***
— У него падает давление, — Джек вздохнул, низко опустив голову. Он снова выпрямился, вытирая пот со лба, его пальцы дернулись. Он сразу же зашил рану, но пульс все еще не нарастал. — Ему нужно переливание крови. Говоря это, он обошел Сойера и стол для осмотра, его глаза были прикованы к длинной стене верхних и нижних шкафов. Он распахнул их двери, быстро ковыряясь в том, что осталось, чтобы найти иглу нужного размера и тонкую трубку для переливания, которое он намеревался выполнить. Сойер стоял и смотрел на него, быстро соображая, что он делает, о чем думает. — Ты уверен, что сможешь это сделать, будучи новым Джейкобом и все такое? — спросил он, все еще сбитый с толку тем, на что Джек подписался. — Это вообще разрешено? — Я не знаю, что позволено, а что нет, Джеймс, — сказал Джек, все еще роясь в припасах, — но я не могу позволить ему умереть. — Ты вообще знаешь его группу крови? — спросил Сойер. — Вторая отрицательная. — сказал Джек, пораженный тем, как быстро он вспомнил информацию. В этом плане его память была на удивление острой. — Я прочитал это в его медицинской карте, когда он попросил меня удалить ему опухоль. Джек вернулся к смотровому столу с припасами в руках. — Моя первая отрицательная, универсальный донор. Это не точное совпадение, но это все, что у нас есть. Худшее, что может сделать моя кровь, это вызвать у него анафилактический шок. Смущенное выражение лица Сойера требовало разъяснений. — Это может остановить его сердце, но если я не попытаюсь, он умрет в течение часа. — А что, если это произойдет? — спросил Сойер после громкого глотка. — Если его сердце остановится? — Давай разбираться с проблемами по мере их поступления, — сказал Джек, готовя припасы для переливания. Он прекратил свои действия, чтобы увидеть нервное и почти испуганное выражение лица Сойера. Ему нужно было, чтобы он был в порядке с этим. Он не мог просить помощи у Херли. Он терял сознание от малейшей капли крови, а с переливанием ему будет только хуже. Ему нужен был кто-то крепкий, кто-то достаточно сильный, и, несмотря на все их разногласия в прошлом, даже в настоящем, Сойер был одним из самых сильных людей, которых Джек когда-либо встречал. — Джеймс, если ты не можешь справиться с этим, я могу… — Джек начал мягким, понимающим тоном, но был прерван явным неповиновением Сойера. — Ты не будешь делать это один, Док. — Он сказал, взяв рулон медицинской ленты из рук Джека. — Просто скажи мне, что нужно делать. Джек утвердительно кивнул, молча благодаря его. Он проинструктировал Сойера, как помочь Бену подготовиться к переливанию крови, пока сам брал кровь из левой руки, затягивая резиновый ремешок, чтобы найти хорошо пальпируемую вену. Когда он, наконец, это сделал, он умело проткнул ее полой острой иглой, его кровь заполнила тонкую резиновую трубку, которая вела к капельнице, которую он попросил Сойера присоединить к правой руке Бена. — Как ты думаешь, сколько ему нужно? — спросил Сойер. Джек поднял глаза, изучая лицо Бена, бледность его кожи вызывала тревогу. У него также была высокая температура, так что им придется поработать над этим довольно долго. — Много. Неподалёку Хёрли продолжал дежурить над Десмондом, который, наконец, успокоился достаточно надолго, чтобы заснуть или, по крайней мере, лежать в тишине с закрытыми глазами. Он открыл их, их стеклянный, расфокусированный характер вызывал беспокойство. — Он умер? — прошептал Десмонд. — Локк? — спросил Хёрли. Десмонд медленно кивнул, онемев от боли в груди. — Да, друг. Он мертв. Десмонд пошевелился, болезненные спазмы пронзили его, заставив стиснуть зубы, чтобы не застонать. Ему не нужно было медицинское образование, чтобы знать, что он ужасно ранен. — Как я выбрался? — Джек, он… он вернулся за тобой. — Хёрли сообщил ему. — И он снова включил его, не так ли? — спросил Десмонд, в его шотландском теноре просвистела нотка гнева. — Свет? Хёрли кивнул. — Он вроде как должен был, друг. Остров чуть не утонул. Странно, как он знал, что это остановит его. — Это остановилось, потому что это началось с тушения Света. — Десмонд вздохнул, закрыв глаза, когда разочарование захлестнуло его и без того расшатанные нервы. — Значит, я был неправ. — Ты о чем? — спросил Хёрли. — Обо