Слабые места

      “Думаешь, ты можешь сделать что-то без меня? Ты нихера без меня не можешь, Серый!”       Резкий крик будто бы навсегда застрял в ушах, поселился в черепной коробке Сергея Разумовского и рьяно теребил открытые раны. Слова Ильи, его родного брата-близнеца, брошенные в запале, отложились в памяти и уходить не собирались, а горечь от его утраты почти душила, что молодой человек порой и вдоха сделать не мог.       В какой-то степени это было странно — скорбеть по нему. Не то, чтобы они были близки с братом; старший никогда не стеснялся высказываться в сторону Серёжи, понукать его за мягкосердечность и наивность, устраивать такие пылкие сцены, где язвительно указывал, что младший лишь его никчемная копия. Серёжу, будучи мальчишкой, эти выпады обижали, но с возрастом обида ушла, и резкие слова в свой адрес он уже игнорировал. А с появлением своей соцсети и вовсе перестал на брата обращать внимание. Тот отлично испортил их отношения.       Илья, впрочем, всегда был таким; острым на язык, дерзким и грубым. Он всегда делал то, что ему вздумается, влезал в неприятности, пробовал всякую дрянь. Он хотел испытать на себе почти всё в этой жизни. Сергей был другим, совсем не похожим на него, исключая внешность. Он не лез на рожон, здраво расценивал риски и не мог так легко смириться со смертью, как это мог делать Илья. Для старшего не было никакого таинства в загробных ритуалах, само понятие смерти для него ничего не значило, и Серёжа совсем его не понимал. Они с братом так различались.       Он не мог смириться, что Ильи больше нет рядом. Что он не просто укатил в другую страну на пару недель на его деньги, а погиб. Он не мог смириться, что тот его бросил совсем одного.       Горе съедало его изнутри; оно, будто плесень, расползалось по его внутренностям, паразитировало и отравляло. Оно перекрывало воздух в легких и уничтожало, надеясь после себя ничего не оставить, кроме дыры в сердце.       — Сергей, мне стоит вызвать скорую? — механический голос Марго, разработанной им ИИ, разрушил царящую в кабинете тишину и привлек к себе внимание. Её мультяшный аватар смотрел с экрана участливо, и в который раз Разумовский был благодарен, что та так чутко отзывается на его физическое состояние.       — Нет, не нужно, — сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, произнес молодой человек. — Всё нормально…       Нормальным, конечно, его состояние не было; он чаще стал терять контроль, впадать в эти пугающие состояния абсолютного ужаса и обреченности, задыхаться и содрогаться от звука собственного сердцебиения, отстукивающего молотом в ушах в моменты приступов. “Слабак!” — пренебрежительно выплюнул бы Илья, если бы увидел брата таким.       Он потёр лицо ладонями, убрал рыжие пряди с глаз и щелкнул пальцами по приборной панели стола, разблокируя папку с парочкой засекреченных файлов с места крушения вертолета. Их ему удалось выудить в обход системы с теневых серверов нескольких камер, снимавших в тот роковой день реалити-шоу с его братом. Пришлось, конечно, повозиться, он понятия не имел, почему у этих серверов такая система безопасности, будто чертов пентагон взламывает, но обойти её он все же смог, и теперь смотрел на шкалу загрузки, нервно теребя шнурки капюшона.       Серёжа не знал, что именно хотел найти, ведь ролики с места крушения были в общем доступе, их крутили в СМИ на протяжении почти всего этого месяца. Но все они были не тем, что ему было нужно сейчас. Наверное, ему хотелось увидеть хоть какую-то частичку Ильи, кусочек кадра, где его можно было бы разглядеть, какую-то память, кроме той, что у него уже есть. Он надеялся, что, может, ему повезет разглядеть брата в окошке вертолета за мгновение перед крушением. Вот только видел сейчас на экране Разумовский вовсе не трагедию, не обломки вертолёта, — тот стоял абсолютно целый достаточно далеко от заснявшей его камеры, — а живых участников, переговаривающихся друг с другом и взбирающихся по горе вверх.       У Серёжи сердце будто бы удар пропустило и ком в горле застрял. Он без особого труда нашел взглядом среди людей Илью и тут же бросился приближать кадр, чтобы разглядеть, с кем переговаривался его брат, поднимаясь на гору. И он узнал этого человека — видел не раз в выпусках новостей и в лентах своей соцсети. Игорь Гром. Единственный выживший участник из шоу.       Разумовский замялся на мгновение, — он мало что знал о нём, старался сознательно избегать всех статей и выпусков, писавших о Громе, потому что просто не мог смириться со смертью Ильи. Ему не хотелось верить, что всё это было правдой, он наивно убеждал себя, что если не будет читать ничего об этой трагедии, то сможет представить, будто Илья просто устроил себе очередной трипчик в Ко-Панган или на Мармарис. Вот только прошли уже недели, горечь потери начинала сдавливать горло, а вот это странное видео, на котором его близнец говорит с мужчиной, оставшимся в живых, рождало лишь новые вопросы.       Серёжа тяжело выдохнул и потёр лицо ладонями, прежде чем решился, наконец, пробить его. Узнал он не слишком много; тот работал в полиции, в звании майора, жил в центре Питера и интервью давал неохотно. Но было кое-что, что всё-таки зацепило внимание Сергея — Гром о крушении никогда не говорил, отмахивался, и лишь в одном из первых после прихода в сознание роликов он рассказал, что никакого крушения не было и всех его товарищей убили. Он говорил про какую-то Игру, а в комментариях люди не гнушались в выражениях насчет его ментального состояния. Выглядел тот, впрочем, вполне адекватным, только сильно потрепанным, хотя и поверить ему можно было с большим трудом — разве можно было подстроить целое крушение, чтобы замести следы убийств?       Хотя, смотря сейчас на экран и видя живого Илью, у Серёжи закрались сомнения. Он подумывал уже о том, чтобы попросить Марго связаться с этим Игорем Громом, когда та опередила его, мелодичным голосом оповестив:       — Сергей, вам пришло письмо. С пометкой “Важно”.       Разумовский перевел взгляд на её аватар, свернул все статьи и видеоролики и дал согласие. Настроения подписывать какие-либо договора или обсуждать новые предложения совсем не было, но он и так сделал перерыв в работе после объявления о гибели брата, затягивать с этим дольше было нельзя. Но в письме, как оказалось, были вовсе не документы на подпись или инновационные идеи, а приглашение с легким флером соболезнований. Однажды он уже получал похожее письмо от этого адресанта, вот только сейчас оно было совсем не скорбящим.

