***
— Дорогой мой Чарли, ты — настоящее воплощение моих мечтаний и надежд. С самого рождения ты был любознательным малым, а со временем эта любознательность переросла в исключительный ум. И я видел, как со временем ты мастерски использовал свои таланты, чтобы непременно достичь установленных перед тобой целей. Но я хочу, чтобы ты знал, что всегда можешь рассчитывать на меня. Я буду рядом с тобой, поддерживая и вдохновляя тебя. И моё желание для тебя в день твоего совершеннолетия — чтобы ты всегда был счастлив и успешен, и чтобы твои мечты сбывались. Мужчина среднего роста, с седыми волосами и довольно глубокими морщинами, обрамляющими его голубые глаза, тем не менее, осматривающими всё вокруг настолько бодрым, оживлённым взглядом, притянул к себе внимание, с неиссякаемой отцовской гордостью и любовью, обращаясь к своему младшему ребенку. Тот, впрочем, активного настроения отца не поддерживал, однако, внешне не давал об этом знать, принимая пылкие объятия с большим стеснением. Толкнувшим речь мужчиной был Томас Рид — отчим Чанёля и отец именинника Чарли. Мужчина словно читал нагорную проповедь, ярко выделяясь среди толпы подростков, часть которых внимала его словам, другая — тайно ухмылялась, либо была занята своими делами. Для Чарли, желавшего свой День рождения отметить в кругу близких людей, организованная отцом вечеринка-сюрприз оказалась новостью не самой приятной и желанной. Менее приятной для Чарли, впрочем, была бы лишь новость о разочаровании отца, так что он молча принял это за данность. И даже несмотря на то, что его планы канули в Лету, а треть гостей именинник знал лишь со слов отца. Меж тем в этой толпе был юноша, слышавший речь лишь отдалённо и занятый тем, что неустанно высылал сообщения в мессенджере, в конечном итоге, решив просто позвонить своему молчаливому собеседнику. Телефон зазвонил в большой спальне, где тёплый жёлтый свет приглушённо горел лишь над не заправленной кроватью, оставляя другие части комнаты в полутьме. Одна половина постели пустовала, так что мужчине пришлось лениво и с долей раздражения перекатиться по матрасу из-за нескончаемого звука уведомлений, остро режущего стоявшее в доме умиротворение. Увидев имя звонившего, мужчина ненадолго замялся, бросил взгляд в сторону двери в ванную, а после всё же принял звонок. — Да. — Сразу говорю, со мной все хорошо, — шустро начал голос из динамика, но вскоре эта бойкость испарилась. — Кристиан? — опешив, тот напрочь забыл об остатках субординации. — Что-то случилось, Таро? Опять, — грубо прибавил мужчина. — Нет, ничего такого. Простите, что потревожил. Опять, — в манере мужчины, но с робостью и толикой извинений произнёс юноша и завершил звонок. В секунду, когда голос умолк, а Мюллер ещё не успел отбросить чужой телефон, дверь ванной комнаты приоткрылась и оттуда вышел раскрасневшийся Пак, чьё тело прикрывало лишь белоснежное полотенце не туго обернутое вокруг бедер. Заприметив свою собственность в руках Кристиана, Чанёль вопросительно уставился на мужчину, ожидая каких-либо объяснений. — Таро звонил, — оправдался Мюллер, отбросив телефон на постель с такой резкостью, словно тот был раскалённым железом. Лицо Чанёля вмиг переменилось, выражая глубокую тревогу, так что он практически подскочил к кровати, где покоился смартфон. — Случилось что? — нервно проговорил он, не успев рассмотреть сообщения. — Нет, звонил сказать, что всё хорошо. Пак бросил взгляд с укором, намекая, что язвительность и сарказм сейчас ни к чему, однако, скоро выяснилось, что никакой издевки в словах Кристина вовсе и не было. Быстро пройдясь по непрочитанным сообщениям, Пак расслабленно выдохнул, словно сбросил с себя сто пудовую тяжесть: Таро написывал ему, уточняя, явится ли он на вечеринку брата. С этим же вопросом ему, как