Живи назло.

Цепи, туго застегнутые на запястьях, давили на кости, причиняя боль. Оби улыбался, глядя в пол. К боли он давно привык, она не могла затмить радость. Теперь он знал, что ответить на самый первый вопрос при знакомстве. — Инара, ты вынешь из меня душу! — И продам тебе же втридорога. Я не отдам тебе этого шкета меньше, чем за четыреста золотых. — Ему красная цена — пятьдесят. Мало того, что мелкий, так он еще и тощий, что палка, дерьмо мешать. Что в нем особенного? Мало у меня подростков? — Во-первых этот шкет легко убил одного из моих парней, во-вторых его никто не ищет, в-третьих ему всего одиннадцать. А, и глаза. Обрати внимание. Мальчик, погруженный в собственные мысли никак не отреагировал на тычок в горло пальцами. Машинально поднял голову, чтобы не дергали за пучок, который сделала Асуру. — Хм, пожалуй ты права. Говоришь, убил одного из твоих? Ладно, двести пятьдесят. — Че-ты-рес-та. — Триста. — Еще раз повторить? — Триста двадцать пять. — Четыреста, мелочная скотина. — Триста пятьдесят. — Триста восемьдесят. — По рукам. — Вот что тебе эти двадцать золотых монет? Подавись. — Приятно иметь с тобой дело. Мальчик прошел еще несколько шагов, его втиснули между другими рабами. Кто-то стоял спокойно, кто-то кричал, периодически получая удары. Оби следил за лицами проходящих мимо людей. Тишина. Люди смотрели с отвращением и интересом. Как на животное. Присел на корточки, утыкаясь лицом в колени. За спиной свистнула кожаная плеть. Тупая, далекая боль коснулась плеч, и уплыла вникуда, слишком слабая, чтобы задеть. — Поднимись, скотина!!! Не реагируй. — Эй, ты чего рабов зря лупишь? — О, Лис, снова ты? Понимаешь ведь, что мне не каждый день новый товар подвозят. — Проверить не помешает. Еще уведут из-под носа перспективу. — Ну, вот сегодня как раз для тебя подвезла Инара. — Ясно. Показывай. Эй, я не красивых ищу. — Так красота — не помеха ненависти. У меня тут маленький убийца с лицом бога. — Вот как. — Оби бесцеремонно подняли за шиворот. — С сумкой? — Да, у него там травы. Видать, мается. Почему нет? — Ну, и сколько просишь? — Для тебя — всего шестьсот. — Ты знаешь, я за лицом не гонюсь. — Ладно, пятьсот. — С ума сошел? — Я его взял только за четыреста. — Триста восемьдесят. — Не сдержал наглой ухмылки мальчик. — Ах ты… — Беру. За четыреста пятьдесят. — Черт с тобой. Забирай. — Веревку дай. Еще свалит. Этот может, похоже. — Черт его знает. Оби безвольно наблюдал, как его запястья надежно скручивают толстой бечевкой. Что-то внутри умерло, еще в момент, когда захлопнулась дверь каюты. Он просто не знал, что дальше делать. Бежать сейчас? Куда? Он даже языка местных не знает. Куда? Для чего? Мысли крутились в голове роем злых кусучих мух. Оби иногда обиженно встряхивал головой. — Били? — Внезапно подал голос мужчина. — Когда? — В целом. — Да. Но недавно — нет. — Ясно. Думаю, стоит тебе кое-что объяснить. Слушай внимательно. — Слушаю. — Думаю, ты понимаешь, что человека не могут звать «Лис». Это что-то вроде клички. Людей, которые знают мое имя мало, и им повезло, что они живы. Я продаю чужие жизни. Убиваю на заказ, если меня устраивает цена. Недавно соизволил окочуриться мой помощник, хотя держался почти шесть лет — не так и плохо для бездарности. И вот я снова возвращаюсь туда, где легко купить или найти ошметки человечьей массы, чтобы порыться в этом дерьме, и авось найти что-то стоящее. Ты мне показался занятным. Поэтому ты — один из сорока других претендентов на роль моего подмастерья. И ты последний в этот раз. Скоро я начну готовить вас к отбору, в процессе которого решу, кого оставлю. — Я не хочу. — Чего-чего? — Я. Не. Хочу. — Я не спрашивал, чего ты хочешь. — А я не говорил, что мне нравится убивать. — Ты мне определенно нравишься. Интересно будет тебя поломать. Посмотрим, что тогда скажешь. — Многие пытались. Как-то не получилось. — Ну, значит одним больше — одним меньше, тебе без разницы. — Мужчина с ухмылкой развернулся, ударяя ногой в бок. Оби качнулся назад, с трудом уворачиваясь. — Интересно… — Посмотрим, что еще скажешь. — Посмотрите или послушаете? — Тебя как звать? — Оби. — Лет тебе? — Одиннадцать. — Хм, хорош. Я думал, старше будешь. Оби устало тряхнул головой, как старая лошадь, уставшая идти. Брусчатка под ногами сменилась пушистой лесной землей. Шли долго. Уже смеркалось, когда из-за деревьев показался разваливающийся дом, в оконных и дверных проемах которого виднелся свет очагов. На звуки шагов из развалины повылезали дети и подростки. Они уставились на Оби враждебно, со смесью ужаса и удивления. — Ну что, ничтожества, набор закрыт. Готовьтесь к пыткам. — Мужчина развязал узел на запястьях. — Попытаешься