Inktober со вкусом Ядер-колы

Вода была невыносимо ледяной и вонючей, а яма казалась бездонной. Видения отливали зелёным и перемешивались, точно в калейдоскопе. Сокольский вынырнул, оплёвываясь, и с удивлением обнаружил в руке клинок странной формы, отдалённо напоминающий нож для сыра. Воспоминания о последних событиях возвращались неохотно, словно после пьянки: Сокольский выбил себе экспедицию в Салем, прогулялся по окрестностям и проверил все места, где фиксировались странные события. Кажется, он обсуждал с каким-то подозрительным типом в костюме плюсы реализма в искусстве, пока тот вырезал у мёртвых рейдеров глаза. Возможно, они вместе немного выпили за победу разума над физическим миром, но Сокольский точно не остался ночевать на старом кладбище. Он помнил падение и ледяную воду в карьере. После парня в костюме рейдеров там уже не было, так что Сокольский отправился по последней зацепке в тоннели. Дальше — всё как в тумане. Кряхтя, он выполз из ямы, понял, что так скончается от холода, и побежал в ритме буги на поверхность. Клинок так и оставался в зажатой руке. Повсюду валялись тела гулей с кучей ран ниже пояса, словно орудовал карлик-убийца или ребёнок. На выходе его встретил охотник с постным лицом и уточнил, будет ли Сокольский сопротивляться, а тот упал на колени, обнял его за ноги и не отпускал, пока телепорт не вернул их в Институт. Он пропал на пять дней, хотя помнил лишь один… видимо, суммарно. Клинок отобрали и заперли в архиве, Сокольского отправили на обследование. Следов химии в крови не нашли, но услышав про распитие с подозрительным типом, психолог коварно усмехнулся и передал его на капельницу. — Местные такое варят — повезло, что не ослеп! Ты о чём вообще думал? — не унимался доктор Дэн, который повсюду сопровождал Сокольского и носил его любимые лекарства. Тот не мог ответить — раньше ведь всего боялся, аллергии ловил, а потом вдруг пошёл вразнос. — Кризис среднего возраста, — печально подытожил психолог. — Ничего удивительного. Доктор Дэн слёзно просил не выяснять, на что этот плешивый очкарик намекал — завидовал, наверное. Впрочем, у травмы были свои плюсы: Сокольскому вне очереди отдали два кофейных дня, не наседали, работой не заваливали и терпели все его замечания. Можно было и привыкнуть. Однажды он проснулся и обнаружил крысу Бэтси у себя на груди. Обнюхав его, она телепортировалась прочь. Словом, утро началось отнюдь не с кофе: стоило задуматься, что эта крыса себе позволяла по ночам, никто ведь не следил за ней! — Не в клетке же держать — это невозможно! — огрызался Бланк — и был, чёрт возьми, прав. В кабинет с криком влетела О’Коннер, размахивая руками. — Срочные новости! В парке Христофора Колумба видели фей! Доктор Дэн, занятый заточкой погрызенных крысой карандашей, встрепенулся, однако Сокольский презрительно фыркнул. — Это несерьёзно, О’Коннер. Суеверные поселенцы принимают за фей всё — от светлячков до шаровых молний. Отсюда, кстати, сообщения об их магических силах. Наркоманы и не такое видят, к слову: как тебе истории про гигантского антропоморфного мотылька? — Тут могу поспорить — его многие видели. Наверняка это какой-то правительственный эксперимент, сбежавший из лаборатории, — возразил доктор Бланк, однако же внезапно поддержал скептицизм Сокольского относительно фей. — Один раз Конан Дойл уже раструбил миру о феях, приложил фотографии, а оказалось, что он просто недооценил таланты крестьянских детей к рисованию. Это была шутка, вышедшая из-под контроля. — Значит, тихо проверим, а в документах укажем… — Доктор Дэн закатил глаза к потолку и взмахнул заточенным карандашом точно мечом. — Что берём пробы подозрительной фауны, вот! — Тебе просто хочется нас отослать? — с тоской вопросил Сокольский — и оказался прав. — Точнее, тебя. Прогулка приведёт в чувства. Может, вспомнишь что-то? Судя по косым взглядам, всем коллегам велели следить за ним. Наверняка можно было найти и файл со своим именем в архиве: в Подвале никто не принимал исчезновение и амнезию за последствия запоя. Возможно, они были правы. Лето в Бостоне — самое ужасное время года: из-за близости моря стояла невыносимая влажность, воняло выброшенной на берег рыбой и цветением каких-то водорослей. Ободранные деревья едва скрывали от палящего солнца, тусклые парковые скульптуры заросли вьюном, как шубой. Набережная уцелела, но любоваться оказалось нечем, разве что утонувшими зданиями на противоположном берегу. Пейзаж развернулся угнетающий. Если здесь и водились феи, то выглядеть они должны были как дутни. Бланк вертел головой до хруста в шейных позвонках. Крыса Бэтси не торопилась вылезать и только высунула морду из кармана его белого халата. О’Коннер до сих пор хотелось доказать правоту слухов и найти хоть что-то стоящее: пока из всей команды только за ней