III
На голове — тяжесть мешка с вонючими луковицами. Скрежет стального острия по виску. Синтетическая восьмибитная симфония в ухе. Если в природе одобрены сотни синонимов к слову «ебано», то явно для того, чтобы каждый раз отбрасывать их, останавливая выбор именно на этом определении общего состояния дел. Бивший в глаза свет Арсения не смущал. При желании его можно было списать на рассветные солнечные лучи в окно — мало ли, уснул и не задвинул шторы. Твёрдую постель с впивавшейся перекладиной можно было спросонья принять за крепкую мужскую руку, так неудачно вывернутую самим Арсением в попытке прижаться. Даже шуму на фоне в тон трещавшей голове он бы придумал оправдание, списав его на уличный, но только не трусам. Трусы! Кто-то надел на него, сонного и беспомощного трусы, в которых он просто ненавидел спать. Это и озадачило придавленного одеялом Попова в такую рань. С трудом нащупав под руками опору, он решил присесть в постели, чтобы без преследования прожектора разлепить глаза. Мыслительный процесс тут же ускорился, стоило только опустить правую ягодицу на постель. Что-то шелестящее и явно более горячее, чем левая часть задницы, было на месте ещё вчера прекрасной и упругой половинки. Он потрогал скотч, еще раз перекинул для верности голову назад и, убедившись, что его наглухо заклеили, принялся осматривать всё вокруг. Палата, явно больница, не уютное домашнее гнездышко. «Дорого здесь», — подумал Арсений. Не сказать, что он не мог позволить себе обслуживание в частной клинике, но всё же рамки допустимой экономии соблюдал. На зарплату, деньги с дипломников и гранты он обеспечивал себе красивую картину жизни в той мере, в которой она не переходила границ среднестатистической. Мозг тем временем виноватой болью пытался напомнить обо всех впечатлениях и приключениях последних суток. Что-то даже стало проясняться, но ровно до момента, как Арс вышел из дома вчерашним утром. Он хорошо помнил, что направлялся в больницу, но терялся в дальнейшем маршруте. Прокол в вене от капельницы ошибочно навёл Попова на мысль, что падение в кактусы не прошло даром для его несчастной спины. «Походу, защемил, и мне кололи обезболивающее». Видимо, его скрутило болью прямо на улице, и добрые люди вызвали частную скорую или даже отвезли сюда сами, на своём авто. Как же странно — сидеть и придумывать, где и с кем ты был, пока залепленная ватками задница неугомонно елозила по ткани больничной койки. Словно после очень развязной вечеринки. Телефон не выкрали, но на нём ни одного пропущенного, только уведомления групповых чатов, и в тех — ничего, адресованного Арсу. «Где ж я так жёстко вчера проебался?» Полежав, словно дома перед работой, ещё пять минуточек, Попов всё же решился позвать медсестру. — Как себя чувствуете? Улыбчивая полная девушка не спеша вошла к нему в палату. «Ебано», — хотел сказать Арсений. — Смутно, — произнес он. — В вашей ситуации это вполне оправдано. Оправиться от отравления наркотическим веществом удаётся, как правило, на вторые или даже третьи сутки. В любом случае, всю эту неделю необходимо максимально чутко наблюдать за самочувствием. — Вы сказали — наркотическим? — опешил Арс. Неужели его успели где-то накачать? К кому он попал в руки на улице, что люди смогли так жёстоко обойтись с ним? Блядь, да что такое с людьми? Они взаправду что ли стали колоть прохожих в задницу? — Именно так. Боюсь, что ваше состояние вчера вам не запомнилось, но… Он резко обернулся к медсестре, вспомнив: — Но мне было хорошо. И так ярко! Точно, ну точно! Было тепло, уютно и весело. Большой голубой эльф звал его за собой в лес, мурчали коты под ногами, а картинки, все