IV
Совещание перед началом нового учебного года стало негласной традицией. В последние августовские дни загорелые отпускники и замученные работой в приёмной комиссии бедолаги слушали заведующего кафедрой Кашокова, который до этого на точно таком же совещании слушал декана Павла Алексеевича, который ещё раньше на почти таком же совещании выслушивал учёный совет и ректора Дусмухаметова. Судя по лицам сотрудников, никто не горел желанием броситься на образовательную амбразуру, и энтузиазма в воздухе хватало разве что на то, чтобы подвинуть к себе ближе стаканчик с уже остывшим кофе. Юрфак, как обычно, трещал по швам от количества первокурсников. Ограниченный в бюджетных местах, но вполне преуспевавший в договорных, вуз принимал абитуриентов напропалую, что сулило перегруженные аудитории, дополнительные часы отработок, увеличение преподавательской нагрузки, и всё ещё оставалось загадкой — хватит ли на всех поступивших подготовленных заранее материалов и вариантов для тестирования. Арсений был предупредителен, в меру готов ко всем резким поворотам плававшего расписания, и его мало что могло удивить с приходом свежей крови. Раз в год сменялись лица, какие-то оставались, но потребности цепляться за них не было никакой. Попов не был куратором ни одной из групп, но старательно консультировал всех дипломников и будущих магистров, избравших для себя мужчину в качестве научного руководителя. Порой на это уходили целые вечера, и тогда Арсений чувствовал, как ущемлялось его личное время, которое предназначалось для собственных научных изысканий. Тем не менее, он ни разу не отказывал никому из поспевавших юристов и был преисполнен решимостью направить их в нужное русло. Заведующий кафедрой Эмир Сергеевич предложил до конца недели утвердить учебную нагрузку и распределить новых ребят с их будущими, с позволения сказать, научными трудами, между преподавателями. Каждый из присутствовавших согласился сохранить ранее запрошенное количество студентов и засим откланяться, но неожиданно в помещение влетела лаборантка и всучила Кашокову свежую выписку из приказа о зачислении. — Эмир Сергеевич, второй поток, приказы, новые, вот, ещё, — запыхавшаяся Наденька не могла с первой попытки сформулировать свою мысль, а только трясла уже изрядно помятыми документами. — Переводы? — изучая список, спросил Кашоков. — Да, есть с филиалов, которые закрыли в этом году, есть из других вузов, но приказы уже подписаны, на сайте сейчас выставят, а я, как только исправлю списки студентов — тут целая стопка по курсам, сразу же передам вам новые. — Это нужно сделать как можно скорее, Надежда, — приспустив очки, ответил заведующий и, обращаясь уже к коллегам, продолжил: — Твориться этот дурдом будет ещё недели три, а то и месяц, потому прошу учитывать возможные изменения групп в потоках и некоторое время тормошить старост, чтобы наша отчётность соответствовала всем зачисленным. — Повезло тебе, — шепнул Арсению сидевший рядом преподаватель Дима Позов, которого Попов имел смелость отмечать в качестве приятеля, — у тебя хотя бы четвёртый курс не плавает в пространстве. Попов усмехнулся: преподаваемые им дисциплины действительно были узконаправленными, и на парах либо царило безмолвие от сложности темы, которую уже почти состоявшиеся юристы пытались понять перед выпуском, или звучали ожесточённые дискуссии. Так или иначе, филонить ни ему, ни студентам, не удавалось. — Куда там — везёт, — так же тихо ответил Попов, — бакалавры, в отличие от магистрантов, всё ещё ходят на пары, приходится и мне, а твои опытные — уже давно забили и шлют сообщения с просьбой выслать домашку по мылу. Мужчины захихикали, но тут же смолкли под строгим взглядом Эмира Сергеевича. — Я напоминаю, — акцентировал на себе внимание Кашоков, — от того, насколько эффективно в этом году студенты пройдут промежуточную и итоговую аттестацию, зависит будущее нашей кафедры. Мне бы не хотелось допускать на следующем учёном совете вынесения на обсуждение вопроса о сокращении штата или дисциплин. Потому задача номер один на ближайший семестр — как можно активнее взаимодействовать с вашими протеже. Пишите, звоните, вызывайте на кафедру, консультируйте, словом, от вас самих зависит уровень их подготовки. Попов возмутился. — Стоп, у нас почти сорок процентов учебных программ состоит из графы «Самостоятельное изучение». Студенты — не малые дети, а ещё есть заочники. Как прикажете мне вызванивать по десять человек и приглашать толпой на дополнительные