всем. — признался Десмонд, повернув голову и наблюдая, как Джек и Сойер ухаживают за Беном в дальнем углу смотровой. — Прежде чем ты сказал: «Это не сработало», — робко вспомнил Хёрли, стараясь не заставлять Десмонда чувствовать себя более опустошенным, чем он уже сделал, но его любопытство всегда брало над ним верх. — Что там должно было произойти? — Я должен был оказаться дома. Мы все должны были. — Десмонд признался, и по мрачному тону его голоса было видно, что его сердце разбито. — Я должен был проснуться рядом с Пенни без каких-либо воспоминаний об этом месте. Хёрли видел, как на его глазах выступили слезы, и ему хотелось найти какой-нибудь способ утешить его, но он никогда не знал, как относиться к переживаниям Десмонда. Мужчина умел путешествовать во времени. Он знал вещи, которые никто из них никогда не смог бы понять. — Все это должно было закончиться. Херли понял, что Десмонд понятия не имел, что произошло после того, как Свет был восстановлен. Теперь что-то изменилось в Острове, он каким-то образом чувствовал это. Он хотел что-то сказать во время похода, но все были слишком сосредоточены на том, чтобы добраться до места назначения, чтобы думать о чем-то еще. Он посмотрел Десмонду прямо в глаза и сказал: — Друг, я думаю, что так оно и есть. Херли рассказал ему о том, что произошло: небо, залитое белым светом, визжащий звук, который звучал так, как будто он исходил из глубин ада, ощущение содрогающегося под ними Острова. Десмонд, услышав это, был удовлетворен, в его глазах мелькнула надежда. Может быть, не все было потеряно, в конце концов. Несколько мгновений спустя Джек отошел от стола, на котором все еще отдыхал Бен, решив сделать перерыв в расставании со своей собственной кровью. Он не чувствовал ни усталости, ни слабости, ни даже легкого головокружения. Он был в порядке. Джек подошел к Хёрли, положил руку ему на плечо, что заставило его повернуться и посмотреть вверх. — Я займусь им, Хёрли. — сказал Джек, глядя на своего друга с легкой ухмылкой. Херли поднялся так быстро, как только мог, на его лице было написано беспокойство. — Как Бен? — Он хотел спросить некоторое время назад, но не мог заставить себя встать на пути Джека, и, конечно же, дело было в крови. — Он потерял много крови. Я дал ему все, что мог, но он все еще не пришел в себя, так что это игра ожидания. Джек признался. На лице Хёрли отразилась смесь облегчения и печали. — Сойер только что вышел подышать свежим воздухом. Уверен, ему не помешала бы компания. — А ты? — спросил Хёрли. Джек указал на Десмонда. — Мне нужно подлатать еще одного пациента. Хёрли одарил его понимающим взглядом, похлопал Джека по плечу и направился к выходу. Джек сел в кресло, его глаза прочесали тело Десмонда. Он мог сказать, где были раны, царапины и порезы, которые были достаточно глубокими, чтобы он чувствовал себя плохо, но они не угрожали жизни. Джек знал, что один из них находится у Десмонда на плече, поэтому ему нужно было, чтобы он сидел прямо. Словно прочитав его мысли, Десмонд медленно поднялся со спины. Джек перекатил стальной поднос со всем необходимым для перевязки ран. Натягивая латексные перчатки на руки, он спросил: — Можешь расстегнуть рубашку? Он открутил крышку бутылки со спиртом, пока Десмонд делал то, о чем его просили. Как только он разделся выше пояса, Джек немного ссутулился, чтобы осмотреть степень его травм. Синяки и порезы были разрознены по всему его телу и плечам, одни обширнее других. Выполняя сортировку, Джек решил сначала сосредоточиться на более проблемных областях. — Это плохо? — спросил Десмонд сквозь тишину. — Нет ничего, с чем не могли бы помочь несколько десятков швов, — заверил его Джек, выпрямляясь и глядя ему в глаза. — Но прежде чем я доберусь до этого, мне нужно очистить их, убедиться, что они не заражены. Он повернулся, схватил сложенное хлопчатобумажное полотенце и облил его медицинским спиртом. Он поднял его и предупредил: — Это чертовски больно. — Замечательно. — Десмонд нахмурился. Джек плотно прижал полотенце к противной ране, которая тянулась через нижнюю часть его левого бока. Десмонд громко выругался, алкоголь шипел сквозь прореху в его коже, вызывая пятно красного пламени, воспламеняющее все работающие