сбежать — догонят и забьют до полусмерти. Можешь присоединиться к агрессорам — эти ребята очень любят неслухов бить. Я им за это еды и интересных штук подкидываю. Можешь нейтрализоваться, никого не трогать, и не высовываться. Если ни один из хороших вариантов не устраивает — будут тебя бить. Все. Понял? — Почему нет? Доходчиво. — Иди. Оби медленно подошел к дому, и вошел. Он слышал, как со спины подкрадываются. Бестии разных возрастов стягивались к нему. Кто-то тихо выглядывал из-за углов, робко прячась. Кто-то не обратил на мальчика никакого внимания. Больше двадцати человек стянулись к нему. Смотрели с вызовом, зло. Парнишка, высокий, квадратный, подошел к Оби вплотную, вцепился взглядом в душу. Сказал что-то на своем. — Старик, чего он хочет? — Наглый ты, Оби. Он спрашивает, как тебя величать. — Хм. Тупые же они, как пробки. Ты ж ко мне по имени обращался. — Да, некоторые из них тупые, но исполнительные. — Оби Тория. — Мальчик легко скользнул вбок под ударом. — Драться будешь? — Он почти чувствовал, куда придется следующий удар. Несколько минут он ускользал от атак, пока вся остальная толпа не стала давить массой. Оби потерял контроль — вцепился в живую враждебную массу всеми злыми фибрами от того, что когда-то было душой. Однако такой массе противостоять было сложно. Вскоре он оказался придавлен живым клубком тел, глотая пошедшую горлом кровь. Было больно. Когда туши расползлись, мальчик встал, сбрасывая с себя тех, кому не повезло в этой куче-мале. Удостоверившись, что все более-менее живы, Оби обернулся к мужчине, который стоял вне дома. Тот вдруг зло усмехнулся парнишке в лицо. По затылку пришелся удар чего-то тяжелого. Боль вцепилась в душу острыми коготками. Все вокруг накрыло черным бархатом. — Эй… Оби медленно приоткрыл глаза. Над ним навис на редкость серенький парнишка. — Чего? — Прости, я… — Не помню, чтобы тебя бил. — Я с тобой не дрался. — Чего тогда прощения просишь? — Я не успел тебе помочь. Уходил. — Ничего. Как звать? — Кир. — Откуда ты? — Здеся. — Что «здеся»? — Ой… здешний. — А, у тебя с нашим языком проблемы? — Да. — Ничего. — Тебя искать будут? — Нет. — И мама? — Особенно она. — Плохо… — Ничего. Ты сам-то как здесь оказался? — Маму защищал. Учитель увидел, забрал. Мама думает — учусь. Учитель сказал — убьет ее, если сбегу. Поэтому тут. — Смелый. — Нет, трус. Маму люблю. — Ладно. Оби уставился на мальчугана. На вид ему было лет восемь. Тощий, как спичка, с красивым, как будто фарфоровым лицом, которое казалось полупрозрачным. Его глаза, в которых горел живой огонек интереса, казались прозрачно-стеклянными. Редкое сочетание зеленых, карих, и голубых оттенков в светлой вариации делали зрачки Кира серо-прозрачными по цвету. Белесые ресницы, такие же серо-белые волосы, чуть вьющиеся. Разрез немного широко поставленных глаз странный — внутренние уголки чуть выше вешних. Глаза кажутся печальными, даже не смотря на улыбку непропорционально больших, пухлых губ. Нос маленький, чуть вздернутый, лицо круглое. Не то чтобы красивый. Оби заинтересованно склонил голову набок. — У тебя будут проблемы, я дрался с вашим главным. — Плевать. У тебя кровь шла. Я забинтовал. — Спасибо. — Не стоит. Мальчик тихо выскользнул из-под тента, под которым они сидели, махнул рукой в приглашающем жесте. Оби вылез следом. Они были на чердаке дома. — Учитель зовет собраться. — Пошли. — Сумку оставь. Заберут. — Ладно. Собрав перед домом детей, Лис окинул их пронизывающим взглядом. — Ну что, разношерстные! Начну вас мучать сегодня. Будете бить, и бегать, бегать и бить. Сейчас собираетесь в кучу, и вперед, вот по этой дороге. Если кто-то потеряется, биты будут все. Вперед. Повторив свой монолог на другом языке, мужчина махнул рукой в сторону широкой грунтовки. Мальчишки, молча пыхтя, рванули к ней. Оби, зацепив Кира за руку, побежал за ними. Бежать налегке было просто, первые пять минут. Потом Кир повис на руке, хватаясь за живот. Оби пытался его подбадривать, но тощий, как трава по осени, мальчик безуспешно задыхался, чуть не падая. Тогда парнишка резко остановился, присаживаясь на корточки. — Садись быстрей. — Чего? — Если отстанем — бить будут всех. А потом все будут бить нас. Второй раз я не справлюсь, если буду еще тебя защищать. Почувствовав робкое прикосновение тонких рук к плечам, Оби быстро подхватил новоиспеченного товарища под коленки, срываясь с места. Безусловно, вес превратил легкий бег в тренировку, очевидно, этого и хотел Лис, но мальчик сильно не замедлился. Пробежав мимо мужчины, он лишь крикнул: — Круга мало. Скучный ты, старик! Мужчина устало покачал головой. Он уже понял, что отвалил порядочную сумму за самого перспективного