занятия? Это их ответственность, они должны искать время на подготовку, а мы следуем учебным планам! — Хорошая речь, Арсений Сергеевич, — мягко начал Эмир Сергеевич, — однако я подчеркнул, что последние два года наша кафедра висит мёртвым грузом на шее факультета по ряду смежных и, давайте начистоту, очень взаимозаменяемых дисциплин. При этом количество публикаций в рецензируемых журналах падает, аспирантов раз-два и обчёлся. Мне довольно прозрачно намекнули на то, что мы можем попасть под горячую руку оптимизации. — Хотите сказать, что следует одновременно уделять больше времени и научным статьям, и десятку студентов? Попов знал, что подобных претензий в отношении него быть не может, он чуть ли не единственный, кроме, конечно, самого Кашокова, кто регулярно пишет и публикуется, не говоря уже об общественной практике. Впрочем, в этом была и большая заслуга самого Эмира, который, будучи рецензентом по многим его трудам, неустанно толкал Попова под тогда ещё не травмированный зад на новые просторы юридических пробелов. — Вы изрядно персонализируете, Арсений Сергеевич, — заведующий намеренно обращался по имени, чем начинал понемногу подбешивать, — продолжайте свое дело и покажите коллегам пример, но по поводу студентов я не шутил. Мне… нет, не так, нам необходимо, чтобы наши студенты к концу этого семестра блистали, как начищенные звёзды на ёлочной верхушке. Комиссия должна отметить нас по-ло-жи-тель-ным… чем? Правильно! Ре-… — -зус фактором, — ответил Попов, подтрунивая над чересчур серьёзным начальником. Позов и другие преподаватели, сидевшие по бокам от Арсения, не сдержали смешков. — Так, я вас понял, — сняв очки и обречённо присаживаясь за стол, сказал Эмир Сергеевич. — Хотите, будем по-другому говорить, объясню по-русски. Меня вызвал декан, отчихвостил, как ребенка, сказал прямо: завалите показатели полугодия — порежут, как лоскуты на одеяло. Им, — Кашоков многозначительно показал пальцем на дверь в сторону деканата, — верите — нет, вообще по хрен, чем ваши, — обратился к Макарову, сидевшему по праву руку, — Илья Андреевич, основы интеллектуального права отличаются от курса по защите прав на интеллектуальную собственность и средств индивидуализации. Вас это тоже касается, — повернувшись снова к Попову. — То, что вы читаете два разных курса на бакалавриате, выдумываете новые профили работы и хороши в этом, — это похвально, правда. Я всегда доволен вашим содержанием и подачей, но, пожалуйста, поймите — если студенты в общей массе выбирают избитые и годами заеденные темы по договорам и недвижке, даже близко не ваш профиль, это говорит либо о том, что они ни хрена не понимают в ваших дисциплинах, либо о том, что актуальных идей в ваших курсах нет, что снова нас приводит к чему? Правильно. Отсутствию потребности в них. Попов вспыхнул. Его лекции, одни из самых практикоориентированных, насыщенных примерами из личного опыта, свежих взглядов и раскрытых аргументов, были уже не первый год предметом его гордости. Он преподавал даже дистанционно по приглашению ректора другого вуза, вёл факультатив, и сметь задать столь щепетильный вопрос — значило напрямую оскорбить Арсения и его успехи. — Вы заблуждаетесь, — процедил Попов, — в моих потоках многие… — Перестаньте, ну же! — Кашоков, отмахиваясь, перешёл на стенания, — я всего лишь абстрактно говорю, не умаляя значимость вашей работы, просто в качестве примера. В этом году я жду от вас всех, — он обвёл взглядом всех присутствовавших, — покорения Эвереста. Новых свежих тем, много прикладной науки, а не только лекций, зачитанных с проектора. Заинтересуйте своих ребят, договорились? Все загалдели, но Эмир Сергеевич спешил в автосервис и выслушивать жалобы, высказанные уже в спину, был не намерен. — Это, по-твоему, нормально? — обратился Арсений к Позову. — Не принимай близко, — ответил тот, откинувшись на спинку стула. — Его вздрючили, он вздрючил нас — теория взаимного засёра, слыхал о такой? Я, кстати, много теорий подобных знаю, но ты к ним пока ещё не готов, юный и впечатлительный. Арсений засмеялся, хлопнул неунывавшего коллегу по плечу и ушёл. Последний спокойный домашний вечер перед работой, а уже завтра суета наполнит внутри Арсения все пустые сосуды. Тревоги и предвкушения, как в былые годы, не было, только крошечная тоска о том, что придется оставлять своих зелёных питомцев одних без должного ухода. В выходные он мог вдоволь насладиться этим умиротворением, когда бережно обводил кисточкой каждую иголку, собирал