не числилось открытие объекта. Она нашла приемлемую палку, чтобы использовать как посох, и спустилась к воде. Грязь и радиоактивность приводили её в неописуемый восторг, но пришвартованная к набережной лодка просто заманивала на борт. Сокольский отвёл взгляд всего на минуту — а О’Коннер уже и след простыл. Первым делом он склонился над перилами и осмотрел ржавую посудину — та даже не шаталась, а внутри никого не было. Сейчас бы точно не помешал охотник — и чего они появлялись, только когда учёные пытались дезертировать, но когда тех убивали, вечно находились дела поважнее? Сокольский ринулся к Бланку, но нашёл его без сознания под деревом — от укусов белый халат залило кровью. Грудь едва вздымалась, а лицо мертвецки побледнело. Крыса Бэтси телепортировалась на плечо с диким визгом; шерсть стояла дыбом. Если здесь и были феи, то питались они людьми. Сокольский метался по парку с одной мыслью — не стоять на месте. В движении жизнь, чёрт возьми, особенно когда за тобой охотятся феи-людоеды! Бэтси взвизгнула, вздыбила куцый хвост, но не сбежала — Сокольский проследил за направлением её подёргивающегося носа и охнул, увидев огроменного мотылька с жёлтыми крыльями. Если бы не угроза жизни, его полёт можно было бы назвать грациозным. Низко жужжа как винтокрыл, мотылёк рванул на Сокольского. — Дай мне сил, Христофор Колумб! — заорал тот и побежал прочь. Шуршание крыльев за спиной чуть ли не с ума сводило. Он и не заметил, когда клинок для резки сыра оказался в руке — вроде бы и не брал с собой. Только уверенности в себе не прибавилось. Петляя между деревьями, Сокольский выскочил к спуску с набережной и увидел в тени торчащие из кустов ноги О’Коннер. На шум выглянул енот, увидел всю процессию, широко раскрыл пасть и заорал: — В атаку! Защитите хранителя Свечения! Со всех сторон набежали прямоходящие еноты с пиками, лучники открыли огонь с деревьев. Сокольский хотел пробежать, но Бэтси куснула его за ухо и развернула к мотыльку. Он закрыл глаза и сделал пару выпадов — клинок оказался невероятно лёгким, даже изящным. К счастью для енотов, им не хватало роста, чтобы стать случайной жертвой криворукого мечника. Парочка енотов упала на мотылька с дерева и пригвоздила к земле, когтистыми лапами разодрали крылья и оторвали огромное жало. Под улюлюканье прямоходящих енотов Сокольский размышлял, что за капельницу ему поставил психолог. — Мы сделаем противоядие для ваших друзей, о великий! Енот с моноклем не по размеру морды велел тащить жало к кустам, где лежала О’Коннер. Сокольский раздвинул заросли и увидел спрятанную походную химическую лабораторию. Это тоже многое объясняло. — Можно уточнить, как вы меня называли? Еноты хором заорали что-то о Свечении, но тот, что с моноклем, ответил куда яснее: — Вы явились к нам из зелёной двери, которую мои собратья перепутали со святым Свечением — будь это оно, вы бы мгновенно умерли. — Ага. — Сокольский почесал затылок, припоминая что-то о зелёном болотном свете, и уточнил: — И что я делал? — Вы спросили, где находитесь. Ответ вам явно не понравился, поэтому вы развернулись и вернулись в свет. Я был настолько безрассуден, что последовал за вами и открыл этот дивный мир… Содружество! — Трава! Вода! Рай! — подхватили еноты в экстазе. Продолжая чесать затылок и жмуриться, Сокольский выдавливал память по микрону. Чему же он возмущался? «Ноги моей не будет в понтовом Сан-Франциско, мне не по карману ваша недвижимость!» — Вы с Западного побережья? — уточнил он с грустью. Енот кивнул. — Да как это возможно? Мотылёк оказался каким-то касадором — и на Западе такой чертовщины достаточно. Неудивительно, что еноты решительно променяли суровую пустыню на утопающий Бостон. Пришлось подождать пробуждения Бланка и О’Коннер, чтобы убедиться в собственной адекватности. Впрочем, из-за яда и у них мозги могло скрутить бубликом. Экспедиция вернулась в Подвал в смешанных чувствах. Бланк тут же побежал исписывать бумаги отчётами, О’Коннер отъехала в медчасть из-за аллергии на шерсть, а Сокольский наперво проверил хранилище: клинка там не оказалось. Он положил его обратно и запер ячейку на ключ. Дэн от счастья напоминал светящегося гуля: трубил о телепорте к противоположному побережью и великих открытиях, а также новой разумной расе, с которой следовало подружиться. Институт немедленно направил охотников на разведку. Енота с моноклем официально взяли по программе утечки мозгов и выдали маленький белый халат. С тех пор еда из холодильника стала пропадать куда чаще, а шерстью забивалась вентиляция в каморке, так что О’Коннер пришлось перевести в новый отдел — Подвальных полевых исследований. Сокольского тоже туда отправили — держать чуть приоткрытой дыру в пространстве, чтобы огромные ядовитые мухи не залетали и Братство Стали свой любопытный нос не совало.