и самого проблемного из всех мальчишек. Когда все добрались до дома, Лис выбрал из группы двоих тихонь, и поставил их друг напротив друга. Отходя, он обернулся к ним: — Деритесь. Ребята смотрели затравленно, были бы у них уши и хвосты, они бы их испуганно поджали. Учитель молча подошел к ним, и взяв руку одного, ударил ей второго. Взвыли оба. Получив толчок в спину, оба свалились на землю. Возня людей, которые не умели, и не хотели драться, вызывала у Оби жалость. Заметив его насмешливо-жалеющий взгляд, Лис следующим поставил его в паре с одним из самых взрослых и задиристых в группе. Однако один на один Оби легко с ним справился. Спустя еще несколько спаррингов Лису это надоело, и он стал увеличивать количество противников. Однако Оби легко справлялся с ними. Он иногда искоса посматривал на мужчину, замечая его почти невидимые подсказки. Когда конкурс «Кто побьет Оби, получит амнистию» был завершен без победителя, все разбрелись по дому. Оби забрал Кира, и они до ночи сидели над травниками. Кир болтал без умолку, а Оби изредка отвечал, или поправлял его. Что-то в Кире напоминало ему Тео. Однако мальчик был беспросветно добрым. В нем не было и капли негатива, и кроткая полуулыбка почти не сходила с лица, будто его недавно не отмутузили как заправскую боксерскую грушу. Оби заставил его выпить несколько настоев и чаев, и Кир не пискнул. Даже поблагодарил. Он почему-то верил Оби, будто знал его всю свою жизнь. Это доверие подкупало, и мальчик снова подпустил человека к себе ближе, чем рассчитывал изначально. Настолько близко, что когда кряхтящий от боли Кир робко придвинулся под бочок, Оби ничего ему не сказал. Подвинулся, освобождая место в скомканных рваных одеялах, и потянул на себя более целое одеяло, будто и не думал сомневаться. На следующий день Кира отправили в город за едой, а Оби, никого не спрашивая, отправился с ним. До города добирались около двух часов. Там Кир со знанием дела бегал от лавки к лавке, и торговцы, которые его явно знали, охотно с ним разговаривали. Однако когда они замечал Оби, вся их разговорчивость резко испарялась. Они быстро отпускали Киру то, что он просил, и прощались. Оби перестал заходить в лавки вслед за мальчиком. Однако видеть, как люди резко меняют маршрут, случайно встретившись с ним взглядом, мальчику нравилось еще меньше. Спустя еще пять или шесть лавок, он не выдержал — распустил волосы, позволяя им упасть на лицо. Опустил голову, молча следуя за Киром. На душе стало совсем серо и противно. Оби уже даже не обращал внимания на то, что Кир клал в сумку. Было просто тошно от человеческой глупости. Он не заметил, как Кир закончил бегать по лавкам, и направился вглубь города — к жилым районам. Оби шел следом, где-то по пути забрав у мальчика тяжелую сумку. Внезапно Кир остановился перед калиткой, за которой было видно маленький домик, по стенам которого вились плети дикого винограда. Кир по-хозяйски перекинул руку через калитку, дернул там что-то, что скрипнуло, и калитка неохотно отворилась. Кир обернулся к Оби: — Заходи. — Куда мы пришли? — Ко мне домой. — А зачем? — Я уже три дня маму не видел. Она просила заходить. Не могу же я ее бросить. — Ладно. Я тут подожду, хорошо? — А… ну, как хочешь. Вот, смотри, там беседка, можешь там посидеть, а то у тебя волосы черные, и солнце сегодня яркое. — И что? — Обида на человеческую глупость делала мальчика колючим и холодным. — Напечет тебе голову, будет болеть. — Велика беда. — Да, велика. Если не хочешь заходить — иди в беседку. Я быстро. — Да, спасибо. — Оби быстрым шагом подошел к беседке, плюхнулся на ступеньки, по которым можно было в нее подняться, и поставил сумки на землю. После ходьбы на солнце в теньке было особенно хорошо. Было бы еще лучше, если бы с кухни не доносился удивленный голос, который явно принадлежал молодой женщине. Она о чем-то говорила с Киром. Он отвечал что-то на ее вопросы, что-то рассказывал, и они почему-то иногда смеялись. Прошло несколько минут. Захотелось спать. Оби встал, потянулся, разминая спину, и прошел несколько шагов по дорожке. Вокруг росли цветы. Решив, что на расстоянии в несколько метров никто точно не станет рассматривать его глаза, мальчик на скорую руку стянул волосы на затылке шнурком, и присел на корточки, рассматривая необычные бутоны. С кухни раздался возмущенный крик, следом Кир что-то умоляюще заговорил. Женщина что-то ему ответила. — Оби!!! — Кир перевесился на низком подоконнике кухни, почему-то улыбаясь. — Что? — Рука невольно дернулась к шнурку. — Мама сказала, что нельзя оставлять гостей снаружи, даже если гости скромничают и сопротивляются. Так что иди сюда. — Ладно. — Оби одним движением