Листик

Юнги в руках держит салфетку и мнет её, не жалея бумажную ткань. Губы кусает свои до крови, оглядывается, ведь к нему на встречу опаздывают. И Мин ждёт, не очень терпеливо, но старается контролировать себя. Ему просто интересно, ведь тот незнакомец, наверное, хочет сообщить ему что-то? Стрелка на шести. Юнги прямо так пришёл, в форме, решив слинять с работы на какое-то время. Только вот, видимо, бестолку. Он выпил уже несколько кружек зелёного чая, съел обезжиренный греческий салат. В общем, сделал все, чтобы время шло быстрее, а человек тот все не появляется. Может, розыгрыш? Хотя вряд ли, ведь шутить о таком — высшая степень распада личности. Никому в здравом уме не придёт идея пошутить о потери и боли. Мужчина ждёт и делает это уже очень долго. Час уже сидит, ведь договорились встретиться именно здесь, в определённое время. Юнги берет телефон, решает перезвонить, но слышит лишь долгие гудки и больше ничего. Странно как-то. Юнги кусает губы, вглядываясь в лица незнакомцев, что пришли сюда по разному поводу: кто-то устал, заглянув сюда после длительного шопинга, кто-то не хотел готовить сам, решив сэкономить время, ну а кто-то назначил важную встречу, от которой может зависеть жизнь. Неважно, чья, неважно, жив ли тот человек до сих пор. Ценной она становится не меньше. — Извините, Вам принести Ваш счёт? — спрашивает мимо проходящий официант. Юнги тяжело вздыхает, а после вынужденно кивает. Ловить здесь нечего, а потому сегодняшняя встреча не удалась. Мин спокойно ждёт, пока его обслужат. Платит наличными, потому что картой расплачиваться ненавидит, да и не умеет особо. Кладёт купюры в нужное место, протягивает расчетницу молодому парню, который крутился вокруг него. Юнги оставил ему немного чаевых, но этих денег больше, чем на чай точно не хватит. И вот полицейский уже собирается уходить, вставши с места, как вдруг чувствует тёплое прикосновение на своём плече. Правом. Мужчина резко оборачивается, смотря на человека рядом с собой. У него огромные синяки под глазами, но это даже не так важно, как то, что его нос явно разбит. Оттуда хлещет кровь и поэтому незнакомец держит уже пропитавшуюся красным салфетку возле ноздрей. Он гулко сглатывает, а после говорит: — Можно заявить нападение? — Что произошло? — Меня пытались вырубить, но не на того напали. Я мастер спорта по боксу, хотя, не буду спорить, им все же удалось меня задеть. — Им? — хмурится Юнги, — Их было несколько? — Трое бичей, — кивает мужчина с разбитым носом, — и они очень жестокие. Озверевшие как будто. — Не хотите пройти со мной в отделение? Думаю, там всё же будет намного удобнее, — предлагает Мин и с ним соглашаются. В отделении стойкий запах кофе, как будто работающие здесь люди совершенно не занимаются тем, чем должны, а постоянно устраивают себе чаепития. Лучше всё-таки сказать кофепития. Ким Тэхён, помощник следователя, вяжет крючком, устало глядя на часы. Юнги проходит мимо, кидая огромную папку с делами ему на стол и проговаривая: — Возьмешься за этого молодого человека? — Мин глядит на мужчину позади себя, пострадавшего. Явно уже не молодого. — С радостью, — кивает Тэхён, беря кофе в руки и делая пару громких глотков, — лучше взяться за это дело, чем притащить домой уже пятый по счёту шарф. — Может быть, тебе стоит их продавать? — раздаётся хохот. Это Чон Хосок — заводила ещё тот. Когда надо посмеяться, то он всегда здесь, но стоит появиться чему-то более серьёзному, этот человек в один миг меняется и становится крайне рассудительным, ведь он кинолог. Дрессирует собак, чтобы те не подвели на важном задании, поэтому концентрация для него очень важна. И он может сконцентрироваться, когда захочет. — Тэхён-а, может ты не в том месте работаешь? Может быть, это не твоё призвание? Вдруг тебе надо открыть свой уютный магазинчик, как у какой-нибудь старенькой аджуммы? Ким цокает языком, закатывает глаза, а после быстро комкает какую-то бумажку у себя на столе, образовывая из неё подобие шарика. Кидает в Хосока, конечно же. — Я безумно рад, что вы ещё молоды душой, но не могли бы вы, наконец-то, взяться за дело? — вмешивается Юнги, — Я к тебе вообще-то пострадавшего привёл. — Да молчу я, молчу, — кивает Тэхён, вытягивая руку вперёд и прося: — присаживайтесь, пожалуйста. Мужчина садится. — Так что, собственно, произошло? — На меня напало три молодых парня. — Звучит многообещающе, — говорит Ким своим коллегам между делом, но потом снова послушно возвращается к мужчине, сидящему напротив: — У них были какие-то мотивы? Может, Вы их знаете? — Да я их первый раз вижу! — фыркает пострадавший, — Просто прикопались. Наверное, гопники местные… — Что ж, хорошо, — Тэхён записывает себе всё это в протокол, — точнее, сама ситуация не хороша, как на неё ни глянь, а то, что пришли к нам сразу, — похвально. Так… — вздыхает следователь, — Побои снимать будем? Заявление хотите написать? Фоторобот составим? — Фоторобот? А смысл? Я их всё равно увидеть не успел. Они же сразу убежали. — Вот же хулиганье, — бормочет Хосок негромко. — А Вы у себя по карманам смотрели? Украли, может, чего? — продолжает Ким. — Да смотрел, вроде всё на месте. Просто хочется, чтобы придурков наказали, — произносит мужчина, — кто знает, вдруг я не единственный, на кого напали? — Думаете, там целая банда орудует? — приподнимает брови Тэхён. — Вам что, совсем заняться нечем? — вмешивается Юнги, садясь на край стола, — только давайте не будем выдумывать. Обычно у таких людей нет никаких далеко идущих целей и планов. И набрасываются они на кого попало, — Мин переводит взгляд на потерпевшего, — не в обиду Вам, конечно. Я имею в виду, что они делают это совсем без разбора. — Хён, опять ты своей логикой весь кайф обломал, — возмущается Тэхён. — Тебе бы ей тоже не мешало воспользоваться, — кивает Мин, поджимая губы, — я понимаю, что тебе жутко хочется раскрыть что-то великое, но в этом городе всё тихо. Кроме, может… Юнги снова вспомнил об этом. По лицам его коллег прекрасно видно, что они не хотели этого, а потому мужчины скорее переводят тему. Только вот Мин очень глубоко погрузился в то, что не отпускает его вот уже какое время. — Я к себе в кабинет, — кидает он негромко, его интонация изменилась, а после уходит совершенно молча. Юнги сидит в своём кресле, взглядом пяля в стол так задумчиво. К нему заходит Хосок, громко хлопая дверью из-за своей извечной неуклюжести. Мин на него не смотрит, хотя и прекрасно слышал, что в комнате он теперь не один. — Хён, — негромко зовёт Чон, — так нельзя... Юнги все же решает на него взглянуть. Он поджимает губы, тяжело вздыхая. — Прошло уже много времени, — говорит следователь, — а я так и не сдвинулся с места. — Две недели — это не много, — исправляет его Хосок, — но я думаю, достаточно для того, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя. Просто ты иногда так отключаешься посреди дня, причём по нескольку раз. Выпадаешь из реальности. И мне за тебя очень страшно... Мин прикрывает глаза, а после накрывает лицо руками. — Я устал, — честно признается мужчина, — очень устал. На какое-то время он перестаёт говорить. — Я каждый день навещаю её на кладбище, а будто до сих пор не могу осознать. Бывает, даже могу посмеяться над каким-то моментом в шоу по телевизору, а потом вспоминаю и не знаю, имею ли я право. — В смысле? — Она ушла так быстро и неожиданно, что я даже не смог заплакать. Я был в своего рода прострации постоянно. Ни о чем не думал, ничего не хотел, но потом, когда стало приходить осознание, у меня появилось жуткое чувство несправедливости. Так не должно было быть, хочется просто взять и кричать об этом. Просить, чтобы мне её вернули. — Но ты же понимаешь, что это невозможно. — Конечно, — кивает следователь, — но не могу сам себе этого объяснить. К тому же, правительство молчит, они быстро замяли это дело. Но эта катастрофа была максимально странной. Я уверен, что большую часть истории мы даже не знаем и нам никто никогда не расскажет. Даже семьям погибших никто не расскажет, но неужели они не имеют права знать? Голос старшего срывается. Он держится за голову, видимо, из-за того, что та у него раскалывается от непрекращающегося вопроса: почему? — Может быть, тебе стоит отдохнуть? Взять небольшой отпуск? Прийти в себя? — спрашивает коллега. — Я не хочу оставаться дома. Меня, черт возьми, уничтожает эта тишина. Я чувствую вину, когда оказываюсь там. Потому, что до сих пор не выяснил правды, а ещё потому, что так и не смог заплакать после того, как моей жены не стало.