оказалось, писали отец и брат. — Отец в своем стиле, — заключил Пак, отвечая попутно на сообщения. — Помнишь моё восемнадцатилетние? — поднял он взгляд на Мюллера. — Когда он без моего ведома решил для меня же закатить вечеринку куда созвал и всех своих коллег с их детьми под предлогом полезных знакомств? — На тот момент я только переехал сюда и начал работать с Томасом. И впервые там и увидел тебя. Так что смысл в этих сюрпризах есть. Правда, плоды пожинать пришлось только через два года. — Здорово, но в этом весь отец — сделает по-своему, не спросив, чего ты сам желаешь. — Тогда поздравляю Чарли. Стоит ли мне принять за личное оскорбление, что Томас не позвал меня на совершеннолетие своего ребенка? — отшутился Мюллер, наблюдая, как Пак уже мало внимал его словам, с улыбкой на лице уйдя в переписку вполне понятно с кем. — Не хочет, чтобы ты еще одного охмурил, — оторвавшись, бросил Чанёль. — Нашему сотрудничеству придёт конец, если он узнает. Ладно, я, — продолжил мужчина, — почему тебя там нет? — Потому что я не знал о планах отца. А в планах Чарли было отметить День рождения с друзьями. — Так ты уезжаешь? — заприметив, как Пак взялся за поиски ранее небрежно и впопыхах разбросанных вещей, спросил Мюллер. — Ага, отмечусь перед отцом. — Давно же ты начал перед ним отмечаться? — под нос пробубнил Мюллер, устало откинувшись на постель.***
— Отец в своем репертуаре? — отыскав в толпе брата, почти прокричал в чужое ухо Чанёль. Тот, обернувшись и впоследствии узнав своего брата, утвердительно пожал плечами. — Ты пришёл? Я треть этих людей в жизни не встречал. Мне в какой-то степени стыдно, что их заставили тащиться на именины незнакомого человека. — Хотя бы без родителей. И плейлист у тебя посвежее будет… на пару веков. Губы Чарли расплылись в улыбке, когда он вспомнил обстоятельства, при которых прошел День рождения Чанёля. Тогда же в светлую голову отца пришла идея устроить чуть ли не самый настоящий светский раут, созвав семьи всех своих коллег и инструментальные коллективы, способных филигранно скопировать лучшие композиции из нестареющей классики. Вероятно, дело в том, что отец семейства на тот момент и не знал о намерениях своего чада чуть ни не полностью оборвать связь с семьей, уйти восвояси, выстраивая жизнь в одиночку; эти намерения, однако, впоследствии оказались не такими радикальными. Так что последующее практически на следующий день заявление сына о выбранном жизненном векторе, который шёл наперекор всем планам родителей, оказалось особенно ранящим, и, вероятно, считая, что урок извлечён, к организации Дня рождения для младшего сына Томас подошёл с другой стороны. Однако, в этом ли состоял урок? Таро был найден сидящим за небольшим столиком в компании Сары Грин и ещё парочки малознакомых Чанёлю людей. Почти все они были одноклассниками, кроме одного затесавшегося среди них ровесника Пака, который, вероятно, был сыном коллеги отца. Чанёль присел прямо рядом с Таро, замечая, как тот в смущении отводил глаза. — Я опять не вовремя позвонил? — Что? Нет! До тебя были отец и Чарли, — приврал Пак, желая поумерить чужое волнение. — Я уже собирался ехать, сходил в душ, тут твой звонок и застал Кристиан. Не знаю, с чего ему вздумалось залезть в мой телефон. — Не могу смотреть на лицо Чарли! Мне охота умереть со смеха, — с широкой улыбкой к ним прибился Генри. — Ну хотя бы получше, чем твой День рождения! Я не мог понять, зачем меня мелкого поволок туда папа, но всё оправдала твоя недовольная гримаса! Это было нечто! — не унимался юноша, обратившись к Чанёлю. — А что у тебя было? — поинтересовался Таро. — Коронация Королевы была менее эпичной, а её поминки менее трагичными, чем совершеннолетие Чанёля. Чанёлю, впрочем, нечем было возразить, так что он просто