нервные окончания, которые у него остались. Как только он убедился, что у спирта есть все шансы очистить рану, Джек снял полотенце и потянулся за набором хирургических швов. В мгновение ока он собрал нить и приступил к наложению первого стежка, когда Десмонд заговорил. — Спасибо. Джек вопросительно посмотрел на него. — За спасение моей жизни, — уточнил Десмонд. — Ты бы сделал то же самое для меня. — сказал Джек с легкой ухмылкой, сосредоточившись на первом стежке, потом еще и еще, легко находя свой ритм. Десмонд вздрагивал при каждом шве, понимая, что если бы была анестезия, Джек бы ее нашел. — Херли рассказал мне, что произошло после того, как ты снова включил его. Джек, не понимая, о чем он говорит, остановил свою работу и с любопытством посмотрел на него. — Он сказал, что небо излучало этот яркий белый свет, и был этот шум, громкий визг, земля тряслась, а потом он просто… исчез. Это должно что-то значить. Верно? — Да, — Джек согласился, продолжая свою работу. Он мысленно вернулся к скалам, к тому, что он мог каким-то образом ощутить после гибели Локка. Откуда оно взялось? Что это значит? Он особо не думал об этом, не было времени. Теперь, когда Десмонд упомянул об этом, все вернулось к нему. Была причина, по которой Дымовой Монстр оказался в ловушке на этом Острове, и теперь, когда он мертв, теперь, когда Джейкоб мертв, может быть, все изменилось. Джек не мог быть в этом уверен, но именно так он себя и чувствовал. Это было затяжным и вездесущим. — Я не понимаю, почему ты хочешь остаться здесь, — Десмонд признался. Джек покачал головой, решив, что сосредоточение внимания на швах удержит Десмонда от разговора, которого он на самом деле не хотел. — У меня есть причины. — Какие именно? — спросил Десмонд, пропуская или просто игнорируя неудобное покачивание плеч Джека. Внезапно он понял, что переступил черту, и внезапное отсутствие зрительного контакта Джека означало, что он не готов делиться. — Я навязчив, извини. — Он извинился. — Нет, все хорошо. — сказал Джек, чувствуя себя немного грубым из-за того, что отверг интерес Десмонда. Он позволил рукам медленно опуститься, кончики пальцев все еще держались за крошечную иглу. Он вздохнул, глядя на своего друга и пациента. — Однажды я был счастлив. Очень, очень счастлив, — ностальгическая ухмылка скользнула по его губам, осветив глаза. Если бы Десмонд моргнул, он бы пропустил это. — Локк продолжал говорить мне, что это не продлится долго. Он пытался разбудить меня, но я не хотел этого делать, поэтому я боролся с этим так упорно и так долго, но это все равно настигло меня. Это то, ради чего я пожертвовал всем этим. Это то место, к которому я принадлежу. — Раньше я тоже так думал, что это мое место, что это моя епитимья за всю боль, которую я причинил. Что я заслуживаю одиночества, — сказал Десмонд. Он мог сказать, что эти слова тронули что-то внутри Джека, который внезапно покачал головой, глядя в сторону. — Я даже не могу сосчитать, сколько раз Пенни должна была разочароваться во мне, после того как я столько раз подводил ее, бросал, лгал ей, но она этого не сделала. Ни разу. Джек чувствовал приближение лекции; ему было трудно слушать дальнейшие попытки Десмонда убедить его в том, что, как он уже знал, было безнадежно. — Причина, по которой я сделал то, что сделал, заключалась в том, чтобы вернуться к ним, к тому, к чему я никогда не думал, что вернусь. Джек опустил голову, латексные перчатки, закрывающие его руки и пальцы, вдруг очаровали его: — Для меня это по-другому. — И как же? — Я точно знаю, что не могу вернуть это. — рявкнул Джек, наконец, снова встретившись взглядом с Десмондом, его глаза были полны гнева и разочарования. Джек остановил его и встал, чтобы пройти через комнату после того, как уронил иглу на поднос, повернувшись спиной. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться, замаскировать боль, похоронить ее. Она должна оставаться похороненной. Он медленно повернулся, гнев утонул, оставляя пустоту, которую, как знал Десмонд, он практиковал раз или два. — Ты должен идти домой, Десмонд. У тебя есть семья, жена и сын, которые скучают по тебе и ждут тебя. Джек упрямо сжал челюсти, в голосе не осталось и следа возражений. — Это, это место, моя жизнь теперь, это то, что мне суждено было сделать, это то, что я выбрал, и я не жалею об этом. Я только жалею, что не понял этого раньше. Десмонд понимающе кивнул. Он знал, что принятие этого бремени забрало у Джека, но он не мог отделаться от следующей мысли. — А как Кейт к этому относится? Джек нервно заерзал, глядя на Десмонда сквозь пронзительный прищур. Он хотел сказать, что не знает ничего об этом. Очевидно, ей не нравилась идея его пребывания на Острове, все, что хотя бы отдаленно касалось Острова. Она хотела вернуться домой, это было все, чего она хотела какое-то время, но она последовала за ним на скалы, спасла его. Она собиралась ему что-то сказать, вспомнил он, момент был прерван появлением Сойера. Джек мог видеть это по ее лицу. Он часто ловил себя на том, что задается вопросом, что она хотела сказать, мечтая о том, что он хотел, чтобы она сказала. Он убеждал себя, что его фантазии намного превышают действительность и что лучше ему ничего не знать. — И все же ты почему-то уверен, что не можешь вернуть это. Джек мог слышать насмешку в тоне Десмонда, но не мог защититься от нее. Откуда он вообще знал, что раньше он говорил о Кейт? Это должно быть написано на его лице. — Ты действительно пытался? Ты дал ей шанс сказать тебе, чего она хочет? Ты дал себе шанс сказать ей, чего хочешь ты? Нет, этого не было. Джек думал, что сможет исправить это до того, как потребуется формировать слова. Он сбежал с бомбой, надеясь проснуться в другом мире с чистым листом. Десмонд продолжал пытаться прорваться. — Ты действительно можешь позволить ей сесть в этот самолет, не сказав ей? «Сказав ей что»? — подумал Джек, его дыхание внезапно сбилось в груди. Что он любил ее больше всего на свете и никогда не думал, что подведет ее так, как он это сделал? Что он пытался все вернуть? Если Кейт когда-нибудь узнает главную причину, по которой он взорвал водородную бомбу… Он судорожно вздохнул при этой мысли. Все было решено; в ту секунду, когда на месте станции «Лебедь» прекратилось бурение. Она никогда не должна узнать об этом. — Я должен. — сказал Джек, сдерживая свои эмоции и закинув голову на плечи. — Это единственный способ выжить. — Нет, брат, — Десмонд вздохнул с грустной улыбкой. — Одна мудрая и замечательная женщина однажды написала мне, что все, что нам действительно нужно, чтобы выжить, — это один человек, который действительно любит нас. — И она у тебя есть, — Десмонд вспомнил слова Пенни, ее мягкий голос эхом отозвался в его разуме, в каждой его частичке, которую он считал настоящей. Ему не терпелось снова обнять ее. Он торжественно посмотрел в сторону Джека, надеясь, что тот понимает, что Кейт еще не ушла, что у него еще есть шанс не остаться в одиночестве навсегда. Упрямо Джек вернулся к Десмонду и сел в кресло. Его глаза были каменными, но в них всегда можно было прочесть обрывок эмоций. Он взял иглу. — Я должен закончить твои швы. Это все, что он сказал.***
Херли и Сойер сидели рядом на одинокой скамейке на крыльце, глядя на заросшую траву, обрамляющую здание. Слышно было, как вдалеке стрекочут сверчки. Тишина успокаивала, но Хёрли собирался как-то ее заполнить, всегда подавляя это неловкое чувство, когда нечего было сказать. — Что такое, Хьюго? — спросил Сойер, не глядя на него. Херли повернулся к нему с потрясением на лице. — Я знаю, ты хочешь что-то сказать, так что просто сделай это. — Я есть хочу, — сказал Херли невозмутимо, с легким нытьем для выразительности. Потребовалась секунда, прежде чем смех вырвался из груди Сойера, неистово встретив влажный воздух. Это был первый раз, когда он так смеялся за долгое время. Предоставьте Хёрли возможность заставить его улыбаться. — Я тоже, приятель. Я тоже. — Ты когда-нибудь думал о том, что ты будешь делать? — спросил Хёрли. — Когда покинешь Остров? — Миллион раз, — Сойер мечтал об этом. Он даже не знал, годится ли он для жизни за пределами Острова. Столько лет он провел здесь, выживал здесь, пытался и сумел сделать это здесь. Он ненавидел это место, но вопреки этим чувствам оно стало его домом. — У меня нет особого желания возвращаться в Санта-Розу. — Хёрли усмехнулся. Он почти ожидал, что Сойер спросит, о чем, черт возьми, он говорит, но этого не