Живи назло.

- Вы понимаете? Вы хоть понимаете, что это за ребенок? От такой дозы МОРФИНА взрослый человек отключается моментально! Если сердце слабое – умирает! Этот отрубился только через СОРОК МИНУТ. Вы хоть понимаете, что это за ребенок? Мне сейчас как его лечить? Вы чем думали?! - Что вы себе… - Да плевать мне на вас, госпожи и господины! Плевала я! Я не прислуга, и не рабыня! А если бы и была такой, и тогда бы плевала! Хоть убейте, а я вам все скажу! Посмотрели представление?! Два брата-акробата, покалечили друг дружку, мне сейчас куда деваться? Тео еще, куда ни шло – потошнит, голова поболит, а черепушка – это чушь, заживет эта трещина, бегать будет! А с ним мне что делать? Чем мне его лечить? Морфин, МОРФИН! В лошадиных дозах не берет! Залечили уже ребенка! Он умрет, вам плевать! А мне не плевать! Я вам его за два дня не подниму! Он, может, уже никогда не встанет! Я не знаю, чем его сейчас лечить, не знаю! Мне его обезболивать нечем, не то что лечить! Его сейчас только кормить, и не беспокоить, чтобы спал! И молиться, чтобы организм справился. - Госпожа Чан… - Не надо, госпожа Эри, не надо! Тео от удара в голову свалился, и лежит, ноет, что ему хуже всех! А этот? Он и так никакой был, а встал, и пошел ваши приказы исполнять. - Что же делать? - Вот что, определите мне сюда пару служанок, только не тех дур, которые его боятся, нельзя его вообще никак тревожить. Можно ту девочку… Кики, кажется? - Он ее сплавил отсюда в неизвестном направлении. Мы уж и не ищем. - Ладно, тогда двух любых. С нервами покрепче. И все, что они попросят, чтобы им давали. - Хорошо. - Идите уже, я тут посижу. У вас еще сын есть. - Простите, госпожа Чан… - Не мне это нужно говорить. Мальчик обреченно вздохнул, понимая, что сон, накрывший его с головой прямо на тренировочной площадке, теперь неумолимо отступает, оставляя его наедине с болью. Пришлось открыть глаза, чтобы встретиться взглядом с лекаршей, только что сердито захлопнувшей дверь. Глаза девушки медленно округлились. Она замерла, медленно открыла рот, потом, видимо, не найдя, что сказать, захлопнула его, и подбежала к футону, на котором лежал ребенок. - Вы так кричали, что я не мог не проснуться. - Ты не должен был просыпаться еще хотя бы день, даже для твоей невосприимчивости это слишком… - Насколько все плохо? - У тебя сломаны четыре ребра, и кости запястья и пясти правой руки. Возможно, сломаны лучевые кости. - Да, хорошо я Тео стукнул… - Ага, хорошо, у него сотрясение мозга, гематома на пол головы, и скорее всего черепушка треснула. - Наконец получил по заслугам. - Ты себя как чувствуешь? - Отвратительно. Лучше бы вы мне ничего не давали. - Да уж… - Я еще поспать попытаюсь, если нужно будет перебинтоваться, или еще какую-нибудь дрянь принять, тогда будите. - Нет, больше я никакой «дряни» в тебя пихать не буду, эффект минимальный, отторжение полное. Спи, ты лучше спи, а я шуметь не буду. Мальчик повозился, но уснуть не смог. Лекарша скоро ушла. Лежать на футоне, который лежал на полу, было некомфортно, и немного страшно. Он с трудом поднялся, долго бродил по комнате. В углу комнаты было несколько мешков, видимо, с какими-то травами. Мальчик присел рядом с ними на корточки – ноги болели, и сил уже не было совершенно никаких. От мешков пахло чем-то незнакомым, но приятно. Этот запах обволакивал, залезая куда-то в мозг, и ребенок незаметно для себя провалился в сон, падая лицом прямо на мешки. Этот сон совершенно отличался от того, в который он погрузился на тренировочной площадке. Этот сон не поглотил его целиком, оставляя вокруг лишь кромешную тьму. Мальчик все слышал, и даже приоткрыл глаза, когда рядом кто-то наступил на половицу, и она скрипнула. Это была госпожа Чан, и еще две немолодые служанки. Девушка улыбнулась ему, и тихонько отступила в сторону. Одна служанка смотрела на него с опаской, а вторая, постарше, отвернулась, взяла что-то с