***
— Мелкий, я слышала как ты бежал, — она перебирала рыжее, сливающееся со своими волосами, пламя между пальцев. Затем огонь перебежал на ладонь и исчез. Осталась лишь серая темнота и белый шар полной луны, освещавший свободное от крон деревьев озеро. — Ясен пень, здесь нормальный человек вообще ноги переломает, — я окинул взглядом свои икры, исцарапанные крапивой и грубыми острыми ветками. Всё равно оно того стоило. — Чего надо тебе? — после этих слов Герасимова развернулась и неспешно пошла к тропинке, ведущей к перекрёстку. — Сама, значит, меня сюда привела вчера, — я поторопился, догоняя её, — а теперь «чё надо»? — Ну ты же всё понял, — протараторила она без всяких эмоций. — Да нихера! — Значит, не пришло время. — Ты говоришь как какой-то старый волшебник из диснеевского мультика. — Я волшебница, — отрезала она, чуть посмеявшись, — относительно тебя, наверное, старая. Слушай, я правда не могу тебе всего рассказать, — мы быстро дошли лужайки возле дороги. Вчера, мне казалось, этот маршрут занимает целую вечность. Тишина. Алиса как будто не хотела уходить и мы ещё несколько минут стояли рядом, глядя в разные стороны. — Просто будь осторожен, — кротко сказала она и быстрым шагом по стукающемуся щебню вперемешку с песком пошла домой. Когда её морковная макушка скрылась в том переулке, домой пошёл и я. Всё же, тот день взрывал мой мозг примерно каждый час.***
Софа поскакала на кухню слева от прихожей, больше похожей на длинный коридор. Включился чайник, зазвенели белые, как стены в больнице, строгие чашки. — Не разувайся, — махнула рукой Тарасова, рыская в шкафу над плитой в поисках листового чая: пакетики в этом доме считались таким же злом, как чипсы или кола, — чёрный, зелёный? — Нет уж, лучше разуйся! — Влад сделал душное лицо, протирая свои круглые очки. — Какая разница, всё равно сейчас полы драить, — фыркнула Софья, подходя к музыкальному центру на подоконнике, — так чёрный или зелёный? — Давай зелёный. Я всё же разулся. Софья взяла диск из углового шкафа и вставила в дисковод. Заиграла Шакира. Кухня-столовая здесь всегда пахла сушками, книгами и деревом. Был слышен скрип половиц, лязгание дисков в ящике и нервное постукивание пальцев Влада с ювелирно выстриженными ногтями по пустой кружке. — Чёрт, — Тарасова закрыла ящик и пошла брать со столешницы чайник с заварившимся чаем, — опять бардак в дисках. И обложки перепутаны, часть вообще поцарапана… — Лучше бы ты так о своей комнате беспокоилась. А то ощущение что у тебя там научная лаборатория сумасшедшего профессора. — Прекрати! Иначе сейчас этот чайник будет у тебя на голове! — крикнула Софья и Влад нехотя замолчал. — Девочки, не ссорьтесь, — усмехнулся я и сразу же отяжелел, потому что думал о том, какие слова мне придётся подбирать, чтобы вывалить всё вчерашнее на своих друзей. — Лёша, ты пришёл чаю попить? — бесцеремонно спросил Влад, когда я допил уже половину кружки. — Нет, — я озадаченно вздохнул, — просто не знал, как сказать вам о том, что мы в полной заднице. Я внимательно следил за реакцией друзей на пересказ прошедших событий и обратил внимание на то, что когда я упомянул сверхспособности, рука Софы дрогнула и кипяток пролился ей на руку. — Ай! — пискнула она и принялась дуть на руку. Влад быстро и молча подал ей салфетки из фарфоровой салфетницы в форме дамского кошелька, стоящей на столе с белоснежной скатертью. — Всё нормально? — обеспокоено спросил я. — Ты сначала скажи, не похитят ли нас учёные в качестве лабораторных крыс? — поинтересовался Тарасов, прожевав печенье «Юбилейное». — Влад, поменьше кино смотри, — тут меня будто током ударило. Ну или подожгло, как вчера за деревом, — секундочку, нас? — Мы вчера были в Сером лесу, — Софа чуть ли не плакала. — Чего?! — это было