Эхо потерянной свободы

Ночь окутала город своим магическим покрывалом, превращая улицы в лабиринт из таинственных теней и зажигая звезды на темно-синем небосклоне. Гуляя по улицам, прохожие ощущали, как воздух наполнялся мистической энергией, завораживающей каждый шаг. Узкие переулки, усеянные мерцающими фонарями, словно вели к тайнам, спрятанным в сердце города. При каждом шаге ветер тихонько шептал загадки, разнося их по замшелым стенам и мрачным оконным рамам. Захватывающие ароматы кафе и ресторанов завораживали чувства людей, приковывая взгляд к живописным фасадам, освещенным лишь нежным светом свечей. На фоне этого ночного шедевра высится здание, с виду напоминающее настоящий замок. В густом сумраке затерянной комнаты, лишь слабое сияние городского фонаря проникало сквозь занавески, создавая мягкие пятна света на полу. В едва ли не кромешной темноте, на кровати сидел одинокий мужской силуэт. Каштановые волосы отсвечивали прохладным бликом от рассеянного света, позволяя только некоторым чертам лица проникнуть в безмолвные глубины. Его карие глаза, устремленные вдаль, не выражали ничего, кроме беспокойства. Тонкий профиль щеки, просматривающийся сквозь полутьму, вырабатывал идеальное сочетание мужества и утонченности. Парень сидит на самом краю кровати, скрестив на груди руки и закинув ногу на ногу. Едва заметные, но все же присутствующие на лбу морщины говорят о том, что что-то тяжелое давит на его сердце. Внезапно раздается неожиданный стук в дверь, который выводит парня из своих мыслей. Он вздрагивает, словно действительно только что вернулся в реальность, и напряженно слушает. Странно, и кого это угораздило прийти к нему в третьем часу ночи? Неужто Озулу даже ночью уже неймется? — Снейр? — стоящий за дверью полушепотом зовет своего знакомого. — Ты не спишь? Я могу войти? — Да… — шатен неловко чешет затылок и бросает растерянный взгляд на дверь. — Да, заходи, Дюп. Дверь медленно открывается и в комнату заходит невысокий зеленоглазый парень. Он выглядит обеспокоенным и напряженным, однако его глаза испускают теплоту и заботу. С тихим скрипом кровать проваливается под его весом, когда он присаживается рядом. Брюнет кладет руку Снейру на колено, будто таким образом безмолвно пытается передать ему свою поддержку и понимание. Взгляд Снейра фиксируется на лице товарища. Напряжение в комнате ощущается как невидимый заряд, который наполняет воздух. Но в этот момент важно лишь то, что два таких близких друг другу существа смотрят друг на друга, будто обмениваются молчаливым пониманием и поддержкой. — Я не буду спрашивать, все ли у тебя в порядке, потому что и так знаю ответ. Ты лучше скажи, что конкретно тебя тревожит? — заботливо спрашивает зеленоглазый, чуть склонив голову набок. Интересно, когда он последний раз видел Снейра до такой степени подавленным, без улыбки на лице? Да и было ли такое вообще когда-нибудь? — Будет легче, если ты выговоришься. Снейр молчит. Молчит, уставившись в стену и думает, что ответить. Соврать, чтобы Дюп не беспокоился? Нет. В этом же нет совершенно никакого смысла. Остается только сказать правду. Выбор не велик. Снейр открывает было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг невольно всхлипывает и начинает захлебываться в собственных слезах, спрятав лицо в ладони. Никогда в жизни, ни разу за свои двадцать шесть лет он не показывал никому свои слезы. Да и плакал он крайне редко. В основном только в тех случаях, когда его слишком сильно смогло что-то задеть и он не знал, как бы превратить ситуацию в шутку, как он обычно любил это делать. Эта ситуация слишком серьезная. Слишком запущенная. Дюп убирает свою руку с чужого колена и удивленно смотрит на собеседника. Вот уж что, а Снейра в слезах он точно никогда не видел. Порой брюнет даже задавался таким глупым, но, как ему казалось, риторическим вопросом: «Эта двуногая сколопендра вообще знает, что такое слезы? Слышал ли он когда-нибудь в жизни это слово?» Знает. Прекрасно знает. Просто Снейр всегда был и есть