Inktober со вкусом Ядер-колы

К вольной жизни сложно привыкнуть после военного распорядка: приходится самому искать и готовить пищу, искать крышу над головой, лекарства и крышки на всё это. Однако Данс быстро втянулся и вспомнил предыдущую, давно потерянную жизнь, когда они с Катлером рылись по руинам и продавали всякий хлам. Они были лучшими — молодыми, сильными и безрассудными, раз ползали по разрушенным высоткам и разгребали завалы в полной уверенности в своём бессмертии. Им просто везло. Хотя Данс с теплотой вспоминал то время: раз Катлер был настоящим, то и воспоминания с ним тоже, лично его, а не вживлённые. Они мечтали открыть магазин — только не в Ривет-сити, где аренда высокая, — ремонтировать вещи за крышки, продавать найденный хлам и жить вольно, есть каждый день, а не когда придётся. Теперь Данс староват для таких приключений в руинах и слишком горд, чтобы копаться в мусоре. Если уже видел иную, цивилизованную жизнь, то к прежней возвращаться до тошноты противно. Когда-то ему уже говорили подобное, а он не понял — теперь же оценил иронию. Ремонтом можно было неплохо прокормиться и не упасть в собственных глазах. Данс сам предлагал помощь, но даже не из корысти, а из желания отплатить за собственное существование. Его сущность до сих пор не давала покоя и терзала перед отбоем экзистенциальными вопросами. Жить он хотел как настоящий, наслаждался каждым вдохом и оттого всё больше злился. Он шёл прочь из Содружества, где всё напоминало об Институте и отгремевшей битве, боясь встретить вчерашних братьев. Умереть спокойно своей смертью ему не позволяли, будто Данс вдруг смог бы создать искусственного человека наравне с учёным. Впрочем, он и сам не знал, чего от себя ожидать. Может, во всех синтах на случай уничтожения Института включатся аварийные протоколы, и все они, как зомби, пойдут отстраивать новый комплекс. Порой он так себя накручивал, что спал урывками и проверял, не лунатил ли. В Филадельфии было относительно спокойно — между двух огней Столичной Пустоши и Содружества, точно в зоне отчуждения. Здесь и делить нечего, кроме развалин, где находили пристанище всякие разыскиваемые отбросы. Однако гордость снова не позволила к ним присоединиться: Данс придерживался береговой линии, искал какой-нибудь подходящий пустующий дом на отшибе. Он наткнулся на ферму почти к закату, долго стоял у загона с браминами и таращился на охранного робота у дома, затем прошёл по вытоптанной дорожке к двери и постучался. Конечно, ему не открыли, но шарканье и металлический лязг Данс слышал отчётливо. Он мог бы сказать таким осторожным фермерам, что подготовленный солдат в одиночку сможет взять дом штурмом безоружным, но всегда тактично молчал и предпочитал стоять на виду с пустыми руками. Конечно, и тут ему снова везло: рейдер мог и через дверь выстрелить. — Что надо? — донеслось из дома. Что ж, начало уже неплохое. — Вам нужен ремонт? Я механик. — Я сам прекрасно справляюсь. — Уверены? Ваш робот — неплохое пугало, но он может куда больше. Послышался звук отпираемого замка, скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель выглянул пожилой мужчина. — Ты что, из этих?.. Данс проигнорировал вопрос-провокацию и озвучил условия: — Можете расплатиться едой за день работы и рассказать, где в округе можно заселиться. Официозный командный тон, который Данс отработал в Братстве Стали, волшебным образом действовал на поселенцев: успокаивал, внушал доверие, авторитет и чувство, что собеседник знает, что делает (хотя это не всегда так). Дверь распахнулась шире. Застывший на пороге фермер почесал лысеющий затылок. — Надо подумать. Пошли пока, в сарае есть запчасти и инструменты. — У меня свои, благодарю. — Ого, вот это сервис, — хохотнул фермер. Данс отошёл в сторону, стараясь не светить лазерной винтовкой за спиной, и пропустил его вперёд. В тёмном коридоре появился второй силуэт, намекая, что за ним всё ещё следят. — Я Квентин, кстати. — Данс, — бросил он в ответ, немного напрягшись: наверное, стоило придумать другое имя. Однако Квентин снова посмеялся, но незлобно. — Это приглашение или фамилия? Расслабься, парень. Вижу, что шёл долго и вымотался. Можешь переночевать в сарае, если не беспокоит соседство с браминами. Данс упёрто провозился с роботом-охранником, чтобы и руки занять, и совесть — казалось, что он агрессивно напросился, — и отвлёкся только в момент, когда животных на ночь загнали в сарай. Квентину помогал сын — Нильсен, — который с Данса глаз не спускал. Простая, но физически тяжёлая рутинная работа казалась миролюбивой, гипнотической. Ничего такого в его жизни не было. Почти всю ночь Данс избавлялся