эти привычные серые картинки, плясали для него «Чунга-Чанга — синий небосвод» прямо из телевизоров. Господи, откуда вокруг него вчера было столько телевизоров? Это же ненормально, что они мерещились ему всюду? А что, если угашенный мозг давал ему сигнал о чём-то глубинном, что вся его жизнь — шоу?.. — Верно. — Медсестра помедлила и подождала, пока его внимание не сфокусируется на ее голосе. — Это типично для наркотического воздействия. Благо, вещества в молодом растении не так много, как в синтетическом варианте, потому вы очень легко отделались. На месте повязки внешние симптомы аллергии уже прошли — нет ни сыпи, ни припухлости, на ночь мы повторно вас осмотрели. Тем не менее, врач выпишет вам необходимые рецепты на антигистаминные, они идут курсом. Шестерёнки крутились в мозге Арса до горячего дыма. Картинки сменялись одна за другой, но ни в каком из слайдов не мелькали молодые растения. Только яркий свет, лес и уши. Огромные, красивые, растянутые, как и улыбка эльфа. — Я не помню ничего про аллергию, — прошептал Арс. Медсестра приподняла уголки губ. Похоже, ей было немного жаль его. Будь Арс в привычной обстановке, он точно вёл бы себя смелее и казался бы стократно привлекательнее, но сейчас он походил на одного из школьников, уснувших среди занятия, во время которого получил ещё и двойку за поведение. Она пожалела его и подошла ближе. — Вас привёл парень, ваш друг. Он сказал про случайную ситуацию — вы поймали занозу, помните? Забыть такое он бы точно не смог. Это прямое оскорбление его достоинства. Именно того самого достоинства, что в штанах. Нет, правее, с другой стороны. Да. Вот этого. К счастью, то достоинство, что сейчас пугливо пряталось впереди в этих ненавистных трусах, задето не было. Хотя, это даже к сожалению: давно никто не задевал достоинств Арсения. — Помню, — покорно кивнул Попов, — а друга не помню. — Высокий, кудрявый, но имени я не знаю, я пришла под конец первой смены, когда он уходил. — А во сколько я прибыл сюда? — Утром, точное время можно глянуть в карте, если хотите, я сейчас, — сестра сделала шаг, но Арсений перебил: — Нет, извините, это не столь важно. Меня оставили здесь на сутки, какой-то человек меня сопровождал, и сейчас, вы говорите, я в порядке? — А сами как чувствуете? Как чувствовал Арсений, он упомянул чуточку раньше в своей голове. Больше забавляло, что в ситуации раненой задницы его интересовала личность человека, который его сюда притащил. Не лечение, не последствия падения на такое блядски маленькое и такое, как оказалось, катастрофическое растение, не бедный кот, который уже сутки орал дома на вчерашний корм и который наверняка разлил от скуки всю воду из мисок, а этот парень. Рыцарь? Принц? Спаситель всех брошенных и обездоленных? — Думаю, я смогу добраться домой, — задумчиво пробормотал Попов. — Хорошо, я позову к вам врача, а пока давайте осмотрим вас ещё раз. Повторный анализ, осмотр и все остальные важные для выписки процедуры заняли не больше получаса. Оставшееся время ожидания доктора, по подсчётам Попова, заняло вечность. Спустя этот промежуток, когда Арсений уже сидел с озадаченным настроением на аккуратно накрытой им же больничной койке, врач вошёл и засыпал его тонной медицинских терминов. — Через, — врач взглянул на наручные часы, — полчаса утренние анализы будут готовы, мы с вами ещё раз убедимся, что всё в порядке, затем можете вернуться к привычным делам. Рецепт вот, держите, — протянул исписанный бланк Попову, — здесь название препарата. Дополнительно я отметил рекомендацию — чтобы убедиться, что организм очищен, стоит в четверг утром прокапать повторно витамины. Можно