пола, а потом подошла, и укрыла его одеялом. Ребенок несколько секунд смотрел на них сонными глазами, потом отвернулся, зарываясь в одеяло носом, и снова заснул. Проснувшись, он почувствовал себя намного лучше. Голова была на удивление легкой, теперь глаза не застила серо-красная дымка, даже дышалось легче, не смотря на то, что болело абсолютно все – от макушки до пяток. Он аккуратно приподнялся, вытаскивая из-под живота левую руку. Запястье и пясть взорвались болью, он тихо зашипел, сжав зубы. Ребра ныли, противно, но не очень сильно. Он сел, почувствовав каждый синяк на ногах, потом поднялся, и похромал из угла, закрытого ширмой от остальной комнаты. Одна из пожилых служанок сидела рядом с небольшим очагом в центре комнаты, над которым висел чайник. Второй служанки не было, как и лекарши. - Здравствуйте. – Тихо подал голос ребенок. Сидевшая к нему боком женщина чуть подпрыгнула, потом обернулась, и увидев, что он смотрит на нее исподлобья, засмеялась: - Тихо же ты ходишь! Здравствуй. - Сколько я спал? - Почти сутки. Как себя чувствуешь? - Намного лучше. - Да врешь небось, вон, синий весь. - Да нет, болит все, это понятно, а вот голова светлая – лучше не бывает. - А с головой что? - Да я думал, все, беда, я падал тут, а раньше так никогда не было. - Вон оно как. А чего ж ты пошел спать на мешки с травами? - Ну… я заснуть не мог, а там что-то пахнет вкусно, я хотел посмотреть, но заснул. - Вон оно что. Госпожа Чан к хозяйке ушла, молодого господина лечить, а Ран – на кухню, за едой. - А воды нет? - Пить хочешь? - Ага. - Давай чай, он горячий, и полезнее будет. Госпожа Чан туда всяких трав накидала. - Хорошо. Мальчик сел рядом со служанкой на пол, и взял маленькую чашечку с чаем. На вкус он оказался до ужаса горьким, но пить хотелось, и к тому же чай мгновенно начал действовать – к горлу подступил кашель, и ребенок не сдержался – закашлялся, долго, и с кровью. Служанка перепугалась, но не успела она хоть что-то предпринять, как в комнату вошла лекарша. Она закрыла дверь, поставила на пол деревянный чемоданчик, и перевела взгляд на паникующую служанку, и заходящегося кашлем ребенка. - О, я смотрю, ты тут чайком балуешься? - Госпожа Чан, предупреждать же надо, я думал, наизнанку вывернусь! – Обиженно шмыгнул носом ребенок, вытирая забинтованной рукой губы, и рассматривая пятна крови. – Или задохнусь. - Что за чай такой, госпожа? – Испуганно покосилась на чайник служанка. - А, просто травы. У него явно застой крови, то ли в легких, то ли в желудке, и раз он от запаха лаванды так вырубился, я решила и другие травы на нем попробовать. - Ай, вы бы хоть предупредили. - Ничего, это меньшее из зол. - А какое большее? – Робко поинтересовался мальчишка, с опаской посматривая на чайник. - Скорее всего, смещение переломов. - И что делать будем? - Ставить на место. - И это больно. – Вздохнул ребенок, вставая с пола. – Давайте тогда, чем раньше начнем, тем раньше закончим. - Подожди, нужно позвать кого-нибудь еще… - Зачем? - Тебя держать. - Зачем? Я что, дурак что ли, убегать куда-нибудь? - Нет, в смысле, чтобы ты не дернулся неправильно. - Тогда Илиаса. - Хорошо, я тогда пошлю кого-нибудь за ним, а ты пока еще чай попей. - Ой, божечки… - Пей-пей. Ребенок вернулся к чаю, а служанка отправилась искать Илиаса. Через несколько минут пришла вторая служанка. Она принесла котелок с супом, три тарелки, и небольшую сковороду, в которой был рис с мясом. Она, в отличие от первой служанки, разговаривать с мальчиком не стала, и лишь молча стала разливать суп по тарелкам. - Почему тарелки три? – Строго спросила лекарша, наблюдая за ее действиями. Мальчик обиженно уставился в кружку с чаем. - Не думала, что он проснется…так быстро. - Я вообще-то все еще тут. – Буркнул ребенок, отставляя чашку в сторону. - Иди, принеси еще одну. – Холодно велела девушка. Служанка поспешно скрылась за дверью. – Не обижайся на нее. - Я