ухмыльнулся, опустив голову. — Да брось, не может всё быть настолько плохо, — вступился Таро, однако, его быстро перебил Пак: — Может-может. Это было ужасно! — Понятно ведь, что господин Рид делал это исключительно из благих побуждений. Пару часов можно и перетерпеть, не гримасничая и не выражая недовольств, — бросила Сара. — Тем более, как сам Чарли провёл бы День рождения? Проторчали бы полтора часа в ресторане и разошлись по домам. — Не уверен, говоришь ли ты это с целью защитить Томаса, либо посильнее осадить Чарли, — парировал Генри. — Парень так-то прав. Ну кто совершеннолетие проводит в кругу родителей и их коллег? Это же буквально ваш последний шанс полноценно вступить во взрослую жизнь! — подал голос тот самый затерявшийся среди школьников юноша. «Не рано?», «не поздно?», — послышались с разных сторон противоположные мнения. Автором последнего был никто иной как Генри Барбер. — Ну давайте, скажите мне, что тут кто-то ещё себя хранит до брака! — Допустим, я, — послышалось из толпы. — Не чеши мне тут! Но ты прав, это последний шанс для Чарли запрыгнуть в уходящий поезд, — необдуманно навеселе бросил Генри, заставив кого-то напрячься, кого-то хитро улыбнуться, а кого-то спрятать взгляд, делая вид, что те отвлечены на нечто более интересное, нежели откровенное признание и раскрытие личной жизни именинника его же лучшим другом. Сказав это, Генри уже скоро осознал свою ошибку и, пытаясь вывернуться, начал нервно лить бессмысленный поток слов: — Лично я дебютировал в пятнадцать. Таро, не отводи глаз, ты в этом тоже участвовал, — пытаясь спасти ситуацию, Барбер ещё сильнее вгонял себя в краску, только сейчас к нему присоединился и Мияхара. — А вот другой мой знакомый… — Мы же не собираемся сейчас это обсуждать? — вклинился в тираду слов Пак. — О, Чанёль! В этом нет ничего плохого! Я ведь никого не осуждаю, я просто не терплю обмана! Вот ты, во сколько? И с кем? Чистосердечное! Удиви своего соседа! — Мне нечем его удивлять, — коротко ответил Пак. — Какие же вы скучные. Вот ты, Сара, когда? — не унимался Генри, замечая, как несмотря на напущенное пренебрежение, сидящие уже крайне заинтересовано навострили уши. Услышав чужое имя, Таро, и без того чуть не проделавший дырку на своей кофте, до того он сильно в раздражении растягивал её края, резко, даже со страхом, обернулся к подруге. Однако, та была вполне спокойна. — Мне скрывать нечего, Гарри. И ты знаешь, что я была почти год в отношениях. — Сколько? — Шестнадцать. — Опытный спутник не помешает моему другу. — А я точно знаю, кто бережёт себя до брака, — послышался голос одноклассника за столом. — Чунмён? — усмехнулась в ответ Сара. — Точно не он! Этот поганец поимел мои мозги знатно. В этом плане он-то явно скороспелка, — ответил Барбер. — Тогда я тоже знаю, — вновь послышался голос незнакомого юноши. — Этот парень, — небрежно кивнул он в сторону Таро, что заставило Мияхару вопросительно уставиться на него. — А как вы себе представляете потерю невинности в интернате? — добавил он, расплывшись в глупой улыбке, за которой он словно и не скрывал злого умысла. Только мало кем сказанное было воспринято с тем же энтузиазмом — стоящий за столом гул внезапно прекратился. Таро, словно и вовсе перестал слышать болтовню рядом с собой и играющие в помещении биты, чувствуя, как противный холодок прошёлся по его телу, ощущая резкое головокружение, подступающую от тревоги тошноту, точно его только что ударили под дых. Пытаясь найти опору, он бросил затею терзать свой несчастный свитер, обеими руками крепко ухватившись о кожаную поверхность дивана. — За Таро не беспокойся, его целомудрие под моей ответственностью, — первым спохватится Генри. — Ты тоже приемный? — огрызнулся вновь незнакомец. Тот уже закатил глаза и готов был убеждать людей в обратном, как послышался звук разбитого стекла, и внимание привлек подскочивший Пак, лихорадочно оттирающий свои штаны, на которых и подтеков не было видно из-за чёрного цвета ткани. — Задел тебя? — обратился он к вышедшему из прострации Таро, который осмотрев вполне сухие брюки, готовился отрицательно помахать головой, но был вскоре выдернут со своего места, крепким хватом Пака. — Извините, мы отлучимся. — Ну, на счастье! — заключил Генри, обратившись к сидящим.***