здесь, у нас, либо вызвать медсестру на дом, если это будет удобно. Выезд у нас по тарифу приемлемый, на стойке можете уточнить. — Хорошо, — растягивая, произнёс Арсений. — А общая стоимость всего моего пребывания во сколько обойдётся? — он знал, что на его карте средств достаточно, но сам факт внезапной траты, к которой его мало того, что принудили, так ещё и не предупредив, жадно давил на горло и кошелёк. — Молодой человек оплатил всё, включая утренние анализы. По остальным услугам, которые мы предоставляем, вас проконсультирует администратор. Если хотите... Арсений не дал ему договорить. Он был шокирован и одновременно напуган — сам того не зная, он задолжал незнакомцу некую сумму денег. Это обязательства! Это бремя! Это, в конце концов, сущий позор. Кстати, о «сущий». Ощущение было один в один, как если бы он, напившись до состояния мочёного арбуза, упал бы на улице и обоссался, а его, как вонючего бомжа, отправили бы в вытрезвитель. Драматично и загадочно. — Все оплатил?! У вас есть его данные? Имя, карта, что угодно? — Не переживайте, Арсений, он заполнял документы, и если что, вы так же, как и стоимость услуг, можете узнать всё остальное… — У администратора. — Верно. Арсения чуть было не вернули на больничную койку, настолько он был взбешён и взволнован: полных данных не было. Договор заполнен на имя Арсения Попова, чёрт бы побрал этого мальчишку, который ковырялся в карманах и кошельке. Оплата — только последние четыре цифры карты. Ни паролей, ни явок, ни отпечатков пальцев. Один клочок стикера с кривыми буквами: «Антон Шастун». Сколько в Москве Антонов Шастунов? Сотня? Две тысячи? Или он всего один? И какого чёрта он распотрошил паспортные данные, но не удосужился оплатить картой самого больного? «Давай же, тупая ты башка, вспоминай, где он меня подобрал? Где я его поймал? Как мы умудрились столкнуться, чтобы он привёз меня сюда? Кто он, ну же, помоги», — умолял сам себя Арсений, выходя из клиники. Он сел в такси и открыл папку с только что полученными бумагами — договор на оказание медицинских услуг, рецепт и чек. Чек на сумму, от которой глаза выскочили из орбит. «Двенашка?! Двенадцать тысяч за мой кактусовый приход? Ещё никто так дорого не платил за мою задницу», — размышлял Попов, петляя по шумному городу. Он не имел ни малейшего представления, как вернуть деньги. Идея листать ленту «ВКонтакте» в поисках того самого Шастуна (что вообще за фамилия такая?) была откинута: мало кто будет отрицать свою причастность, когда ему предлагают прислать деньги. «Хей, привет, я благодарен тебе, что ты не бросил мой зад в беде, скажи куда деньги перевести?». «Привет, не ты случайно привез меня в больницу, когда я гулял по лесу под наркотой?». «Здравствуйте, Антон Шастун! Извините, что беспокою. Не вы случайно вчера наблюдали за тем, как меня кошмарит? Хочу дать вам за это денег». «Дарова, братан, близкий мой! Я счастлив, что моя жопа — больше не твоя проблема». «Уважаемый Антон! Примите искренние извинения за то, что я имел неловкость обнажиться перед вами в таких непростых обстоятельствах. Позвольте, я компенсирую вам ущерб?». «Хэллоу, во сколько тебе там обошлось упечь меня в палату?». И коронное «Ща переведу бабки за свою задницу, скажи, куда». Все эти варианты в голове Попова однозначно говорили ему, что Интернет развращал все его благие намерения. Он убедил себя, что как только пройдёт нужное количество времени, парень сам его найдет и потребует возмещения. На худой конец (хоть Арсению такие были не по вкусу), память — штука не постоянная, нет-нет, да и выдаст чуть позже порцию пока ещё замаскированных моментов. Нескрываемое любопытство не отпускало, сколько бы Попов не отвлекался. Дома он первым делом обнял недовольного кота, наполнил его миски и с крайней осторожностью привёл в порядок квартиру. Сырник смотрел пренебрежительно, и от этого сердце Попова щемило тяжёлой тоской навязанного обстоятельства долга. Плюнув, успокоения ради, он принялся шерстить ленты всех известных ему социальных сетей, пока не остановился на одной подозрительно занимательной странице — какие знакомые уши.***