не обижаюсь. Просто неприятно все это. - А кому будет приятно? - Точно… Девушка вздохнула, посмотрела на мальчишку, понуро сидевшего на полу у очага, и принялась доставать из своего сундучка гладкие белые дощечки, бинты, мази, какие-то капли. Ребенок чувствовал, что она смотрит на него с жалостью. Он поднялся со своего места, подошел к девушке, и сел рядом. - Почему вы так на меня смотрите? - То, что мы сейчас будем делать – очень больно. Очень. Обезболить чем-то, или усыпить тебя я не могу. Ни хлороформ, ни даже опиум я применять к тебе не хочу – они почти не действуют, а выводятся долго. Морфин на тебя очень плохо повлиял. Применять его еще раз может быть опасно. - Я потерплю, не переживайте. Вы ведь сами говорили, что я меньше чувствую боль, и менее восприимчив к лекарствам. Значит то, что для вас очень больно, для меня – просто больно. Разговор прервали Илиас и первая служанка, которая, наконец, его отыскала. Кости пясти и запястья были не сильно смещены, и вправление отломков на место мальчик перетерпел спокойно. Только сосредоточенно наблюдал за действиями лекарши. Когда она закончила ставить отломки на место, и начала бинтовать руку, все отчетливо услышали, как он тихо, со свистом, выдохнул. Илиас, сидевший рядом, обеспокоенно посмотрел на него, а потом машинально потрепал по макушке рукой. Ребенок перевел на него взгляд, и безмятежно улыбнулся. - Самое страшное еще впереди. - Ты слишком спокойно это говоришь. - Лучше потерпеть сейчас, чем всю оставшуюся жизнь мучиться из-за того, что что-то срастется неправильно. - Ладно. С рукой все. – Вздохнула девушка, завязывая бинт. - Отлично. Мальчик, не смотря на сжатую лубками руку легко стянул рубашку через голову. Спина, плечи, живот и грудь ребенка были покрыты синяками самых разных оттенков. Служанка помоложе, уходившая за тарелкой, вошла в комнату, и увидев эту картину, сразу же отвернулась. Та, что была старше, прикрыла рот рукой, с жалостью глядя на ребенка. Он сделал вид, что не заметил этого. Аккуратно сложил рубашку, и немного пройдясь по комнате, вернулся к лекарше и Илиасу. - Вдохни поглубже, и задержи дыхание так долго, как сможешь. - Хорошо. Ребенок медленно вдохнул, и замер. Девушка начала медленно приводить кости в правильное положение. Внезапно ребенок резко схватил Илиаса за предплечье, закрытое кожаным наручем. Девушка несколько раз беспокойно оглядывалась на его лицо, но он ничем не дал понять, что ему больно, только постепенно бледнел. - Все, теперь аккуратно выдыхай, чтобы отломки не поползли обратно. – Лекарша настороженно наблюдала, как он медленно выдыхает, так же медленно разжимая пальцы, до этого судорожно сжимавшие кожаный наруч на руке Илиаса. Прошло несколько минут, прежде чем он открыл глаза, и тихо прошипел: - До чертиков больно, как это терпеть вообще? - Дружище, мне когда палец вправляли, я так орал, что в соседней деревне было слышно. Ты вообще… да у меня слов нет. – Нервно хмыкнул Илиас. – Молча сидишь, как? - Не знаю. Ой, я тебе руку не сильно зажал? - Ерунда. Хотя наруч, конечно, чинить придется. - Прости. - Ничего. - Так, еще немного. – Прервала диалог госпожа Чан. – Теперь максимально выдохни, а я забинтую. Мальчик посмотрел на нее с тоской, но послушался. После того, как перевязка была завершена, все сели за еду, а Илиас ушел. Вторая служанка, с опаской смотревшая на ребенка, украдкой рассматривала его, явно что-то пытаясь для себя понять. Когда лекарша ушла к Тео, а старшая служанка на кухню, мальчик какое-то время терпел, а потом, не выдержав этого изучающего взгляда, подал голос: - Может, вы уже перестанете сверлить меня взглядом? Я ведь не животное, я вполне понимаю человеческую речь. Говорите. - Ты не человек. - Почему? - Человек не может пережить столько боли. - И кто я? - Не знаю. - Я думаю, я человек. Просто такой, которому суждено терпеть боль. - Ты ребенок. Ты должен был сломаться после