“Уважаемый Сергей Викторович! От всей нашей съемочной группы телешоу «Выживший», приносим свои искренние соболезнования в связи со смертью вашего родного человека, Разумовского Ильи Викторовича. Он был достойным молодым человеком. Мы скорбим вместе с Вами. В знак уважения и в память о погибших, на месячную годовщину со дня трагедии, наша студия устраивает новый сезон реалити-шоу, чтобы почтить погибших. В связи с этим приглашаем Вас принять участие в предстоящей Игре в память о вашем почившем брате. Подробности можно узнать в директе у нашего представителя или в ответном письме. С уважением, команда проекта «Выживший»”.

      Сергей перечитал письмо дважды, прежде чем отвести от него взгляд. Он не мог понять, шутка ли это, серьезно ли студия собирается всё это устроить, едва родственники оправились от похорон своих близких и друзей. Он уже представлял, какие заголовки увидит во “Вместе” о неуважении и кощунстве. Он знал, но никак не мог решить, что ему самому стоит делать. Ответить согласием? Попробовать изнутри узнать, что же на самом деле произошло с братом или остаться в стороне и не лезть в это всё? Серёжа откровенно не знал, а задумываясь над всей этой ситуацией, очень явственно ощущал, как сильно ему не хватает Ильи. Тот всегда мог направить, указать какой дорогой лучше идти, и справиться с подобной ситуацией у него вышло бы куда лучше, чем получалось сейчас у Серёжи. Но Ильи больше не было и подсказок ждать неоткуда. И понимание этого в который раз больно хлыстнуло Сергея.       Впившись больно ногтями себе в запястье, он принял решение — он сделает всё, что в его силах, чтобы понять, что произошло с его близнецом. Потому что Илья сделал бы так же.