— Как ты? Я думал ты уже привык к подобным выпадам от недалеких людей… Вроде меня, — добавил Пак, разглядывая Таро через зеркало в уборной. — Я? Со мной всё отлично. Это ведь ты на себя стакан опрокинул, — насколько то было возможно, уверенно выпалил юноша, чьи губы так и оставались бледны. — Не притворяйся, хотя бы при мне. — Ты обманом увёл меня оттуда, чтобы устроить допрос здесь? Чанёль, наконец, обернулся к Таро. — Обманом? — Твои штаны абсолютно сухие, — быстро раскусил Мияхара задумку старшего. — И я благодарен, что ты увёл меня из того общества, но, пожалуйста, не заставляй меня говорить об этом. — Да, да. Ты прав, — выдохнул Пак. — Мне просто показалось, что ты в какую-то прострацию впал после заданного вопроса. — Так и есть. Но… — Я услышал тебя, — перебил Пак. — Тогда… вернемся туда? — Если честно, не очень хочется, — помялся Мияхара. — Проведём остаток вечера в уборной? — Как думаешь, Чарли сильно обидится, если я сбегу отсюда? Чанёль поджал губы, не желая прощаться с юношей. — Не думаю. Тут есть на кого ему отвлечься. — А если и ты сбежишь? Таро бросил на Пака взгляд, коим ухищрялся наделить своих героев едва ли не только Кранах Старший, своим предложением вызвав приятное удивление на лице старшего. — С момента как вступил сюда только и думал об этом. Чанёлю казалось, что все жизненные неудачи и неурядицы были залогом для такого удачного возврата кармического долга, который был уготован специально для него по доброй воле судьбы. Пробираясь к выходу сквозь толпу людей, он постоянно оглядывался, осматривая идущего позади него Таро, дабы наверняка быть уверенным, что подобное предложение не стало результатом игр его помутившегося рассудка. Однако, тот всё так же шёл за ним, окидывая недовольным взглядом каждого гостя, случайно в порыве танца наткнувшегося на него. Цель почти была выполнена: они уже стояли на террасе и дышали промёрзлым ночным воздухом, когда на финишной прямой перед ними встало ещё одно препятствие. — Ты на машине? — поинтересовался Таро. — Нет, на такси. Немного выпил перед приездом сюда. — Оно и к лучшему. Хоть пройдёмся пешком, — заключил Таро, выдыхая пар изо рта. Они было уже подошли к невысоким ступенькам террасы, когда за спиной их кто-то громко окликнул, что в мгновение заставило Пака скривить рот. — Чанёль! Постой! К ним несся мужчина, для такой погоды легко одетый в тёмно-синюю рубашку и светлые брюки. Только обернувшись, Таро показалось, что здесь объявился сам Кристиан Мюллер — даже в свете этих тусклых ламп, юноша сразу обратил внимание на такие же яркие серо-голубые глаза, так же аккуратно уложенные назад волосы и под линеечку побритую бороду. Однако, нёсшийся на всех парах мужчина был значительно старше Мюллера, глубокие морщины пролегали вокруг его глаз, седина окутала все волосы да ростом этот был пониже немца и сложением меньше. — Привет, пап, — с каким-то сожалением выдохнул Чанёль, давая знать, что не очень рад такой встрече. Таро от неожиданности чуть было не разинул рот, однако, сумел в последний момент взять себя в руки, дабы не выглядеть глупо перед, как оказалось, Томасом Ридом — отчимом Чанёля. — Уже забыл, как ты выглядишь! — добродушно бросил мужчина, обнимая сына. — Думал, хоть после возвращения из Токио заглянешь к нам, а нет. Не говорите Чарли, но я