three twists

Две недели радиомолчания. Две недели — один взмах метронома, точный ориентир установленного темпа. От одного звонка между четырнадцатью днями посередине — доля, до трех взмахов — туда-сюда, — перед следующей встречей. Две недели. Отключенный мобильник. Он пользуется запасным — и только по работе. Отряд «золотых воротничков» бомбит Ян Цзу — правую руку Тяня, — без малого, одиннадцать дней, и у Ян Цзу начинают наблюдаться первые признаки нервного истощения. Хэ Тянь знает своих людей: чем ближе к телу, тем больше. У Хэ Тяня фиеста. В кабинете стоят они — «воротнички», и Цзу, бликующий стеклами квадратных линз в молчаливом напряжении. — Пара-пара-па, пара-па, — Тянь щелкает пальцами и дергает в такт носками закинутых на стол ботинок. — Кто узнает мотив? Ну? — Это «All Star», — бесстрастно припечатывает мама-Мэй. Вообще-то, Вэнь Мэй; лидер «воротничков». Досталась Тяню по наследству, перешла в подарок, вместе с перстнем из черного золота и антикварным револьвером с жемчужной рукоятью — от самого господина Хэ Кана. Лучший стрелок на малые и средние дистанции, самый старший член отряда. Мамой-Мэй ее прозвали не за наличие близнецов (по мнению Ян Цзу — так настоящих монстров), которых она воспитывает в одиночку, а за наличие кучки неопытных энфорсеров — под ее же личной ответственностью. — Верно! — улыбается Хэ Тянь, перекидывая ноги с одной на другую. — А кто скажет, зачем я созвал вас сегодня здесь, мои только оперившиеся птенчики? Ян Цзу сцепляет зубы и кривит лицо, когда самой молодой член отряда — Хичин — озвучивает не в меру жизнерадостную догадку: — Поиграть в «угадай мелодию»? — его челюсти, без устали жующие жвачку — вторая не статичная в кабинете вещь. Первая — конечности босса. Ладони и стопы. — Почти! — Тянь, наконец, снимает ноги со стола и, крутанувшись в кресле, опирается локтями о стол. — Сегодня мы поиграем в вопрос-ответ. Ян Цзу сглатывает. «Воротнички», глядя на то, как секретарь босса все больше становится похожим на выброшенную на берег рыбу-каплю, начинают подозревать. — Вэнь Мэй, — зовет Хэ Тянь, подперев подбородок кулаком, — вот вы — эффектная женщина, прекрасная мать… кстати, сколько вашим исполнилось? — Девять, — по-военному чеканит Мэй. — Девять, — Хэ Тянь мечтательно закатывает глаза. — Самый сладкий возраст… — выдыхает глубоко и откидывается на спинку, перебирая пальцами витиеватый орнамент на серебряной зажигалке. — Вопрос вам, Мэй-Мэй. Ответьте не как женщина и не как мать, а как профессионал, — его взгляд упирается в ее — такой же серый и холодный. — Имея на руках деньги и связи в минюсте, сколько бы вы заработали на съемках детской порнографии? Студия под эгидой ваших спонсоров, товарооборот — ну, около семи тысяч копий в месяц. — Три-четыре миллиарда, — не моргнув, отвечает Вэнь Мэй. — Прекрасно! — восхищается Хэ Тянь, и перекидывает зажигалку из одной руки в другую. Затем хлопает ей о стол. Подвигает ближе ноутбук, открывает крышку и стучит пальцем по тачпаду: — наши партнеры озвучили сумму побольше. Хотя их специализация — снафф-муви с изнасилованиями, но выживаемость жертв — пятьдесят на пятьдесят. Подростковая выживаемость около одного процента. Вот, — Хэ Тянь поворачивает лэптоп экраном к собравшимся и откидывается на кресло. Запущенный видеоряд явно смонтирован на скорую руку, и «золотым воротничкам» становится ясно. Первое; видеоряд монтировал Ян Цзу — перед самым их приходом. Второе; у молодого господина не фиеста. У молодого господина бешенство. И бешенство это кристаллизованное, застоявшееся, его можно спрятать за улыбкой или в барабане револьвера. Оно такое же, как пуля — оформившееся и смертельное. Надо лишь нажать на курок. Униформа телохранителей ударной группы обновилась с приходом Тяня на новый пост. Черные удавки заменили золотые галстуки-ошейники, костюмы-тройки — черные рубашки, тяжелые