распустил узел, быстро засовывая шнурок в карман, и чуть мотая головой, чтобы волосы снова упали на лицо. — Где вход? Я не проследил, когда ты заходил. — А ты запрыгивай так. — Кир махнул головой, приглашая друга залезть в дом прямо через окно. Оби улыбнулся сам себе, подошел к окну, и легко преодолел низкий подоконник, оказываясь в маленькой светлой кухне. Женщина с чем-то возилась у плиты. — Здравствуйте. — Тихо проговорил мальчик, почему-то вдруг тушуясь. — О, здраствуй. — С неперевариваемым акцентом, но вполне понятно ответила женщина. — Меня зовут Оби. — Рада пазанакомица. Знаеш, Кир у меня такой скромный, я баялась, што он не найдет сибе друзей в школе. А он, аказывается, молчал! Малинький лис! — Кир не молчал, мы просто совсем недавно познакомились. — Улыбнулся Оби, склоняя голову набок. Кир теперь сидел за столом, положив на него руки, а на руки — голову. Он смотрел на свою мать с таким мягким, спокойным выражением лица, что Оби ему на минуту даже позавидовал. — Ах, вот ано што… Ну, я так и знала, што Кир не станет ничиво от миня скрывать. — Женщина подошла к сыну, и мягко потрепала его бесцветно-серые волосы. — Мы с ним похожи, оба не любим врать. — Да, вы на самом деле похожи. — Кир и правда был очень похож на мать — у нее были такие же мягко вьющиеся серые волосы, большие печальные серые глаза, круглое лицо, маленький нос и пухлые, детские губы, тоже всегда улыбающиеся. — От отца у него только характер — тоже бесшабашный и смелый. — Мама! — Ой, будит тибе! Оби опустил голову, пряча улыбку. — А ты, Оби, чиво такой растропанный? Неужели не умеиш воласы сабирать? — А… — Оби, я… — Ничего. — Только-только рассосавшийся комок неприятного осадка снова возник где-то в глотке. — Переживу, дружище. Кир вдруг поднялся со стула, и потянул мать за плечо к себе. Она наклонилась к нему, внимательно слушая, что он шепчет ей на ухо. Не выдержав, Оби решил, что раз портить настроение — так до победного, и пятерней зачесал прядки с лица назад, глядя на женщину с максимально нейтральным выражением лица. Она вдруг улыбнулась, а потом рассмеялась, закрывая ладошкой нижнюю часть лица, что-то говоря сквозь смех на своем языке. Понимавший ее Кир вдруг тоже расхохотался, чуть не падая со стула. Оби удивленно вздернул брови. — Чего смеетесь? — Смеялись заразительно, и Оби уже не мог сдерживать улыбку. — Ой, Кир, глупый ты рибенак. — Наконец перестала смеяться женщина. — Он сказал, у тибя глаза, как у кошки. Ох, я уж не знала, как сибе такое придставить. Ой, Кир… — Прости… — Кир уже сползал со стула на пол. — Мама, ну даже я такой фантазией не обладаю… — Да, такой реакции я еще не видел. — Оби, наконец, смог убрать с лица сумасшедшую улыбку. Почему-то вдруг на душе стало легко. Уж лучше быть смешным, чем страшным. — А што, тебя пугаются? — Удивленно вдернула бровки женщина. — Было бы чево. — Если бы все так думали. — Скукожился Оби на стуле, на который его усадил Кир. — Да, мама, если бы ты видела, как себя торговцы ведут… — Кир нахмурился, опуская взгляд. — А как ани сибя ведут? — Плохо. — Смазанно попытался съехать с темы Оби. — Я бы сказал — отвратительно. — Пожал плечами Кир. — Ты же хороший, чего тебя бояться. — Спасибо. — Оби чуть усмехнулся, пряча за скепсисом радость. — Да и к тому же такой красивый. — Склоняя голову на бок, улыбнулась женщина. — Родись ты с другими глазами, не был бы таким красивым. — Да перестаньте вы. — Оби опустил голову, делая вид, что пытается собрать волосы. Никто раньше не говорил ему ничего подобного. Как реагировать, он не знал. — Давайте чаю папьем, раз вы пришли? — Улыбнулась женщина. — Кир, я пекла хлеб, вазьмеш с сабой? — Да, мам, спасибо. — Кир снова улыбнулся так, что Оби стало завидно. — А, и еще ириски. Я делала, ждала тибя вчира. Кир вместо ответа снова улыбнулся, гипертрофированно кивая головой. Оби снова стало завидно. На секунду, не больше. Потом перед ним оказалась кружка чая, и маленькое круглое блюдце, на котором лежала не совсем понятная еда с вполне понятным вкусным запахом. Пришлось украдкой подглядывать, как с сим произведением кулинарии справляется Кир. — А што же, Оби, ты все-таки растропанный, тебе же неудобно, а? Давай, помогу. Рот был набит едой, поэтому никак отказаться Оби не смог. А когда еда была проглочена, женщина уже стояла за спинкой стула, и аккуратно причесывала длинные черные волосы деревянным гребешком. Осталось только строго выпрямиться, и молчать. Ну, а что теперь поделаешь? — Тебя, Кир, не абижают? Мальчишки, право, бывают задиристыми. — Не переживайте, я не дам Кира в обиду. — Оби не дал Киру солгать в очередной раз. Уйти получилось только через полчаса уютных разговоров ни о чем, и взяв с собой еще теплый хлеб, и ириски в бумажном пакете. Уходить не хотелось. Напоследок женщина сказала Киру что-то. Он почему-то бросил взгляд на Оби, потом кивнул.