Сериал был послан в одинокое пешее спустя минуты три. Вот прям со взлетной полосы — стоило только мелькнуть заставке, как рука Шастуна невольно поползла к телефону. Низкое и скотское чувство, которое про себя он прозвал обычным человеческим неравнодушием, помыкало действиями Антона и руководило поиском. Все документы он предусмотрительно сфотографировал. Он знал мужчину в лицо и даже имел несчастье видеть его паспорт («Фотка — огонь, не то, что у меня»). Просчитал возраст, проложил маршрут по указанному в прописке адресу («Два шага от работы») и даже оценил семейное положение. Зачем ему эта информация, если он всё же решил оставить денежный вопрос без решения, он не понимал. Более того, он твёрдо убедил себя, что мужику и так досталось, и горечь уплаты последствий совершенно его добьёт. В это время поиск уже выдал нужный профиль. «Скрытный, что пиздец, ещё и такие странные фото, помешанный какой-то». Кактус за кактусом, цветок, кот, листья какие-то. Шастун изучал ленту в попытке взглянуть вчерашнему экспонату закрытого показа в лицо. Не то чтобы он не разглядел его, просто сегодня, пережёванный прожитым днём, он цеплялся только за отдельные фрагменты увиденного, и на общем фоне голый мужской зад всё же затмевал голубые глаза. Фото потекли рекой, стоило перевалить с летних снимков на весну. Книги, стихи, ребусы и загадки — чего только не выкладывал этот Арсений в своей ленте. Смело можно было заключить, что он или преподавал детишкам философию в каком-нибудь мало-мальски обустроенном университете, или фрилансил на оформлении предисловий к сборникам потешек. Чем больше Антон смотрел, тем больше видел. Он, подобно умалишенному, вычитывал каждую букву, увеличивал селфи, чтобы разглядеть задний фон, и остановился лишь в момент, когда понял, что сделал уже второй снимок экрана подряд. «Просто место интересное. Это для заметок, чтобы геолокацию не забыть. С другой стороны, почему я не могу вернуть честно заработанные деньги?».***
Арсений взвесил совсем не большой остаточный дискомфорт происшествия и заключил, что его конфуз остался в прошлом. Никто не узнал — значит не было. Ему было совестно за потраченные незнакомцем деньги, но, с другой стороны, почему же этот человек так и не объявился? Никому из виртуальных Антонов в тот вечер Арсений не писал. Всё это по-прежнему казалось абсурдом, от которого хотелось отмыться, как от липкой жвачки. Щекотливое самолюбие пошатано, ветхие опоры гордости подпилены, статная маска интеллигенции чуть надорвана. Хватит с него и того, что это будет долго жить в его голове как воспоминание о самой дурацкой попытке уйти от реальности. «Если станет совсем невтерпёж, всегда могу обколоться этим мелким засранцем», — шутил про себя преподаватель. Попов ненавидел моменты, думая о которых, хотелось немедленно спалить себя в огне из собственного стыда. Ему не чужды были беспокойства о том, насколько сильно он заикнулся, ведя лекцию, насколько громко кричал соседу, выкравшему у него из-под носа лифт, сколько людей усмехнулось, когда он грохнулся среди двора на обледенелом асфальте. Все эти червивые и, безусловно, порочащие имидж мелочи порой накатывали так, что