из тех, кого довольно трудно пробить на слезы. Надо очень хорошо постараться, чтобы сделать это. Да и то больше велик шанс, что тому, кто пытается это сделать, надоест и он психанет быстрее, чем добьется желаемого результата. А Снейр на это только посмеется и в шутку назовет дураком. — Прости. — шатен смахивает с щек слезинку и поворачивается к Дюпу. — Мне жаль, что ты это увидел. А Дюп, не раздумывая, хватает его за жилет и тянет на себя так, что утыкается своим носом в чужой и раздраженно отвечает: — Сущности всемогущие, Снейр, вот бы ты мне еще не извинялся за то, что является естественным у живых существ. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда кто-то извиняется буквально за ни за что, и ты не исключение. Лучше бы ты перед этим идиотом Озулом извинился сам знаешь за что, честное слово. — Дюп ослабляет хватку, чуть отстраняется от чужого лица и усмехается. — Хотя знаешь, лучше не надо. Не заслуживает он, чтобы перед ним извинялись. Слишком много чести. Обойдется. Снейр выдавливает из себя еле заметную улыбку, которая почти сразу исчезает и его лицо вновь становится грустным. Дюп отпускает чужой жилет, заползает другу за спину, легонько приобнимает его за плечи и склоняется к самому его уху. Снейр чувствует горячее дыхание Дюпа у самого своего уха. Не сказать, что ему вот уж сильно нравится, когда кто-то дышит ему прямо в уши, но и отстранять от себя брюнета он тоже не спешит. Он спокойно сидит и ждет, что скажет Дюп дальше. — Если ты не хочешь рассказывать, что именно тебя беспокоит и попытаться отвлечься, то ладно. Я не буду настаивать. — шепотом говорит он. — Но просто знай, что утром Озул заметит твое подавленное состояние и хочешь ты того или нет, но он от тебя не отцепится. Он ненавидит, когда перед ним ходят с кислыми физиономиями. Его это раздражает по довольно очевидной причине, уж тебе ли не знать. — Озул! — единственное, что выкрикивает в конце концов Снейр — это имя своего лидера, когда Дюп уже собирается слезть с кровати, чтобы уйти. Брюнет замирает на месте на самом краю и вновь бросает на Снейра полный недовольства взгляд. — Я не Озул. — Я знаю. Не про тебя говорю. — шатен глубоко вздыхает, собираясь с мыслями. Хорошо, он расскажет Дюпу, что конкретно его беспокоит. Плевать он хотел, посмеется ли друг или нет над его словами, он просто хочет высказаться. И раз уже начал, то нужно продолжать до конца. — Меня Озул беспокоит. А точнее, его поведение. Он на несколько секунд замолкает, наблюдая за реакцией Дюпа на его лице. Зеленоглазый же, в свою очередь, недоуменно смотрит на Снейра, будто не понимает, что именно в поведении Шэдоу не так. Все же как обычно. Он помешан на власти и только и думает о том, как бы лучше насолить человечеству. Он психически не здоров, но всячески отрицает это. Что же Снейр еще такого интересного подметил в поведении их лидера? — Я случайно услышал, как он на днях говорил с Феликсом о том, что хочет создать какую-то армию. — объяснил Снейр, безэмоционально глядя на удивленного Дюпа. — Но перед этим он сначала собирается раскрыть свою истинную сущность тем ребятам, которым он «помогал» все это время и забрать этого парня Хайда к нам. — Снейр невесело усмехается, устремив взгляд в пол. — Он ведь предатель среди своих. Дюп молчит некоторое время, обдумывая слова товарища. Смешно. Почему это Шэдоу вдруг стал советоваться с Феликсом, а не с теми, кто является его правой рукой — самими Дюпом и Снейром? Феликс никогда не был «третьей правой рукой» Озула, так в чем же причина такого непонятного поступка? Обычно, Шэдоу всегда обсуждает подобные вещи именно с брюнетом и его дружком. И ни с кем иным. Может, он просто больше им не доверяет? — И я вот думаю… — продолжает Снейр спустя пару минут давящей, напряженной тишины. — Не войну ли он собрался объявлять человечеству? А иначе зачем ему армия? — Скорее всего. — Дюп еле заметно пару раз кивает, устремив напряженный взгляд на свое кольцо. — Говорю же, Озул никакой не лидер. Он идиот. Полнейший идиот с