***

В темпе бить-бегать прошло еще около двух недель. Несколько раз наловчившиеся враги порядочно избивали Оби, хотя и не выходили победителями. Кир огорченно ворчал, что Оби этого не заслуживает, но обрабатывать повреждения на спине помогал. Еще Кир быстро понял, что его нового друга мирные пути не устраивают. Если Оби шел за едой из общей кастрюли, и кто-то был недоволен — этот кто-то получал на орехи. Если за едой шел Кир, и его кто-то начинал прессовать, из воздуха материализовался Оби, и кто-то снова получал на орехи. И так во всем. Кир пытался свести на нет конфликты, в частности потому, что Оби тоже получал на орехи, так как сильно проигрывал толпе. Постепенно мальчик начал подпускать нового друга ближе. Стало можно внезапно хлопать по спине, обнимать, тыкать локтем в бок, и даже, спросив разрешения, утром заплетать неудобные волосы. Такое было можно только Асуру. До этого никто не подбирался к Оби так близко, и за такое короткое время. И он волновался бы на этот счет, если бы хоть раз увидел в Кире хоть намек на негатив. Однако Кир ни разу за эти две недели не проявил ни агрессии, ни ненависти к кому-либо. Даже когда его поставили драться с более слабым парнишкой, Кир не смог его ударить. Упивавшийся своей мнимой силой шестилетний гад бил Кира ногами, когда это увидел Оби. Когда маленький садист убежал, унося с собой несколько незначительных травм, Кир лишь виновато улыбнулся, прося Оби не бить зря детей. В этот момент Оби готов был сам ударить Кира, но торжественно объявил, что блаженных бить зазорно, и повел друга лечиться. Постепенно мальчик стал замечать, что Лис ставит в спаррингах против Кира все более сильных противников. Он молчал, терпел, но когда заметил, что учитель все больше уделяет внимания именно техникам Оби, начал закипать. Кир несколько раз смог уговорить Оби ничего не говорить мужчине. Однако когда Оби увидел, как в конце очередной тренировки перед Киром стоит парень на шесть лет старше его, уже не выдержал. Лис о чем-то говорил с мальчиком, когда он заметил, что Кир под ударом противника влетает в ряды других учеников, и тут же падает на землю, подталкиваемый их руками. Второго удара Кир бы не пережил, однако Оби успел вывернуться из рук схватившего его за локоть Лиса, и закрыть друга собой. Удар у парня был поставлен хорошо, и Оби невольно прогнулся, компенсируя инерцию удара. Кир сидел на пыльной вытоптанной площадке, глядя на Оби круглыми и грустными глазами. Мальчик впервые увидел друга не улыбающимся. — Нормально все. — Оби не придал значения тому, что не прошло и двух минут с его спарринга с группой из еще восьми человек таких же подростков с поставленным ударом. Ребра ныли — мерзкой тупой болью. Мешало. Перешел в атаку, резко «падая» в ноги противника, и сбивая его на землю. Прокатившись под падающим телом, вскочил на ноги, подпрыгнул, переходя в кувырок, и приземлился ногами уже на захрустевшую грудную клетку противника. — Оби. Я не понял. С какой стати ты вмешиваешься в спарринги? — Лис навис над мальчиком. В выражении его лица не улавливалось ленивой смешинки. Оби потянуло бежать. Этот человек сейчас выглядел настолько опасным, что хотелось свернуться в клубок, оставляя снаружи только колючки. — А я в спарринги не вмешиваюсь. — Оби подорвался на ноги, не отводя глаз, не разрывая зрительного контакта. — А вот в избиения — вмешиваюсь, и буду вмешиваться. — Умный самый? Сам знаешь, пары я распределяю, думаешь, кого-то недооцениваю? — Нет. Ты меня на прочность проверяешь. — Ошибаешься. Я даже не начинал. Мужчина резко перешел в атаку, чуть пригибаясь в попытке схватить мальчика — он нередко так швырял провинившихся мальчишек оземь. Понявший его маневр Оби подскочил, надеясь успеть с ударом по лицу. Однако ожидаемой опоры не было — он кувыркнулся в воздухе, чудом успев встретить землю ногами, и увернуться от очередного удара. Успел еще несколько раз ударить, но внезапно заметил во взгляде Лиса настоящую ярость. В следующий момент голову сдавило с боков, что-то в ушах трещало и громко хрустело. Мир вокруг вспыхнул, и поплыл, сливаясь в какофонию звуков и красок. Оби почувствовал, как по лицу течет что-то теплое. Не было сил двинуться. Голова взрывалась болью. Он висел в воздухе. Когда боль прекратилась, он не почувствовал даже удара об землю. — Оби… Оби…Aete shinu na yo… — Чего? — Сил даже открыть глаза не было, боль, давившая на голову, навевала мысли о смерти. — Я думал, ты умер… — Велика потеря… — Глаза все-таки пришлось