организовал этот вечер, чтобы встретиться с тобой! — усмехнулся он своей же шутке. — Уже уходите? Это ты! — наконец, обратив внимание на стоящего рядом с сыном юношу, он вскинул брови, расплываясь ещё шире в улыбке. — Томас Рид, отец твоего, получается, друга. А ты… — подав руку, в ожидании протянул он последнюю фразу. — Таро Мияхара. Приятно познакомиться! — отчего-то покраснел юноша, пожимая крепкую руку. — Ах, да, Таро, — разочарованно проговорил Томас. — А какое настоящее имя? — чуть тише, голосом заговорщика, продолжил мужчина. «Яблоко от яблони», — подумал Таро. Хоть в данном случае это и не совсем так. — Таро. Таро Мияхара его зовут, — отрезал Пак. Уж не думал юноша, что именно в данном вопросе ему поможет Чанёль. Однако, был преисполнен благодарности. — Понял. Так вы уже уходите? — хитро проговорил мужчина, заставив уже покраснеть и своего сына, что конечно же не осталось без внимания проницательного отцовского ума. — Ладно. Но Чанёль, обещай, что на следующих выходных ты гостишь у нас. Можете вместе с Таро. Покажу фотографии, как Чанёль на горшке сутки напролёт проводил. Детские фотографии тоже. Мияхара поджал губы, сдерживая нахлынувшую улыбку, лишь бы сильнее не вогнать в смущение соседа. — Договорились, пап, — лишь бы побыстрее убежать от отца согласился Чанёль, пропуская мимо ушей последнее предложение, — Мы пойдем. — Бывайте, — бросил напоследок Рид. — Таро, увидимся ещё! Пак уволок за собой юношу. Вступая по достаточно людной улице, он нервно что-то бормотал про себя, не поднимая головы. — Брось, он же шутил, чего ты так надулся, — прервал молчание Таро, пытаясь заглянуть тому в лицо. — Он хороший у тебя. Почему ты к ним в гости не заглядываешь? — Я чувствую себя там не в своей тарелке. Знаешь, когда, казалось бы, в твоём же доме на тебя давят стены. Ещё и это осознание, что ты разочаровал родителей. — Твой отец не вёл себя так, словно ты разочарование семьи. — Не уверен, что смогу это объяснить на словах, — сдался Пак. — Может ты наговариваешь… Кстати, — приободрился Таро, — ты обсуждал со своим психологом тот факт, что твой отец и Мюллер похожи? Может, это какая-то детская травма, типа поиска недостающего от отца внимания в человеке крайне похожем на него, все такие дела. — Что? — уставился Пак на спину продолжающего шагать юноши. — С чего ты взял, что они похожи? — фразу он договорил не совсем уверенно, словно к этому моменту в его мозг медленно пробиралось осознание. — Да твой отец — это Мюллер через лет десять, только без всех этих примочек, что наверняка вкалывает в своё лицо твой любовник, чтобы как можно дольше оставаться метросексуалом с обложек второсортных журналов для мужчин. Но отец твой поприятнее будет, справедливости ради. — Ладно, может в чём-то они похожи, но это точно не было решающим моментом при моём выборе. И внимания мне от отца хватает, поверь. Точнее, из-за его переизбытка я ушёл из дома. Бездумно и бесцельно гуляя по оживлённому проспекту, они свернули в тихую улицу, где их встретили усаженные в один ряд голые деревья, на которые были натянуты ленты со слабо горящими жёлто-оранжевым светом лампами, как признак неудачной попытки возместить былую красоту от потерянной пышной зелени. Обычно это называют подготовкой к Рождеству, но именно эти потускневшие украшения никоим образом не способствовали возрождению праздничного духа в сердцах обывателей. На эти же обрубки открывался вид из панорамного окна небольшого кафе, где стоял терпкий запах свежесваренного кофе и жжёного сахара. Клубы пара поднимались вверх из заказанного Таро глинтвейна, мягко смешиваясь с медовым ароматом липового чая, из-за которого юноша морщил нос. За столиком напротив сидела, вероятно, совсем ещё молодая пара. Только недавно вступившие в отношения люди с азартом