даже не «чего», а громкое и восклицательное «чиво» с открытой челюстью. Влад вздохнул. Он помрачнел, почти как Софа, однако с холодом и нервным, напряжённым выражением лица. Густые и лохматые чернявые брови скорбно дрожали на ровном лице. — Вчера, когда ты уехал, Софья и я попались на глаза продавщице. Втроём с Алисой мы помогали ей в огороде, как и договаривались, — прервав монотонный тон повествования, Влад вспыхнул. — Хотя я это пиво даже не пил! У меня до сих пор спина болит! — Мы уже поняли, ты вчера об этом раз пятнадцать сказал! — фыркнула Софа. — Рты закрыли! — прохрипел я, ударив слабым кулаком по столу. Вернулся мой ломающийся голос, из-за чего сей вопль звучал недостаточно угрожающе. Однако от такой агрессии, внезапно проявленной на друзей детства, я пришёл в недоумение и, виновато смущаясь, разжал руку. — Тебе явно стоит стать учителем, — скептически сказал Влад и продолжил рассказ, — это была плохая идея, я не знал, зачем после грядок я потащил Софу в лес, потому что исследовать его собирался я. Неважно. Мы ругались уже по дороге, а когда началась гроза, мы забежали в хижину и продолжили спорить там. — Что было в хижине? Какие люди? — Сначала никого, — дрожащим голосом вмешалась Тарасова, — мы заметили очень много старых портретов. Все они были очень страшными и… Они будто бы смотрели на нас. — Не преувеличивай! — перебил её брат. — А я тебе говорю! Ты был так увлечён нашим спором, что и не заметил. А там было ещё много из старинного интерьера. Шкаф-горка, дубовый лакированный стол, кажется, диван, тоненький такой. Когда Влад уронил одну из картин, пришла какая-то злая тётка. У неё было чёрное прямое платье с грубыми рукавами и курительная трубка. — Графиня Анварская, — пробормотала наша ходячая энциклопедия, — сумасшедшая дворянка, жившая в Петровском до революции. После ареста её имущества она жила рядом с лесом, знаешь, там где шоссе. — Это всё детали, — махнула рукой Софа, — главное, что мы её разозлили, понимаешь! — она тяжело дышала и волновалась. — Она накинулась на Влада, я пыталась её оттащить… А потом вспышка, вся комната залилась бирюзовым, будто под водой. Мы были в таком шоке, что даже не поняли, что это призрак, а она, прикинь, полетела! Полетела и испарилась в одной из картин. — И ещё, — безмятежно вмешался Влад, вертя в воздухе указательным пальцем, — она извинилась. — Извинилась? — переспросил я, уже сожрав целую пачку печенья и переходя на «пчёлку» в вазе. — И непонятно за что, — неожиданно повеселела Софа, — это же как круто! Мы теперь типа волшебники? — Совершенно не разделяю твоей радости, — пробубнил Влад, — это может быть опасно. Мы не знаем последствий этой… Даже не знаю, как назвать по-человечески. Но это точно не галлюцинации… Ты что думаешь? — он посмотрел на меня. — Не знаю. Я своё отнервничал вчера, а теперь просто хочу пойти погулять. Как раньше. Я хоть и начал примиряться с начавшейся новой жизнью, всё же скучал по предыдущим беззаботным летам. Зачем я только сунулся с Алисой туда? Меня просто взяли на слабо, а я повёлся, как… Ребёнок, подросток? — Мы не можем, — отрезал Влад, — родители нам голову оторвут, если узнают, что мы их ослушались… — Они вернуться только завтра вечером, — закатила глаза Софа, — мы убраться успеем десять раз. А если соседи нажалуются — скажем, что в магазин ходили, вон у нас хлеба нет. Ты будто бы ни разу родителям не врал? — Ни разу, — гордо сказал её брат. — Врёт! — посмеялся я, даже не зная, как обстоят дела на самом деле, однако враньё родителям является обязательным квестом на пути к взрослению. — Ты свечку держал? — он не унимался. — А двойку по литературе кто в дневнике заклеивал? Месяц назад дело было, — сестра пнула его в плечо. — Так тебе и надо, — фыркнул я, — за два