пыль, когда протирал самый дальний горшочек и, пошатываясь на табуретке, очередной раз вспоминал несчастный случай трехнедельной давности. Теперь Сырник оставался на хозяйстве, пока отец колючего семейства отправлялся наставлять молодёжь. Нет, определённо Арсений не волновался перед началом учебного года, как раньше перед своей школьной линейкой. Знал, что студенты будут ходить толпами и мешать в коридоре, теряться в трёх соснах и четырёх этажах, искать какого-то преподавателя, чью фамилию не помнили, и который вёл предмет, которого нет в расписании и в помине. Всё это было стандартным сентябрьским настроением. Тем не менее Попов тщательно выгладил рубашку и кардиган, провёл руками по сложенным брюкам и только тогда совершенно успокоился. Повезло, что начало занятий в университете не совпадало со школьными. Было бы сегодня первое сентября, он бы точно не успел не то, что к первой паре, а даже к завершению рабочего дня. Пробки были адские, а кричавший бордовыми красками навигатор только усугублял и без того тревожное состояние. Свернуть некуда, осталось два чёртовых квартала, но и за это расстояние Арсений успел вскипеть, как электрочайник. Раздражённый и дёрганный, он, как бабка у подъезда, причитал на парковке, жалуясь на богатеньких студентов, которые могли себе позволить иномарки, а потом нагло парковали их прямо на преподавательские места. При этом место Арсения никоим образом затронуто не было — мало кто не знал его ярко-синюю Ауди, но он возмущался за других преподавателей! Во имя справедливости, и вообще — в его годы такого не было, и студенты были совершенно другие — уважительные, почтительно-безропотные, вежливые! Он замедлился и потёр сухие глаза — какая чушь, всегда были одни и те же студенты, одни и те же проблемы с парковкой, одни и те же подходы и воспитание. Просто утро не задалось, и нужно было как можно скорее это исправить. Как там, интересно его маленькие колючие друзья? Совсем, поди, почали. Нужно было сбить напряжение. Давненько он, кстати… Арсений решил, что сейчас о такой грусти не стоит думать. Кофе. Нужен хотя бы запах кофе. Знал, что для успокоительного напитка уже слишком поздно, студенты собрались у дверей и могли привлечь внимание кого-то проходившего мимо из деканата, и поспешил на третий этаж. У гардероба увидел Позова, который с таким же нервным лицом набирал что-то на телефоне. Секундой позже собственный телефон Попова завибрировал новым уведомлением: Поз 09:26 «Арс, ты где? Твои черти обивают пороги. Прикрыть?». «Какой золотой человек!», — подумал Арсений. — Сергеич, ёбан-бобан, — Дима пожал руку и направился к лестнице, поторапливая Попова наверх, — хоть бы предупредил, что опоздаешь. Твоих лбов там почти тридцать человек, аншлаг, и все галдят. — А ты чего, инспектором заделался что ли? — они, конечно, дружили с Позовым в стенах университета, но ждать, чтобы тот проверял его расписание и прикрывал в случае чего абсолютно без просьбы, Арсений и не думал. Удивительный человек. — Я искал тебя, разговор не телефонный, хотел перед парой перекинуться, а тебя нет. Только студенты, в толпе которых я — гном. Попов захихикал. Он был высокий, стройный и плечистый, но сам факт, что студентов сложно было отличить от преподавателей, всегда забавлял его. — Лошади, скажи же? — Не то слово. — Так, что за дело у тебя там было? Заинтриговал, — Арсений чуть было не потерял нить разговора. — Подождёт, пока с ними разберись, впусти хотя бы. Попов поздоровался с бакалаврами. В прошлом году у него была группа в два раза меньше, но в остальном — всё такие же дети, принявшие себя за взрослых, которые спустя год затопят кафедру реками, стоит только открыть дипломы. — Доброе утро всем, товарищи-юристы. Рассаживайтесь, старосту прошу список группы передать. Через пять минут мы начнём. Дима ждал в коридоре. — Валяй, говори, но давай на ходу — пиздец, как кофе хочу. Позов послушно направился за ним к автомату, по пути заламывая пальцы, видимо, готовясь сказать что-то неловкое. — Арс, а помнишь, как в прошлом году ты просил тебя подменить на паре? — Поз, если вопрос в этом, то в чём проблема? Ты же наверняка уже успел посмотреть, когда у меня окно. Написал бы просто и всё. В чём тут сложность? Стоп, — Арсений остановился перед автоматом и повернулся к коллеге. — Ты реально из-за такой мелочи ждал меня? Удивляешь. — Ну, не совсем. Просто есть дело. По работе. В общем… — Дим, у меня кофе остынет, пока ты разродишься. — Короче, Арс, у меня перебор выскочил с новыми