произошло. Он продолжал сидеть молча, дуясь. — Ты знал, что у меня есть ребенок? — случайно спросил Сойер, устремив взгляд вперед. Херли посмотрел на него, его лицо было серьезным и мрачным. — Клементина. Ей должно быть уже восемь лет, — он бормотал пустым голосом, но боролся с нарастающими эмоциями. — Кейт видела ее, рассказала мне о ней. У меня не хватило духу рассказать об этом Джульетт. Наверное, это делает меня трусом? Хёрли собирался заговорить, чтобы утешить его, но тот просто продолжал. — Я был Сойером, а потом стал ЛаФлером. Я собирался подарить ей кольцо, попросить выйти за меня замуж, а она понятия не имела, кто я на самом деле. Он вспомнил тот день, когда к нему пришла мысль сделать ее своей женой. Они стояли на этом самом крыльце. Она вышла из парадной двери, ее одежда была усеяна мельчайшими капельками крови, ее руки дрожали, когда она провела ими по волосам. Она только что с честью приняла ребенка Эми. Она слишком боялась сама осознать, что она достаточно хороша, достаточно сильна, но он как-то вытянул это из нее, и она сделала то же самое для него. Он хотел быть другим, лучше из-за нее, потому что очень любил ее. Что ему теперь делать? Он тосковал по ней так сильно, что это не казалось правдоподобным. Как он должен был уйти без нее? Сойер чувствовал, как наворачиваются слезы, его горло сжималось от мысли, от реальности. — Может быть, поэтому я должен быть один. — Я в это не верю. — возразил Херли. — Она знала тебя, и хотя меня не было рядом в течение тех трех лет, которые вы провели вместе, я знаю, что Джульетт из тех женщин, которые не будут тратить свое время на кого-то, кто этого не заслуживает. Херли продолжил, когда стало очевидно, что Сойер ушел в какой-то другой мир. — Мое первое впечатление о тебе было… довольно плохим. На самом деле ужасным. — Это ты пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше? Потому что это не работает, — возмутился Сойер. — Ты не дал мне закончить, — сказал Хёрли со смехом, удивленный его отношением. — В первый раз, когда ты признал меня, ты назвал меня Лардо, но только что ты назвал меня другом, ты назвал меня Хьюго. Сойер повернулся к нему, уловив признательность и чувство в его глазах. Он даже не заметил, как назвал его так. Он мог сказать, что это много значило для него. Легкая ухмылка тронула его губы. — Ты — Джеймс, и это тот человек, кого Джульетт знала и любила. Это парень, который хотел спасти Бена так же сильно, как и я во время той бури, который искал своих друзей, не заботясь о себе. — Джеймс — мой друг, и он не должен быть один.***
Кейт закрыла за собой дверь в соседнюю ванную, мельком взглянув на себя в зеркало. Ее кожа была бледной, волосы всклокочены, а под глазами висели мешки. Она подошла к смотровому столу, опершись на него ладонями, чтобы закрепиться. Она выбросила палочку в мусорное ведро перед уходом, но не раньше, чем прочитала результат самых длинных пяти минут в своей жизни. Это было положительно. Она была беременна. Ситуация была настолько черно-белой, насколько это возможно. Она пришла к выводу, что не расскажет ему. Ей будет достаточно знать, что она забирает с собой часть его. Она была готова отпустить его. Он никогда не должен узнать. — Кейт? Она обернулась на звук его голоса, и вот он стоит прямо у входа в комнату, такой же красивый, как и всегда. Синяки на его лице от ударов Локка никак не портили его красоту, Кейт подумала об этом, резко втянув воздух. Он смотрел на нее с такой теплотой; она чувствовала это с того места, где стояла, и это было так знакомо, так хорошо. Она была внезапно ошеломлена его присутствием, чувствуя себя совсем маленькой под его взглядом. Она надеялась, что эмоции не предают ее, но чувствовала, как слезы наворачиваются на ее глаза. Она не могла их контролировать. У нее не было мотивации попробовать. Теперь она запаниковала. Ее предыдущее заявление отпало вместе с ее решимостью, сила, которую она так старалась собрать, рухнула. Она не была готова отпустить его. Она никогда не будет. Они стояли в противоположных углах, как два заслуженных бойца перед звонком, в течение минут, которые растянулись на дни, без слов, без мужества начать разговор, который, как они оба знали, откладывался достаточно долго.