часа швабра с ведром никуда не убегут, да и раз уж я вас зову, я и помогу убраться. Вам надо понять, насколько глубоко вы влипли. Софа сделала вопросительное лицо, склонив голову на бок и задрав одну бровь вверх. — Вы ведь не знаете, какие у вас способности. — Точно, — согласилась Тарасова, — дом — не самое подходящее место для магических экспериментов. Вдруг у меня там какой-нибудь дар разрушения? — чувствовалось в её речи немало воодушевления. Я думаю, Софа очень хотела почувствовать себя особенной, доказать всем вокруг, что её можно оценивать не только по школьному табелю. — Двое против одного, решено, — заявил я. — Чёртовы демократы, — Влад выключил музыку и встал из-за стола следом за нами.***
Берег Волги со старой стороны Петровского был подходящим местом для нашего непростого дела. Рядом были только кладбище и небольшая берёзовая роща, скрывающая нас от соседских глаз. Здесь особо никто не купался, в отличие от нового берега в трёх километрах, где насыпали песок и оборудовали мангалы. — Ну, учи, сенсей, — редкая усмешка Влада сопровождалась надменностью, — сам-то научился? Я решил показать «класс» и очутиться на противоположном берегу широкой реки. Всматриваясь в него, я уже совершенно чётко осознавал, что у меня есть силы, позволяющие это сделать. Огромная гордость за самого себя поглотила мою голову, хотя я понимал в своих способностях чуть больше, чем Влад и Софа. Подошва кед оторвалась от сухой, как наждачка травы, и в следующие две-три секунды я чувствовал только прикосновение прохладной воды к своим ногам. Глубина в середине реки могла запросто укрыть меня с головой, но та скорость, с которой я бежал, была сильнее законов физики. Проделав такой же обратный маршрут я с упоением наблюдал за восторженным и завистливым взглядом Софы и скептически, по-научному задумчивого Влада. — Ого! — воскликнула Тарасова и её синие глаза с карим ободком на радужке раскрылись как две луны. — Что на это скажет твоя математика? — упрекнул я Влада, заметив учебник в его большой сумке через плечо. — Я никогда и не отрицал подобного, — терпеливо ответил он, — к тому же я провёл анализ почвы и ничего там не обнаружил. Никаких сомнений у меня нет. — Да плевать, откуда это всё! — махнула рукой Софья. Она затряслась от нетерпения и обратилась ко мне. — Как ты там это сделал? Тарасова попыталась так же побежать в сторону противоположного берега, причём она рванула так неожиданно, что мы с Владом смогли её остановить только тогда, когда она уже ступила в воду. — Ты нормальная? — крикнул Влад — С чего ты решила, что у тебя такая же способность? — Да блин, а какая? — разочарованно вздохнула она, выходя из воды. — Ай! Софья поскользнулась на мокрой грязи у берега и плюхнулась в траву. — Софа, у тебя кровь! — заметил я. Она пискнула, поднимаясь с земли. — Так! — я подбежал к ней. — Влад! У тебя должно быть что-то! Тарасова пищала, отвернувшись от руки: — Там много крови? Блин, блин, а вдруг заражение?! — Да не вопи ты, — спокойно сказал я, нервно глазея на своего друга, который копошился в сумке, — до свадьбы заживёт. Влад, что ты так дол… — Ничего нет, — он снял сумку и бросил на землю, затем подошёл к сестре. Тарасов прикрыл ладонью её руку, дабы остановить кровотечение и подумать что делать. — Ясно, — я понял, что мы так и будем тут стоять, — я побежал искать подорожник. Я уже собрался исчезнуть, как Влад истерически заверещал: — Смотри! Смотри! — Что, у неё рука отвалилась? — Лёш, ты можешь так не шутить? — разозлилась Софа, всё ещё отворачиваясь от своей руки. — Да смотри же! — Влад убрал ладонь, на которой осталась свежая кровь, но на запястье его сестры не осталось пореза, затягивался белый тоненький шрам. Только лежащий на траве какой-то окровавленный острый