хотелось воспользоваться волшебной штукой стирания воспоминаний. Самого смешило — взрослый мужчина, а забивал голову такими пустяками. Вот только легче от этого не становилось. Благо, что невольный свидетель самого редчайшего его проёба так и не сунул нос в его жизнь. Выступил спонсором и скрылся, только уши и виднелись. Жаль, не виднелось лицо. Наверняка, встретив этого Антона в переулке или магазине, Попов тут же бы просиял от озарения. Он читал об этом, смотрел кучу медицинских сериалов, где пациенты вмиг утопали в потоке всплывших фрагментов, потому, раз до сих пор к нему этот ментальный щелчок не явился, не было и повода загружать себя посторонними переживаниями. Мягкий свет в тесной кухне создавал особую атмосферу. Вся светлая, почти до больного белая мебель становилась тёплой и уютной. Арсений уже не ответил бы, в какой момент своей жизни он практически полностью переселился на кухонный диванчик. Он не сказал бы, зачем ему настенная полка, заставленная малюсенькими прозрачными стаканчиками с суккулентами с одной стороны наперевес с увесистым томом практики правоприменения в гражданском судопроизводстве — с другой. Ему хотелось простого человеческого сидеть в своём углу и нервно отсчитывать дни пёстрого календаря с крокодилами до первого сентября. Что с того, что это лишь условная дата, и выйдет он на работу чуть раньше. Новый учебный год сулил предвкушение университетских будней, со всей их цикличностью, полюбившейся непредсказуемостью, плавающим графиком, которые, поглотив в себя всего Попова, вскоре заставят ощущать, что он целиком и полностью отдавался своему делу, а не просиживал свои таланты, как он это делал сейчас. Залив кипятком настоявшийся чай, Арсений насильно притянул кота на колени и стал упорно выискивать в нем навыки общения. — Сиди, ну куда же ты ползёшь, ляг смирно, Сырник, хороший мальчик, — мужчина поглаживал ёрзавшее существо и постепенно отвлекался. Кот был готов воспользоваться любым удобным моментом, чтобы скрыться поглубже в темноте квартиры. Такой момент настал спустя мгновение — послышался звонок в дверь.***
Впервые за пять лет комната в общежитии давила на Шастуна. Она буквально сжимала его внутренний монолог, а каждый доносившийся из коридора шум противной каплей из поломанного крана щёлкал по нервам. Антон должен был разобраться с дилеммой, принять решение, от которого зависели все его дальнейшие действия — занимать деньги у Эда или нет, взять дополнительные смены в магазине или нет, хотя куда уже брать — Ангелина по одному его желанию вряд ли распахнёт объятия и обнимет со словами: «Вот тебе зарплата, сколько хочешь». Безусловно, всё говорило в пользу того, что нужно было найти этого Попова и вежливо завести диалог о выплате, которую он не планировал даже в страшном сне. Ноги послушно вошли в разношенные широченные кеды, руки вытянулись, протискиваясь в футболку, и он выскочил из-за турникета на выход, чтобы успеть к знакомому незнакомцу и вернуться обратно до комендантского часа. «Я неделю ждал, он не объявился. Пора бы уже совесть иметь, сколько можно», — говорил себе Антон, перебегая через пешеходный переход. Путь был привычен до тошноты, словно внеплановый выход на работу. «Почему я должен из-за него менять все свои планы и ишачить с ящиками наперевес почти месяц? Из-за его белоснежной задницы?». Антон чуть не остановился посреди дороги. Ужасно и неловко понимать, что сейчас он лицом к лицу столкнётся с человеком старше себя, своего же пола, который в порыве трипа просил его помочь с занозой и при этом звал на свидание. «Он был не в себе. Ко мне это не имеет отношения, главное, чтобы поверил. Хоть