well, aren't you sweet and attentive?

Лелиана проводит по краю бокала пальцем — красное вино отдаёт кислым на языке, и это хорошо, потому что иначе она выпила бы бокал одним глотком, потому что хочется заглушить эту тоску-пустоту-скуку, кровоточащую рану на шее. Нельзя. Она всегда на задании, всегда в танце, в Игре, и совсем рядом шуршит чужая тень. Бриала пытается её обыграть, оплетает сетями Зимний Дворец, но ворона — не муха, чтобы удержать её в паутине. Лелиана замечает её, взгляд Селины, перешёптывание слуг, важную поступь Морриган — и тысячу отличий. В юности от позолоты дворца и масок резало глаза. Лелиана жмурилась, держась за прямой спиной леди Сесиль, но не смогла бы отвести взгляда, даже если бы ей сказано было, что через мгновение она умрёт. Разве не счастье — умереть, когда красивая музыка льётся на тебя со всех сторон, влечёт за собою, а над тобой распускаются юные апельсиновые деревья? Вся жизнь — красивый танец, и даже последний поклон в ореоле из лепестков выходит ошеломляющим. Всяко лучше, чем умереть в канаве. Всяко лучше, чем умереть, не увидев сердца Вал Руайо, о котором писали в книгах и столько говорили эльфийские слуги. В юности Лелиана услышала голос Маржолайн даже прежде, чем увидела её острые черты лица и встретилась с ней взглядом. Она говорила неспешно, подбирая слова так, что они казались жемчугами. Нежный орлесианский акцент, низкие ноты в голосе, таинственность смешалась с аристократичностью. А потом Лелиана обернулась — и разглядела выразительную радужку-янтарь. Маржолайн проплыла к ней сквозь толпу и вежливо кивнула в качестве приветствия. «Это покровительница художников и музыкантов». «Не могу сказать, что я музыкант, но петь и танцевать обучалась». Смех слился с перезвоном колокольчиков на рукавах её необычного платья. «Так жаждете моего покровительства?» Лелиана жаждала, желала, как желают припасть губами к роднику. Возможно, из-за необычно ясного цвета глаз и острого взгляда, возможно, из-за тона, возможно, из-за походки и умения притянуть внимание одним мелким жестом изящной руки. «Я к вашим услугам, госпожа Маржолайн». В юности всё было совсем иначе. Краски давно потускнели, и открылось многое — в основном грязи и рваных ран. Лелиана делает ещё один мелкий глоток вина и обводит взглядом залу. Кадаш опять вьётся вокруг Жозефины. Её пронзительный взгляд напрягает. Игнис, конечно, не умеет манипулировать, в отличие от собственной сестры, — прямолинейно туповата, как кинжал, которым бьёт всегда в цель, — но это не значит, что она не может принести Жозефине боль. Иногда искренность острее лжи — а безбашенность приводит к ужасным последствиям. Будет чудом, если они с таким лидером вообще переживут ночь в логове змей. Каллен стоит совсем рядом, через два столика, и периодически бросает в её сторону жалостливые взгляды. Ему сделали, кажется, пятнадцатое предложение. Ни одного от серьёзных высокопоставленных господ, поэтому счёт можно не вести. Имартелл Кадаш пытается очаровать Вдову. Этой гномке Игра, кажется, пришлась по вкусу — перед ней впервые развернулось поле битвы, на котором требуется только отточенный холодным расчётом ум. Мимо неё проскальзывает высокая фигура в чёрном мундире. Она двигается с неспешным спокойствием, но несколько угловато и неловко. Тёмно-рыжие волосы собраны в тугой пучок на затылке — и в лучших традициях Орлея оттуда торчит заколка в виде цветка. Это было бы вычурно, если бы не осторожная работа мастера и нежно-белый цвет лепестков. Достойный игрок. Лелиана переводит взгляд ниже — и с восторгом обнаруживает мягкие высокие