предмет оставался как свидетельство о том, что травма действительно была. Он показался мне знакомым. — Ого! — я действительно удивился и сказал Софе, когда она наконец-то обернулась. — Похоже, твой брат умеет заживлять раны. Мы вдвоём уставились на Влада. Он блистал нескрываемой гордостью. — Я хочу ещё раз в этом убедиться! — его воодушевлённая улыбка появлялась только тогда, когда он справлялся со сложной математической задачей или проводил успешные исследования. Он схватил ту же железяку и уже собирался полоснуть по ноге, когда его сестра вдруг подумала: — А что если на себе твоя способность не работает? Может, не надо рисковать? — Верно, — он пару секунд задумчиво побил указательным пальцем по губам, — Лёша? — Да что я-то? — раздосадовано воскликнул я. — Твоя инициатива была, — он приближался ко мне с этой штуковиной в руке. — А я крови боюсь! — Софья снова отвернулась. Я отвлёкся, рассматривая, что же было в руке Влада. К моему ужасу, я узнал этот кинжал — им же убили Афонина. Рубин был похож на яркую наливную ягоду и зловеще поблёскивал на солнце. — Ай! — мимолётная острая боль под коленом и тёплая кровь, стекающая по ноге. Но всё это длилось недолго. Как только Влад приложился пальцами я почувствовал как остановилось кровотечение. Взглянув на свою ногу с задранной штаниной, я ничего не обнаружил, кроме парочки красных капель. — Так и запишем, — Влад со скептическим интересом, уже с блокнотом и карандашом бормотал себе под нос, — регенерация. Мы поднялись вверх к дороге, где валялись наши велосипеды. Кинжал неприятно колол огромный карман моих серых «рыбачьих». Почему-то я умолчал о важности этой улики и просто незаметно утащил его. Сначала сделай — потом подумай. По закону ещё можно.***
Влад, Софа и я сидели на лавочке, уплетая самый дешёвый, но самый вкусный пломбир в рожке. На мгновение всё стало как раньше. Даже Софья забыла о своём неимоверном желании узнать, какой силой она обладает и сидела рассказывала о своей повести: — Это история что-то в роде «гадкого утёнка», — Владу было неинтересно: он читал книгу, сидя на расстоянии от нас. Софа на это давно не обижалась и делилась своими идеями со мной, — девочка, живущая в неком подобии волшебного мира. У неё не было никаких способностей, в неё никто не верил. Но в конечном итоге сила её текста и речи оказалась могущественнее всякого телекинеза и зельеварения, поэтому она смогла создать язык этого мира, — когда она говорила о своём писательстве, её речь становилась грамотной, чистой и даже взрослой. Будто бы на всё остальное ей было жаль интеллекта. — Здорово, — искренне ответил я, — мне кажется, полезная штука получится. Многие мечтают о сверхсилах, не замечая, что вполне обычные вещи достаточно прекрасны. Я понял это только сейчас. Любой ребёнок, лет до десяти, а то и больше, воображал, как он станет сверхсильным, сделает этот мир волшебным, уничтожит всё зло или наоборот — захватит планету. Помыслы разные, однако вера в чудо у всех проходит, и эти мысли забываются, пылятся на полке где-то в памяти. Только не в нашем случае. Воображение — одно дело, а встретившись с воплощением детских фантазий, становится не по себе. — Я теперь не знаю, получится ли у меня это написать, — задумалась подруга, — мы ведь теперь своего рода тоже волшебники. Как я буду чувствовать свою героиню, когда узнаю, какими силами обладаю? — Пиши, пока не знаешь, — я скомкал фантик и засунул в зазор скамейки к бычкам и окаменелым жвачкам. — У меня с собой есть несколько рукописей, — она полезла в свой глянцевый голографический рюкзак и достала оттуда тетрадку на двадцать четыре листа. В принципе, это всё, что в него помещалось, — я помню, обещала тебе позавчера. — Да, спасибо, прочту обязательно, — я свернул тетрадку в