***

      Привычный осенний холод питерских улиц пронизывал до костей, забирался под полы куртки и укутывал в свое промозглое одеяло. Погода угрюмое настроение только подпитывала, скалилась накрапывающим дождем и подгоняла ветром, пока Игорь смотрел в спину статного мужчины в черном пальто.       У него был план, возможно даже несколько, но против организаторов все они были как игра в «Русскую рулетку». Сколько он не просчитывал возможные варианты исхода событий, точных результатов получить никак не мог — противники всегда были на шаг впереди. Но сейчас он надеялся хотя бы этого преимущества им не дать. Он понимал, что согласись он участвовать добровольно, как в первый раз, они не дадут ему и шанса что-то изменить. Вот только в одиночку он мало что сможет, оттого и стоял сейчас у выхода суда, наблюдая за мужчиной, направляющимся к своему автомобилю.       О Всеволоде Гречкине, главном прокуроре Санкт-Петербурга, Игорь знал в силу своей работы, но пересекался с ним лично лишь раз или два, в суде на особо громких делах. Впрочем, куда больше он был о нем наслышан от его сына Кирилла, с которым был вместе на первой Игре. Малый тот был избалованный и к тайге совсем не приспособленный; то в неприятности влезал, то капризами своими всех выводил, но, на удивление Грома, продержаться с ними в живых смог дольше некоторых, да и самому Игорю парочку раз помог. Там, впрочем, они все старались держаться друг друга, не зверье ж какое-то.       Игорь сжал челюсти и хмуро глянул себе под ноги. Он должен был стараться лучше, чтобы спасти их всех, а теперь он обязан хотя бы отомстить за их смерть.       — Всеволод Борисович, — Гром окликнул мужчину как раз вовремя — тот уже собирался сесть в машину, но обернулся на зов. — Не уделите мне пару минут?       — Я вас знаю, — мужчина кивнул, быстрым взглядом окидывая майора, — но мне не о чем с вами говорить.       — То, что передают в СМИ о вертолете — ложь, — не отступал Игорь, шагая к Гречкину ближе. — Вы и сами это понимаете. Можно провести независимую экспертизу, эксгумацию тел и…       — Я уже сказал, что мне не о чем с вами говорить.       — Да, я понимаю, но...       — Я сына потерял. У вас есть дети, Гром? Вы и представить себе не можете, какого это — хоронить ребенка.       Игорь замер, ощущая невысказанное горе и боль мужчины перед ним. Своих детей у него, правда, не было, да и куда ему они, но за свою службу он многого навидался, и детей всегда терять тяжело, а родным и не важно, малышами они были или уже взрослыми. Всеволоду вот было не важно; его мрачное выражение на лице в купе с темными кругами под глазами говорили об этом не менее красноречиво, чем слова.       — Кирилл был… славным парнем, — чуть погодя, проговорил Игорь, умалчивая, что и мудаком тот был тоже неплохим. Он определённо создавал им всем проблемы поначалу, шкуру свою спасти хотел и не гнушался выкриками о том, кто его отец. Но пройдя через множество испытаний вместе со всеми, он поменялся. Помогал женщинам, защищал их, и даже Игоря из передряги вытащил.       — Не стоит, мы оба знаем, что это не так, — со вздохом возразил Всеволод, но уезжать всё же не спешил, будто решая что-то для себя. — Вас считают сумасшедшим, Гром. Почему я должен верить вам? Почему вы так уверены, что не было никакого крушения?       — Потому что я был там, — нетерпение, усталость и едва зажившие раны начинали давать о себе знать и тон голоса приобрел чуть хрипящие нотки, — и вертолет приземлился в тайге без проблем. А ранение у меня в груди не из-за осколка, а из-за пулевого. И в смерти вашего сына виновата не неисправность в двигателе, а организаторы этой чертовой игры.       Гречкин смерил Игоря долгим взглядом, заглядывая будто бы в самую душу, а потом кивнул на свой автомобиль и коротко произнес:       — Рассказывайте.       Грому дважды повторять было не нужно, он в пару широких шагов достиг пассажирского сиденья и, устроившись, начал рассказ. Тот не был длинным, в жестокие подробности Игорь старался не вдаваться, ограничившись коротким описанием того, что с ними всеми происходило. Как их высадили в тайге, разделили на две команды и начали Игру, наблюдая за тем, как их истязали, убивали и калечили.       — Хочешь сказать, что организаторы этого шоу намеренно все это устроили? Закинули в отдаленную от цивилизации местность, чтобы вы перебили друг друга?       — Да, а когда нам удавалось пройти один этап, начинался следующий. Сколько бы мы ни боролись, они были на шаг впереди.       — Вот значит как… — Всеволод задумался, даже хмыкнул себе под нос, прежде чем озвучить свои мысли. — Мне приглашение на днях пришло. От организаторов этого липового шоу. Что они в память о погибших устраивают новую игру и приглашают родственников почтить своих близких.       Игоря передернуло от услышанного; насколько цинично и лицемерно. Настолько бессердечно — приглашать еще и его туда, чтобы он смотрел в лица людей, чьих родных он не смог спасти.       — Я, само собой отказался, но теперь начинаю понимать, почему ты пришел, — продолжил тем временем Гречкин. — Хочешь этих тварей достать, да? Я помогу.