открыть. — Очень велика. Я так испугался… лучше бы он меня пару раз ударил, да успокоился. — Ты бы второго удара не пережил… — Что мне делать? Учитель сказал, что если я не достучусь до тебя, пока он не придет, то он тебя убьет. — Что там за беда? — Сказал, хочет отбор сейчас провести. — Ясно. Бесится. Придурошный дед… сумку дай. Если найдешь мне сейчас кипяток — будешь золото. — Я человек. — Иди скорей, человек-золото. Пока Кир бегал в поисках кипятка, Оби достал порошки трав, и смешал некоторые из них с ничтожным количеством воды. Получившаяся кашица легко утрамбовывалась в капсулы специальным стальным инструментом, который Оби подарила лекарша. Проглотив несколько таких капсул, он смог сесть, и аккуратно коснуться кончиками пальцев висков. Под пальцами все взорвалось болью. На малейшее прикосновение голова отзывалась сильнейшей болью. Чем ближе к затылку — тем сильнее. Хотелось зарыться в одеяла, и проспать до конца света. Помешал Кир — подошел, и аккуратно залез под тент, поднося кружку с кипятком. Оби молча достал синие цветы, положил их в один из бамбуковых тубусов, и залил небольшим количеством воды. Закрыв тубус, поднялся, и вылез из-под тента. Во дворе собирались мальчишки. Для того чтобы спуститься с чердака, и не разлить драгоценный отвар потребовалось собрать всю свою концентрацию. Кир следовал за Оби тенью, не отходя ни на шаг. Лис не сказал детям, куда он их ведет. Шли около получаса, пока перед группой не появилась каменная стена высотой около двух метров. Над ней возвышалась ржавая стальная решетка, накрывавшая постройку, как крышка кастрюлю. Подойдя к массивной двери, и подняв засов, Лис обернулся к детям, и наконец, заговорил: — Итак. Перед вами лабиринт. Я выберу сильнейшего из вас. Заранее отвечая на вопрос, как я узнаю, кто из вас самый сильный — я закраю вас в этом лабиринте. Там 35 тупиков. К выходу ведет самый широкий коридор. Но суть не в том, чтобы пройти лабиринт, или пройти его первым. Это может каждый из вас. Даже Кир. Я возьму в подмастерья того, кто убьет всех остальных. Я вас буду видеть и слышать вон с той вышки. — Над лабиринтом возвышалась башенка со смотровой площадкой. Оби сжался. Не от мысли, что придется кого-то убить. Он понимал, что Лис уже сделал выбор. И понимал, что эта бойня нужна мужчине только для того, чтобы будущий ученик не боялся убивать. Чтобы не возиться. А еще Оби понимал, что у Кира есть только один шанс выжить — если убить всех, а потом себя, и при этом уберечь друга от опасных для жизни повреждений. — Заходим. И помните — оружия я вам не дал специально. Оби открыл тубус, залпом глотая не остывший еще отвар, чернильно-черный от концентрации пигмента. По голове ударило пыльным мешком — повело, по телу прокатилась волна тепла. Боль ушла спустя несколько секунд. Зрение стало четче. Кинув тубус в сумку, Оби уверенно взял Кира, первым направляясь в лабиринт. Спрятавшись в первом же тупичке, Оби сел на холодный бетонный пол, вслушиваясь в шаги по коридору. Когда захлопнулась стальная дверь, за стенкой тупика внезапно открылась дверь в Ад. Вопли боли, звуки ломающихся костей, и ударов о стены. Оби тихо покачал головой, доставая нож из-за пояса. Без этого предмета он не ходил. — Оби? — Тихо. В тупичок ввалились двое: один — немного старше Кира. Второй — один из агрессоров, примерно одного возраста с Оби. Первый уже был мертв — неестественно свернутая набок голова, и затихающий хрип не оставили сомнений. Второй — живее всех живых. Оби рывком поднялся на ноги, оттесняя Кира себе за спину. — Достань цветок. — Заваренный? — Да. Оби сорвался с места, втыкаясь в противника телом, и вбивая его в стену. Противный звук проломленной черепушки долетел издалека. Добив противника, Оби обернулся к Киру, забрал цветок и, запихнув его в рот, аккуратно выглянул из тупика. Ад сдвинулся дальше — можно было выдвигаться. Они брали по одной небольшой вещи с каждого найденного тела, и с каждого убитого противника. Оби искренне надеялся, что в какой-то момент они перестанут друг друга убивать, и начнут думать, как выбраться. Однако найденные еще живые мальчишки неизменно нападали первыми. С большинством расправиться было просто. Или ему казалось, что это было просто. Кир за спиной иногда тихо шипел сквозь зубы что-то на своем. Оби чувствовал, как в него врезаются чьи-то конечности с целью убить, но боли не было. — Кир. Пересчитай вещи. — Ладно. — Мальчик послушно загремел безделушками, которые были у него в большом кармане на пузе рубашки. Несколько минут он что-то бормотал, перекладывая лоскутки одежды, кулоны, браслеты, и прочее из кармана в карман. Потом остановился. Оби повернулся к нему. — Сколько? — Тридцать