бы вспомнил». Рука, зависшая над домофоном, дрожала, как в сорокаградусный мороз. Шастун наизусть помнил номер квартиры, но этажа не знал, как и не понимал, с чего бы вдруг мужчине быть сейчас дома в ожидании его прихода. По правде сказать, Шастун тоже не был готов к приходам Арсения, но те накрыли их обоих. Чему быть — тому быть. Долгие, мучительные и противные гудки. Наверняка, Попова нет дома, и попытки Антона вылетели глухими отголосками куда-то к соседям сверху. Ещё секунда, и из окна выглянет голова какой-нибудь мамочки в декрете и произнесёт ряд неблагопристойных слов в адрес настырного гостя. Вдруг гудки исчезли и сменились на тревожное: «Да?». Тот самый голос донёсся непозволительно громко. Что отвечать, когда стоишь у домофона и хочешь вернуть деньги, Шастун не знал. Когда пришёл домой, а тебя ждали, говорили: «Это я», когда не ждали — «Доставка», когда захотелось покуситься на золотого гуся бабули из сто третьей квартиры и вдоволь поживиться её антиквариатом — «Откройте, я из соседней квартиры, забыл ключ от домофона, а жена спит». Понадеявшись на удачу и всё космическое и неизведанное, Антон уверенно произнёс: — Я по поводу вашего пребывания в больнице. — Одиннадцатый этаж, — оторопевший голос по ту сторону дёрнулся и тут же стих. Дверь нужной квартиры была чуть приоткрыта — так, чтобы не впускать случайно проходившего в свой запертый мирок, но так, чтобы гость, искавший её, точно заметил полоску света из коридора. — Добрый вечер, — тихо проговорил Арсений, — проходите. Шастун не ответил. На него вмиг нахлынула иррациональная боязнь, а отстранённая поступь Попова, кружившего, как коршун над добычей, её только усилила. Ситуация была до нелепого вывернута наизнанку — Антон вступился за трезвость и здоровье Арсения, потому полноправно мог претендовать на возмещение всех своих беспокойств, но стоял виноватым подростком, в то время как Попов, видимо, ущемлённый своей оплошностью перед незнакомцем и ущемивший его финансово, напирал надутым павлином. Глупее было бы только начать выяснять отношения. — Кажется, я вас не смог вспомнить. Брошенная фраза тут же заглушила неловкость Шастуна, сменив её раздражением. Он его даже не вспомнил, в то время как Антон смог осмотреть, пусть и не без помощи фото, каждую его грёбанную родинку на лице. — Такое вполне объяснимо после того… — Шастун замешкался, подбирая культурные альтернативы, — после того, что с тобой… с вами произошло. Попов рассматривал парня, стоя в самом конце коридора. Шастун не знал, что можно было так пристально выглядывать в нём: далеко не идеальные черты непримечательного лица, слишком широкие, совсем не бросавшиеся в глаза губы, большой, нет, просто непозволительно огромный и такой непритягательный рот, длинные, самые обычные руки. «Я бы не смог забыть тебя, даже будучи упоротым в хлам. Как это произошло?». — У меня ужасная память на лица, — произнёс Арсений, словно ответил на неозвученный вопрос Антона. — Проходи…те на кухню, в коридоре такие вещи обсуждать, пожалуй, не очень удобно. Шастун сник и поплёлся за ним. Из-за угла в его ногу врезалось что-то тяжёлое. Антон подскочил, оглушительно взвизгнул и вжался в стену. Бешеное нечто вертелось вокруг носков парня и готовилось к очередному подлому захвату. — Кот! — Шастун ошарашено смотрел на Попова, застывшего в немой сцене. — Сырник, брысь! — хлопнул Арсений, и кот унёсся обратно за угол, проскальзывая по паркету на повороте. — Прости, я совсем забыл предупредить о нём. Шастун отлип от стены, соскреб заодно остатки достоинства и одарил растерянного и взлохмаченного мужчину широченной улыбкой. — Какой игривый! Всегда