студентами, — Позов говорил почти с отчаянием. — В каком смысле? — Ты же помнишь, что в группах прибавилось людей, новенькие, тогда на совещании шеф говорил. — Допустим, — помедлил Арсений, до сих пор не понимая суть просьбы. — Распределить нужно было всех, я взял ещё троих магистров, всё нормально было. Написали заявления, у них в прошлых вузах уже началась работа, что-то писали по имущественному праву, уже прям полноценно, как продолжение дипломных, всё, как по маслу, сам понимаешь, выбор научного пал на меня. — Пока так и не уловил, причём тут я? — помешивая пенку, спросил Арсений. — Так вот. У меня уже было двое. А теперь стало пять человек. И все в этом году сдают, прикинь? Эмир, когда ходил к Воле утверждать списки, чтобы прошлогодние приказы менять по уже утверждённым темам, сказал — перебор. Слишком много имущества, что ли. Я не ебу. Потом я сам загнался, мол, у меня пар до пизды сколько, а ещё и магистранты выпускаются аж впятером. Катя и так жалуется, что домой работы столько тащу. И правда же — много! Смысл в том, чтобы одного человека передать под твоё руководство. Арсений вытянулся в лице. Конечно, была практика, чтобы студенты обращались с заявлениями о смене научного, но тут же совершенно не его профиль. Какое, к черту, имущественное право, когда он ведет гражданку в сфере закупок? — Прям-таки в моё? Ничего не перепутал? — он прекрасно знал, что для этого нужно, как минимум, подписать сотню бумажек, и уж хотя бы одна среди их вороха точно должна быть под визой самого Попова. — Нет, Арс. Конечно, ты прав. Ничего не решили. Буквально мне сказали — ищи, кого хочешь, но сделай. Вот я и подумал. Арсений отпил и, развернувшись обратно к аудитории, выставил вперёд руку, показав, что обсуждение закончено, и он не намерен водить вилами по воде. — Погоди, Арс! Выручай, братан! — Нихуя себе, — чуть тише, чтобы не распугать обитателей альма-матер, ответил Попов, — по-твоему, то, что я один раз попросил тебя в прошлом семестре полтора часа посидеть вместо меня в аудитории, где, между прочим, студенты молча делали тест, равносильно дипломнику? Ты прикалываешься, Поз? — Не дипломнику, у него диссер. Магистр. — Тем более, блядь, Дим! Это ни разу не одно и то же. Всё, меня ждут. — Хотя бы подумай, Арс! Там и бабки доплачивают же! — За эту сраную тысячу я буду тратить своё время раз в неделю, пытаться въехать в чужую тему, чтобы понять, как её перепрофилировать под себя, как найти общий язык со студентом, потом ещё и краснеть от его перформанса на защите? Оно мне нахуя, скажи? — А если я тебе ещё накину? — с надеждой спросил Позов. — Забудь, Поз, это не разговор. Попов, усмехнувшись, проследовал к студентам, поражённый наивностью коллеги. Подумать только — взвали, говорит, на финишной прямой, пожалуйста, на себя ещё одного, чтобы позориться или, куда лучше, вложить все силы и нервы на то, чтобы что-то этому студенту вбить в голову, чтобы этого позора избежать. Он сел за стол, начал беседу со студентами, вслушивался в их аргументы, и пока молодая и амбициозная девушка объясняла, как ей удалось разгадать все пасхалки практического задания, экран телефона озарился уведомлением от Димы: Поз 10:14 «Что хочешь говори, на хуй посылай, но я буду умолять тебя на коленях. Хочешь, в ЧС кидай номер, а я буду под окнами с бумбоксом, но мне никого не утвердят вообще, никого из оставшихся четверых, потому что список целиком идёт, и зачеркнуть одного и вычеркнуть другого нельзя. И новенького неприкаянным нельзя оставить, у него один в один — моя дисциплина. А Шастуна можно и перекинуть, у него хер пойми вообще, что за тема, он её толком даже и не знает». Арсений замер. Наверняка, выступавшая студентка заметила, как резко в глазах преподавателя потух интерес к её доводам. В этой присланной Позовым простыне кошмаром было всё: бедного друга не утвердили, денег за нагрузку не дали, а Попову, чтобы помочь, нужно взвалить на себя не просто какого-то среднестатистического магистранта, у которого из работы готовы хотя бы старые наработки без капли логики, а вообще раздолбая, который, дай Бог, если смог заполнить титульный лист. За год написать с ним диссертацию — раз плюнуть, но все же — это время, которое очень даже жаль. Сколько бы Попов не перечитывал это катастрофически мученическое сообщение, вынуждавшее его буквально пойти на плаху, ничего, кроме ключевого слова, не пугало настолько сильно. Арсений решил не медлить и уточнить всё досконально.Вы
10:16
«Ты не успел далеко убежать?»