восемь. — Тихо прошептал Кир с виноватой улыбкой. — Мы остались. За спиной раздался грохот поднимаемого засова. Скрип петель. Резкое осознание ограниченности временного отрезка ударило по мозгам. Нож в ладони развернулся острием на себя. Замах по широкой дуге, чтобы не умирать слишком долго… Хотя посмотреть, как Лис будет орать, потеряв четыреста пятьдесят золотых, хотелось. Нож летел по дуге, приближаясь к промежутку между третьим и четвертым ребром, но тут Кир подскочил к нему, мертвой хваткой вцепляясь в руку. — Что ты делаешь? — Ты не сможешь меня убить. А я не стану убивать тебя. Если учитель это поймет, он убьет тебя, потому что я сильнее тебя. И он это знает. Лучше я сам себя убью. — Почему ты… — В глазах напротив плескалось недоумение пополам с болью. Кир действительно не понимал. — У тебя мама. Ты хороший. Ты добрый. Ты должен жить. — Руки почему-то дрожали. Где-то в глубине души хотелось плакать. Совсем немного. Умирать не хотелось совсем. — Оби, ты тоже хороший, ты тоже… — Кир не улыбался. Видеть его таким было больно, и немного страшно. Мальчик растерянно бегал взглядом по стенам лабиринта, будто надеясь заметить что-то, что заставит Оби отказаться от своего решения. — Я бесполезный. — Внутри стало горько от произнесенных слов. — Я никому не нужен. Я обещал тебя защищать. Единственное, что я могу сделать сейчас, чтобы сдержать обещание — это убить себя. — Оби понял, что хочет, чтобы Кир и дальше сидел на табуретке на кухне своего маленького дома, и смотрел на свою маму сонным взглядом. Чтобы хотя бы ему не было больно. — Не надо, Оби… ты ведь совсем не знаешь, какими хорошими бывают люди. Тебя еще где-то ждет человек, которому ты будешь нужен. Ты ведь… совсем не жил, тебе никак нельзя умирать. Не смей, слышишь? — Реальный Кир напротив испуганно смотрел в самую душу блестящими от слез глазами. — Что тогда делать? Мы не убежим. Я не смогу тебя защитить. Я даже ударить его не могу. — Безысходность. Страшная, отвратительная безысходность. Кир нахмурился. А потом на его лице появилась на удивление спокойная улыбка. Словно он что-то придумал. Что-то, что будет хорошим вариантом для обоих. — Дай. — Кир аккуратно раскрыл ладонь Оби, сжимавшую клинок. — Дай я… — Думаешь, сможешь? — Оби печально улыбнулся. Все-таки Кир такой же, как и все остальные люди. Все-таки даже он сможет причинить ему боль. Хотя Оби сам попросил. Мальчик развел руки в стороны. — Бей. Кир жалобно приподнял брови, не переставая улыбаться, и мотнул головой из стороны в сторону. Совсем чуть-чуть. А потом вдруг глубоко вздохнул, уставившись на клинок, и широким, быстрым движением полоснул себя по шее. Оби замер, чувствуя, как где-то в горле собирается холодный колючий ком. Осознание догнало спустя несколько тягучих, как ириска, длинных секунд. Дышать стало трудно. Спазмом сдавило все тело, он деревянно шагнул к другу, крепко хватая друга за плечи. Кир тихо улыбнулся, глядя своими бесцветными глазами в самую душу. Дрожащей рукой он потянулся к Оби, но так и не смог привычно потрепать его по макушке. Мазнув теплыми пальцами по щеке, он обмяк, оставив вместо сердца комок льда и боли. Оби крепко прижал к себе друга, утыкаясь лицом в серо-русые волосы. Страх и грусть давили болью на виски, в груди ворочался крик. Он медленно опустил холодеющее тело на каменный пол, медленно разжимая быстро холодеющие пальцы, вынимая нож из руки друга. Без раздумий замахнулся, готовясь загнать сталь между ключиц. Смотреть на старика уже не имело никакого смысла. Смеяться над ним — не хотелось тем более. Грубые руки больно сдавили запястья до хруста в костях, заставляя уронить второй нож. — Он для этого умер? — На лице учителя не было усмешки. Он явно не ждал от Кира такого поступка. Оби вдруг почувствовал, как сердце, секунду назад казавшееся комком ледяной боли, горит яростью. Вместо ответа он рванул прочь, не чувствуя боли в руках. Он даже не чувствовал, что по щекам катятся слезы. Он кричал, как попавший в капкан зверь, пытаясь освободиться, пока его тащили прочь… Оби вырывался, завывая зверем от боли, тщетно пытаясь причинить хоть какой-то вред человеку, окончательно уничтожившему его так и не случившееся детство. Он ломал запястья, выбивая кости из суставов в попытке вырвать руки. Ему хотелось остаться одному, не показывать никому той боли, что рвала изнутри в клочья. Но учитель безжалостно тащил его все дальше от каменного лабиринта, в центре которого медленно остывало тело того, кто расплатился своей жизнью за шанс Оби существовать. Мужчина с каждой секундой все крепче сжимал запястья бешено рвущегося ребенка. Слышно было, как хрустят кости, выламываясь из суставов, но