хотел кота завести. — Не советую, лучше заведи кактус, — Попов устало и медленно присел на диван. — Благодаря выпрыгнувшему кактусу мы не смогли бы перейти на «ты», — усмехнулся Антон в ответ. Попов посмотрел на него, похоже, забыв о попытках сохранить отстранённый вид. Сейчас, очевидно, Антон предстал перед ним совсем как наивный и неуклюжий мальчишка. «А всё равно вроде хороший», — подумал Антон. — Давай ближе к делу, — сказал Арсений. Потупившийся от непрошибаемости Попова Шастун присел напротив, сложил руки перед собой, заметно волнуясь. Таким деловитым мужчина нравился ему гораздо меньше, чем веселый и беззаботный, требовавший отвести его в лес за парой ушей. — Я понимаю, ситуация незапланированная и неловкая, — торопливо начал он, — но тебе было… ты был… — Я был не в себе... Напомни имя, пожалуйста, — подчеркнул Арсений. — Антон. Да. Именно! В общем, ты в магазин наш цветочный ввалился. Я наблюдал, сколько мог, но тебе было хуже, мне пришлось везти в ближайшую… — Чтобы не начались родовые… — пробубнил Попов. — Что? — не расслышал Шастун. — Да так, ничего. — А. Так, о чём я? Короче, мне очень неудобно, но раз уж так сложилось, не мог бы ты, если, конечно, это тебе по средствам, — Шастун многозначительно осмотрел лаконичную, но явно не дешёвую кухонную мебель, — не мог бы ты компенсировать затраты? — Сердце стучало как отбойник. — Разумеется, — высокомерно ответил Арсений. — Сейчас мы решим этот вопрос, но как ты убедишь меня, что ты не мошенник? Как только Арсений ляпнул эту ничем — ни разумом, ни здравым смыслом, ни внутренними сомнениями — не подкреплённую фразу, Антон понадеялся, что её оскорбительный эффект отпечатался на его лице. Сказать такое — ровно, что выставить себя полным идиотом, потому что подробности больницы и прочего вряд ли мог знать кто-то ещё, кроме присутствовавшего. Очевидно, Арсений решил упираться в собственную глупость бараньим рогом до последнего. — Я могу показать тебе списание с карты… — Шастун зарывался, копошась в ящике с собственными комплексами, трамбуя их для следующих, которые вот-вот родятся после общения с Поповым. — Покажи, — настоял тот. Шастун, недоумевая, открыл сообщения и протянул телефон. Арсений, очевидно, даже не всматривался в текст: тут же вернул мобильник. Он пошёл за кошельком, но на половине пути остановился и спросил: — А тебе наличными или перевести? — Лучше бы перевод, но как тебе удобнее. — Антон не мог понять, какие силы заставляли его прогибаться под этим насупленным индюком. Попов вернулся, снова сел на диван и открыл приложение банка. — Номер продиктуешь? — Он у тебя записан. Попов оторопел. — Я записал твой номер? — Я это сделал. — Зачем? Антон пометил для себя очередной тупой вопрос в копилку. — На случай, если ты очнёшься один в незнакомой палате, и тебе станет невыносимо само осознание, что с тобой приключилось… — То, что приключилось, — закончил за него Арсений. Тяжесть молчания и встречных пулевых выстрелов-взглядов ощутил даже Сырник, прокравшийся из спальни. Его протяжное «Мау» вывело из оцепенения Попова. Экран телефона выдал номер Шастуна под контактом «Колдун». Антон, немного оттаявший после искреннего удивления Арсения, сбавил обороты, но всё же хотел в итоге достичь своей цели, потому первым отвел взгляд, дав ему закончить с переводом. Получив заветную SMS, он поднялся, протянул руку для пожатия, как после успешной сделки, но тут же отпрянул, когда понял, что тогда ему ещё раз придётся её протягивать на выходе. Он спешно обулся, скомкано попрощался и полетел вниз, не дождавшись лифта. «Какая же брехня, — подумал Антон. — Я бы точно на его месте запомнил бы лицо».