и присущей такому периоду сентиментальностью рассуждали о чувстве дежавю одновременно воспылавшем в их сердцах, тем самым приходя к мечтательному выводу, что они непременно встречались и в прошлой жизни. Пока Таро примерял роль слушателя чужих разговоров, его взгляд зацепился за смешок, без видимой причины брошенный Паком. — Чего смеёшься? — Прости, — покачал тот головой. — Простить за что? Колись, давай! — Ну, смотри, ты сам захотел это услышать. Я изначально посчитал глупостью сказанное тем парнем, но мне теперь самому стало интересно, как это могло произойти в интернате. Расслабившийся юноша напрягся, расправив плечи. — Как обычно! — насупился юноша. — Он был прав? Ты ещё ни разу не… — продолжил с усмешкой Чанёль. — Не был он прав! — с притворной уверенностью настаивал Мияхара, с опаской оглядываясь, дабы ненароком никто не стал свидетелем их приватной беседы. — Хорошо-хорошо. И кем же она была? Губы Таро нервно дёрнулись, а щеки воспылали огнем. — Что мне рассказать? Мы были в одной группе, а потом произошло то, что ты упорно выпытываешь из меня. Интересного ничего нет. Теперь можешь спать спокойно. — И никто вас не ловил? — Нет, не ловил. Доволен? — Верю на слово. Всё равно ведь не смогу проверить. Мог бы наврать и что-то поинтереснее придумать. Расслабься, сейчас бокал разобьёшь. Таро опустил взгляд на руку, которой действительно ухватился за хрупкий бокал, как утопающий за соломинку. — Ты чувствуешь какое-то моральное удовлетворение, когда вытягиваешь из меня воспоминания? — Что-то типа того. Заглянул бы в тот день в мою спальню, увидел бы доску с твоими фотографиями и натянутыми красными нитями. А ты знаешь, кто твои настоящие родители? — Нет, — беззаботно ответил Таро, точно этот вопрос тревожил его значительно меньше. — И знать не хочу. Они бросили новорожденного ребенка, значит, не сильно то я им был нужен. А они мне и подавно. Вероятно, ты — добрая душа сейчас скажешь, что на это были причины. Но не существует ни одной причины, по которой ты можешь оставить только родившегося ребёнка умирать в чёртовой дыре. — Нет, не скажу, — тихо добавил Пак. — Ты, наверное, прав. А ты сам хотел бы иметь детей? — Точно нет! — уверенно ответил юноша. — Мне сложно даже представить этот груз ответственности. Подумать только, раз ты решился — будь добр за ним смотреть и приглядывать днями и ночами, буквально постоянно, чтобы он элементарно не убился. Да и не сказать, что я видел какой-то хороший пример воспитания, чтобы смог передать это и дальше. А из-за прихоти перекладывать свои травмы на ребёнка я не хочу. Чанёль утвердительно кивнул и пожал плечами в знак удовлетворенности ответом. — А ты? — Хотел бы, — смущенно ответил тот. — Но точно не сейчас. Лет через десять, наверноё. Юноша был уверен, что в отличие от него самого, Чанёль станет замечательным отцом, однако, сказать этого вслух не решился, дабы не придать подобному признанию излишне сердечный и трогательный оттенок. — А твой-то знает, что ты собрался отцом становиться? — лишь язвительно выдавил Мияхара. Пак оробел, вспоминая разговор, который у них случился совсем недавно с Мюллером. — Кстати, у него нет детей до сих пор? Чёрт, он, наверное, устроит сладкую жизнь теперь мне и отцу за то, что я уже во второй раз вырываю тебя прямо из постели, — продолжал Таро, но эти слова через раз доносились до Пака сквозь плотную пелену, объявшую его мысли. — Он сам на днях только решился стать отцом. Я думаю, нам скоро придёт конец, — нехотя выдавил из себя Пак. — Правда? — внезапно взбодрился Мияхара. — С чего же это? — Если ты не понял, детей он собрался заводить не со мной. Таро продолжал пялиться вопросительно, ожидая разъяснений. — Он не считает это проблемой, но не уверен, смогу ли я продолжить наше общение, когда у него