всего, что с тобой случилось. После всего, что тебе сделали люди, ты еще не забыл слова «спасибо», и «прости»? Любой другой после всего, что ты пережил, превратился бы в зверя. - И вы сделали вывод, что я изначально был зверем? - Вполне логично, как по мне. - Вы не учитываете одну важную деталь. - И какую же? - Вокруг меня много людей, которые считают меня чудовищем. Но есть и те, кто не делают поспешных выводов. Есть те, кому наплевать на то, какие у меня глаза. Они видят во мне человека. Если бы их не было, я бы, и правда, давно превратился в того, кем меня считают из-за глаз. Не знаю, кем бы я был тогда. - Я не могу понять… Ты либо монстр, который очень хочет быть человеком, либо человек, которого все усиленно делают монстром. - Не все. – Мальчик с улыбкой посмотрел на женщину, потом легким движением подскочил на ноги, и пошел к чайнику. *** Через два дня, в течение которых ребенка никто почти не трогал, госпожа Чан сказала, что надо уделить внимание лечению гематом, которые грозили воспалиться, и мальчику пришлось вылезти из своего сонного уединения в теперь уже любимом углу с мешком лаванды. Пока лекарша и служанка постарше вкупе с самим владельцем синяков мазали каждый ушиб мазью, накладывали на них тканевые салфетки, и бинтовали парня почти целиком, служанка помладше сначала куда-то сходила, а потом уселась что-то шить. Лекарша подошла к ней спросить, что она делает, и почему не помогает им, а занимается своими делами. Однако когда женщина ей что-то ответила шепотом, она сразу оставила служанку в покое. Закончив с перевязкой, лекарша отпустила мальчика, и он, пользуясь тем, что за ним никто не смотрит, улепетнул на улицу. Там он сел на террасу, греться на солнышке. Солнышко с удовольствием дарило тепло до тех пор, пока его не накрыла тень. Мальчик открыл глаза. Над ним стоял Тео. Правую половину его головы раздуло отеком, и он выглядел так, будто его покусали пчелы. - О, надо же, уже ходишь. - Сволочь. - Чего это я сволочь? Может, ты сволочь? - Не я, а ты! - Ууу, видать, я тебе остатки мозгов выбил. - Со спины бить – подлость. - Человека под морфином бить подло, когда он тебя не видит даже, когда он на ногах не стоит. - Иди ты… - Четыре ребра и рука. А у тебя что? - А у меня правый глаз не видит. - Ничего, пройдет. Тебе отеком мозг придавило, вот и не видишь. - Тебе как будто и не стыдно вовсе. - Не стыдно. А тебе? - А мне и не должно быть. - Тогда и мне не должно быть. - Должно. Я господин! - А мне плевать. - Ты раб! Тебе не может быть плевать! - А мне плевать, что я раб. Тео на минуту завис, пытаясь разобраться. Старший искренне потешался над происходящим. Наконец Тео ушел, забыв и о том, что они разговаривали, и о своих обидах. Вместо него к мальчику подошла мать. - Как ты? - Хорошо. - Весь в бинтах… - Было бы еще лучше, если вы не загораживали солнце. Женщина удивленно приподняла брови, и села рядом с ним на террасу. Мальчик расслабился, навалившись плечом, и упершись головой в руку матери. - Я всегда думала, что ты нелюдимый и злой. Что ненавидишь меня, и Тео. Всех нас. А ты оказался добрее и лучше всего нашего… семейства. - Вы были правы. До недавнего времени я вас ненавидел. Последние два года вы были мне совершенно безразличны. Вы и сейчас мне безразличны. Но чуть меньше. Теперь мне интересно, что я за человек. И мог бы я быть ребенком? Как вы думаете? - Если бы… - Если бы… Да, если бы. Но все сложилось так, как сложилось. Когда и кому вы планируете меня продать? - Эх, ты… - Женщина аккуратно обняла ребенка, предварительно оглянувшись вокруг. - Эх, я. Вы ведь похоронили меня прежде, чем я научился существовать. - Как ты интересно сказал… - Не будем уходить от темы. Кому, когда, и как мне жить там? - Как…тебе заново учиться жить. - Научусь. - Мир снаружи намного более жестокий, чем я. Чем Тео. Стражники, служанки, и все остальные даже в сравнение не идут. Там есть намного