинает издалека: — Недавно кое-что произошло. Не со мной, со... знакомым. Может быть, вы знаете, как поступить. — Мелодрамы пробудили слезливую натуру? — хихикает Джисон, за что закономерно огребает от Чонина. Сжимая подушку в руках, Феликс глубоко вдыхает, стараясь откинуть эмоции подальше. — Знакомый регулярно спит со своим другом, они не встречаются, всего лишь дружеский секс. Один из них, ещё в самом начале, поставил простое условие: никаких чувств или эмоций друг к другу. Даже когда знакомый пытался поинтересоваться банальными вещами, например: прошлыми отношениями или школьными годами, это сразу же воспринималось в штыки. Как негласное нарушение единственного правила. Феликс облизывает пересохшие губы. Ладони вспотели и теперь их неприятно покалывает. От двух пристальных взглядов по спине ползут мурашки. Продолжая, Ли утыкается взглядом в пол. — Знакомый ясно выразился о своих чувствах. И его друг также признался, что чувствует больше, чем банальное влечение, но начинать отношения он не хочет. После этого они разошлись, но в итоге вновь спят друг с другом. И теперь мой друг не знает, как лучше поступить. — Послать, — тут же выдаёт Джисон, хлопнув в ладоши, — твоим другом пользуются! — Но ведь они оба что-то чувствуют, может быть, подождать ещё? — Кто станет признаваться в чувствах, а потом отказываться встречаться? Это разве не контринтуитивно? — Ну вы и тормоза, — выдаёт Чонин. — Тот, кто предложил правила, с самого начала что-то чувствовал. Подумайте сами: их связывает секс без обязательств, избавиться от таких «отношений» труда не составит. Как давно они знакомы? — Всего ничего, — неохотно признаётся Феликс, — начали спать друг с другом недели через две, как встретились. — Дел-а-а, — тянет Хан. Теребя край подушки, Ли прокручивает в голове услышанное. Теория Чонина кажется идеальной, но в сроки не укладывается. На тот момент Феликс, действительно, знал Хёнджина едва две недели. За которые нормально они поговорили лишь раз. Да и виделись не больше — оба избегали друг друга, как огня. — Ничего он не чувствует, — бормочет Ли и тут же осекается, — друг так говорит. Они могут не видеться неделю, а как встречаются, всё сводится к сексу. — Притворяется? — Ерунда, — отмахивается Чонин, — ни один человек не может притворяться слишком долго. Твой знакомый наверняка замечал что-то. — Или замечал, но не понимал, что это, — поддакивает Джисон. Диалог прерывается трелью домофона. Забирать заказ приходится Феликсу. В ожидании курьера, Ли пялится на соседскую дверь, как на змею. Не нужно быть дураком, чтобы понять: рядом с младшим Хёнджин — другой человек. Феликс и до этого замечал странное поведение, но неправильно трактовал. Хван избегает отношений, не только из-за страха боли, существует что-то ещё. Когда курьер появляется на пороге, Феликс старательно игнорирует горстку навязчивых мыслей. Джисон действительно заказал сет на три килограмма и мороженое. — Почему у суши-бара в меню мороженое? — недоумевает Чонин. — Мог и спасибо сказать, — ворчит Хан, хватаясь за пульт, чтобы включить следующий фильм. — Только не говори, что это какой-то артхаус. — Я тебя сейчас прибью, — срывается на писк Хан. Феликс заливисто смеётся и, в попытке прикрыть Чонина, заезжает мороженым себе по лицу. Киномарафон заканчивается в три утра. Джисон отрубается без сил на полу в окружении еды, Чонин выкладывает над его головой сердечко из картошки фри и делает несколько фотографий. Восседая около чайника, Ли сонно интересуется: — Думаешь, разумно запивать литр колы чаем? — Вот и проверим, — хихикает Чонин. Шум закипающей воды приятно разбавляет тишину. Листая ленту, Ли лайкает каждый грустный пост о завершении лета, чувствуя в груди тяжесть совершенно из-за другого. Ставя перед Феликсом кружку, Чонин интересуется: — Твой рассказ сегодня. Это же о тебе, верно? — Нет, — тут же отрезает Ли. — В тот момент, когда я сделал предположение о чувствах. Твои глаза так расширились, на секунду показалось, что они выпадут. — Я просто… Зарываясь пальцами в волосы, Феликс откидывается на спинку стула. Кусает и без того истерзанные губы. От вечных секретов и недомолвок трещит голова. — Эй, всё нормально, — ободряюще кивает младший. — Это жизнь, в ней чего только не происходит. Буду нем как рыба. — Прости, — зачем-то извиняется Феликс, но взгляда от кружки так и не отрывает. — Финал очевиден с самого начала. Поэтому, когда всё окончательно закончится, я бы хотел забыть произошедшее. Чем меньше людей знает, тем проще. — Всё так плохо? — Ли вяло пожимает плечами. — Уже и сам не знаю. Место на диване разыгрывается на камень-ножницы-бумага. Феликс проигрывает, раздосадовано шипит, но, на самом деле, не чувствует ничего кроме приятной усталости. Слова Чонина вертятся в голове назойливой мошкой. Ликс старается думать о чём-то другом, но раз за разом плавно возвращается к исходной точке. Хёнджин чётко очертил рамки, за которые не хочет выходить, несмотря ни на что. Феликс слишком глуп, если полагал, что влюблённость заставит Хвана передумать. Хёнджин умело подаёт эмоции в дозированной упаковке и идеально играет в прятки с собственными чувствами. Если на кону окажется чьё-то сердце, вероятно, старший разобьёт его, не моргнув глазом.