Очевидно, что Дима почувствовал надежду на успех, раз вместо матов получил такое сообщение, и сказал, что по-прежнему сидит со сложным и плаксивым лицом в кабинете кафедры. — Я вернусь через 5 минут, — сказал Попов группе и вышел. Дима и правда сидел с видом нашалившей собаки, скрывавшейся в углу, но, завидев хозяина, начавшей, поскуливая, вилять хвостом. — Шастун? — прямо спросил Попов. Конечно, совпадения случались, да и фамилия — ещё не полное имя, но вдруг это был тем же? Скольких Шастунов могла судьба подкинуть Арсению? Он вёл пары у бакалавров довольно долго, но если первая его дисциплина распространялась на все группы, то вторая, узкая, появилась по его инициативе только в прошлом году, и уже сегодняшние магистры о ней знать не знали, как и Арсений не знал их. Есть ли вероятность, что этот парень был студентом их вуза? Позов выглядел счастливым. — Да, но ты не переживай. Я уже после перечитал, что отправил, и понял, что переборщил. Шастун — не дурак, просто я знаю, что он всё успеет, и мы с ним, в общем-то, не сильно парились о подготовке. Если нужно, я вызову его, у него наверняка сегодня есть пары, сейчас гляну расписание, он в третьей группе. — Да не тарахти ты, — Арсения смывало волной информации, — как его зовут, что за студент? Позов не мог знать подноготную такой заинтересованности и предпочёл списать её на очень тщательный подход к предлагаемой авантюре. Мол, раз решил забрать скарб, то знай, что там в хламовнике намешано. — Антон Шастун, неглупый парень, длинный такой, как шпала. Это не могло быть случайностью. Антон Шастун, полный тезка. Хотя после ситуации с больничной палатой и поиском таких людей в социальных сетях Арсений знал, что их в Москве вполне себе достаточно. Несмотря на противоречивые аргументы, Попов уже точно убедился, что это он. Парень голубого цвета с эльфийскими ушами, широкой, но прагматичной душой, записанный в контактах как «Колдун». — Мне узнать расписание? — осторожно продолжил Дима. Арсений коротко и решительно кивнул: нужно же помочь другу! О том, как он планомерно подходил к черте, за которой виднелась задница, и не привлекательная, сочная и крепкая, какие по нраву Арсению, а метафорическая, полная и беспросветная, он решил пока не думать. С одной стороны, не влезешь — не проёбешься, с другой стороны, не попробуешь — не попробуешь. Самым странным рассуждением за день стала мысль о том, зачем ему видеть снова того человека, которого он даже толком не помнил. Ответа Арсений себе так и не дал. В конце рабочего дня от Димы пришло сообщение о встрече с Шастуном завтра в половине двенадцатого. Окно между парами вполне подходило, и Попов ответил короткое: «Ок». Позов не узнал, сколь сложно дались Арсению эти две буквы.***
Завалившись только к вечеру в свою комнату, Шастун слал проклятья в адрес Эда и его спешки. Чтобы понять, пошёл тот в универ или свалил к друзьям, стоило лишь мельком заглянуть через щель в двери. Если погром, выдвинутые ящики, расправленная постель и обёртки от батончиков вкупе с немытыми кружками — Эд вспомнил про важную пару, где ставили самокаты за посещаемость, и в последнюю минуту сорвался кометой из студгородка. Если всё на местах — значит, заранее готовился к своему уходу и тщательно собирался. Удивительно, в целом, работала его память, вот только Шастуну это сулило лишних полчаса времени, потраченного на уборку. Никто не обязывал, как жёнушку, следить за этим в комнатушке два на два, но порядок в комнате создавал для Антона иллюзию порядка в жизни, и только при таком условии он мог расслабиться — с чувством выполненного долга. Когда последние крошки были стёрты со стола, и пока ноутбук загружался, Антон отвлёкся на телефон, где висели два пропущенных от научного руководителя. С Дмитрием Темуровичем обычно проблем не возникало — к своим студентам он был лоялен, не донимал еженедельными встречами и, к тому же, был очень обстоятелен к прогулам целой группы, ссылаясь на то, что каждое присланное на электронную почту задание приближало всех к глобальным цифровым процессам, и что очень скоро дистанционные занятия перейдут из разряда «жру и слушаю на фоне» в категорию «я учусь мобильно, потому что активен и хочу учиться из каждой точки планеты». Шастуну такая непосредственность импонировала, и он всегда заходил в видеоконференции с включенной камерой, прилежно и в срок отправлял практические, а посещаемость, хоть и полностью зависела от работы, но