мальчик не обращал на это никакого внимания, ему вовсе не было больно. Оби ни на секунду не прекратил вырываться, упираясь ногами в землю. Когда учитель бросил его в какую-то комнату в доме, захлопнув перед носом дверь, Оби силой воли задавил в себе рвущийся наружу вой. Ему хотелось выть зверем, кричать так, чтобы все поняли, как ему одиноко и больно. Но он вдруг остановился посреди комнаты. Что он мог сделать? Помочь Киру он уже точно не мог. Он опустил взгляд на свои руки. Покрытые бесформенными ямками там, где кости вышли из суставов, с синяками от пальцев взрослого человека, тащившего его сюда. Оби аккуратно, медленно потянул за один из пальцев. Несколько костей встали на место. Боли он не чувствовал. В голове что-то хрустело и ломалось, как тонкое стекло. Он понимал, что те минуты покоя, которые ему дарил Кир, остались в прошлом, и вряд ли еще когда-нибудь будет так же — уютно и спокойно. Вряд ли кто-то еще привыкнет к нему, и станет другом. Оби один за другим вправлял вывихи, постепенно начиная чувствовать покалывание в слабых от боли, которую он не чувствовал, пальцах. Наконец, несколько раз сжав и разжав кулаки, он быстро похлопал ладонями по карманам. На поясе все еще висел второй клинок в ножнах. Оби затравленно окинул взглядом помещение, в котором оказался. Он знал, что дом стоит над землей, на опорах, и уже разваливается. Подойдя к окну, он с трудом ухватился за решетку ватными руками, и подтянулся. Руки долго не выдержали — через несколько секунд ребенок рухнул на пол. Он успел увидеть, что комната находится на первом этаже. Внимательно изучив пол, он нашел несколько досок, которые плохо держались, и достав нож, принялся крошить дерево. Сил уходило много, а продвигался он не быстро. Услышав шаги за дверью, отшвырнул клинок, вцепился немеющими от боли слабыми пальцами в доску, и изо всех сил дернул. Доска с хрустом сломалась, оставляя узкое отверстие в полу. Оби проскочил в него ногами вперед. Выдохнул, протискивая грудную клетку, развернул голову, демонстрируя вошедшему Лису зубы в злой и самодовольной ухмылке. Ужом проскользнув под домом, он рванул по дороге к лесу. Бежал спотыкаясь о корни, кубарем падая, и снова вставая, чтобы дальше бежать. Земля под ногами улетала назад, деревья в сумраке плавали вокруг, казалось, бежать он будет вечно. Однако вскоре впереди появилась серая стена лабиринта. Мальчик замедлился, перешел на шаг. Хотелось спрятаться. Не идти. Но лабиринт шаг за шагом вел его к тому месту, где Кир решил остаться навсегда. Оби опустился на колени перед телом друга. Бесцветные серые глаза, в которых раньше светился теплый огонек, смотрели сквозь Оби, куда-то далеко. Почему-то ему показалось правильным закрыть ему глаза. Боль, свернувшаяся клубком где-то внутри, давила, и прижав к себе обмякшее, холодное тело, мальчик взвыл, как собака. Голос ломался и хрипел, а боль не хотела оставлять его, уходить вместе с криком. По лицу катились слезы, но он их не замечал. Казалось, прошла вечность, прежде чем слезы и воздух закончились, но сделать с собой Оби уже ничего не мог. Подняв тело Кира, он пошел к выходу их лабиринта. Положив его на рыхлую лесную землю, он снова достал нож, и принялся копать. Быстро и методично, не обращая внимания на боль в руках и головокружение. В какой-то момент он отключился, а придя в себя, продолжил копать. Когда забрезжил рассвет, яма была готова. Оби положил тело Кира туда, и засыпал выкопанной землей. Там, где клубком свернулась боль, теперь была еще и пустота. Оби нашел большой камень, и приволок его туда, где закопал Кира. Ломая сталь, выбил на камне имя друга. Потом встал, и пошел обратно в лабиринт. Он не планировал возвращаться к учителю, и увидев, что он сидит у входа в лабиринт, сорвался на бег. Глупая надежда… он знал, что не может убежать. Однако удар, отбросивший его в стену лабиринта, немного заглушил то, что ворочалось и хрипело внутри. Когда получилось открыть глаза, Лис уже сидел рядом на корточках. В выражении его лица улавливалось что-то наподобие жалости. — Куда бежал? — Куда подальше от тебя. — Пришлось вставать, не обращая внимания на то, что голова раскалывалась от боли. — Ты моя вещь, Оби. Я заплатил за то, чтобы тебя не убили, и не пустили на корм свиньям. Я не худший человек из всех, к кому ты мог попасть. Но и не лучший. — Я не раб. Раб слушается из страха. Я тебя не боюсь. — Думаешь, мне нечем тебя шантажировать? — Понятия не имею, о чем ты. — О, у Кира ведь была мать. Здорово будут рядышком лежать, а? — Сволочь. — Что-то в голове снова захрустело со звуком тонкого стекла. — Самая настоящая. — Во взгляде напротив не было ни капли обычной ленивой усмешки.