подшитые пиджаки — элегантные портупеи. Людей в отряд «воротничков» Хэ Тянь набирал самостоятельно. Кого-то по внутренним каналам, кого-то подбирал, как Хичина, с улицы. Каждый член проходил жесткий отбор, а этот тест на стрессоустойчивость был одним из последних. Пройдут — что ж. Тянь, наконец, даст попробовать им крови. Держатся все. Даже малявка с СДВГ не перестает жевать жвачку — таращит глаза в монитор. В ахуе. Но не потеет, не блюет и не выдает эмоций сверх положенного. Мама-Мэй спокойно наблюдает запись закрытой трансляции в качестве 4К: малолетку, зажатую в переулке, бьют по лицу. Херачат кулаком — изо рта, со слюной и кровью, в слизи сукровицы текут её выбитые зубы. Рвут на ней школьную униформу. «Нет! нет…», — хрипло рыдает девчонка, зажатая между двумя телами. Слипшиеся веки на подбитом глазу подрагивают, через минуту — совершенно голая и распятая между ними же, получает пинок в живот сверху. Сцена лишения девственности заснята в макро, и Тянь отдает должное каждому из присутствующих. Особенно аутичному гению Ян Цзу — ему пришлось пересматривать весь материал вместе с ним, чтобы подготовить эту презентацию. Первое видео показано почти все, следующие — фрагментами, по минуты-две. Тянь отобрал самые блевотные, и на Вэнь Мэй смотрит особенно пристально. Представляет ли она на месте реальных жертв собственных детей? — О, точь-в-точь, как со мной в приюте! — подает голос Хичин, кивая на пацана, впечатанного головой о стену. Насилуют его, прикладывая головой о землю снова и снова, и на красное от крови лицо кончают мутно-серым. — Тока меня не так сильно били, не до смерти. У этого жмура висок проломлен. Члены отряда почти одновременно бросают на него взгляды. Одинаковые. Мама-Мэй протягивает ладонь. Хичин не сразу понимает, что на нее следует выплюнуть резинку. Бесит же. — Ну, как вам кинчик? — интересуется Хэ Тянь, поворачивая лэптоп обратно, экраном к себе, когда он гаснет. — С пивасом зайдет? И под закусочку? С чем такое порево обычно употребляют? — С кокаином, — подает голос громила-Сэйха. — С психическими расстройствами, — приподнимает бровь Фэн. — С пулей в жопе, — безапелляционно припечатывает Вэнь Мэй. — Моя дорогая, — Хэ Тянь расплывается в нежной-нежной улыбке и раскидывает руки, как если бы ожидал, что мама-Мэй запрыгнет в его объятия. — Да ты чемпион по игре в вопросы! Слышали? Все берите пример с Мэй-Мэй! — У нас задание?! — воодушевляется уже без того взбудораженный Хичин. — Да, малыш, — Хэ Тянь поднимается с места, убирая глок в задний отсек портупеи под пиджаком. — Условные знаки учили? — Два пальца значит огонь на поражение! — вскидывает руку Хичин. Мама-Мэй закатывает глаза. Хэ Тянь проходит мимо, хлопает парня по плечу и кивает: — Выдвигаемся. Он не раздражен. Хичин, может, и придурок, но из всей команды — самый меткий. Хэ Тянь своими глазами видел. Как этот панк выбивал зенки и мизинцы продавцам рыбного из травмата с двадцати метров — просто по приколу. Встреча с потенциальными партнерами назначена в «Saint Bridges 圣桥» — ресторане пятизвездочной гостиницы. Изолированная вип-зона с хорошей шумоизоляцией: черные стены, суккуленты в бетонных горшках, фонтан с ледяной подсветкой, живые цветы в квадратных вазонах. Минималистичный интерьер. Золотые воротнички, обступившие босса полукругом, вписываются в него как литые — хоть сейчас щелкай на обложку, с Хэ Тянем на первом плане. Он вообще не носит галстуков, даже воротник под горло не застегивает — душит. А вот глава американского представительства разодет по-цыгански: кольца, цепи, шуба из натурального меха. Безвкусно-гламурный жирнич с пухлым, почти детским лицом. Его подсосы выглядят контрастно на фоне: обычные черные громилы в белых рубашках. Хэ Тянь со своими сливается, только порода и схожесть с лощеной пантерой — внешностью и витальной аурой — выделяет его, как лидера. Он