манией величия. Он что, серьезно не понимает, что истребит людей? Так ведь нельзя… — Поверь, его это нисколечко не волнует. — покачал головой Снейр. — Его ничего не интересует, кроме власти. Да и чего уж скрывать, давай будем честны — Озул психически не здоров. Он ненормальный. Сумасшедший. — Знаю. А ведь сразу так по нему и не скажешь. — Дюп прав. Не зная Шэдоу достаточно хорошо, нельзя сказать, что с ним вообще что-то не так. Только присмотревшись к нему как следует становится ясно, что он чокнутый. Он помешан на власти и мести. Следующие несколько минут они вновь сидели в полной тишине. Дюп обдумывал то, что только услышал от Снейра, а сам шатен — что им делать. Можно было бы попытаться уйти от Озула той же ночью, пока он спит, вот только есть во всей этой ситуации два «но». Первое — кроме как к тем ребятам из отеля, которые переселились в гостиницу из-за пожара в их старом доме, им больше не к кому пойти. Но у них самих сейчас не все сладко. Старый дом сгорел; Фигура изо всех сил пытается вычислить предателя в одиночку, поскольку совершенно не знает, кому можно доверять, а кому нет; Салли приходится потихоньку обратно завоевывать доверие некоторых товарищей, у кого все же осталось к нему предвзятое отношение даже после раскрытия правды. Тот же Халт. Дюп и Снейр будут для них лишь очередной проблемой. Мало того, что они совсем не знакомы друг с другом, так еще и однозначно придется доказывать, что они им не враги. А пока им поверят — Озул успеет несколько раз подмять под себя весь мир. Второе — у них обоих все же есть то, что держит их на стороне Шэдоу. Как бы сильно им ни хотелось уйти от него, но то, что не пускает их — сильнее желания побега. — Ты ведь ненавидишь его после того, как он признался, для чего растил нас все эти годы. — первым нарушает тишину Снейр. Он знает, что для Дюпа это крайне больная тема, но и поделать шатен тоже ничего не может. Правда есть правда, какой бы горькой она ни была. Это судьба, от которой не убежишь, сколько бы ни пытался. — Мне всегда казалось, что ты из ненависти в один прекрасный день сбежишь. Но ты до сих пор здесь… — он понижает голос. — Почему? Дюп глубоко вздыхает и устремляет взгляд зеленых глаз на свои руки, лежащие на коленях. Вот же ж чертов Снейр. Нашел, как подобраться. Но с другой стороны и какой-либо тайной века это тоже не было, поведение брюнета говорит само за себя. Врать нет смысла. А потому, собравшись с мыслями, он силой выдавливает из себя слова. Буквально заставляет себя говорить. — Потому что раньше я действительно любил его. — Дюп сжимает руки в кулаки, закрывает глаза и отворачивается от Снейра. Плачет. Не хочет, чтобы друг видел его слезы. — Он спас меня и растил, как своего ребенка. Ему было плевать, что я не его родственник. Может, ты не замечал, но он часто меня баловал и относился, как мне казалось, с искренней заботой и любовью. И я любил его в ответ, принимая за своего отца. — он вытер рукавом своего пиджака текущие по щекам слезы и следующие слова уже просто прокричал в каком-то отчаянии. — А он предал меня! Предал всех нас! Как я могу его не ненавидеть после этого?! Снейр, не долго думая, ободряюще положил руку тому на плечо и спокойно добавил: — И все же где-то глубоко в душе у тебя сохранилась та небольшая частичка любви к нему. Иначе бы тебя наверняка уже здесь не было. Пусть и обманул, но когда-то он все равно дал тебе то, о чем ты мог только мечтать. Ты был по-настоящему счастлив, я знаю. И в душе ты продолжаешь быть ему благодарным за то, что он когда-то сделал. У тебя есть что-то на подобии чувства долга ему, от которого ты никак не можешь избавиться, верно? Брюнет медленно повернул голову и пристально посмотрел Снейру в глаза. Тот же ничего больше не говорил, только терпеливо ждал ответа. В конце концов, Дюп, сам от себя того не ожидая, буквально запрыгнул на чужие колени и, скрестив на груди руки, щекой прижался к груди товарища. — Как ты догадался? — вопрос глупый. Но это было первым, что пришло Дюпу в голову и