от ржавчины во внутренностях робота, которого жестоко оставили под открытым небом с повреждениями корпуса. Дыры от снарядов говорили сами за себя — и этот парень навоевался. Удалось немного выспаться, а утром он продемонстрировал итог: робот-охранник смог повернуться, хоть и со скрипом, и проехать несколько футов вокруг довольного хозяина. Они слишком ему доверились. Данс мог перенастроить определение «свой-чужой» — и эта мысль грызла душу почище личного самоопределения. Жена Квентина Мия приготовила в то утро завтрак на четверых, посоветовала не торопиться с поиском дома и выдала новое задание — отремонтировать поливалку в парнике. Дел находилось всё больше — ферма-то большая, — и Данс остался на неопределённый срок. Квентин учил премудростям работы на земле и получал взамен автоматизацию всего. Даже загон для браминов открывался теперь ровно в девять утром и вечером. Робот-охранник вернулся в строй, но стрелять так и не смог. Впрочем, эта махина даже страшнее в ближнем бою. Забивать скот оказалось не так просто, так что Данс посильно помогал с транспортировкой — старый пикап тоже стал его подопечным, — немного с торговлей. Хмурый мужик с лазерной винтовкой в сопровождении был неким гарантом успешной сделки. Так мечта открыть лавку косвенно сбылась. О его таланте к реанимации старой техники прознали все фермеры в округе, так что бедно Данс не жил и щедро делился с семьёй Квентина. Однако известность играла в две стороны: однажды к ним явился солдат в силовой броне, без эмблемы. Данс ни разу не говорил о своём прошлом, но Квентин его с первого взгляда вычислил. Так что Нильсен прибежал предупредить, открыл погреб, но Данс отказался прятаться — всё равно бесполезно: не сегодня его устранят, так завтра. Не хватало ещё, чтобы пострадали хорошие люди. Он решительным шагом вышел к дороге, где стоял солдат и о чём-то говорил с Мией, но притормозил, прислушиваясь к знакомому голосу. — Я искала талантливого механика и, кажется, нашла. — Инграм? — Она сняла шлем и улыбнулась, как он помнил: самоуверенно, нахально и невероятно очаровательно. — Я так рад тебя видеть! Свои! Данс подал знак роботу-охраннику, заодно и семью Квентина успокоил. Пока он не питал иллюзий, хоть и радовался ей искренне, но злился на Мэксона за то, что из всех убийц выбрал именно Инграм. О её чувствах явно никто не думал. Квентин многозначительно посмотрел на него и, не получив сигнал о помощи, ушёл работать. Данс знал, что они следили за ними, а Инграм будто ничего не замечала: весело болтала о возвращении в Столичную Пустошь, что с Придвена пришлось спрыгнуть, чтобы зайти к нему в гости. Услышав об этом, Данс побледнел. — Ты-то уж должна знать, чем чреваты такие прыжки. Безумная! — Ног у меня уже нет, так чего терять? А Мэксона ты знаешь, никак иначе из него отгул не выбить. Данс успел соскучиться по её чёрному юмору, но особенно — по болтовне о Братстве Стали. Словно ничего не произошло, и они просто встретились после дежурства в мастерской, чтобы перемыть кости Мэксону и прокторам. Когда же сама Инграм стала им перед вылетом в Содружество, то ничуть себе не изменила. Они до глубокой ночи могли засиживаться либо за ремонтом, либо в его каюте, наплевав на устав и распорядок. Он чертовски по ней истосковался, хоть и понял это лишь при встрече. В голове всё это время в изгнании варилась какая-то каша из страхов и гнева, а теперь — словно небо прояснилось. Жажда жить только усилилась. Инграм продемонстрировала, как её старушка «Броненосец» теперь сбрасывала ненужную броню, чтобы освободить руки для работы. Она немного доработала свой экзоскелет, пока Данс бегал то за синтами, то от Братства Стали. — Помогало отвлечься, знаешь ли, — нервно улыбнувшись, сказала Инграм. Данс молчал и не поднимал эту тему. Робот-охранник, конечно же, первым её заинтересовал. Они долго болтали возле него, обсуждая решения Данса, немного поспорили, пришли к консенсусу и, взявшись за инструменты, вдвоём полезли вправлять систему вооружения. — Ну вот, теперь я выше, чем следует, — пыхтела Инграм, расхаживая вокруг робота. — Как же ты амортизаторы подгоняешь? Она скосила взгляд и прокашлялась. — На полу сижу, пока не видит никто. Данс знал, каким трудом ей далось это признание, и не хотел представлять, через что она прошла одна — как он подвёл её всей этой историей и побегом. Наверняка Мэксон допросил и попортил кровь его друзьям и сослуживцам, усиленно демонизировал и называл шпионом. Со стороны его история выглядела как хитроумный план Института, а не чёртово совпадение — он прекрасно понимал и сам так поначалу верил. — Прости, что так вышло, — вздохнул Данс. Больше