сапоги с тонкими ремешками. Только вот эльфийка соблюдает все традиции Орлея — поэтому всё, кроме сухих тонких губ, скрыто под бело-золотой маской. — Рада вас видеть, госпожа, — мягко улыбается она проходящей мимо даме и целует руку в перчатке. От ферелденского акцента сердце падает и отказывается возвращаться на место. — Ох, а мы знакомы? — Вы меня, бесспорно, не знаете, — увы, я лишь старая знакомая леди Бриалы, — но разве можно ничего не слышать о леди Хелене? В конце концов, ваша звезда уже восходит, — эльфийка говорит быстро, но разборчиво, добавляя в свою речь осторожный налёт орлесианского акцента — будто не родилась в этой стране, но прожила достаточно, чтобы перенять её культуру. Леди Хелена принимает правила Игры — с чрезмерным, кажется энтузиазмом — и чуть кланяется в ответ. — Вы кажетесь такой знающей и приятной собеседницей, что мне искренне жаль не знать вашего имени. — Диртера, если леди Хелен угодно знать моё имя. — Леди Диртера? Лелиана чувствует, как всё тело сковывает странное, почти болезненное предчувствие. Она отставляет бокал чуть дальше и вглядывается в фигурку эльфийки в чёрном. Тело довольно тонкое, но плечи широкие, спина прямая, походка ровная, голову держит гордо, хоть и эльфийка. Воительница. «Dirthera, Лелиана. У тебя слишком хорошо получается.» Эльфийка поднимает взгляд, и сквозь прорези маски её глаза кажутся блестящими изумрудами. — Прошу меня извинить, леди Хелена. Мне стоит нанести визиты и другим гостям. Леди Бриала хотела бы, чтобы всё на празднике было идеальным. Леди Хелена не успевает ни ответить, ни попрощаться. Тафоа оказывается перед Лелианой в несколько шагов и склоняет голову, будто перед божеством. — Все только и говорят о представителях Инквизиции на балу в Зимнем Дворце. Но не увидев их своими глазами и не поверишь, что Сестра Соловей, пережившая Пятый Мор, и правда вновь посетила Игру. Каллен оборачивается на голос, ему не менее знакомый, и болезненно хмурится. Воображение или явь? Имартелл Кадаш замечает незнакомое лицо и будто натягивает воображаемую тетиву. Лелиана силится не расплакаться от счастья, потому что сердце бешено стучит где-то в горле. — Ты стала невероятно хороша в Игре, милая, — нежный шёпот только для них двоих. Тафоа исчезает так же бесшумно, как появляется. Всего несколько человек, включая леди Хелену, видят её за этот вечер — и все как один оказываются очарованы её манерами. Сильнее всего, как и в первую их встречу годы назад, очарована Лелиана, которая обнаруживает её на балконе после того, как Селена оказывается спасена, а на её место оказывается водворён Великий Герцог. Тафоа опирается о балюстраду спиной и внимательно следит за каждым человеком, проходящим мимо дверей. Лелиана почти робеет под её внимательным взглядом из-под маски, точно маленькая девочка, встретившая своего кумира. Но Тафоа улыбается, как всегда улыбалась только ей, и Лелиана прячется от крови, грязи и тревоги в её объятиях. — Я думала ты где-то на границе с Андерфелсом, — от Тафоа пахнет Милостью Андрасте. Ферелденом. Их домом. — Я была там. Но разве я могла упустить возможность пересечься с тобой? Лелиана тихо смеётся, носом утыкаясь в шею. Тепло. Светло на душе. — Как продвигаются поиски лекарства? — Никак, — честный до скрипа зубов ответ. — И… есть подозрения, что скоро вашей Инквизиции придётся столкнуться с чем-то масштабным и очень опасным. Не спрашивай. Не порти момент, Dirthera. — Тогда, может, потанцуем? Из распахнутых окон Зимнего Дворца льётся нежная, неторопливая музыка. Всё даже лучше, чем в юности можно было представить.