иногда сдвигалась в сторону «я хотя бы успел к концу лекции». Антон не ждал такой подставы в этот вечер, да ещё и от Позова. Перезвонив ему, он услышал печальный и серьёзный тон, с которым тот пересказал ему сложившиеся обстоятельства и, намекнув, что у Шастуна работа всё равно не готова, сказал о вынужденной смене руководителя. — Я, конечно, понимаю, вся эта бюрократия, распределение, хорошо, а кто же меня возьмет-то год спустя? Всех расписали ещё в прошлом сентябре, народ, вон, уже, я слышал, даже статьи научные шпарит по своим темам, преподаватели все с дипломниками. К кому я пойду-то спустя пять лет у вас? Звучало так, словно Шастуна заставили сменить религиозные взгляды в связи с приходом нового мессии и его убеждений, а он так и остался верен пастафарианству. На деле так он себя и чувствовал — после разделения на профили он, умолявший остаться с Позовым, никого, кроме него и тех, кто вёл у них пары, с новой кафедры не знал, но по опыту был уверен, что другой научрук вряд ли будет так удобно подстраиваться под внутренние ритмы товарища Шастуна и замотает его по библиотекам, требуя полный список литературы по теме диссертации, да ещё и выполненный по ГОСТу. Такая перспектива ему явно ни в хуй не упала, и он решил протестовать. Его тираду перебил Позов: — Ты не горячись, Антон, тебя тоже понимаю, но у новых ребят сто процентов без вариантов найти другого преподавателя, учитывая их наработки и очень узкую тематику. А ты у нас, считай, научный холостяк, походишь, присмотришься к новому руководителю, и будет как по маслу. Попов — отличный преподаватель и очень глубоко знает многие темы, светило современного гражданского права, уверяю. — Попов? — замер Шастун. — Арсений Сергеевич Попов, кандидат юридических наук, молодой, но уже довольно известный учёный, ты мог его встретить на конференции. — Я не посещаю конференции, — ответил Шастун, ошалев и осознав постепенно накрывавший масштаб того, насколько он влип. «Мне пизда», — подумал Шастун. — Несмотря на всё, я бы хотел вас завтра представить друг другу, во сколько ты будешь в университете? — В одиннадцать точно буду, в двенадцать-десять у нас лекция у Макарова. — Отлично, в половине двенадцатого жду на кафедре, и не забудь куда-нибудь записать свою тему, она понадобится Арсению Сергеевичу. «Ему понадобится окно, чтобы выйти, как только он меня увидит», — подумал Шастун. — Понял, — ответил он вслух.***
Попов швырял рубашки и рылся в шкафу, как кошка в лотке. Он искал «ту самую», но не знал, какую именно. В этой он уже ходил в мае, эта делала его хиповым подростком, вон та — дань памяти чьему-то деду, прости, Господи, а эту лучше сохранить на случай непредвиденных поминок. Психанув, Арсений натянул идеально чёрную футболку, накинул сверху пиджак, влез в брюки, по степени обтягивания больше схожие с латексными чулками, и вылетел на работу. Сырник в эту минуту на всякий случай смотрел из-за угла с осуждением. Арсению не хотелось анализировать причины столь дотошных и придирчивых сборов именно в это утро, потому он сам себе ответил: «Настроение такое», и успешно двинулся по выученному наизусть маршруту. «Ничего же не было! Почему я вообще должен переживать? Подумаешь, левый тип, который откачивал меня, когда я в жопу иглу вогнал, или что он ещё там делал. Ничего страшного. Денежный вопрос урегулирован, последствий нет. И здесь — субординация, не место лишних разговоров, всё будет хорошо, всё будет гладко, ничего подозрительного, это всего лишь работник магазина».***
Шастун, уже сидевший за столом на кафедре в окружении носившихся вокруг преподавателей и в компании Дмитрия Темуровича, тоже прокручивал в голове схожую по степени волнения тираду, однако содержательно она была существенно короче: «Не думай о его голой заднице. Не думай о его голой заднице. Не думай о его голой заднице». Это немного успокаивало, он почти не чувствовал, как намокли его ладони, как вдруг дверь распахнулась, вошёл Попов, и в голове пронеслось: «Я видел его голую задницу». Ни один, ни второй не поднимали друг на друга взгляд. Позов, служивший проводником диалога и связующей нитью двух явно не позитивно настроенных элементов, был последователен и начинал с малого. Они пожали руки, присели на расстоянии пушечного выстрела и обсуждали основные тезисы пока ещё будущей научной деятельности Антона. Попов вёл себя отнюдь не как человек, заинтересованный в работе Шастуна, а, скорее, как каторжник