сидит напротив Кинеса Б. и наблюдает за тем, как тот разрезает свиную рульку ножом для стейков. Как ест, пачкая пальцы в масле и развалившись на банкетке, словно барон. Тянь держит осанку ровно, сложив пальцы перед собой. Он терпеливый. Он не торопит. — [Такие дела, господин Хэ], — лениво тянет Кинес, в ожидании, пока один из его подчиненных не поднесет к лицу салфетку. — [Китай очень перспективный, но закрытый рынок. Нам нужен надежный посредник], — пыхтит, меняя положение, комкает грязный бумажный платок. — [Ваш старший брат ответил отказом, однако, полагаю, у него просто кишка тонка… да и мозгов, как у курицы. Про вас я наслышан — вы не глупы, смелы, амбициозны. И, конечно же, осведомлены, какие суммы фигурируют в контракте.] Хэ Тянь улыбается. Сладко — обезоруживающе, ловит взгляд маленьких сальных глазок напротив и давит обаянием, как кашемировой перчаткой по лицу гладит: — [Благодарю за оказанное доверие], — его голос шершавится бархатом. Он едва дергает бровью, понимая, что все идет, как надо. Ситуация под контролем. Кинес Б. едва не кончает от самодовольства, очевидно, уже представляя, как будет насаживать глотку Хэ Тяня на свой малюсенький хер. — [Вы поступили правильно, что обратились именно ко мне. Мой старший брат, как бы это сказать… несколько старомоден.] — [В моде всегда были и будут хлеба и зрелища!] — хлопает по столу амбассадор снафф-пиздеца. — [Вы просмотрели материал?] — вытаскивает из портсигара толстую гавану. Подносит к подставленной зажигалке. Раскуривает. — [Ну, разумеется], — Хэ Тянь прищуривается. Незаметно меняет положение на кресле, неуловимым движением зрачков переглядывается с мамой-Мэй. — [Мы все], — обводит пальцем «воротничков» за своей спиной, — [посмотрели.] — [И как вам?] — Кинес Б. обнажает бриллиантовые зубы в снисходительной ухмылке. — [Вот где они — новые деньги.] — [Должен признать], — Хэ Тянь складывает руки над головой и потягивается. Лениво-расслабленно — как и положено большой хищной кошке, — [впечатления], — складывает пальцы на правой ладони, направляет в Кинеса, — [убийственные], — и «стреляет». Два пальца. Синхронно — дула пистолетов, направленные на сопроводительную свиту. Два пальца — значит огонь на поражение. Они не успевают среагировать. Когда громилы тянут руки за своим оружием, пули уже летят в них с оглушительным залпом. Два пальца — тринадцать трупов. И одно лицо напротив. Кинес белее мела — не дышит, глаза больше раза в два. — [Как вам?] — теперь его голос ниже; взгляд — пуля, приковывает к месту, как канцелярская кнопка — розово-зеленый стикер. Такого же цвета на Кинесе рубашка. — [Я не взял с собой камеру, но], — Хэ Тянь поднимается с места медленно, без суеты и резких движений, — [мы можем сымпровизировать, экспромтом.] — [У…ублюдок], — шепчет Кинес одними губами. Его подбородок и руки, и тело трясутся, — [т-теб-бе это с рук…] — Хичин, малыш, — голос Тяня все ниже, а взгляд все тяжелее — весь мир Кинеса Б. смыкается на черных зрачках, расползающихся до размеров гребаной, черной-черной дыры, — вот у тебя камера на телефоне неплохая. — Да, босс! — с готовностью отзывается парнишка с выбеленным ирокезом и двумя колечками пирсинга на губе. — Только зарядки мало. Вы как-нибудь по-быстрому, ладно? Вибрация наушника, загоревшаяся подсветка — Хэ Тянь жмет на кнопку и вытаскивает сигарету изо рта. Проплывающий мимо ночной город мажет по его лицу штрихами голубоватого и желтого света. — Почему ты просто не отказал? — Привет, — выдыхает дым за окно, — как дела? — Ты нахера его убил?! — Чэн еще не знает, что Хэ Тянь… — Надо было тебе делать это именно в моем отеле? — в общем, не ограничился убийством. — Нашем, гэгэ, — Тянь бьет сигаретой о переносную пепельницу. — Этот ублюдок заслужил. И кстати, он назвал тебя идиотом. — Хуй я клал на то, что он сказал, — стальные ноты в голосе Чэна такие родные