карман, аккуратно обернув ей кинжал. Мороженое быстро закончилось, поэтому мы стали носиться по полю, играя в догонялки. Я всегда любил бесцельно бегать, а вот Влад быстро уставал, и вообще его раздражала игра, суть которой метаться от человека к человеку до посинения. — Я сейчас лёгкие выплюну! Есть что попить? — Нету! — крикнула Софа и осалила брата. — Ты вóда! — Нет, всё, — выдохнул он и пошёл обратно к скамейке. — Ищи мелочь на лимонад, раз попить захотел, — фыркнул я. — Давай к тебе домой зайдём за водой, тут недалеко, — предложила Софа. — Точно! Зачем идти? — осенило меня. — Вы сидите тут, а я мигом. Не успев услышать утвердительного ответа от друзей, я понёсся домой. В этот раз мой маршрут был осознанным, поэтому мимо меня проносились соседские дома, деревья и бродячие кошки. В глазах всё это перемешивалось будто в стиральной машинке. — Это ещё что?! — я не учел того, что бабушка может быть на улице. Попался я крайне глупо и Бета Аркадьевна схватила меня за шкирку. Мои ноги ещё несколько секунд болтались как два маятника. — Водички захотел, — отшутился я. — Щас я дам тебе! И водички, и по заднице! — она разгневанно прошипела эти слова и ослабила хватку. С головы сполз тюрбан и мне снова поплохело, когда я увидел эту розу. Бета Аркадьевна спешно, кое-как нацепила эту тряпку обратно, пока не заметили соседи и крикнула, так что я подпрыгнул: — Марш в дом! — бабушка очень злилась. Громко хлопнув дверью, она отшвырнула меня из узкой прихожей к лестнице, прошла в гостиную и завесила шторы. Какой в этом был толк — без понятия, ибо занавески были прозрачными. — Садись и рассказывай правду. А не то, что ты наплёл Славику. Конечно, я бы хотел сначала узнать про розу, шипы которой виднелись в неаккуратно прикрытых волосах, но Бета Аркадьевна была настроена решительно. Я рассказал только о том, что был с Алисой в лесу, зашёл в хижину, меня коснулся мёртвый солдат и ни с того ни с сего я начал бегать как чёртов Флеш. Бета Аркадьевна, кажется, совсем забыла о том, что только что была готова порвать меня на британский флаг. Не потому что ничего страшного не произошло, а потому, что уже всё случилось. Всегда уважал людей, способных быстро принять ситуацию: надо бы взять на заметку и перестать паниковать. Бабушка вальяжно курила фиолетовый «Вог». Дамская сигарета дымилась на её тонких, чуть сморщенных губах совершенно по-мужски, потому как она вытаскивала её изо рта только для того, чтобы сбросить пепел в круглую глиняную пепельницу. — Я надеюсь, ты не совсем дурак и применить свою способность на глазах у всей деревни тебя заставили непредвиденные обстоятельства, иначе сейчас ты получишь по шее. — Да кто заметит? — отмахнулся я. — Моя способность больше похожа на телепортацию, не знающий человек спихнёт на «показалось». — В первый раз да. Во второй уже вряд ли, — её угрожающая непринуждённая интонация звякнула в воздухе, — ну ты понял. Лишний раз не показывайся. — Получается ты тоже… Что-то умеешь? — «Получается» у молодых мужиков, а я владею магией растений. — Несложно было догадаться, — усмехнулся я, глядя на белоснежный цветок и на чудесный сад, выглядывающий из окна. — Тем не менее, ты не догадывался, — фыркнула она со свойственной ей экспрессией, будто бы я не мог понять чего-то очевидного. — А роза из башки откуда? — Так уж выходит, что каждый из способных когда-то сталкивается с последствиями. Может через год, может через десять. Или ты думал, что силы тебе нахаляву дадут? — Каждый? А о ком ещё ты знаешь? — Пф-ф, известно о ком. О семейке Герасимовых! Когда-то мы с её мамашей вместе обратились. Вера Дмитриевна исцеляет животных, зато теперь у неё кошачья лапа вместо руки. Я вспомнил странного вида женщину, которую пару раз видел в деревне. Надо