что он озвучил без всяких раздумий. Ответа не последовало. Снейр только про себя усмехается и легонько приобнимает товарища. Все-таки он не ошибался в нем. Дюп не такой уж и плохой, каким себя показывает. Совсем нет. Он может стать хорошим и близким другом, если найти к нему правильный подход. С ним можно спокойно поговорить и поделиться душевными терзаниями. — Ну, а ты? — нарушает тишину Дюп, чуть задрав голову, чтобы посмотреть Снейру в лицо. — Тебя-то что здесь держит? — Ты. — тут же отвечает ему шатен. Плевать он хотел, если вдруг Дюп над ним посмеется или назовет дураком. Правда есть правда. — Кроме тебя у меня больше никого нет настолько близкого. Я не хочу остаться один. Я боюсь одиночества. — помолчав пару секунд, он совсем тихо добавил: — Кроме тебя еще Озул. Ладно, о первом Дюп догадывался. Это не стало для него чем-то неожиданным. Но… Шэдоу? Снейра держит сам Озул? Или зеленоглазый что-то не так понял? Дюп смотрит на Снейра большими от удивления глазами и отрицательно мотает головой. А сам Снейр только нехотя, но едва заметно кивает, подтверждая, что это правда. — Пожалуйста, послушай! — в отчаянии выкрикивает Снейр, видя, как Дюп уже открыл рот, чтобы что-то сказать. Брюнет послушно замолкает и ждет объяснений. — Я знаю, что он чокнутый. — начал он. — Я и не пытаюсь этого отрицать. Но я и не могу не признать, что все же беспокоюсь за него. Понимаешь, если бы не его жажда мести, он мог бы быть хорошим другом и сильным союзником. Он бы мог добиться настоящего уважения к себе. То, которого он заслуживает. Его бы уважали по-настоящему, а не потому, что боятся. Но месть и желание заполучить власть над миром его просто ослепили. Они им движут. Они им управляют. Из-за них Озул становится все хуже с каждым днем и мне страшно за него. Потому что… — Потому что рано или поздно, но именно его жажда мести и власти его же и погубят. — хмуро закончил за него Дюп, на что Снейр согласно кивнул. — Теперь я понимаю, почему ты сказал, что помимо меня, еще и он сам держит тебя здесь. И знаешь, ты в каком-то смысле даже прав. Но прошу тебя, пойми, что уже слишком поздно что-либо делать. Никто уже не сможет ему помочь свернуть с пути, по которому он идет и ведет за собой всех нас. Твои переживания за него — пустой звук. Ему уже не исправиться. Снейр снова нехотя кивает. Он знает, что Озулу уже ничего не поможет. Все слишком запущенно. И правильно Дюп выразился, что его переживания за Шэдоу — ничего иное, кроме как пустой звук. Надо просто принять то, что Озул рано или поздно умрет как раз из-за своей мании величия. По крайней мере, должен. Он далеко не слабый противник, да еще и достаточно хитрый, кто знает, как все обернется в будущем. Дюп и Снейр вновь сидят в тишине, только на этот раз прерывать ее уже никто не решается. Хотя бы потому, что им обоим уже нечего дополнить. После их небольшого ночного разговора все стало слишком очевидно. Несмотря на абсолютно разные характеры, они понимают друг друга так же хорошо, как и то, что с Озулом уже ничего нельзя поделать и в ближайшем будущем он доставит еще больше бед, чем сейчас. Даже надежды на лучшее никакой не остается. Вскоре Дюп слезает с колен друга и, сбросив с себя пиджак с обувью, ползет к стене, чтобы наконец лечь поспать. Хотя бы немного… Снейр слабо улыбается и, также скинув с себя жилет с ботинками, ложится с краю. Произнеся тихое «Спокойной ночи» и получив это же в ответ, он поворачивается к Дюпу спиной и быстро засыпает. Брюнет же смотрит на мирно сопящего во сне друга и вновь вздыхает. Как бы ему хотелось вернуть те времена, когда он ни о чем не знал и Шэдоу был для него никем иным, как любящим отцом. Раньше было намного лучше. Спустя время, Дюп поворачивается лицом к стене. В его голове невольно проносится следующая мысль: — «В конце концов, стоит признать, что хоть Озул и безумен, но он очень умен. Сомневаюсь, что его вообще кто-то сможет остановить. Это невозможно… Безумцы всех умней». И с этой мыслью он, наконец, проваливается в глубокий сон.