в голову ничего не пришло. Инграм уставилась на него как на сопливого послушника, у которого от страха ключ из рук вываливался. — Извиняешься за то, что не в твоей власти? Тогда и ты прости, что я не отрастила ноги. — Она порывисто вздохнула и опустила взгляд. — И за то, что не заступилась перед старейшиной, как следовало. Тогда я правда поверила в предательство и сильно разозлилась на тебя. Но потом… Мы с Тиганом насели на Квинлана, эту квочку паникующую, и провели полное расследование. Только Мэксон ничего слушать не хотел, обвинил нас в сговоре и глупости. — Поверить в случайность сложно, — кивнул Данс. — Я сам не верил. Он правильно поступил. — Ты вроде смышлёный, но ума почему-то маловато, самосохранение тоже подкачало. Неужели это венец науки? — Она указала на него обеими руками. — Тогда человечеству нечего бояться. Тянуло спросить, что они узнали о нём и где именно заканчивались настоящие воспоминания. Наверное, раньше Данс вцепился в эту возможность, но теперь — пожал плечами и уточнил: — На ужин останешься? Мия готовит обалденный стейк. Можем прямо тут устроиться. — Я вроде как в бегах, давай гулять на полную. Пока он таскал столовые приборы, тарелки и плед во двор, Инграм осмотрела ферму. Снова в голове вилась скользкая мысль, что и она ведь тоже могла перепрограммировать робота и убить всех, не пачкая руки. Данс с неё глаз не спускал и мрачнел от собственной подозрительности, даже прослушал её комплимент хозяевам и чуть не проворонил вопрос: — А где твоя броня? — Оставил «Атомным Котам», когда война закончилась. Я решил, что она мне больше не пригодится, да и впрок батарей не наберёшь. Не хотелось бросать её где-нибудь на дороге. Данс был точно наркоманом, избавившимся от зависимости: поначалу руки чесались, да и душа болела, но потом он оценил плюсы лёгкости. Глядеть на мир собственными глазами, а не через визор шлема, куда приятнее. Красок словно стало больше. Инграм слушала с интересом, хоть и смотрела на апатичных браминов в стойле. Лицо она не умела держать, в отличие от него, и тем более никогда не скрывала тёмные круги под глазами. Морщин она тоже никогда не стеснялась и говорила, что те наконец добавили солидности. Волосы после шлема так и остались взъерошенными — кажется, он ни разу не видел, чтобы Инграм причёсывалась, даже перед важными совещаниями. Сейчас на её лице отразилась такая мука, что Данс невольно замер с плетёной корзинкой в руках, где лежал хлеб из бритвозлака. — Поможешь сесть? Данс кивнул как болванчик и подхватил её на руки, когда силовая броня раскрылась, но почему-то не спешил опускать на расстеленный плед. Что-то пошло не так. Когда они обедали в мастерской, Инграм позволяла ему побыть опорой, но всегда вылезала сама, а теперь Данс нахально взял инициативу в свои руки — во всех смыслах. Впервые он коснулся её, почувствовал, сколь мало она весила, как пахла потом и машинным маслом. Инграм обхватила его шею и молчала, поджав тонкие губы. — Извини, — буркнул Данс и шагнул к пледу. — Ты слишком часто извиняешься. Её дыхание опалило кожу, когда он опустился на колени и разомкнул руки. На миг кольнуло разочарование, когда Инграм привычно уселась, поджав ноги и укрыв их краем пледа. Есть молча почему-то казалось кощунством после случившегося конфуза, поэтому Данс продолжил рассказывать о путешествии, работе и людях, которых встречал по пути. Признание вроде как стало логичным завершением: — Ещё я устал от войны — поэтому броню оставил. Хотелось занять руки чем-нибудь полезным, но мирным. Я стрелял в рейдеров и мутантов, считая, что делаю мир лучше, но счастлив стал, когда починил систему фильтрации в поселении. — Да уж, бутылки в твоей каюте ещё долго выкатывались из всех щелей. — Так говоришь, будто сама их со мной не опустошала. Инграм отложила тарелку с недоеденным стейком, оглядела ферму, браминов и, наконец, остановилась на нём, робко улыбнулась. — Здесь замечательно — и то, что ты делал, тоже. — Данс невольно вздрогнул, ощутив её прикосновение, и уставился на её руку поверх своей. — Теперь ты больше человек, чем я, Мэксон и все остальные. Не смей думать иначе и снова за что-то извиняться. Нечего распинаться о душе — её ни у кого нет, судя по тому, как война закончилась. В этой гневной вспышке хотелось погреться подольше. От неё веяло домом — в том смысле, что привязан не к зданию, дирижаблю или организации, а к человеку. Данс медленно взял её за руку, чуть сжал крепче и ощутил ответ — в самое сердце. Инграм улыбалась и смотрела с благодарностью. — Значит, ты не убить меня пришла? — Разве что своим хреновым характером. — Ну, тут ты давно потерпела поражение.