сказать, совершенно нормального вида — крепкая фигура среднего роста, несвежее лицо, рыжие, чуть потрёпанные белой сединой волосы. Запомнил я её именно из-за них: рыжих в деревне было по пальцам пересчитать. И она всегда ходила в перчатках или с бинтом на кисти. Я всегда думал, что она ровесница моей бабушки, а оказывается, это мать Алисы. Только почему Бета Аркадьевна не рассказала о следователе? Он вдвое младше неё, получил способность в шесть лет. Значит, бабушка должна быть знакома с его родителями, не мог же он один здесь находиться? Или она и правда ничего не знает о Шилове? Моё комично-удивлённое лицо очень позабавило бабушку. — Да, ты в глубокой заднице. Ибо сказано тебе было: в Серый лес не ходить, но тебе ж нужно лезть на рожон! — А можно это как-то отменить? — растерянно спросил я. — Хотелось бы, — громко и разгорячено ответила Бета Аркадьевна, — вот только мы теперь повязаны с этой нечистью… — Как это? — интонация моего вопроса напоминала прыжок. — Ещё раз меня перебьёшь! — она агрессивно бросила окурок, вдавливая табачно-бумажное горелое месиво в красную глину, и свою угрозу продолжать не стала. — Нечисть слушается только нас. И чтобы эти твари не пробрались в деревню, мы приносим им жертвы. — Вы что, убийцы? — я не унимался и с ужасом продолжил строчить вопросы — Это вы убили того мальчика? — Нет, — бабушка сдалась и стала говорить более спокойно, — мы лишь находим тех, кого следовало бы проучить… Алкоголики, воры, картёжники. Приводим их к нечисти и те забирают у них несколько лет жизни. Обычно пять, когда-то больше, когда-то меньше. Своего рода мы санитары. Конечно, не человечества, но хотя бы этой деревни, — она сказала это без какой-либо гордости. Мне показалось, в её словах всё же было больше сожаления. — Нельзя же так, это живые люди, — ужаснулся я. — Мы тоже хотим жить и нам есть, что терять. Был бы ты на моём месте — понял бы, — смысл последней фразы уже затерялся, потому что я стал раздумывать о главном: о моральности таких действий. Я снова не понимал, как мне реагировать. Было ощущение, что я смотрю кино. Я только вообразил о том, у скольких людей моя родная бабушка отняла годы жизни и мне становилось не по себе. — А как вы вообще это делаете? Как потом эти люди не поднимают визг на телек и газеты? — Очень просто. Жертва не помнит, что с ней случилось. Мы выводим её из леса и сочиняем какую-нибудь сказку, хотя, обычно, их это мало волнует. — Так а что с мальчиком? — вспомнил я. — Здесь мы ни при чём, — отрезала бабушка, давая понять, что больше не хочет это обсуждать. Я вздохнул, и, решив обмозговать это с друзьями, собрался уходить. — Вот ещё что, — задумчиво сказала бабушка, поднимаясь с плетёного кресла у стола, — ты не должен допустить, чтобы твои друзья тоже получили способность. «Уже допустил». — Почему? — По кочану, — Бета Аркадьевна включила старый пластмассовый электрический чайник, почему-то стоящий в гостиной, и поправила тюрбан, глядя в стекло посудного шкафа, — всё-то тебе знать надо. — Да! Я теперь с вами в одной лодке. Она подошла ближе. Вернулся угрожающий нахмуренный взгляд: — Ты со словами-то аккуратнее. Не лезь поперёк батьки в пекло и просто сделай, что я сказала! Это ясно? — Ясно, — отрезал я, обуваясь. Пока бабушка отвернулась, я спрятал кинжал в свои высокие резиновые сапоги в глубине обувного шкафа. Стоило найти Шилова и показать ему эту вещицу, ибо в антиквариате я понимал столько же, сколько в географии, то бишь ничего. Однако такое орудие убийства для двадцать первого века чересчур нетипично. Этот разговор, честно признаться, прояснил чуть больше, чем ничего, зато дал мне окончательно смириться с тем, что у меня начинается новая жизнь, в которой придётся какие-то вещи узнавать заново, а какие-то — впервые.