появятся дети. А если быть точнее, я уверен, что не смогу, — продолжил Пак. Мияхара усмехнулся. — Слушай, ты либо крест сними, либо трусы надень. Тебе на его семейное положение было всё равно, откуда сейчас появились порывы нравственности? Но знаешь, я рад. Оно и к лучшему. Было понятно, что вы без конкретного триггера не разойдётесь, а вам расстаться прям стоило, было необходимо для твоего же блага, понимаешь. И тут на тебе! — Радуешься чужому горю? — А ты сильно горюешь? — Я привык к нему. — Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Что ещё лучше — всё плохое когда-нибудь заканчивается тоже. Разве ты не хочешь найти человека, с которым не придётся прятаться по углам и для которого ты не будешь запасным вариантом? — Мне просто нужен человек, которого я мог бы полюбить. — А который полюбит тебя? — возмущение послышалось в голосе Таро. — Это в идеале. — То есть, выбирая между тем, чтобы любить или быть любимым, ты выберешь первое? — Очевидно, — пожал Пак плечами, — а ты нет? — Конечно нет! — Найти человека, любящего тебя, порядком сложнее, ведь я никогда не смогу быть уверенным в чувствах чужого человека, в отличие от чувств своих. — Да брось, это может быть сложно для людей подобных мне. Ты-то — лицом Антиной, а душой Прометей. За тобой толпы будут выстраиваться. — Есть большая вероятность, что в этой толпе, в силу некоторых обстоятельств, не зависящих от меня наперекор убеждениям консерваторов, не найдется тот самый конкретный человек, которого люблю я. Чёрт, представить не могу, каково это смириться с тем, что придется жить с человеком, к которому подобных чувств не питаешь. — То есть… — задумался Таро, пропустив мимо ушей последнее размышление, — то есть ты уже нашёл себе кого-то! Но этот кто-то не заинтересован в мужчинах? — начав с азартом, скорбно заключил юноша. — Будь даже так, в этой ситуации уже ничего не поделаешь, — признался Чанёль. — Вот значит ты влюблён в кого-то, кто не влюблён в тебя, разве это делает тебя счастливым? — Да. Мысль о том, что я люблю делает меня гораздо счастливее, нежели осознание, что кто-то несимпатичный мне влюблён в меня. — В любом случае, очередной отвратительный выбор. Ты не заслуживаешь тайных отношений. Минимум, что может сделать человек, решивший построить с тобой отношения, это выйти из шкафа. А до тех пор, пусть работает над принятием себя. Думаю, с тебя достаточно игр в прятки. Пак в ответ только грустно ухмыльнулся, вращая свою чашку с остывшим чаем по поверхности стола, отчего доносился глухой скрежет. — Я что-то совсем расщедрился на комплименты, — в смущении заключил Мияхара. — Рад, что ты носишь это кольцо, — подметил Пак, направляя взгляд на указательный палец правой руки юноши, из-за чего тот ещё пуще залился краской. — Ага, шифруюсь перед отцом и ношу, когда он не видит. — Правда? К обыденному обвесу Таро у него обычно вопросов не возникало. — Ничего нового, они пытаются в моём лице достичь улучшенной версии своего сына, но я на всех парах спешу их расстроить! — В любом случае, мне нравится, когда ты честен со мной, — проговорил Пак, направив взгляд на пустую улицу. — Поверь, я буду тебе противен, если стану полностью честен с тобой. — Поверь, ты тоже разочаруешься, узнав, кто я на самом деле. На время они замолчали. Каждый ушёл в свои размышления, утомлённый прошедшим днем, но всё же нежащийся мирной обстановкой. Вскоре, Таро, желая отбросить нахлынувшую волну чувств, вновь принялся подслушивать разговоры пары за соседним столиком, но, не найдя в их беседе ничего интригующего, обратил внимание на соседа, что, словно готовый впасть в дрёму, рассматривал через оконное стекло уж совсем редких прохожих. — Бэкхён, — тихо проговорил Таро. — Извини, — не расслышав, обернулся к нему Чанёль. — Меня звали Бён Бэкхён.