более жестокие люди. Они ранят не тело. - Разве у меня есть еще что-то кроме тела? - Душа. - Хм…никогда не видел. - Зато чувствовал. - Я, кажется, понимаю, о чем вы. - Там даже быт другой. - Вот как… - Именно. - Вы не хотите меня продавать? - Да. Я хочу отпустить. Просто отпустить. - Делайте, как вам кажется правильным. - Ты уйдешь отсюда тогда, когда захочешь. И возьмешь все, что посчитаешь нужным. - Благодарю. - Это меньшее из того, что я могу для тебя сделать. - Тогда я уйду, как только срастутся переломы. Возьму еду, медикаменты, и немного денег. - Кажется, ты давно все спланировал. - Это так. - Куда ты все-таки дел Кики? И почему? - Она и так пережила слишком много. Я помог ей сбежать. - Вот как. Значит, ей было куда бежать. - Наверное. Они еще некоторое время сидели на нагретой солнцем террасе, потом солнце ушло за деревья, и мальчик пошел обратно в комнату лекарши. Там снова не было никого, кроме служанки помладше. Она как раз заканчивала свое шитье. Когда мальчик вошел в комнату, она аккуратно завязывала какие-то веревочки. Отложив свое рукоделие, она вышла из комнаты. Мальчик сел возле очага, зажег огонек, и проверил, есть ли вода в чайнике. Через несколько минут уходившая женщина вернулась с каким-то котелком, тарелкой, и ложкой. Подойдя к мальчику, сидевшему у очага, она поставила котелок на пол, села рядом с мальчиком, и открыла котелок. Ему не видно было, что она наливает в тарелку из котелка, да он и не особо-то интересовался. Закончив что-то переливать из котелка в тарелку, она обернулась к нему. - Вот, держи. – Ребенок подпрыгнул на месте от неожиданности, и обернувшись, увидел, что она протягивает ему тарелку. - Что это? - Это бульон. При переломах нужно его есть, там много полезного. - Может, пить? - Может. Я точно не знаю. - Спасибо. – Мальчик встал с пола, и принес из чулана табуретку. Женщина озадаченно наблюдала за его манипуляциями. - Зачем тебе табуретка? - Вот зачем. – Мальчик поставил тарелку на табуретку, и сел рядом с ней. Взяв ложку, он зачерпнул ею бульон, и деловито подув на него, пояснил. – Неудобно держать тарелку рукой, когда она забинтована и в лубках. - Тебе удобно есть левой рукой? - Я левша, так что да. - Вот как. - Спасибо, мне очень вкусно. - Не за что. – Служанка улыбнулась ему, казалось, впервые, и снова ушла в свой угол. Снова начала что-то шить. Когда мальчик доел, и пристроился подремать на табуретке, оставив тарелку на полу, она снова подошла к нему. Мальчик поднял голову, сонно моргая, и смерил женщину серьезным взглядом. - Я сомневался на ваш счет. Но вам просто нужно было привыкнуть. - Ты прав. Держи, это тебе. – Женщина протянула ему тканевый мягкий мешочек. Он был красиво сшит, украшен красной канвой, и с одной стороны на нем был вышит гладью маленький черный котенок с огромными желтыми глазами. - Что это? - Ты не можешь спать на футоне, потому что тебе там некомфортно. Может, тебе это поможет. Внутри хлопок и лаванда. Если он не сработает сразу, помни его, и лаванда станет пахнуть сильнее. - Спасибо. Спасибо вам. – Мальчик искренне улыбнулся женщине. – Особенно за то, что смогли пересилить свой страх, и поменять свое отношение ко мне. - Иди спать. Если, конечно, не хочешь еще бульона. - Хочу. Я всегда хочу есть, вы можете не сомневаться на этот счет. - Тогда ешь его, сколько душе угодно. И поспи обязательно, не будешь спать – не вырастешь. - Это неправда. - Откуда ты знаешь? - Я раньше спал очень мало, но вырос. - Вот как. Но спать все равно надо. Иначе будет болеть голова, и вообще весь день будешь ходить, как сонная муха. - Это да. – Мальчик потянулся к котелку. Приговорив его содержимое, он закутался в одеяло, сжав мешочек в руке, и быстро уснул. Ему снилось, что он – маленький черный котенок. И что в жизни нет тех, кто обижает, бьет, и ломает кости. Что нет жизни, к которой он абсолютно безразличен, и нет того, чего он не понимает.