и знакомые — Тянь вытягивает ноги и кивает маме-Мэй, ведущей машину. Та делает радио потише. — Ты не можешь стрелять в каждого, кто тебе не нравится. — Хн-н, ну пожалуйста, — Тянь облизывает зубы, скалится. Если бы Чэн сейчас видел его лицо — зашел бы с другой стороны. — Хэ Тянь… — или он знает? — Резюмирую: ты в дерьме. Ты, блядь, даже не представляешь, как вляпался. — На той стороне трубки слышно суету техперсонала. Вероятно, уже подтирают кровь. И дерьмо. — Ты подставил нас. Думаешь, отец погладит тебя за это по головке? — Да? — дергает бровью, крепко затягивается. — Круто, — выдыхает. — Значит, мы квиты. Чэн молчит. Трет переносицу — наверняка. Слышен стук его ботинок и грохот проносящейся мимо тележки с ведром. Скрип двери и тишина. Когда Чэн говорит опять, его голос мягче: — Я понимаю. — Дотлевающая сигарета на губах Тяня повисает неподвижно. — Ты зол. Но пойми и ты — твой поступок ничего не изменит. — Я знаю. — Предложение рождается на спрос. — Я знаю. — Они придут за тобой. — Я знаю. — И не прекратят клепать это дерьмо. — Я знаю, — Хэ Тянь больше не фиглярствует. Щелчком отправляет сигарету за опущенное стекло. — А еще ты знаешь, — заводится Чэн, — что выбор у тебя был. На кой черт ты просмотрел этот материал? — Хотел единолично увидеть, что стало бы с моим… — Хэ Тянь проглатывает слово. И еще одно, — если бы не пошел у вас на поводу. Пять лет назад. — Я не виноват. — Я знаю, — Хэ Тянь стискивает телефонный корпус — металл и пластик. — Я тоже. Швырнул бы за окно, даже не отключаясь, но Чэн прав. Виноватых нет. — Как мне надоело подтирать за тобой… — и он устал. Говорит с чувством и очень искренне, но Тяню не жаль. — Перед отцом сам отчитаешься. — Ага. До скорого. Хэ Тянь просит припарковаться у высотки. Горячий душ, пару шотов виски безо льда, покой и одиночество — всё о чем он мечтает в данную минуту. Мэй-Мэй опускает ручник и наблюдает за тем, как Хэ Тянь отстегивает ремень и хлопает себя по карманам. — Вы всё правильно сделали, — говорит она, когда открывается дверь. Хэ Тянь оборачивается. Сталь в ее глазах ловит белый фонарный свет — подсвеченная радужка еще горит адреналином. — Этой раковой опухоли здесь не место. Хэ Тянь улыбается — устало. Откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Вэнь Мэй продолжает: — Честно говоря, босс, вы меня удивляете. Постоянно. — Нравится работать на меня? — поворачивает голову. Взгляд не ловит — Мэй уже смотрит перед собой. — Работа есть работа, — пожимает плечами, а Хэ Тянь выходит. В спину ему бросается: — но, да. Нравится, — она чуть нагибается, чтобы сдержанно улыбнуться, а Тянь опирается локтем о крышу автомобиля. Он серьезен: — Боишься за своих детей? — Нет, — отвечает честно и твердо. — Но такие ублюдки недостойны жить. — Вот как? — смешок. — А я тогда чем лучше? — Тем, что задаете этот вопрос. Хэ Тянь отстраняется, когда машина сдает назад и, взвизгнув покрышками, разворачивается. Делает вдох и переводит взгляд вниз. Подсохшее пятно крови выглядит как просто пятно — еще более черное, чем ткань. Трогать его не хочется. Черные брюки, черная рубашка. И черная-черная тень, с черными-черными глазами, посреди залитой светом — белым-белым — парковки. Опьяненная смертью.

***

Две недели — один взмах метронома, точный ориентир установленного темпа. Хэ Тянь отключил телефон, мысли и чувства. Он знает — он пока не готов. Две недели — много, но ему хватило четверти часа еще тогда, в торговом центре. Прочувствовать разницу и не состыковать прозрачные трафаретные листы. Но если говорить об этом, то не по телефону. Об этом и тоже об этом, но другими словами. Так больше не может продолжаться. Набирает код и толкает дверь студии. Маятник летит вниз и останавливается. Хэ Тянь понимает это не из-за кроссовок на обувной горке, а из-за аромата, пахнувшего в лицо. Гуань Шань готовит что-то на его кухне.