после приглашения на казнь — мялся, вынужденно-мученически рассматривал какие-то бумажки, непонятно зачем захваченные с собой из дома, пожалуй, для видимости подготовки к встрече. «Это что, квитанция за коммуналку?». Дима походил на опытного риелтора — и товар, и купец мало способствовали тому, чтобы сделка состоялась, а брошенные Арсением Сергеевичем фразы сочились неприкрытым желанием соскочить с предложенного дела. — Дело в том, что глубокий анализ вашей темы, — Попов обращался к Шастуну, но смотрел то на Позова, то в стол, — невозможен, если не будет представлено плана… — План будет, как раз вот на первой консультации разберётесь! — воодушевился Позов. — Дмитрий Темурович! — возмутился Попов. Арсений напирал и становился Позову натуральной занозой в заднице. Было неловко, и Антон, наблюдая, сам не понимал, зачем создавалась подстава на ровном месте. Вчера же вроде всё оговорилось, Позов сказал, что преподавателю его передадут, логично было предположить, что Попов добровольно согласился и знал о том, с кем и когда встретится, о чём пойдет речь, или, может, даже прикидывал, что это будет настолько неловко, как и сложилось. Сейчас, вместо того, чтобы сгладить углы, Попов пёр горным козлом всё выше к пику, не замечая, какие неудобства испытывали двое других собеседников. — Я повторюсь, — продолжил Арсений, — для того, чтобы составить какой-никакой, даже средней содержательности, план, необходимо изучить большое количество современных источников. Шастуну необходимо сделать упор на лекциях Разумовского, трудах Марченко по правоприменению закупок и судебную практику хотя бы вскользь изучить. Плюс ко всему, не одна неделя уйдет, чтобы всё это перевести в русло моего предмета. Ошеломившись тем, что сидевший перед ним Попов говорил о нём в третьем лице, Шастун быстро соображал, что под «изучить вскользь» у этого тирана жопораненного закрадывалось однозначное «знать каждое упоминание обо всем на свете». Его возмущала подача, неприкрытая пренебрежительность, скотский снобизм и уже явно профдеформированная манера общения со студентами. Спасибо, что группа Антона не попала под дисциплину Попова, иначе он бы всадил ему ту иглу по самое… То самое. — Дмитрий Темурович, — обратился он к научному, — думаю, стоит отложить разговор на другой раз, у меня пара через десять минут, но на вашем месте, я бы предложил моё кураторство кому-то ещё, Арсений Сергеевич, очевидно, полностью занят, и мне бы не хотелось нарушать его расписание. Сказав это, он встал, задвинул стул и вышел из кабинета. Осадок был премерзкий, как будто лизнул песок или пожевал ткань. Зубы сводило от обиды и брошенности, как у проститутки, которой не заплатили. Удивительно, но злобы на Попова не было. В ладошках из аудитории он вынес лишь горсть сожаления, что им не удалось найти общий язык. Шастун смог распознать его неловкость — уж сильно она походила на ту историю в его кухне, те же колючки, скрывавшие банальную смущённость и неуверенность в собственной абсолютно непоколебимой безупречности.***
Дверь хлопнула, и Попов немного отодвинул пелену с глаз. Он вдруг понял, и понимание его поразило: парень в этом разговоре оказался гораздо более взрослым и дипломатичным, чем он сам, его потенциальный научный руководитель. — Какого хуя, Арс? — прошептал Дима. Арсений, не поднимая глаз, щёлкал автоматической ручкой, собираясь с ответом. Решил съязвить: — Как собаки на случке, Поз, ну вот ни в какую. Кобель вскочил, но не слиплось, видишь. Он же ноль, и работать не будет. Я его отчислю после первой же промежуточной, когда он не сдаст исследование или не придёт на сотую по счёту консультацию. Если у тебя с ним гладко, это не значит, что он — способный парень. — Арс, я думал, что мы уже всё вчера решили, и будет нормальное общение, я парню вчера объяснил всё, он понял. А сейчас что? Понимаю, ты не обязан, но минимально как-то можно было сказать мне об этом заранее? Я поговорю с ним и потом попрошу кого-то ещё. Пацану выпускаться, а нам всего неделю дали на переутверждение. Попов последние полчаса был пресным и ворчливым мудаком, но чувство зревшей перед другом вины от неконтролируемого словесного поноса и поведения, которые он позволил себе, можно было заглушить только поступком. Для себя он прояснил, что дело было далеко не в том, что плевался желчью он именно перед Антоном, как знакомым человеком, спасшим его задницу, и с которым была связана некая ремарка на фундаменте конфуза. Перед объективно любым другим студентом на его месте это было бы столь же непрофессионально и гадко. Он пытался убедить себя, что давал квалифицированную оценку работе студента, но правды в этом было столько же, сколько на данный час корма в миске Сырника — полный ноль. Совесть ударила по лицу, и когда Позов вышел в поисках Антона, чтобы попытаться уладить сложившуюся ситуацию, Арсений подошёл к доске расписания, чтобы узнать, какая сейчас пара у третьей группы магистров. Странно, что по окончании занятия Шастун не вылетел из аудитории первым. Для Попова он создал впечатление человека, не обременявшего себя беседами с преподавателем по завершении лекции. Более странным было то, что Шастун не вышёл и последним — или Арсений его упустил? Вроде не мог, смотрел в упор, притворяясь, что ждал Илью Андреевича. Он не знал, как его выловить. Пришлось пересилить себя и открыть в телефоне контакт, записанный как «Колдун». Гудок, два, три, Арсений уже хотел сбросить вызов, как на другом конце послышалось короткое: — Да? «Мучает меня, долбанный колдун», — подумал Арсений. — Здравствуйте снова, Антон, — сказал вслух Арсений. — И вам, Арсений Сергеевич. По голосу Попов не мог различить, зол тот или нет, но решил не обсуждать это через телефон, а лишь уточнил, могут ли они встретиться. — Я на курилке стою, буду здесь еще минут десять. Могу вас подождать, — проговорил тот. Встретившись и не говоря ни слова, они отошли к уличному пластиковому столику. Народ вокруг толпился, но не настолько, чтобы помешать приватной беседе. Тёплая погода выгнала всех насладиться атмосферой последних беззаботных дней, и Арсений их очень хорошо понимал. Пока он рассматривал скопившиеся кучки куривших студентов, Шастун начал диалог: — Вы что-то хотели, наверно? — Да, Антон, ты прав. Попов понял, что легче будет выложить на стол карты в один заход, чтобы не пришлось проводить лишние минуты под этим внимательным взглядом. То, что он не выдерживал, как Антон смотрел на него, было понятно с первой секунды зрительного контакта. — Хочу сказать, что, возможно, был резок, мне не стоило так сразу судить. — Позов уже поговорил со мной, давайте на том и разойдёмся, мы походим, повыбираем, посмотрим ещё, спасибо, что-то придумаем. В этих хлестких словах на удивление не ощущалась наглость. Было что-то другое, не обида и не желание задеть. Походило на сожаление. Был бы это кто-то другой, Арсений бы взорвался, но сейчас не смог. Негодование почему-то отторгалось физически. Как у бездомного кота, который никого к себе не подпускал, но стал доверять людям, которые его подобрали и вылечили от взрывной диареи. Кот стал покладистым и даже не сильно возмущался, когда новые хозяева ругали его за подранные обои, они же спасли его. — Не горячись, я прошу прощения за бестактную встречу. Уверен, что ты вполне способен написать план к своей работе и представить его к следующей неделе. — План средней паршивости, исходя из ваших шкал оценки? — совсем не весело ухмыльнулся Шастун, напомнив Попову его колкости и намеренно не переходя на «ты». — Брось, я скину тебе нужные ссылки, но тебе нужно всё внимательно изучить, чтобы я мог помочь, и мы говорили на одном интеллектуальном уровне, — Попов запоздало понял, что опять вкинул нечто несуразное. — Типа сейчас вы разговариваете с подошвой? — засмеялся Антон. — Боже, я не о том. Я имел в виду равное знание материала, не более. — Резина, ПВХ, нубук — в материале шарю. У вас какая подошва? Мне бы ссылочку. — Антон, я серьёзно. Работы предстоит много. Мои студенты уже работают над практической частью, планы мы утвердили год назад, отнесись ответственно. Шастун поднял на него голову и недоуменно посмотрел, крутя в руках пачку сигарет. — Вы будете моим научным? — Да, буду, без вариантов, — этими словами Попов утвердил это лично для себя и заглушил внутренний голос, визжавший от недовольства. — А остальное мы забудем? Наше приключение, скажем так. — Вот сейчас же и забудем. Щеки Арсения покрылись красными пятнами, как отпечатками пережитого позора. — Вопрос закрыт, и последствий не распространилось. Жду намётки плана к следующему четвергу, без опозданий. Почту скину в телеге. Он встал, разгладил пиджак, пожал удивлённому парню руку и в конце добавил, указав на сигареты: — И бросай эту дрянь, лучше развивай привычку читать, это я тебе тоже обеспечу. Ушел в здание в надежде, что забрал с собой желание Антона докурить.